Российская нация. Этнонациональная и гражданская идентичность россиян в современных условиях

Теории этноса, этнологические теории развиваются еще со времен античности. И в них господствовали, с одной стороны, подходы универсализма всемирного исторического процесса, а с другой – замыкание народов в собственной универсальности и их деление на «хороших» и «плохих», «прогрессивных» и «отсталых». Но этничность, этнонациональность – явление динамичное, находящееся в русле всемирного исторического развития, но со своей самобытностью, своей судьбой. Эволюционизм становился методологией этнологии[47].

В марксистских и околомарксистских теориях этноса, этнологии превалировали объективные факторы в ущерб субъективным и ставилось развитие этнонациональных процессов в полную зависимость от социально-классовых факторов.

Но подходы к оценке этноса как общностей со своим «коллективным сознанием» и «коллективными представлениями» (Э. Дюркгейм) сохранялись. При этом важно отличать исторические, политические, психологические и иные теории этноса.

Этнос как общность людей – это одно из устойчивых естественно-исторических и социокультурных общностей людей. Этнос постепенно социализируется и закономерно обретает социально-политический статус нации сам или в союзе с другими этносами прежде всего в культурной самобытности и общности культур в согражданстве. Здесь не только согражданство индивидов, но и активное согражданство – участие всех этносов-наций данной страны в культурно-исторических и социально-политических процессах развития общества. Социально-политическая природа этнонаций, а не только социокультурная роль этносов – факт бесспорный в общественном развитии общности людей. Ситуация с разработкой теории этноса, нации и национализма через относящиеся к ним базовые понятия и термины в полной мере изложена в работе В.И. Козлова[48]. Анализ категориально-понятийного аппарата имеет в современный переходный период огромное значение, ибо он обретает новые смыслы. И главное то, что сами этнонации находятся в переходном состоянии. Значит и теория, отражающая их реалии, будет находиться в этом состоянии еще долго. Поэтому здесь не должно быть догм и абсолютизации, свержений и сведения счетов. Наука не терпит суеты, тем более наука в таких исторических категориях, как народы, этносы, этнонации, многонациональные сообщества.

Формы существования и сосуществования общностей людей с учетом этнического, этнонационального признака их становления и развития исторически весьма многообразны. Отсюда и многообразие мира этносов, этнонаций. Чисто условно эти общности на разных этапах исторического становления называют родом, племенем, союзом племен (народность-этнос), народом, этносом, этнонацией, суперэтносом, нацией-государством. Но при этом, если мы заняты исследованием этноса и его нового качества – этнонации, то закономерно, что этничность и национальность на индивидуальном уровне являются центральным звеном, предметом исследования, так же как и межнациональные общности на уровне их солидарности, сотворчества. Обобщенно этнос, этничность, нация, национальность как этнонациональная принадлежность и гражданство, как политическая, государственная принадлежность людей, их общности в различной степени взаимосвязаны друг с другом по сути, содержательно. И в борьбе за «чистоту» терминологии важно не потерять эту содержательную преемственность явлений и процессов. От родового понятия – к видовому, от частного – к общему исторически развивают общности людей, в том числе и этнического характера. В любом случае в более общем измерении все социальные и биологические, культурные и политические организмы состыкованы с природой и обществом в своем человеческом (индивидуальном и общностном) развитии. При этом в ходе исторического развития эти признаки могут обретать, в большей или в меньшей степени, социально-политические качества. Это продвижение от природной зависимости человека (и общности) к их социально-политической обусловленности. А этническое, этнонациональное есть локально-цивилизационный опыт реализации этой зависимости, обусловленности в исторической жизнедеятельности людей. И, бесспорно, его прогрессивное развитие.

И тут одинаково опасно замыкаться в родовом этническом, этнонациональном, как и искусственно навязывать сверху ту форму общности, до которой данная общность людей еще не дошла, не дозрела. Цикличность развития свойственна и для различных этнических, этнонациональных организмов. Л.Н. Гумилев не зря обращает внимание на то, что народы «рождаются, расталкивая соседей, живут, культивируют себя, создают механизмы своей защиты – социальный строй, аппарат своего воздействия на окружающую среду и на время, стареют, перерождаются и растворяются в соседях»[49]. Чрезвычайно прямолинейно, но истина в этих словах есть. Чрезвычайно сложна судьба этнического и межнационального в истории человечества.

