Ехал он не спеша. Мысли текли плавно, и думалось как-то все больше о приятном. А что? Грех жаловаться. Бизнес в последнее время идет неплохо. Несколько палаток и контейнеров, которыми он владел на ближайшем рынке, дают стабильную прибыль. Хотя… Скучно это как-то, масштаб не тот. Скоро начнется строительство большого торгового центра, вот там будет где развернуться! Если бы еще московские чиновники были посговорчивее… А то тянут резину, тянут, ни да, ни нет не говорят. Объяснили бы просто — кому дать и сколько, — давно бы вопрос решился.
Армен аккуратно припарковал свой потрепанный, но шустрый «опель» на привычном месте во дворе. В гараж загонять не стал — погода хорошая, двор тихий, чужих почти не бывает, а если кто и появится — кому нужно такое старье! Он вышел из машины, оправляя стрелки на брюках, и не спеша направился к подъезду.
Дом был старый, с высокими потолками и толстыми кирпичными стенами. Армену всегда нравилось ощущение надежности и основательности — не то что новостройки с картонными перегородками! Этот еще сто лет простоит. Одно только неудобство — подъезд проходной, можно зайти и со двора и с улицы. Армен в первое время, когда только купил квартиру, путался даже. Потом — привык.
Но сейчас, набирая код на двери, он чуть не выронил бутылку. Изнутри слышался какой-то шум. Бьют кого-то, что ли? Похоже на то. Звуки ударов, вскрики, стоны…
Странно. Раньше вроде такого не случалось! Жильцы все интеллигентные, приличные люди (Армен специально поинтересовался, когда квартиру покупал). Это, пожалуй, стало решающим обстоятельством, перевесившим остальные соображения, — жить-то приходится не только со стенами! Важно, какие соседи тебя окружают. Он жил здесь уже пять лет и пока ни разу не пожалел о своем выборе, но сейчас просто кожей почувствовал опасность, как тогда, в Карабахе перед артобстрелом.
Армен застыл в нерешительности. На секунду ему захотелось вдруг убраться отсюда подальше — или хотя бы посидеть в машине, переждать, пока все закончится. Нечего лезть в чужие разборки. Так недолго и самому под раздачу попасть — ни за что, просто потому, что мимо шел. Он уже повернулся и хотел было пойти назад, к машине, но вдруг остановился. Мужчина так не поступает. Он же не трус и не баба, и в жизни уже повидал достаточно всякого, чтобы ходить, опасливо оглядываясь и в собственный дом зайти бояться! Даже противно стало.
Но так или иначе, с голыми руками лезть не стоит. Как говорил ротный, «лучше лишний раз быть осторожным, чем потом — навсегда покойником». Армен на всякий случай вернулся к машине и вытащил газовый пистолет, переделанный для стрельбы мелкой дробью, который он обычно возил в бардачке. Убить из такого, конечно, не убьешь, но напугать или покалечить можно. Вот только пакет с бутылкой руки занимает, неудобно. Повертев его в руках, оставил в машине. Мало ли что, жалко будет, если разобьется!
Он спрятал пистолет под курткой. Мелькнула еще мысль: может, зайти с улицы, с другой стороны? Хотя нет, уже три месяца эта дверь закрыта наглухо. И потом — какая разница, что в лоб, что по лбу… Армен постоял немного, собираясь с силами, резко выдохнул и вошел в подъезд, рывком открыв дверь. Сразу же метнулся к стене, слился с ней, притаившись за почтовыми ящиками, как будто что-то толкнуло в спину — не стой, мол, столбом на проходе! Теперь он двигался быстро, пружинисто, от вальяжной расслабленности не осталось и следа. Как будто снова оказался там, где за каждым камнем может притаиться смерть.
Свет в подъезде не горел, только солнце чуть засвечивало в маленькое окошко под потолком. А еще — было прохладно и тянуло сыростью, как будто раскаленный летний день остался где-то далеко. В полумраке Армен разглядел двоих крепких молодых парней, которые деловито и сноровисто избивали третьего, лежащего на полу. Вокруг все забрызгано кровью… Плохо же придется бедолаге, подумал Армен.
