Бегство Короля

К тому же — готовая отговорка от притязаний супруги Раи на его законные дни отдыха. Николай Алексеевич зримо представил себе ее поджатые тонкие губы, когда она будет говорить как бы невзначай, что надо бы, наконец, поехать на дачу, там дел невпроворот, крыльцо покосилось, забор вот-вот завалится и участок весь зарос сорняками… И как он ответит ей со спокойным достоинством и некоторой долей лицемерного сожаления: «Боюсь, ничего не получится. Мне работать надо. Видишь, сколько навалили? Просто не знаю, как управлюсь! Езжай без меня, мамочка».

И кто сказал, в конце концов, что работа обязательно должна быть неприятной?

Николай Алексеевич светло улыбнулся своим мыслям. Принтер монотонно жужжал, выплевывая страницу за страницей распечатанного текста, жара стояла такая, что и кондиционер не справлялся, но настроение это ему не испортило. Рабочий день подходил к концу, но домой он не торопился — терпеливо ждал, пока медлительный агрегат справится, наконец, с поставленной задачей. Кажется, даже ему лень… Ну вот, наконец, и последняя страница. Николай Алексеевич аккуратно собрал листки в папочку и сунул в свой необъятный, изрядно потертый портфель, с которым он никогда не расставался.

Через час он вышел из метро «Бабушкинская». Покосился в сторону автобусной остановки… Нет, народу полно, а катиться в раскаленной железной коробке, набитой потными, усталыми за день людьми, — уж увольте. Лучше пешочком пройтись. Сначала, вдоль шоссе будет шумно и пыльно, зато потом — благодать.

Николай Алексеевич медленно шел, чувствуя разогретый за день асфальт сквозь подошвы ботинок. Тяжелый портфель оттягивает руку, ну да ничего — ерунда осталась. Только перейти по мосту через мутноватую речку Яузу, потом пройти наискосок через парк по вытоптанной тропинке, потом еще два квартала — и дома.

По сторонам он не смотрел… А зря.

Свернув с оживленной улицы, он услышал быстрые, легкие шаги за спиной, но не придал этому особого значения. Он так ничего и не успел понять, когда сзади обрушился тяжелый удар. Мир раскололся на части, потом стало очень больно… Дальше уже ничего не было, только темнота.

Максим с Верочкой вернулись домой далеко за полночь. Вечер в клубе «Старый Джон» удался на славу. Максим выпил пару рюмок «золотой» текилы и пребывал в состоянии легкого, благодушного опьянения, когда мир кажется прекрасным и хочется любить и радовать всех людей без исключения. Верочка, раскрасневшаяся после зажигательных латиноамериканских танцев, выглядела чуть утомленной, и все-таки свежей и прекрасной. По дороге домой Максим все поглядывал в ее сторону, прикидывая, что продолжение вечера может быть еще более интересным…

Ключ почему-то никак не хотел поворачиваться в замке.

— Да, взломщик из меня никудышный! — пошутил Максим.

Верочка мягко отстранила его.

— Дай я сама. Он ко мне больше привык, — сказала она вполне серьезно, как о живом существе.

И верно — дверь открылась сразу же, легко и бесшумно. Верочка сбросила босоножки в прихожей, напевая «Corason espinado», но, зайдя в комнату, она вдруг изменилась в лице. Куда только девалась улыбка! Верочка выглядела так, как будто что-то напугало ее не на шутку. Она тревожно оглянулась по сторонам, быстро обошла всю квартиру, зачем-то заглядывая в шкафы и ящики.

— Веруня, что случилось?

— Максим, здесь кто-то был, — сказала она тихо, но твердо.

— Пропало что-нибудь?

— Да нет… У меня и красть-то особенно нечего. По кто-то здесь был без нас, это точно.

— Верунь, ты путаешь! Быть такого не может.

Она упрямо покачала головой.

— Точно. Полотенце по-другому сложено, коврик лежит не так… А главное — я же чувствую!

Максим обнял ее за плечи.

— Ах ты, детектив мой! Шерлок Холмс и мисс Марпл в одном флаконе. Устала ты, Верочка, вот и мерещится всякое. Давай так — я получу гонорар, и махнем куда-нибудь недельки на две. Хочешь? В какую-нибудь там Грецию или Турцию, а?