В русском языке понятие «этнос» применяется с середины XIX в., а понятия «народ», «племя» – с древнейшего периода. Как отмечает В.И. Козлов: «Во-первых, термин «этнос» – чужд русскому языку, и обозначаемая им общность людей, связанных главным образом каким-то общим происхождением на определенной территории («родная земля») и единством языка («родной язык»), издавна обычно обозначались русским словом «народ» (от «родиться», «народиться»), казалось, достаточно понятным и без особой «теории» или «концепции»»[50]. В Толковом словаре русского языка В. Даля (1865 г.) говорится: «Народ – люд, народившийся в известном пространстве; люди вообще; язык, племя; жители страны, говорящие одним языком; обыватели государства, страны, состоящей под одним управлением; чернь, простолюдье, низшие, податные сословия; множество людей, толпа»[51]. В древнейшее время не было института этнологии и антропологии и потому утвердилось такое многообразие терминологии. И это не мешало людям жить, вступать в общности, созидать себя и других. Но народ, этнос редко кто считал мифом, ибо сами отождествляли себя, свою деятельность с общностью.

Термины «этнос» и «этнография» в большей степени у нас возникают как терминология научная, а не «народная». Во Франции и Германии, в период политического укрепления единства государства, преодоления племенной и территориальной разобщенности, больше стали применять термин «нация», который обретает уже политический смысл. Это период жесткого преследования этнического многообразия и насильственного обозначения политической нации на основе этнического потенциала доминирующего этноса-нации. Всякое иное преследовалось и каралось. Так что, нам сегодня – в начале XXI века – предлагают идти этим путем? Или нам предлагают американскую модель, где нацию создавали на англосаксонской основе, уничтожая индейцев и провозглашая деньги, капитал символом «национальной идеи», национального успеха? Этническое, этнонациональное никуда не уходит, не исчезает. Для защиты и утверждения политического статуса доминирующей этнонации можно подключить все государства. Но это оболочка, прикрытие, если нет внутренней гармонии единства многообразия. Термин «племена» активно применялся при проведении колониальной политики, чтобы обозначить отсталость «колониальных народов». В русском языке термины «народ», «племена», «народности» применялись примерно в одинаковом смысле. И в различных регионах по разному. В аварском языке слова «халкъ – народ» и «миллат – нация» отличаются по смысловой нагрузке. И в русском «народ» – это обобщенная характеристика, а «племя», «нация» – этническая.

Определение термина «племя», в четкой форме характеризующее особенности этой общности, было дано еще Ф. Энгельсом на базе материалов, собранных американским этнографом Г. Морганом по ирокезам и другим индейцам области Великих озер. В число основных признаков «племени» Энгельс включил: собственную территорию и собственное имя; особый, лишь этому племени свойственный диалект; право утверждать и смещать родовых старейшин и военных вождей; общие религиозные представления (мифологию) и культовые обряды; наличие совета племени, иногда – верховного вождя[52]. В русском языке слово «племя», связываемое В. Далем со словом «плод», применяется также для обозначения больших групп людей, объединенных общим происхождением или родством (например, «славянское племя», «германское племя»), В племени еще можно проследить кровнородственные связи общности, а в этносе-народе и, тем более, в этносе-нации трудно и даже невозможно. Но «род» и «племя» – это не абстракции. Не может быть абстракцией этнос, этнонация, возникшая на основе их общности.

Понятие «нация» по базовому смыслу тесно связано с понятием «этнос». Этот термин происходит от латинского «natio», которое в Древнем Риме имело смысл, близкий к русскому «племя» и употреблялось главным образом для обозначения племенных общностей; к отдельным племенам. Понятия «племя», а в какой-то степени и «этнос» в западной терминологии тоже истолковывались как более патриархальные и отсталые по сравнению с «нацией». Это трагедии колониальной системы. К. Маркс в контексте книги Г. Моргана «Древнее общество», рассматривая вопрос о названии племени древних германцев, писал: «Имя «германия» – новое и недавно вошедшее в употребление, ибо такое имя носило прежде лишь одно племя, которое первым перешло Рей, прогнало галлов… Мало-помалу это имя стало преобладать как название не одного племени (gens), а всего народа (natio)»[53]. Здесь отражен не только частный случай, но и закономерность, когда нация-этнос перерастает в общность нация-государство с общностной идеологией политической, гражданской идентичности, исходя из общностных признаков и идентичности прежде всего на основе доминирующего племени, этноса, а не возникая из небытия. Иногда термин «natio» подобно русскому «племя» употреблялся в смысле «людская порода»[54]. Поэтому важно подчеркнуть, что название современным нациям исторически дало прежде всего доминирующие на том этапе племя, народность. А участью остальных была ассимиляция. Термин «нация» здесь стал применяться для обозначения населения страны, государства как политической общности, государства. У нас сохранилось за этносом древнерусское понятие «племя», «народ», «народность», а потом и «нация» в этническом смысле. И в нашей литературе эти понятия часто применялись как тождественные. Правда, «народность» позже стала обозначать этнос на феодальном этапе развития, который якобы еще не стал этносом-нацией. Чаще всего к нациям относился правящий класс: во Франции, например, это преимущественно дворянство, в то время как низы оставались просто «народом» («people»)[55]. Отзвуки этих смыслов были и в России, когда термин «народ» подразумевал «чернь». Наши модернистского толка теоретики опускаются на этот уровень и чрезмерно увлечены понятиями, не всегда имея понятие о живом этносе, этнонации.

