Разобраться, какие из них могут быть симулякром, нам поможет очень простая штука. Я уже говорил о ней, а вы наверняка поставили против нее галочку на полях.
Это выгода. Когда кому-то почему-то важно, чтобы мы думали именно так, а не иначе. Думали, что у страуса именно три ноги, а его двуногость — злостная клевета семпронийцев (тицийцев).
Этот кто-то может отстоять от конкретного симулякра очень далеко. Ведь строительство виртуального мира похоже на цепную реакцию: дал толчок — и уже многие, многие люди увлеченно громоздят новые и новые зеркала.
Как это возможно?
Очень просто:
Людвиг Четырнадцатый направился прямо к Юкке-Юу и Туффе-Ту. У входа в их нору стояла сама Зайчиха.
— Мои мальчики больше не будут играть с тобой, — сказала она решительно. — Ты и твой брат только обманываете их. Я знаю, как вчера вы забрали у них пакет с медовыми пряниками.
— Разве тетя Зайчиха не знает, что вчера же вечером я вернул кулек? — возразил Людвиг Четырнадцатый.
— Ничего не знаю и знать не хочу! — сердито ответила Зайчиха и захлопнула дверь перед самым носом Людвига Четырнадцатого.
Он вздохнул и направился к другому своему другу — к белочке Агне Попрыгунье.
Белочка сидела на ветке и чистила шишки.
— Здравствуй, Агне! — крикнул ей Людвиг Четырнадцатый и завертел хвостиком. — Спускайся вниз, поиграем вместе.
— Мне нельзя играть с тобой, — ответила Агне. — Моя мама слышала от тети Зайчихи, как ты вчера забрал два мешка медовых пряников у Юкке-Юу и Туффе-Ту.
— Это неправда! — возразил Людвиг Четырнадцатый. — Был только один кулек.
— Это все равно! — И Агне запустила в него шишкой, но промахнулась.
— Это не все равно! — отскакивая, крикнул Людвиг Четырнадцатый. — Я ведь вернул этот кулек зайчатам. Я обманул только Лабана.
— Ну и все равно. Ты обманщик! — И Агне Попрыгунья перепрыгнула на другое дерево.
Людвиг Четырнадцатый чуть не заплакал.
«Пойду-ка я к ежику, — подумал он. — Ежик еще маленький, но уже мудрый».
Маленький ежик жил в старом сарае в глубине леса.
— Алло, Ежик! — крикнул Людвиг Четырнадцатый, подойдя к полуразвалившейся постройке. — Ты дома?
— Нет, — ответил голос. — То есть я хотел сказать: да, я дома, но меня дома нет.
— Не надо, не шути! Ведь это же я, Людвиг Четырнадцатый, твой друг. Выходи.
— Я не шучу, но я не хочу быть твоим другом, — сказал ежик. — Я думал, ты добрый. А теперь я знаю, что ты такой же обманщик, как и другие лисы. Думаешь, я не знаю, что вчера ты отнял три воза медовых пряников у Юкке-Юу и Туффе-Ту?
— Это неправда… — начал было Людвиг Четырнадцатый. — Всего один кулек.
— Нет, это правда, — сказал Ежик. — Моя мама слышала это от мамы Агне Попрыгуньи, которая слышала это от мамы Юкке-Юу и Туффе-Ту.
Людвиг Четырнадцатый понял, что Ежик не станет его слушать, и грустно поплелся дальше.
Теперь у него осталось только два друга: горностаи Оке и Бенгт.
Людвиг Четырнадцатый крикнул в нору:
— Выходите поиграть!
— Могу не, хочу не! — ответил Бенгт.
— Не могу, не хочу! — поправил его Оке.
— Нам нельзя! — закричали вместе Оке и Бенгт.
— Почему? — удивился Людвиг Четырнадцатый.
— Наш ежик слышал от мамы… — начал Бенгт.
— Наша мама слышала от мамы ежика, — поправил его Оке, — которая слышала от мамы Агне Попрыгуньи, которая слышала от мамы Юкке-Юу и Туффе-Ту, что ты выманил четыре горы медовых пряников у зайчат.
— Один кулек… — начал было Людвиг Четырнадцатый. — И совсем не я…
— Мы играть тебя с нами не будем, — перебил его Бенгт.
— Мы не будем играть с тобой, — поправил его Оке.
Вы замечали за собой склонность преувеличить то, что взволновало вас, — а иначе предмет волнения выглядит не так весомо, как того требуют обуревающие вас чувства? Если нет — теперь обязательно заметите. Это свойственно всем людям, в том числе, увы (или к счастью), мне.
(Увы, потому что врать нехорошо, и к счастью, потому что фантазия для писателя — штука полезная, как ни крути.)
И Юкке-Ю, и Туффе-Ту, и Агне Попрыгунья, и Оке с Бенгтом не любят хитрого лиса Лабана, затеявшего эту историю. Тем не менее они от души раздувают ее до необъятных пределов, выполняя план манипулятора — Лабана. А уж дальше зеркала такого наотражают, что и самому вдохновенному фантазеру в самом мутном сне не привидится.
Из этого клубка симулякров иной раз очень нелегко добыть первоисточник, напрямую связанный с чьей-то выгодой. Поди догадайся, что бескорыстное мифотворчество горностаев Оке и Бенгта растет из выгоды хитрого лиса Лабана, которого они терпеть не могут!
Итак, в пассиве у нас ни много ни мало — все события и факты нашего реального мира, мира № 1. (Или № 2?) Все события, то бишь, которых мы не видели, о которых знаем из текстов и картинок.
Иначе говоря, это история (события, которые произошли в прошлом) и новости (события, которые произошли только что или происходят сейчас). А вместе с ними — и огромный-преогромный массив самых разных текстов, растущих из минувших и нынешних событий рода человеческого.
То есть это — все наши представления о мире, почерпнутые из медиапространства — из текстов и картинок. Ни больше, ни меньше.
А еще это, конечно же, реклама. Она, как плесень, проникла во все и вся — и не разглядишь иной раз. «Я покорила Одинокую гору высотой 3456 м. над ур. м. в моих замечательных кроссовках SuperHooves! Это было незабываемо!..»
(Думаете, этот текст — о горном походе? Ничего подобного: он о кроссовках.)
— Мда, — скажете вы. — Спасибо и на том, что виртуальный мир не всю Вселенную заграбастал. Но как же быть без того, что он себе отхватил? Как быть без истории? Без новостей? Как жить и не знать, что в мире делается?
— Спокойствие, только спокойствие, — скажу я. — Я не говорил, что все наши представления — ложь. Я говорил, что наши представления, полученные из текстов и картинок — виртуальная реальность, мир № 2.
А он, как мы уже знаем, состоит вовсе не из чистой лжи.
Как вы думаете, каков общий коэффициент вранья в самых бессовестных, самых продажных новостях, просимулякренных по самое некуда?
На самом деле он не так уж велик. Думаю, в среднем — процентов двадцать, а то и меньше. Кто-то, кого манипуляторы упекли в зеркальный зал, ничего, кроме этих двадцати процентов, не увидит. Мы с вами, однако, народ предупрежденный, ученый, — мы можем смело пользоваться остальными восьмидесятью.
Чтобы вранье принесло выгоду манипулятору, оно должно подтвердиться чем-то, что не вызывает сомнений. Какая-то часть таких подтверждений — привычные симулякры, «бесспорные» и «очевидные»; но многие из них все-таки — факты, вроде небоскребов в Куала-Лумпуре. Хоть и не всякий может слетать в Малайзию да проверить, но все же сделать это гораздо проще, чем доказать душевность великого тицийского героя Грызоглота.
«Как сообщает SemproNews, в столице Тиции на площади Нежности снова собралась толпа разъяренных бездельников. Они скандируют слоган „Семпроны-макароны“, требуя геноцида всех семпронийцев и запрета семпронийского языка».
Что здесь правда, что ложь?
Действительно, в столице Тиции есть площадь Нежности; действительно, на ней снова собралась толпа; действительно, кто-то в ней орал этот слоган.
Вот только —
1) Толпа собралась с той же целью, с какой она собирается всегда: выпустить пар.
2) Она состояла в основном не из бездельников, а из обыкновенных людей, уставших от повседневной текучки — студентов, офисных работников, врачей, торговцев и др. и пр. (Бездельники, впрочем, тоже были — как же без них.)