— Да ты что? Меня с работы уволят!

— Ну и пусть! Не век же тебе сидеть в секретаршах. Ты же у нас подруга великого писателя, муза, можно сказать!

Но Верочка не поддержала шутку. Она зябко поежилась и прижалась к нему всем телом.

— Максим, мне страшно.

— Чего бояться, глупенькая? Я же с тобой!

Она спрятала лицо у него на груди и вдруг заплакала. Максим даже испугался — он никогда прежде не видел ее слез. Он гладил ее плечи, руки, волосы, целовал соленые мокрые щеки, а она все плакала тихо и горько, как будто ничто не могло ее утешить.

Выходные прошли весело. И погода не подкачала — солнце, теплынь… Благодать, одним словом. К Лехе на дачу закатились все вместе — Максим, Наташа и Верочка. Даже Малыша с собой взяли. Наташа вначале долго отказывалась, но в конце концов Максим уговорил ее.

— Натуль, ну что зря в городе сидеть? — почти кричал он в телефонную трубку. — Поехали! Посидим, шашлыков пожарим, искупаемся, там водохранилище рядом. Малыш? Возьмем, конечно, пусть побегает. Ага, хорошо, собирайся… Купальник не забудь, через полчаса заеду.

В глубине души он чувствовал себя слегка виноватым за свое счастье — и ее одиночество. Очень хотелось, чтобы Наташке тоже было хорошо. А Леха до сих пор не женат, так что чем черт не шутит…

Ехать пришлось долго. Уже с утра все выезды из города оказались блокированы огромными пробками. Ну прямо переселение народов! — подумал про себя Максим. Он по привычке мыслил историческими категориями. Медленное движение разномастных автомобилей, набитых разнообразной хозяйственной утварью, детьми, тещами, бабушками, собаками и кошками, и впрямь напоминало исход кочевников.

Малыш смотрел на дорогу, высунув морду в окно, Наташа сердилась, что не поехали другой дорогой, а Верочка сидела молча, непривычно тихая и грустная. Сегодня Максим все утро убеждал ее, что посторонних в квартире не было, просто померещилось.

— Ну, может, я сам чего-то сдвинул случайно или положил не на то место! Ты же знаешь, какой я медведь. Вон вчера люстру чуть не раскокал. Уж прости. Видишь, с кем тебе жить придется!

Верочка вроде бы повеселела и успокоилась. Такое простое объяснение не приходило ей в голову. И все же… Что-то мешало поверить до конца.

Леха искренне обрадовался гостям. Долго водил их по участку, показывал дом, летнюю кухню, недавно построенную маленькую финскую баню и, как всегда, говорил без умолку:

— Ты, Ромен Роллан, все книжки свои пишешь? За компом горбишься? А тут вон — посмотри, благодать какая! Воздух! Природа!

Максим чуть усмехнулся. Почему-то Лехе казалось забавным именовать его в честь классика французской литературы. Он как-то даже поинтересовался: почему Ромен Роллан, а не кто-нибудь другой? Анатоль Франс там, к примеру, или Бернард Шоу? Ответ обескуражил.

— Знаешь, у меня когда-то родители библиотеку собирали. Ну, помнишь, когда собрания сочинений по подписке выкупать приходилось… Так этот Ромен Роллан столько написал — полки не хватало! А ты вон молодой еще, а тоже наваял немало. Станешь классиком — целый шкаф у кого-то займет твое творчество!

С тех пор прозвище он принял безропотно. Ромен Роллан — так Ромен Роллан.

Поток Лехиной болтовни рокотал, словно Ниагарский водопад:

— Ты когда сам-то домом обзаведешься? Молодая хозяйка вон у тебя, — он лукаво покосился в сторону Верочки, — там, глядишь, детишки скоро пойдут, не сидеть же им в пыли и духоте все лето?

Максим хлопнул приятеля по плечу.

— Ладно, ладно, успеется, какие наши годы! Помещик Троекуров… Пошли лучше искупаемся.