Ю. Бромлей предложил выделять: а) «основные этнические подразделения» – совокупности людей, обладающие наибольшей интенсивностью этнических свойств; б) «элементарные этнические единицы», или «микроэкономические единицы», то есть наименьшие составные части основного этнического подразделения, которые представляют предел делимости последнего; в) «макроэтнические единицы» – этнические общности, охватывающие несколько основных подразделений». Относительно наименьших подразделений Бромлей пояснил: «Поскольку предел делимости этноса, при котором в основном сохраняются его свойства, представляет отдельный человек, очевидно, таковой и является этнической микроединицей». Кроме того, он выделил «микроэтносоциальные единицы», отнеся к их числу прежде всего обычные семьи[56]. В этом плане, по-моему, шла путаница между этническими и межэтническими общностями качественно нового уровня их социальности и политичности. А сам по себе процесс был закономерным во всех смыслах. И надо было отражать его во всем многообразии, а не замыкать в рамки новых и старых догм.

Философы-истматчики в 80-х гг. продолжали попытки отделить «социальное» от «этнического», не понимая, что любое явление, будучи общественным и связанным с человеком и человеческим сообществом, не может быть несоциальным. В работах, касающихся теории нации, встречались возражения даже против того, чтобы считать язык как признак нации «этническим» признаком[57]. На страницах журнала «Советская этнография» были проведены две довольно широкие дискуссии, имевшие отношение к теории этноса: по этнической психологии как одному из отличительных признаков этноса[58], и вновь по историческим типам этнических общностей[59]. Ясно, что не только отдельные признаки, но и вся жизнедеятельность общности с этнической самобытностью ее проявления уже есть признак этничности, этноса, а впоследствии и этнонации. Самобытность, а где-то и неравномерность многих проявлений жизни сообщества с общей культурой, языком, традициями, миропониманием есть проявление их этничности.

Этнонациональные «взрывы» в бывших социалистических странах после падения социалистической системы опровергли многие теоретические конструкции в этой сфере. Вместо разумных выводов вновь стали господствовать крайности: от рассмотрения СССР как русского (в этническом смысле) империализма до подчеркивания угнетенного положения самих русских в России. Любая же борьба за свое национальное самоопределение даже в рамках единого государства с использованием ценности демократии и федерализма зачастую рассматривается при этом как национал-сепаратизм. А любая попытка укрепления государства истолковывается как великорусский шовинизм. Национал-сепаратизм! От кого и от чего, если одни отрицают наличие государственности у самих русских, а вторые отрицают государственную общность народов страны? Не справились с осмыслением реальных этнонациональных процессов и ученые-этнологи, они сами стали отмахиваться от этноса-нации, как от назойливой мухи, которая к ним привязалась, хотя все наоборот. Так, С. Чешко заявил об этничности: «Явление этничности… отчасти находится вне досягаемости научного анализа. Какие бы объективные корни не имела этничность, она в конечном счете представляет продукт человеческого (массового) сознания, спонтанную форму идеологического отражения и освоения социальной среды. Так этнос и этничность – это явления, которых в природе нет, а даны нам лишь ощущения. Таким образом, заместитель директора института этнологии и антропологии создает базу для выводов директора института о том, что нация-этнос – это миф. Этничность, вне всякого сомнения, имеет и иррациональную природу, как и любое явление. Наука же, оперирующая сугубо рациональными методами познания (чем она отличается, например, от религии или от искусства), ограничена в возможностях исследования иррационального»[60]. В.А. Тишков, заменивший Ю. Бромлея на посту директора академического Института этнографии (с 1991 г. – Институт этнологии и антропологии), заявил, что этносы – это якобы «умственные конструкции», что «нация – это политический лозунг и средство мобилизации, а вовсе не научная категория… это понятие, как таковое, не имеет право на существование и должно быть исключено из языка науки»[61], то есть это идеология, а не этнологическая реальность. Такое определение, скорее всего, относится к нации-согражданству, ибо у этнонации всегда есть культурно-языковые основы мобилизации. Институт этнологии и антропологии в лице директора и заместителя заявили о «роспуске этносов-наций», что не помогало, а мешало осмыслению насущных этнонациональных процессов в самые тяжелые годы. И такие теории, как пишет М.И. Буянов, «коренятся в психопатии мышления, связанной с наступившим периодом социально-экономических потрясений»[62]. Потрясению иррациональных взрывов поверглись не только нации-этносы, но и наше сознание. Многие этнологи ушли в этнополитологию, ничего не понимая в политике. А политики пришли в этнополитологию, не вникая в суть этнологии. С уходом марксистско-ленинского мировоззрения этнонациональные явления остались без философско-мировоззренческого обоснования и вернулись в лоно старого этнонационального сознания и самосознания, в иррациональную сферу. Здесь зачастую свои стереотипы и предрассудки ученые оформляют как теоретические концепции, хотя они таковыми не являются.

Как показывают примеры, социально-экономические потрясения сотрясают и страну, и массы, и даже умы. В этом случае выход один – успокоиться, не сотрясать дальше. Там будет видно. Главное тут не путать патологию и клинику с реальным этнонациональным, природно-социальным состоянием наций-этносов и нации-государства.

При различии влияния (в той или иной степени) на те или иные этносы, нации имеют значение и такие признаки, как территория (Э. Кушнер), экономика (А. Агаев), экономические связи (М. Росенко), «культурный признак» (Н. Чебоксаров) или «социальные связи» (Ю. Бромлей). Но когда речь идет о многонациональных общностях, стране, народе, государстве, эти признаки теряют жесткую этническую привязанность и обретают общие социально-политические и духовные признаки. «Национальный состав населения» и в современных условиях никак нельзя считать главным. Но настоящая теория призвана оценивать реальную сущность этнонациональных и межнациональных общностей и при этом выводить их на социально-политическую и духовную перспективу развития в рамках единого государства.

С. Токарев, характеризуя обусловленную этнографическую проблематику, выделил следующие вопросы: «1) Зависимость предметов материальной культуры (пища, жилище, одежда и пр.) от природной среды и хозяйственных занятий; 2) зависимость их от этнических традиций, проявление этнических особенностей, сходств и различий в материальной культуре, а отсюда – пользование предметами материальной культуры как источником для изучения вопросов этногенеза, этнической истории народа, культурных связей между народами; 3) другая сторона той же проблемы: принадлежность определенных форм материальной культуры в той или иной историко-этнографической области, независимо от различного происхождения народов – носителей этих форм культуры; 4) связь форм материальной культуры с различиями семейного состояния, пола, возраста их носителей: особенно касается это одежды и украшений, в меньшей степени пищи и жилища; 5) зависимость элементов материальной культуры от социальной структуры общества, от классовых различий; 6) связь форм материальной культуры с религиозными верованиями и обрядами; в частности, изучение обрядовой пищи, обрядовой одежды, реже – обрядового назначения построек или частей их; 7) связь с искусством: художественная сторона народной архитектуры и одежды – архитектурные украшения, вышивки и узорное тканье в одежду, стили орнаментов и т. д.; 8) изменения в материальной культуре народа в эпоху капитализма под влиянием проникновения товарных отношений, городского быта, стирание традиционных этнических особенностей; 9) изменение форм материального быта в своевременную эпоху в связи с социалистическими преобразованиями»[63], то есть при осознании этнического и тем более этнонационального как явления комплексного и перспективного со всеми связями и зависимостями. Такой подход достаточно разумный и проясняет многие сущностные основы этнонационального.

Этнонациональные и иные общности людей исторически формируют определенные конкретно-исторического типа социально-политические отношения, а не ждут Маркса или Энгельса, Тишкова или Чешко. Это процесс субъективный. Важно подчеркнуть, что в этом плане любой этнос – это и этносоциальная общность, и этнопотестарная общность. Потестарность (Ю.В. Бромлей) свойственна для всех этносов, наций, а не только и не столько для первобытных. Привязка потестарности и этничности лишь к «первобытным этносам» не позволила многим народам сохранить и умножить потенциал своей самобытности, самоутверждения его в современных условиях.

Характеризуя племена на примере ирокезов, Ф. Энгельс отметил такие их признаки, как наличие властных функций у совета племени, собиравшегося для обсуждения важных общих дел, существование военных вождей, а иногда и верховного вождя[64]. Любая общность людей и возможна как общность, если в ней формируется та или иная система власти и управления.

Это общая закономерность, когда этногенез проходит через этнопотестарную организацию населения. При таком понимании легче понять и генезис наций-этносов в нацию-государство. Это предопределено в результате генезиса.

Ю. Семенов предложил рассматривать уже «племя» не столько как этническую общность, сколько как «социальный организм», под которым он понимает «единицу исторического развития»[65]. В таком представлении о сущности племени есть элементы терминологической искусственности, стремление применять сущностные «видовые» термины для обозначения различных «внутривидовых» функций одной и той же сущности. Выше отчасти уже говорилось о том, что любой сформировавшийся и самовоспроизводящийся этнос является «социальным организмом» и тем самым «единицей исторического развития». В этом его ценность. При этом «этническое» не отделяется от «социального», первое своеобразное проявление второго. Их единство и формирует этнонацию. Потестарная организация действительно имела большое значение не только для племенной стадии общественного развития, но при этом она заложила основы перспективного социально-политического утверждения нации-этноса, а далее и нации-государства. Это исторический процесс творчества людей и их общностей.

§ 3. Закон сохранения этноса (этнологическое эссе – в поисках родичей)

Исторический характер формирования этносов, этнонаций признают этнологи всех направлений – начиная от классического, эволюционистского, диффузионистского, функционалистского и до социально-психического.

Тысячи этносов, этнонаций различной степени общности внутри– и межэтнонационального развития, организации и самоорганизации функционируют в современном мире. Это объясняется, во-первых, общими характерными чертами, свойственными для этнонациональных общностей, их внутренней самоорганизацией и живучестью. Во-вторых, различными уровнями общности ввиду различимых исторических, культурных, социально-политических и экономических условий жизнедеятельности этнонаций (этносов, племен, народов, наций, суперэтнонациональностей) и иных общностей. И чрезвычайно много подходов к оценке природы и перспектив этнонациональных общностей, в зависимости от того, на каких – традиционной или модернистской – цивилизационных началах они развиваются. Этнонациональные общности – это прежде всего локально-цивилизационная самобытность, развитие общности людей. Этносы, этнонаций, кроме того, исторически функционируют в постоянном этнокультурном, этносоциальном контакте в межэтнонациональном пространстве. Для конкретных этносов, этнонаций характеристики этого пространства различны. При этом, характеризуя этническое, этнонациональное, трудно определить меру трансляции собственного этнонационального потенциала и уважения, заимствования иноэтнонационального потенциала. Дифференциация и интеграция есть две стороны этнонационального развития и взаимодействия. Как известно, Л.Н. Гумилев и ряд других ученых рассматривают период рождения, зрелости и гибели этносов, этнонаций. Наверное, это и правильно – все рождается и умирает. Но такой подход был бы чрезвычайно упрощенным. Богатейший опыт этногенеза, кроме того, дает возможность открыть еще и всемирный закон сохранения этносов, этнонаций. Это видно в истории развития многих этносов, этнонаций, в частности, на историческом примере развития сарматов, скифов, аланов, гуннов. Для меня интересен пример аваров, которые, как свидетельствует еще «Повесть временных лет», исчезли совсем. Но если в начале XXI века я, как аварец, ищу в аварах своих родичей – значит, они не исчезли. Кроме того, многие атрибуты культуры и традиций, наверное, есть в этносах – культурах от Аравских степей, гор Кавказа и просторов Европы. Всемирное заимствование и культурное сотворчество свойственно для этнических, этнонациональных процессов.

Авары и Аварский каганат – загадочная страница мировой этноистории. Много неясностей в их истории как собственно развития, так и взаимодействия. Трудно определить, откуда авары пришли, где и когда останавливались, с кем ассимилировались и куда они делись – «сгинули як обры», хотя о них упоминание идет с древнейших времен и до X века. И нельзя забывать, что есть и аварцы, созвучный напрямую во многих смыслах народ не только по названию, но и по самобытности и воинственности. Авары, видимо, еще тогда включали в себя десятки уникальных народов, племен и культур, как и многие другие этнические образования, которые всегда были полиэтничными. И теперь трудно сказать, кто из аварских, дагестанских народов есть в той или иной степени прямые наследники, потомки тех авар, а кто был аборигеном для Дагестана, Кавказа и т. д.

Взаимосвязь и взаимозависимость народов и культур – мировая тенденция этнического, этнонационального развития. История и пути перемещения гунов, скифов, сарматов, хазаров, аваров и даже алан примерно одни и те же. Все они приходят или зарождаются, развиваются вокруг Каспия, потом через Дербентский проход идут к Волге, Дону и уходят в Европу в поисках благополучных мест и добычи. Авары в отличие от хазар оставили немало археологических памятников и название государства – Аварского каганата, который отмечен на древних картах. Маленькая часть аланов, которая оказалась где-то там, в Моравии, до сих пор сохранила свои россыпи. А авары, как мне представляется, уходят в Европу, оставляя, может быть, у Дербента и Тарки в Дагестане и далее в горах остатки тех или иных аварских и других племен, которые были вместе с аварами. Каспий ведь по природе своей тоже то наступал, то отступал. Различные народы и культуры также, видимо, наступали и отступали, перемешивались и размежевывались в этом исторически интересном и привлекательном для многих жизненном пространстве. Кавказ, Дагестан – один из центров зарождения человеческой цивилизации. Это видно по этническим и культурным потокам, которые отсюда шли. Трудно сказать, кто здесь был рожден, а кто стал здесь коренным и родным. Этнокультурное многообразие каспийско-кавказского региона исторически настолько велико, что трудно найти этнос на Евроазиатском континенте, который не уходил бы от Каспия или не приходил бы сюда в конечном итоге от Алтая, Китая, Аравии и до Европы. Вокруг Каспия работала исторически крупная «этнологическая лаборатория» по рождению, перемеживанию и воспроизводству этносов. В мире трудно найти такой уголок, который в такой степени «воспроизводил» бы этнические ресурсы для всего евразийского мира и оставлял бы после себя огромный этнический материал, как здесь – вокруг Каспия. Зарождался или приходил сюда этнос и устремлялся далее по Волге, по Днепру в Европу, или оставался здесь своими частями. Именно этот феномен чутко уловил и показал в своей книге «Тысячелетие вокруг Каспия» великий ученый и просветитель Л.Н. Гумилев. Его всегда привлекали Каспий, Кавказ.