И кажется, не ему одному. Парни все-таки заметили его. Оставив свою жертву, они разом обернулись и направились в его сторону. Медленно так, не спеша… Как будто чувствовали свою силу и преимущество. Армен сглотнул слюну. По спине потекла холодная струйка пота. «Ну я вам! Не на того напали». Быстрым движением он выхватил пистолет.
— Стоять, суки, стрелять буду! — заорал Армен и зачем-то прибавил: — Морет кунем![4]
Он передернул затвор и нажал на спусковой крючок. Ахнул выстрел, пули ушли куда-то в стену. Нападавшие на секунду застыли в неподвижности, потом тот, что был чуть повыше, крикнул:
— Хватит! Уходим. — Он подхватил с пола какой-то предмет вроде плоского портфеля с длинной ручкой, и оба бандита выбежали из подъезда.
Армен еще удивился, что второй выход, оказывается, свободен! Когда тяжелая дверь хлопнула у них за спиной, Армен почувствовал, как противно дрожат руки и ноги. Уф! Кажется, пронесло. Не выпуская пистолета из рук, он подошел к лежащему на полу:
— Эй, ты живой?
Парень застонал и перевернулся на бок, пытаясь приподнять голову.
— Мм… Вроде да. Тошнит только. И голова…
Армен пригляделся повнимательнее — и узнал соседа по лестничной площадке. Максим его зовут, кажется. Странный он какой-то — молодой мужик вроде, а на работу не ходит, сидит дома целый день… Хотя, с другой стороны, вроде не бедствует, одет нормально, на машине ездит. И — вежливый, здоровается всегда, улыбается. В конце концов, кому какое дело, как люди зарабатывают!
— Э-э, Максим-джан, круто тебе досталось! Встать-то можешь? До лифта дойдешь?
— Попробую.
Максим резко выпрямился — и тут же стал заваливаться на бок.
— Нет, так не пойдет! Давай-ка потихонечку.
Армен осторожно подхватил его. Максим как-то сразу обмяк, повис на нем всей тяжестью. Здоровый, черт, килограммов девяносто весит, наверное… Медленно, осторожно одолели они шесть ступенек. Слава богу, хоть лифт работал — красный глазок сразу же загорелся. Армен отер пот со лба. Вот так же когда-то давно тащил он Акопа Григоряна, раненного в голову в бою за деревню Манашид, что на границе с Азербайджаном. Долго тащил, только потом в медсанбате узнал — уже мертвого.
В лифте было посветлее. Свободной рукой Армен осторожно приподнял Максиму голову, заглянул в лицо. Страшно стало: а вдруг он тоже… того? Умрет прямо на руках? Поди потом объясняй кому, что ты не верблюд и не убивал его. Тем более — московской милиции, для которой ты уже преступник, если волосы и глаза у тебя не того цвета.
— Ты как там?
Максим застонал и открыл глаза. Он был очень бледный, кровь капала из глубокой ссадины на голове, но взгляд вполне осмысленный, живой.
— Да ничего…
— Давай-давай! Все нормально будет. Прорвемся.
Наташа торопилась. Она аккуратно укладывала сумку, боясь пропустить, забыть что-то важное. Хорошо хоть, вещи достала загодя!
Паспорт… Билет… Ваучер для заселения в гостиницу… Что еще? Ах да, страховка!
Малыш вдруг заскулил и с отчаянным лаем бросился к двери.
— Ну что там такое! — Наташа недовольно поморщилась. — Тихо ты, сторожевая собака! Пришел, что ли, кто?
Точно, пришел — в дверь позвонили. Необычный был звонок, как будто кто-то держит кнопку и не отпускает ее. Наташа сразу поняла: что-то случилось. Еще до того, как открыла, до того, как увидела смертельно бледного, окровавленного Максима. Почему-то рядом был сосед по площадке — крайне неприятный тип. Таких сейчас называют «лицами кавказской национальности». Наташа, воспитанная советской школой с ее принципами интернационализма и интеллигентной мамой, не шипела, конечно, что-нибудь вроде «Понаехали тут, черножопые, всю Москву заполонили!», но соседа все же слегка побаивалась. Неприятно было видеть, как в привычную жизнь нагло вторгаются какие-то совсем чужие, посторонние типы и ведут себя уверенно, по-хозяйски, как будто имеют на это право. А что? Деньги есть — можно жить где хочешь и как хочешь, даже если вчера с гор спустился. А этот к тому же с виду — ну просто разбойник какой-то!
А теперь он стоял перед ней и поддерживал Максима, который, кажется, вот-вот потеряет сознание, и кровь Максима капала прямо ему на рубашку…
— Что стоишь, ахчик?[5] Помогай! — хмуро сказал он.
Через полчаса Максим с перевязанной головой лежал на диване, а Наташа суетилась вокруг.
— Так удобно? Не болит? Может, все-таки «скорую» вызвать?
— Да ну ее… Так пройдет. Мне уже лучше, — отмахивался Максим.
— Ну что за безответственность! — всплеснула руками она. — Должен ведь врач посмотреть. И в милицию надо обязательно.
Армен деликатно кашлянул:
— Ахчик, не надо милицию.
— Это почему же?
— Ну сама подумай! Вопросы начнутся, протокол, то, се… А у меня пистолет незарегистрированный, да еще и самоделка. Кому хуже будет?
— Так еще и пистолет был? — Наташа побледнела. Вот верно говорят, что первое впечатление никогда не обманывает. Разбойник — он разбойник и есть.
— Ага. Ты думала — я от них веником отмахивался?
Она закрыла лицо руками — и вдруг разрыдалась, горько и безутешно, как обиженный ребенок. Только теперь Наташа поняла окончательно, что, если бы этот противный кавказец не таскал в кармане незарегистрированный пистолет, ее брат мог бы так и остаться умирать на холодном полу в подъезде, и никто не пришел бы ему на помощь — ни врачи, ни милиция, ни Господь Бог.
— Ладно, ладно, ахчик, успокойся, — Армен подошел к ней, чуть приобнял за плечи, — все нормально. Я сейчас. У меня там, в машине, коньяк остался. Нам всем… не повредит.
Он шагнул было к двери, но Наташа удержала его:
— Подожди. Я даже не знаю, как сказать… Ну, в общем, — спасибо тебе! Ты — человек.
— А ты что думала, я — чурка с глазами? — Армен сказал это без обиды, но так устало и печально, что Наташа смутилась еще больше. — Или что я всю жизнь палаточником был? Я ведь, между прочим, на радиофизика учился! — Он подумал еще и добавил: — Меня Армен зовут.
— А я — Наташа. Очень приятно.
Вот и познакомились… Ей стало смешно и горько. Неужели непременно должно случиться что-то из ряда вон выходящее, чтобы узнать, как зовут соседа по лестничной клетке?
— Сейчас приду, — повторил Армен и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Он вернулся быстро, как обещал. Заодно и пульки успел подобрать в подъезде… Счастье еще, что время такое — все на работе, даже старушки с авоськами туда-сюда не шастают. Увидит кто — неприятностей не оберешься! А так — вроде тихо все.
Он как раз открывал бутылку на кухне, когда в дверь снова позвонили — резко, требовательно, отрывисто. Наташа вздрогнула. Кого еще там принесло? Может, хватит сюрпризов на сегодня? Она пошла открывать, но руки дрожали и даже колени слегка подкашивались. Армен двинулся за ней, встал за спиной, пока она возилась с замком, и от его присутствия было спокойно и надежно.
— Ахчик, ты в глазок посмотри сначала.
Неужели милиция? Но за дверью стояла Верочка — бледная, синяки под глазами в пол-лица, сама на себя не похожа.
— С Максимом… что? — еле выдохнула она.
— А ты откуда знаешь? — удивилась Наташа. — Позвонил он тебе, что ли, уже? Герой-то… Когда только успел?
Верочка привалилась к стене — и вдруг заплакала. Видно было, что это слезы облегчения, когда после страшного нервного напряжения человек позволяет себе расслабиться.
— Да заходи ты, господи, горе мое! На себя посмотри — краше в гроб кладут. С тобой еще возиться не хватает.
Армен покачал головой. Женских слез он терпеть не мог, а потому снова ретировался на кухню. Бабы между собой и сами разберутся.
— Наташа, кто там? — тихо спросил Максим из комнаты.
— Лежи, лежи! Верочка твоя пришла, — крикнула Наташа.
Армен даже позавидовал немного — везет же человеку! Такие женщины возле него. И переживают как!
Армен и Наташа сидели, притулившись возле низкого сервировочного столика на колесиках. Наташа специально подкатила его поближе к дивану, где лежал Максим, откинувшись на подушку и обнимая Верочку за талию. Отпускать ее от себя он не хотел ни на минуту, и Верочка все время держала его руку в своей, как будто хотела сказать: я здесь, я с тобой, я никуда не уйду!
Они пили коньяк из маленьких граненых стопочек, даже Максиму плеснули чуть-чуть, несмотря на Наташины протесты («Разве можно? У него же травма!»).
— Чисто символически, ахчик, чисто символически, — успокоил ее Армен, и Наташа сдалась.
Она еще поворчала немного, что специальных бокалов нет, чтобы пить по всем правилам — погреть в ладони, вдохнуть букет…
— Э, не заморачивайся, — Армен махнул рукой, — настоящий коньяк и из кружки пить можно… Если, конечно, под рукой больше ничего нет. Главное — вкус! Старики говорят, у вина душа есть. Ну и у коньяка тоже. Цаваттанем, дорогой!
И правда — напиток оказался изумительный, крепкий и мягкий одновременно. Как будто вся энергия южного солнца собралась в этой жидкости цвета темного янтаря. Они пили — и чувствовали, как тепло постепенно течет по жилам, разливаясь по всему телу, и напряжение спадало, отступало куда-то далеко… Даже Верочка совсем успокоилась, разрумянилась и сидела блаженно прикрыв глаза, но руку Максима все-таки не отпускала.
— Ну вот, теперь уже и жить можно, — весело сказал Армен, закусывая тонко нарезанным лимоном.
— Может, поесть хотите? — Наташа вдруг вспомнила об обязанностях хозяйки. — Я сегодня не готовила, но можно бутерброды сделать.
— Давай, ахчик! — Он как будто забыл ее имя. — Бутерброды — это хорошо!
Наташа не заметила, каким взглядом Армен проводил ее. Надо же, какая женщина красивая! Светлые волосы, голубые глаза — прямо снежная королева. Раньше, сталкиваясь с ней на площадке или в лифте, он этого почему-то не замечал, а теперь вот оробел даже. Непонятно, о чем с ней говорить, как вести себя…
Максим перехватил его взгляд:
— Видал, какая у меня сестренка?
— Да, похожа, — протянул Армен, лениво вертя в пальцах пустую рюмку, — строгая только очень.
— А то! Веришь — иногда сам ее боюсь.
— Ой, пойду помогу! — Верочка как будто очнулась, поцеловала Максима в висок и осторожно высвободилась.
Армен потянулся за бутылкой. Он неловко повернулся и случайно задел локтем шаткий и хрупкий журнальный столик. Ах ты, черт, неудобно вышло! Стопка книг разлетелась по полу. Он вскочил с места и принялся поспешно собирать томики в ярких глянцевых обложках с изображением старинных замков, летающих ящеров и полногрудых, легко одетых красоток. Все одинаковые почему-то… Зачем столько?
— Извини, Максим-джан, сейчас обратно сложу. Ты что, книгами торгуешь, что ли?
Максим чуть улыбнулся и покачал головой:
— Нет. Я их пишу.
— Что, правда? — Армен поднял брови.
— Правда-правда. Посмотри, там на обложке фотография есть.
Армен повертел книжку в руках.
— Точно! Похож! Так ты писатель, да?
В голосе его не было иронии — только искреннее удивление и, пожалуй, восхищение даже.
— Подаришь потом, ладно? С автографом?
— Конечно! Хоть сейчас бери.
— А про что там?
Максим не сразу нашелся как ответить. Армен явно не выглядел завзятым книголюбом и знатоком литературы.
— Фэнтези. Ну, вроде сказок для взрослых.
Армен ничего не сказал, но на лице его было ясно написано, что он думает о взрослых людях, которые читают сказки и даже готовы за это деньги платить. Совсем им больше делать нечего, что ли?
В комнату вернулась Наташа, неся поднос на одной руке, как официантка в ресторане.