Вода была теплая как парное молоко. Пока все плескались, Малыш бегал взад-вперед по берегу с самым недовольным и озабоченным видом, пока, наконец, Максим не затащил его в воду. Пес проплыл до берега, высоко задрав голову, потом выскочил, отряхнулся, подняв целый фонтан брызг, посмотрел на хозяина с осуждением — не ожидал, мол, от тебя такого! — и улегся на безопасном расстоянии, похожий на волка Акелу из мультфильма про Маугли.

Верочка заплыла далеко. Она вообще любила плавать. Когда выходила из воды, Максим в который раз залюбовался ею. Ну прямо Афродита! Интересно, ей понравится Греция? Наверное. «Вот гонорар получу — и поедем», — решил про себя Максим.

Обратно к дому шли не спеша, разморенные солнцем, купанием, запахом трав… Верочка нарвала полевых цветов. Даже у Наташи лицо стало радостное, почти детское. Обычно строгое, озабоченное выражение исчезло куда-то.

Максим с Лехой взялись готовить мясо для шашлыка, а девушки отправились резать салат. Леха колдовал над мангалом вдохновенно и гонял Максима, как сержант — солдата-первогодка.

— Полешков наколи! Да не так мелко, а то угли рассыплются… Куда шампур суешь, пусть прогорят сначала! Эх, учить вас всему…

Когда над участком потянулся восхитительный запах, а мясо стало покрываться корочкой, Леха спохватился:

— Макс! Ты пойди девчонок позови. Что-то они долго там.

Приоткрыв дверь летней кухни, Максим сразу понял, что салата они дождутся не скоро. Увидев, что Наташа с Верочкой сидят за столом обнявшись, как сестры, и глаза у обеих на мокром месте, он сунулся было с расспросами, но Верочка мигом выставила его:

— Иди, иди! Допивайте свое пиво, или что вы там делаете. Мы сейчас вернемся. Дай поговорить спокойно. Нам есть что обсудить… Между нами, девочками.

Максим поспешно ретировался. Вид у него, наверное, был обескураженный. Леха спросил:

— Ну, что там твои дамы? Поссорились, что ли?

Максим пожал плечами:

— Женщины! Сами разберутся.

Когда Наташа с Верочкой вышли, наконец, торжественно неся огромную миску с салатом, глаза у обеих были красные, но в то же время… Что-то новое было между ними. Как будто рухнула невидимая, но прочная преграда, и стало наконец понятно, что делить им — нечего.

Пока Леха с Верочкой расставляли посуду на столе, Наташа отозвала брата в сторону.

— Максим… Возьми вот. Бабушка просила отдать тебе.

Он открыл маленькую коробочку — и аж зажмурился на мгновение. Синий камень сверкнул на солнце так ярко… Максим присмотрелся повнимательнее. Работа старинная, камень в форме кабошона[1] и почти нечитаемая, полустертая надпись по ободку вокруг него. Ну бабуля! Откуда только взялся у нее такой раритет? Ему же разве что в музее место!

— Ты что, Наташка? Зачем оно мне?

— Бабуля сказала — невесте подаришь, когда жениться соберешься.

— Ну, мы об этом как-то не говорили пока…

— А не важно, — отрезала Наташа, — ты же любишь ее? Так почему бы и не сейчас? Что вы, мужики, за народ такой — держитесь за свою свободу, как черт за грешную душу!

Они сидели в саду на шатких пластмассовых стульях и ели шашлык, запивая его холодным пивом. Спускались сумерки, длинный летний день подходил к концу. Где-то вдалеке слышался шум проходящего поезда, в кустах радостно заливалась какая-то птица, а в воздухе пахло травой, полевыми цветами и немножко — дымом от костра. Совсем не так, как в городе.

Максим прикрыл глаза. Редко, очень редко выпадает человеку пережить такое удивительное чувство умиротворения и покоя, полной гармонии с собой и с миром. Хочется продлить его как можно дольше, чтобы потом сохранить в тайниках своей памяти как драгоценность, как сокровище.

И в самом деле — права Наташка! Если у них с Верочкой и так все понятно, то почему бы не сказать об этом вслух прямо сейчас? Лучшего момента, пожалуй, не придумаешь.

— Минуточку внимания! — Максим постучал ножом по пивной бутылке. — У нас сегодня особенный день.

Все повернулись к нему, и даже Малыш, разомлевший от долгого жаркого дня и обильной еды, посмотрел вопросительно и навострил уши.