3) Она была не разъяренной, а взбудораженной. Еще бы — такие дела творятся! Люди смеялись, знакомились, общались, взволнованные тем, что привычные рамки вдруг куда-то делись, и можно испытать сильные эмоции, по которым все они так соскучились. Одних девушек-то сколько!..
3) Слоган «Семпроны-макароны» начали кричать семпронийские провокаторы. К ним примкнули наиболее безмозглые любители повыпускать пар. Остальные 98 % толпы ничего не кричали и не делали, а просто стояли и смотрели.
Геноцида семпронийцев и запрета семпронийского языка никто не требовал. Но раз кричали «Семпроны-макароны» — значит, в глубине души (где-то очень глубоко) хотели?.. Как же иначе?..
Итого: основные факты изложены верно, но в сумме, тем не менее, получилось все шиворот-навыворот.
То есть симулякр.
То есть вранье.
Его тут — десять-пятнадцать процентов, не больше; но эти проценты-то и перевернули все с ног на голову — именно так, как нужно было манипулятору.
А что ему нужно? Новым симулякром подтвердить старый, известный всем семпронийцам: все тицийцы только и ждут, как бы сделать им какую-нибудь пакость.
Зачем это ему нужно?
Как зачем? Можно украсть у народа деньги и сказать: это все враги виноваты. Можно начать выгодную войну и сказать: мы защищаемся. Можно сделать что угодно: враг (он же козел отпущения) приготовлен заранее.
Любые «зачем» всегда будут упираться в такого «врага». Он необходим манипулятору, чтобы отводить от своих делишек народный гнев и напускать его прямехонько на объект, препятствующий манипуляторской выгоде.
Конец дружбы с лисенком Людвигом — увы, далеко не самый печальный финал таких манипуляций. Люди отдают свои жизни, здоровье, благополучие, искренне веря, что жертвуют всем этим ради добра, невозможного без победы над «врагом», — а на самом деле работают на манипулятора, подменившего им реальность.
Мне горько это говорить (никаких слов не хватит, чтобы выразить эту горечь): большинство жизней, отданных во имя Великих Идей, на самом деле отданы манипуляторам, которые вертят людьми и их реальностями, как фигурами на шахматной доске.
1.2. НА РАЗВЕДКУ
Чтобы как следует изучить виртуальный мир, нам нужно то, чем занимались герои всех приключенческих историй: разведка. Или, как говорят оперативники, внедрение в банду.
Внедряемся?..
Наша разведка начнется неожиданно — с рекламной паузы.
Зачем нужна реклама?
— Что за вопрос? — удивитесь вы. — Конечно, чтобы продать свой товар. Без рекламы покупатель ничего о нем не узнает.
А что именно он не узнает?
— Ну, во-первых — то, что такой товар есть.
Согласен. Еще?
— А еще — какие достоинства есть у этого товара, чем он лучше других товаров…
А вы часто видели, чтобы в рекламе перечислялись достоинства товара?
Нет, бывает и так, конечно. Например, в рекламе компьютера перечисляют его комплектующие, в рекламе какой-нибудь еды — ингредиенты (все натуральное, все с грядки), ну и так далее.
Но так бывает — когда? Когда реклама, во-первых, печатная, а во-вторых, большая. И все это написано не крупными буквами, которые видны издалека, а маленькими, где-нибудь сбоку. В телерекламе вы такого, скорей всего, не увидите.
А что пишется крупными буквами?
Во-первых — название товара (бренд). Во-вторых — одна-две кудрявых фразы, в которых красоты много, а смысла мало. Они называются слоганом.
В нем-то и сидит основной смысл рекламы. Вы замечали, что он никогда не связан с качествами товара? Наоборот, он уводит нас куда-то совсем влево — туда, где пылятся подержанные Подлинные Ценности, Нереальные Ощущения, Разумное, Доброе, Вечное и прочие штуковины, мало связанные с трусами или кремом для бритья. Здесь все имеет Превосходную Степень, а слова обязательно начинаются С Большой Буквы.
Зачем все это нужно?
А смотрите, как хитро: тапочек и кремов полно, а Вечные Ценности одни. И они, хочешь-не хочешь, действуют на каждого. Так к чему исхитряться-измысливать преимущества Нашего крема над Ихним (тем более, что часто и нет никаких преимуществ-то), если можно связать его с тем, что цепляет всех?
Перед нами — главный метод современной рекламы: нужно связать товар с тем, что дорого покупателю — тогда он обязательно его заметит. И реальность этой связи нисколько, ну нисколечко не важна.
А еще это — по совместительству — главный метод построения виртуального мира.
Он состоит вот в чем: чтобы вызвать у людей необходимую реакцию (желание купить товар, проголосовать за Партию Истины, перестрелять всех семпронийцев, и т. п.), ее связывают с чем-нибудь, что с ней на самом деле не связано, но этим людям очень дорого.
«Уют. Забота. Семья. То, что не купишь ни за какие деньги. Тапочки „Семейные“ — уют в вашем доме…»
«Великие люди отдавали за нее свою жизнь. Вам нужно всего лишь отдать за нее свой голос. Истина — то, за что не жалко и жизни. Голосуйте за Партию Истины…»
«Они хотят убить наших сыновей. Они хотят опозорить наших дочерей. Что ты сделал, чтобы их остановить? Довольно слов — нападем первыми…»
— Что за ерунда? — скажете вы. — Неужели так трудно головой подумать? Если я свяжу что угодно (скажем, кучу мусора) с чем угодно (скажем, со свободой) — что, все рванут за моей кучей? «Величайшее из прав человека — право на свободу. Сделай свой свободный выбор — купи мою кучу»?
Ну, в общем-то, да. С двумя оговорками: если кучу назвать не кучей, а как-нибудь поблагородней (например, символом свободы), и если заполнить рекламой весь город и всю страну.
(Вряд ли доход от кучи покроет расходы на рекламу, но это уже другая история.)
Дело в том, что такими ценностями заведует не рассудок, а другая часть сознания, которая называется мифом.
Это слово знакомо вам в значении «легенда, небылица, выдумка». Но у него есть еще и другое значение: «интуитивная, иррациональная часть сознания». Миф отвечает за все, что скрашивает рациональные схемы сухаря-рассудка: фантазию, искусство, образы и эмоции. Миф делает мир цветным и удивительным. Без мифа мы были бы машинами без сердца, без сказки и без чудес.
Мифологический компонент нашего сознания, который сидит в правом полушарии (а у левшей — в левом), воспринимает мир в виде образов — эдаких живых сгустков мира, которые не разложишь по полочкам. Самые главные из них называются архетипами.
Это такие программы, которые отвечают за ценности человека. Мать, дитя, Родина, дом, земля, любовь — это все архетипы. Когда Голландец Михель залез Петеру Мунку в сердце — он удалил из его операционной системы все добрые архетипы. Чем это кончилось, вы помните: Петер превратился в бессердечного робота, которого ничто не радовало и не огорчало.
За все, что связано с работой компьютерного «железа», отвечают драйверы — специальные программы, для того и созданные. Без драйверов компьютер «не видит» оборудование, даже если оно вставлено, куда надо. И сколько бы мы не объясняли операционной системе — смотри! да вот же он — обыкновенный принтер, а никакое не «неизвестное устройство» — без драйвера все насмарку.
За все, что связано с работой ценностей и эмоций, отвечают архетипы. Без них сознание «не видит» ценности — ему все равно, даже если рассудок говорит «смотри, как это важно!» И сколько бы он не объяснял эмоциям, что Золушке надо сочувствовать, а Мачехе наоборот, — без архетипов все насмарку.
Насколько рассудок — интерфейс операционной системы — далек от ее недр, где работают драйверы-архетипы, видно по нашей реакции на искусство. Мы ревем навзрыд над судьбой Белого Бима Черное Ухо, хоть и отлично знаем, что это кино, которое понарошку, и что киношного Бима (который не Бим, а Шарик, или как его там) никто и не думал мучить до смерти, а напротив — после съемок ему вручили полную миску ливера, ибо заслужил. Знаем, но все равно переживаем так же сильно… хотя — чего уж там! — не «так же», а гораздо сильнее, чем в жизни. Жизнь мелькает сплошной текучкой — и не успеваешь иной раз пережить все, как надо; а искусство бьет прямо в архетипы.
…Что-то это нам напоминает, верно? Что-то, о чем здесь уже говорилось.
Мы знаем, что придуманный мир придуман, но переживаем его сильней, чем настоящий, потому что он бьет прямо в архетипы.
А представляете, что будет, если бить нам прямо в архетипы, и при этом мы забудем, что придуманный мир придуман?
А ведь в рекламе мы это почти забываем.
Нет, мы посмеиваемся, конечно, когда замогильный голос декламирует — «Любовь! Самое драгоценное, что есть у человека! Дари любовь с каждым глотком кваса „Драгоценный“!» — но в супермаркете все равно останавливаемся именно перед этим квасом. Увидев знакомый бренд, архетипы тихонько попискивают — едва-едва, рассудку и не слышно. Это называется внушением.
Сейчас мы с вами осознаём ту же штуку, которую осознали когда-то, когда хорошенько познакомились с компьютером: интерфейс операционной системы — не весь компьютер, а его надстройка. Верхушка айсберга.
Только теперь мы сознаем это про наш собственный рассудок. В котором все стройно и красиво, как в Windows, и который не показывает нам ни одной фоновой программы.
Мы — это вовсе не только наш рассудок. А для манипулятора мы — совсем не наш рассудок. Для него мы — ходячие вязанки архетипов. Манипулятор делает прямо в них, как медсестра в вену, инъекции своих идей: Любовь — это квас, Семья и Уют — это тапочки, Истина — партия влиятельного бандита, семпронийцы — враги, которых надо убить, пока они не убили тебя.
Стоит нам осознать это — и логика подводит нас к невеселой истине (с маленькой буквы): слоган не имеет ничего общего с целями его авторов. Слоган и цели — разные вещи. Они никогда не совпадают.
А это значит, например, что митинг, где звучат какие-то лозунги и требования, организован не ради них. Любой лозунг любого митинга — квас, привязанный к Любви. Кажется: поорем его — и обязательно наступит Справедливость, к которой манипулятор прилепил наш лозунг. Так, во всяком случае, кричит нам архетип справедливости, куда была сделана инъекция.
А еще это значит, что любое массовое волеизъявление — когда весь народ, как один, выбирает Вождя (или хочет присоединиться к Семпронии, или сметает с прилавков квас и тапочки, или…) — любое такое волеизъявление говорит не столько о единомыслии народа, сколько об эффективной рекламной компании.
Нет, конечно, от этого оно не перестает быть полноправным: все мы выбираем, подставлять нам свои архетипы под виртуальный шприц, или нет.
Для того, чтобы вы ставили перед собой такой выбор, я и пишу эту книжку. Многие люди обходятся без него: зеркала нашептывают решение, и кажется, что выбора-то никакого и нет. Ответ очевиден! — покупай квас с тапочками! голосуй за Партию Истины! бей семпронов!..
…А еще все это значит, что любое приближение к вашим архетипам, если оно не бескорыстно, надо бы блокировать. Бескорыстно искусство: ему ничего не нужно от вас — оно просто трясет вашу душу, чтобы вы лучше прочувствовали сущность жизни.
Нет, вам самим выбирать, конечно. Но лучше подпустить к своим архетипам Белого Бима Черное Ухо, чем слоган со шприцом.
1.3. ВООРУЖАЕМСЯ
— Почему я должен воевать на чьей-то стороне, если никто не хочет воевать на моей?
Узнать врага — сделать первый шаг к победе. Невидимый враг непобедим.
Теперь, когда мы узнали, что живем не только в реальном, но и в виртуальном мире — мы знаем, как минимум, то же, что знал Сократ. Помните? «Я знаю, что ничего не знаю».
Это уже что-то. Теперь мы перед тем, как ринуться в озеро со скалы, успеем спросить себя: «а не мираж ли?»
А еще мы знаем, что наш враг, скорей всего, сидит совсем не там, где его рисуют привычные симулякры. Наш враг — сам виртуальный мир.
Мы не можем его уничтожить. Но мы можем сделать так, чтобы он не уничтожил нас. Мы можем не дать ему себя обмануть, не дать удержать себя в зеркальном зале. Мы знаем, что враг Семпронии — не Тиция, а враг Тиции — не Семпрония. Мы знаем, что их обоюдный враг — тот, кто им это внушает.