Мы говорим об этнических, этнокультурных контактах, линиях, которые связывают один этнос с другим, но вместе с тем не очень, по-моему, четко себе представляем, что, говоря о разных этносах, мы имеем в виду и новое качество как форму преобразованной этнической энергии той же общности на ином историческом этапе. Из старых этносов зарождаются и новые общности. Полиэтничность, многонациональность характерна для народов мира, и особенно этого региона. При этом важно понять, что названия и даже культурно-археологические и антропологические характеристики многих могли меняться в результате перемещения этносов, внутриэтнических размежеваний, миграции, формирования новых суперэтнических общностей. Когда физики открывают закон сохранения энергии, то этнологи имеют не меньше оснований утверждать существование закона сохранения этноса. Смысл его в том, что ни один этнос не исчезает, не умирает, он просто обретает другую по форме общность, другое название, другую гамму культурных и иных особенностей, религию, а возможно, даже язык. Еще античные авторы свидетельствуют, что все народы Кавказа – это сарматы или скифы. Скифско-сарматские основы своего этногенетического бытия просматривают также и русские, казаки, татары и многие другие народы. Это отражает существующая в мировом масштабе этнокультурная взаимосвязь и взаимозависимость народов и культур. Гуны, авары, хазары – это не просто этносы, а мегаэтнонациональные общности, которые не только объединяют, но и оставляют после своего размежевания сотни различных народов на Кавказе и далее до Европы из своего ареала. Татары, аланы-осетины, армяне, азербайджанцы (антропогены), грузины, чеченцы, даргинцы, кумыки, лезгины, таты, лакцы, табасаранцы, агулы, рутульцы, кумыки, черкесы, карачаевцы, балкары, ингуши, кабардинцы, албанцы, удмурты, марийцы, башкиры и многие другие – это россыпи этнокультурного космоса. И здесь трудно определить, кто чей брат, а кто сват. Когда мы кого-то свергаем как иноплеменника, инородца, чужака, надо всегда задуматься над тем – не свергаешь ли ты своего предка, родича. Чаще так оно, видимо, и есть, ибо свергается, как правило, самый близкий.

Чрезмерно переплетены этнические связи, происходящие, возможно, из одних корней былой общности, адаптированных по сущности или по форме антропологически, культурно, религиозно и по прочим признакам к среде обитания – природной, культурной, религиозной. Для меня определенно присутствует связь между Гунами, хуннами, гузами, грузинами, скифами, уграми, удинами, удмуртами, сарматами, аварами, суварами, хазарами, албанцами, аланами, азербайджанцами, армянами, персами, руссо-славянами, тюрками, черкесами, грузинами, абхазами, ассирийцами и многими другими народами, которые исторически находились во взаимодействии в самых различных вариациях. Тут действует всемирный закон сохранения этносов, накопления и распространения этнической энергетики как основы развития многих народов в своем этническом многообразии. Борьба с этим многообразием, уничтожение этого многообразия есть преступление перед человечеством. Кстати, многие завоеватели в этом преуспели. Самое ценное в природе – ее многообразие, и самым уникальным и требующим особого бережного отношения к себе является многообразие природы самого человека, его стремление к общности людей, которые представлены в этносах, этнонациях. И это многообразие надо беречь как самобытный талант человека, объединяться в человеческую общность и создавать, благодаря коллективным историко-культурным деяниям, уникальные слои духовных и материальных ценностей. Это многообразие может проявлять себя в разных фрагментах керамики, иных атрибутов материальной и духовной культуры, но главное то, что различные элементы культуры, как, в частности, культура керамики, утвари, одежды на определенных этапах историко-культурного развития, свойственны для многих народов. Здесь действует, видимо, и другой закон сохранения и воспроизводства культуры.