— Верочка! Я даже не знаю, как сказать. «Выходи за меня» — слишком обыденно, «будь моей женой» — банально… Ну не руку и сердце же тебе предлагать, как в романе! В общем, я хочу, чтобы ты всегда была со мной. И в знак этого — вот…

Он неловко полез в карман джинсов, вытащил коробочку с кольцом и положил на стол перед ней.

— Вот, это тебе. Если ты согласна, конечно.

Верочка открыла коробочку, охнула и осторожно достала кольцо.

— Какое красивое! — выдохнула она. — Спасибо, Максим! Я… — Голос ее чуть дрогнул. — Я так ждала этого!

На следующий день, в воскресенье, спали до полудня. Потом снова купались, жарили шашлыки… Верочка плела венки из полевых цветов, Малыш радостно носился по огромному огороженному участку, пытаясь поймать большую пеструю бабочку. В нем неожиданно проснулась щенячья игривость.

Максим вспомнил про фотоаппарат, прихваченный из города.

— Сейчас я на вас фотоохоту проводить буду! Сделайте, пожалуйста, умные лица!

Щелк! И Малыш запечатлен с бабочкой-капустницей, усевшейся ему прямо на нос. Щелк! Леха исполняет «танец с саблями» с шампурами в руках. Щелк! И Верочка в венке из ромашек и васильков, похожая на юную лесную фею, улыбается в объектив… И не разглядишь сразу, что в глубине глаз притаилась печаль.

Максим не знал, что всего через несколько дней он будет смотреть на эти фотографии со смешанными чувствами, переходя от отчаяния к надежде и от надежды — к отчаянию. А уж тем более что эти выходные на даче станут последними спокойными днями в его жизни, которая разделится на «до» и «после».

Не дано человеку знать будущее — может, и к счастью.

А пока… Казалось, что время замедлило свой бег, а городская жизнь с ее постоянной суетой осталась где-то далеко-далеко. Спохватились только к вечеру. Наташа взглянула на часы, ойкнула:

— Надо же, половина восьмого! Ехать пора, завтра на работу.

— Да ладно, — лениво отозвался Леха, — я вообще только в понедельник выезжаю. А сейчас — пробки везде, самое время для них. Остались бы, куда торопиться!

Максим был не против, но Наташа с Верочкой решительно воспротивились:

— Нам себя в порядок привести надо!

Максиму стало смешно. На его взгляд, именно сейчас они выглядели лучше, чем когда-либо, но спорить он не стал.

Домой возвращались поздно, ближе к полуночи. Максим вел машину, сосредоточенно следя за дорогой, а Наташа с Верочкой устроились на заднем сиденье и самозабвенно обсуждали достоинства и недостатки косметики «Орифлейм». К их разговору он не прислушивался, но оттого, что две дорогие и близкие ему женщины нашли, наконец, общий язык, на душе было тепло и спокойно.

В понедельник утром Максим бесцельно слонялся по квартире. Вот так всегда! Пишешь книгу — торопишься закончить, а дописал — наваливается пустота и скука. Надо бы в издательство позвонить, что ли, — узнать, нет ли претензий по тексту, ну и насчет гонорара намекнуть… Только ведь рано еще, всего девять часов. В это время там еще нет никого.

Максим подхватил с полки томик Куприна и залег на диван. Верно говорят, что ждать и догонять тяжелее всего, так зачем дергаться зря? Можно заняться чем-то более приятным и полезным — русской классической литературой насладиться, например. А то недолго и совсем обалдеть от своих колдунов с двуручными мечами. Около одиннадцати он с некоторым сожалением оторвался от «Поединка» и набрал знакомый номер.

— Добрый день. А Николая Алексеевича можно услышать? Максим Сабуров беспокоит.

Секретарша Леночка почему-то замялась и, как-то странно понизив голос, нерешительно ответила:

— Знаете, нет его.

— Ага. — Настроение у Максима сразу упало. — А когда будет?

— Не знаю, ничего не могу сказать, — быстро сказала девушка.

— Что случилось? Заболел он, что ли?

Молчание в трубке затянулось. Наконец, Леночка будто собралась с духом и выпалила: