Осадное положение

Алькальды. Правильно говорит губернатор! От нового не бывает добра. Нам, алькальдам, удостоенным этого звания за свою мудрость и седины, хочется верить, что наши славные бедняки не иронизируют. Ирония — свойство разрушительного ума. Хороший правитель всегда предпочтет ему созидательную глупость.

Губернатор. Пусть все остановится! Я — царь не- подвижимости!

Пьяницы (выходят из таверны и толпятся вокруг Нады). Да, да, да! Нет, нет, нет! Пусть все остановится, добрый губернатор! Все кружится, все идет колесом, это настоящая пытка! Мы за неподвижность! Долой движение! Отмени все, кроме вина и безумства!

Хор. Ничего не изменилось! Ничего не происходит, ничего не произошло! Времена года движутся по кругу, а в безмятежном небе вращаются благонравные светила, послушные законам геометрии. Им противны шальные, сумасбродные звезды, которые поджигают небесные степи своей лохматой огненной шевелюрой, расстраивают тревожным воем нежную музыку планет, поднимают ветер и нарушают вечное движение по вечным орбитам, расшатывают созвездия, порождая на перекрестках неба роковые столкновения светил. Поистине все в порядке, мир приходит в равновесие! Стоит полдень года, высокая пора неподвижности! О счастье, счастье! Лето, благодать! Что нам за дело до всего другого? Гордиться счастьем нам дано опять!

Алькальды. За то, что у неба есть свои привычки, надо поблагодарить вашего губернатора, ибо он король привычки. Он тоже не любит распущенных волос. Все его подданные гладко причесаны!

Хор. Смирение! Мы всегда будем смирными, ведь ничто никогда не изменится. Зачем нам развевающиеся по ветру волосы, горящие глаза и пронзительный голос? Мы будем гордиться счастьем других!

Пьяницы (вокруг Нады). Отмените движение, отмените, отмените! Не двигайтесь! Замрем! Пусть себе текут часы, это правление не будет иметь истории! Высокая пора неподвижности — это вечное время нашего сердца, ибо оно самое жаркое и вызывает жажду!

Музыкальная тема тревоги негромко звучит уже несколько минут.

Внезапно она сменяется пронзительным воем сирены. Одновременно раздаются два глухих удара. Один из актеров, исполняющий на подмостках пантомиму, выходит вперед, шатается и падает прямо в толпу, которая мгновенно его обступает. Полная тишина.

На несколько секунд все замирают. Затем начинается суматоха.

Диего пробирается через толпу, люди расступаются, и мы видим распростертое на земле тело. Появляются двое врачей, осматривают лежащего и, отойдя в сторону, начинают взволнованно совещаться.

Молодой человек из толпы требует у одного из врачей объяснения, но тот качает головой, отказываясь отвечать. Юноша настаивает и, ободряемый народом, пытается заставить врача говорить. Он трясет его, приникает к нему в мольбе, и в конце концов его губы прижимаются к губам врача. Юноша шумно вдыхает, изображая, будто вытягивает ответ из уст врача. Внезапно отшатывается и с огромнымусилием, будто слово столь огромно, что застревает у него в глотке, произносит:

— Чума.

Народ падает на колени. Каждый повторяет это слово все громче и быстрее. Люди начинают разбегаться по сцене, описывая широкие круги вокруг стоящего на возвышении губернатора. Они кружат как безумные, все ускоряя и ускоряя бег, и вдруг разом останавливаются при звуке голоса старого Священника.

Священник. В храм! В храм! Вот она, божья кара! Древний недуг обрушился на Кадис! Небо насылает его на развращенные города, чтобы покарать их смертью за смертный грех. В ваших лживых устах пресечется крик, и пылающая печать ляжет на ваше сердце. Молите теперь справедливого Бога, чтобы он забыл и простил! Спешите в храм!

Кто-то бросается в церковь. Остальные под звуки набата механически кружат по сцене.

Астролог (в глубине сцены, невозмутимо, словно делая доклад губернатору). На небе вырисовывается коварное совпадение враждебных планет. Оно предвещает засуху, голод и чуму...

Его речь заглушает болтовня женщин:

У него на горле сидело какое-то огромное животное и сосало кровь, пыхтя, как насос.

Это был паук, гигантский черный паук!

Да нет, он был зеленый!

Никакой не паук, а морская ящерица.

Ты не разглядела! Это был спрут, огромный спрут величиной почти с человека.

Диего, где Диего?

Теперь мертвецов будет столько, что живых не хватит их хоронить!

Ай! Если б только я могла уехать!

Уехать! Уехать!

Виктория. Диего! Где Диего?

Во время этой сцены в небе появляются зловещие знамения.

Сигнал тревоги звучит все громче, нагнетая ужас. Какой-то человек с просветленным лицом, словно на него снизошло откровение, выбегает из дома с криком: «Через сорок дней конец света!». Люди в панике снова начинают бегать по кругу, повторяя:

«Через сорок дней конец света!» Стражники хватают ясновидца,

а в это время с другой стороны появляется Колдунья и предлагает лечебные снадобья.

Колдунья. Мелисса, мята,шалфей, розмарин, чабрец, шафран, лимонная цедра, миндальная паста... Не проходите мимо! Чудодейственные средства!

Солнце начинает клониться к западу, поднимается холодный ветер. Все смотрят на небо.

Колдунья. Ветер! Вот и ветер подул! Чума боится ветра! Все уладится, все уладится, вот увидите.

Ветер внезапно стихает. Вой сирены становится еще пронзительнее. Раздаются подряд два глухих удара. Два человека в толпе валятся наземь. Все падают на колени и начинают пятиться от лежащих тел.

Посреди сцены остается только колдунья, и у ее ног — двое лежащих мужчин с отметинами в паху и на горле. Больные корчатся и, сделав несколько движений, испускают дух. На толпу, которая продолжает отступать к краям сцены, медленно опускается ночь. Полная тьма.

Свет в церкви и в доме судьи. Прожектор направлен на дворец. Действие разворачивается поочередно в разных местах.

Первый алькальд. Ваша честь, эпидемия растет с невероятной быстротой, врачи не справляются. Жилые кварталы заражены сильнее, чем люди предполагают, и, думаю, надо скрыть от них правду любой ценой. К тому же болезнь пока свирепствует в основном на бедных и перенаселенных окраинах. Это единственное, что может еще утешать нас в нашей беде.

Одобрительный шепот присутствующих.

В церкви

Священник. Подходите, и пусть каждый публично исповедуется в своих самых черных делах. Откройте ваши сердца, несчастные! Расскажите друг другу о содеянном вами зле и о зле, которое вы замышляли, иначе яд греха непременно убьет вас и отправит в ад так же верно, как ненасытный спрут чумы... Я лично каюсь в том, что не всегда был милосерден...

Три исповеди-пантомимы сменяют друг друга во время следующего диалога.

Во дворце

Губернатор. Все обойдется. Досадно только, что я собирался на охоту. Такие штуки вечно случаются, когда у нас неотложные дела. Как же быть?

Первый алькальд. Не отменяйте охоту, ваша честь, хотя бы для примера другим. Народ должен знать, что вы умеете встречать превратности судьбы с безмятежным челом.

В церкви

Все. Прости нам, Господи, все, что мы совершили и чего не совершали.

Судья читает псалмы в окружении своей семьи.

Судья. «Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится.

Говорит Господу: «прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!»

Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы...»[1]

Жена судьи. Касадо, нельзя ли нам выйти погулять?

Судья. Ты уже достаточно погуляла в своей жизни, жена. Это не принесло нам счастья.

Жена. Виктория не вернулась. Я боюсь, не приключилось ли с ней чего дурного.

Судья. Жаль, что ты не боялась, как бы чего дурного не приключилось с тобой самой! И потеряла честь. Сиди дома, это самое надежное место среди бедствия. Я все предусмотрел. Мы запрем двери на время чумы и дождемся, пока она кончится. С Божьей помощью, мы не пострадаем.

Жена. Ты прав, Касадо. Но мы не одни. Другие страдают. Виктория, быть может, в опасности.

Судья. Оставь в покое других и подумай о семье. О своем сыне, к примеру. Вели доставить в дом столько провизии, сколько возможно. Заплати любую цену. Но запасай, жена, запасай. Настало время сберегать. (Читает.) «...Прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю...»

В церкви

Молящиеся продолжают тот же псалом.

Хор. «Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень».

Голос. О великий и страшный Бог!

Свет на площади. Люди движутся по сцене в ритме коплы.

Хор. На сыром песке и на море

Свое имя ты написал.

Мне осталось одно лишь горе...

Входит Виктория. Прожектор освещает площадь.

Виктория. Диего, где Диего?

Женщина. Он подле больных. Помогает тем, кто его зовет.

Виктория бежит к кулисам и сталкивается с Диего. Он в маске врача, работающего с зачумленными. Виктория отшатывается и вскрикивает.

Диего (мягко). Я напугал тебя, Виктория?

Виктория (кричит). О, Диего! Наконец-то! Сними скорей эту маску и обними меня. Прижми меня к себе, и никакая чума меня не возьмет.

Диего не двигается.

Виктория. Что-то изменилось, Диего? Вот уже много часов я ищу тебя, бегаю по всему городу в ужасе от мысли, что ты, быть может, заразился, и наконец вижу тебя в этой маске болезни и страдания! Сбрось, сбрось ее, умоляю тебя, и прижми меня к груди. (Диего снимает маску.) Я взглянула на твои руки, и у меня пересохло во рту. Поцелуй меня.

Диего не двигается.

Виктория (тише). Поцелуй меня, я умирают от жажды. Неужели ты забыл, что мы вчера обручились? Всю ночь я ждала сегодняшнего дня, когда ты должен бьш меня поцеловать. Скорей, скорей!..

Диего. Я полон жалости, Виктория.

Виктория. Я тоже, но только к нам с тобой. Потому-то я и искала тебя, звала на всех улицах, бежала, протягивая к тебе руки, чтобы сплести их с твоими! (Делает шаг к Диего.)

Диего. Не прикасайся ко мне, отойди!

Виктория. Почему?

Диего. Я сам себя не узнаю. Никогда ни один человек не внушал мне страха, а тут я не могу с собой совладать, это сильнее меня, и даже мысль о чести не придает мне мужества. (Виктория делает еще шаг к нему.) Не прикасайся ко мне! Возможно, я уже ношу в себе болезнь и могу тебя заразить. Подожди немного. Дай мне перевести дух, я потрясен, мне трудно дышать. Я даже не знаю, как приподнять этих людей и перевернуть их в постели. У меня руки трясутся от ужаса, и жалость застилает глаза. (Слышатся крики, стоны.) Они зовут меня,слышишь? Я должен идти к ним. Но береги себя, береги нашу любовь. Это рано или поздно кончится, иначе не может быть.

Виктория. Не покидай меня!

Диего. Обязательно кончится! Я слишком молод и слишком сильно тебя люблю. Мне отвратительна смерть.

Виктория (бросается к нему). Но ведь я-то живая!

Диего (отступая). Стыдно, Виктория, как стыдно!

Виктория. Стыдно? Почему?

Диего. Потому что я, кажется, боюсь.

Слышатся стоны. Диего бежит в ту сторону. Народ движется по сцене в ритме коплы.

Хор. Где правда? Где обман? Не верьте

Словам людским. Цена им грош.

Нет истины на свете, кроме смерти.

Все остальное — ложь.

Прожектор освещает церковь и дворец губернатора. В церкви поют псалмы, молятся. Первый Алькальд обращается из дворца к народу.

Первый алькальд. Приказ губернатора. С сегодняшнего дня, в знак покаяния перед лицом общей беды и дабы избежать опасности заражения, все публичные сборища запрещаются и всяческие увеселения отменяются. В то же время...

Женщина (кричит из толпы). Ай-ай! Они прячут мертвеца! Его нельзя так оставлять! Он отравляет воздух. Позор вам, мужчины! Его надо предать земле.

Суматоха. Двое мужчин уволакивают женщину.