Устье Волги, бассейн Каспия, приливы и отливы многих рек, цепь горных хребтов создают настолько уникальное природно-ландшафтное пространство вокруг Каспия, и в частности у притоков Волги, Терека, Самура, Сулака, что этот край стал центром притяжения и воспроизводства огромного этнического и культурного многообразия. Отсюда и устремленность на эту территорию более или менее активного этноса с разных мест и континентов, зарождение на этом пространстве новых этнокультурных объединений, этносмесей в благоприятном и богато пассионарно насыщенном регионе. Пассионарность личностей и общностей людей – это результат насыщения природной пассионарностью. «По зеленым лугам текли неглубокие речки, окаймленные ивами и камышом. Протоки были полны рыб и птицы, заливные луга служили прекрасными пастбищами для скота. Как и теперь в дельте Волги вызревали сочные арбузы и прекрасный виноград. Все благоприятствовало садоводству и земледелию»[66]. И эта действительно райская земля не могла не привлекать различные племена и этносы, которые устремлялись туда, где есть пища для себя и скота, более или менее умеренный климат и простор для хозяйственной и военной деятельности. Для межэтнических взаимодействий и объединений нужен простор. Отсюда и наличие вокруг Каспия огромных этнических потоков, смесей и переходов, охвативших пространство от Китая, Монголии и до Европы. В этом процессе действует еще один всемирный закон – смещение, интеграция и ассимиляция народов и культур, распад старых и возникновение новых суперэтнических объединений, которые поглощают десятки этнокультурно самобытных общностей и начинают воспроизводить этнические качества в новом феномене самобытной общности. Порой в новых формах, но переполненные старым содержанием. Отсюда и невозможность докопаться до корней происхождения той или иной этничности или суперэтнической общности. Примерно такова история и судьба аваров, которые были, скорее всего, не столько одним этносом, сколько многоплеменным народом, огромной рекой, внутри которой были сотни этнических притоков. И когда эти притоки попадают в поток мощной реки, тем более моря, трудно определить, где чей родник, где чей ручеек. Знают Волгу, Оку, Каму, еще несколько рек, знают Каспий, а тысяча ручейков и миллион родников теряют свое название и самостоятельную роль в этом огромном потоке. Но важно понять, что не было бы и крупных рек и морей без этих мелких родников. И глупо реке, морю противопоставлять себя, свою мощь тому родниковому началу, из которого они сами и состоят. Хотя часто так и бывает.

Название суперэтнического объединения «авары» может иметь различное происхождение. Есть древний Бог Ра, а есть и человек – Ар. Эта перестановка буквы «а» может иметь не случайный характер, ибо наиболее похожее на Бога создание – это человек разумный. На небе Бог – Ра, а на земле человек – Ар. Кроме того, может быть авары назвали себя так, чтобы отличаться от варвар, т. е. – а-вар – не варвар. Вариантов рассуждений и догадок может быть миллион.

Потом мы обнаруживаем целую плеяду народов, назовем их условно «арские народы». Удивительно, но наличие «ар» свойственно для названий многих древних народов. Это «авары», «булгары», «ассары» (ассирийцы), «хазары», «татары», «ар-мяне», «мадь-ары» (мадьяры), «сам-ари», «с-ар-маты», «д-ар-гинцы», «табас-ар-анцы», мордва (мардва) и многие другие. Это говорит о взаимосвязи народов целых континентов. Тогда народы находились не в поисках своей идентичности, а искали свое место на земле.

Может быть, когда-то слово «авары» переводилось как «люди с Аравии», которая интерпретировалась в Аварию. Когда бываешь в Ливане, Сирии, Йемене, встречаешь людей, удивительно похожих на кавказцев, дагестанцев. Хазары в Дагестане оставили свой след. Ассары – это люди с Ассирии, ассирийцы. Название «ар-мяне» тоже, видимо, из того же корня. И из того же ареала. Как, кстати, и азери (азари), азербайджанцы (азарбайджанцы). Как и арии – завоеватели Индии, видимо, называли себя людьми, не считая таковыми других. Такие традиции, идеи наблюдаются в этнологии, нередко их доводят до расистских и фашистских идей. Это уже искажение сути. Нет народов «чистых», нет народов «первосортных» и «второсортных». Многие антропологические и другие характеристики определялись исторически средой обитания. Тысяча народов и культур были «перемолоты» потом в татаро-монгольских завоеваниях. Здесь тоже «тат-ары» – название, которое можно перевести как «человек с гор»: тат – горы, а ар – человек. «Хазары», скорее всего, так были названы из-за того, что они ушли из степей и остановились в устьях рек, занимаясь рыболовством и земледелием. Скорее всего, это те же авары или смесь других племен, которые не ушли вместе со всеми дальше, в сторону Европы, а остались у воды, на воде и их назвали хазары. Другая линия идет по Волге, к Волжской Булгарии, докуда, видимо, доходило хетто-хуритское, гуннское, ираноязычное, тюркское, татарское и прочее влияние, где все эти племена смешались по всему пространству. На татар и других впоследствии было оказано сильнейшее тюркское влияние. Может быть, часть населения была тюркским по происхождению. Народы Прикаспия назывались еще и «каспиями». Они вообще не были кочевниками, ибо жили на прекрасных землях и не было им нужды кочевать, но часть населения вынуждена была уходить с новыми и новыми кочевниками. А часть из них уходила в горы. До сих пор трудно установить, где обитали авары точно и откуда они пришли в Дагестан, или здесь, у Каспия, организовались окончательно для завоевания Европы. Кто с кем тут перемешался? Линия «аварской культуры» в утвари, в керамике проходит от Ирана, Дамаска, Белиджи, Дербента и далее до Венгрии и Франции. Может быть, все народы, в названии которых в том или ином месте присутствует дефис «ар» – из одного этнического ареала. Только каждое из названий: ассары, сарматы, авары, хазары, татары обозначает, видимо, различные этапы их становления и ответвления. Поэтому проблема этногенеза авар, а далее и аварцев, непосредственно, как и многих народов Кавказа, Поволжья, Руси, Европы, связана с десятками этнических переходов и ответвлений по дуге переселения народов, которая охватила полмира. И здесь трудно сказать, где чей родник. Это все можно прослеживать, изучая и материалы этнографии, палеографии, этногеографии, археологии. Все «народы ар», «арские народы», но только не «арийцы» (ибо это название уже сумели дискредитировать) проходят, видимо, путь от Аравийских степей, Сирии (Сарии), Ассирии (Ассарии), Армении, Дербента (Дарбанда), Каспия, Волги, Карпат, Германии (гарманцы), Франции (фаранки) и далее. Повторяю, элементы культуры аваров можно встретить от Аравийских степей, до Каспия, Волги и Полонии – центра Европы. Жесткая квадратная планировка храмов и крепостей известна на Ближнем Востоке с 2000 г. до н. э.[67], то было свойственно для авар и хазар в той или иной степени. И все «народы ар» устремляются как по зову этнической энергетики к Каспию, Дербенту и далее, по Волге к просторам Полонии – райского места в Европе. Есть предположения, что аваров называли «речным народом». По-аварски река звучит как «ар» – «ор». И иранцев, возможно, тоже называли «аранцами». Кавказская Албания когда-то называлась «Аран». «Ирон», «Арон», «Иристон» – аристан и т. д. Все эти названия очень легко меняются в различных интерпретациях и в различных языках. Тут много всяких предположений. И местом исторической дислокации «народов ар», видимо, было пространство вокруг Каспия, которое называлось Хаз-ар-ским морем, «Дарбанд». И часть народов, уходя в походы, потом обосновалась на базе хозяйственной деятельности других народов, воюя и созидая, отдалялась от своего «материнского» этнического корня.

Народы же, которые обозначили себя крупными завоевателями или созидателями, всегда имели внутри своего этнического ареала сотни племен и этносов. И на каком-то этапе структуру их языка, религии, обрядов и даже культурных элементов определяло одно из доминирующих этноплемен. Так что феномен этнократии всегда имел место внутри различных межэтнических объединений. Мощная пассионарность и стремление обжить благополучную природную среду, которая приносила бы соответствующее хозяйственное благополучие и приводило к созданию крупных каганатов, ханств, царств вокруг доминирующих на том или ином этапе этносов. И далекие пассионарные походы порой не только были спасительными, но и часто гибельными для целых народов. Чрезмерная пассионарность приводит к истощению этнического организма – своего и других. «Народы ар» особенно активизируются к началу нового тысячелетия христианского календаря: сарматы – на рубеже новой эры, авары – IV–IX вв., хазары – V–X вв., татары, монголы, тюрки в древние времена и в XII–XVI веках. Многогранна и расплывчата линия прохождения, этногенеза «арских» народов.

Богатство ландшафта Прикаспия, прекрасный климат исторически привлекали сюда многие этносы. И все первое тысячелетие в этом регионе при всех перипетиях судьбы этногенеза господствовали именно «арские народы». Самар, Хазар, Арал, Булгар, Авар, Араб, Иран, Албания (Аран), Армения, Татария, Хорезм (Харезм), Терек (Тарек), Памир (Памар) и многие другие названия. Сам прикаспийский ландшафт привлекал сюда миграционные потоки народов вокруг Каспия, что приводило к активному перемещению народов и культур в этом регионе мира. Но культура любого народа не автономна. Она не прерывается даже с уходом этноса, этнонации с исторической арены, а может лишь перевоплощаться в той или иной степени. Мы уже говорим и о другом законе – культура тоже не исчезает, а обогащает другие культуры, может обрести иные этнонациональные формы – законе сохранения культуры, который срабатывает исторически, ибо культура – атрибут творчества людей, объединенных в общности. А человек живет и творит только в общности. Сармато-Аварская, Хазаро-Арабская, Аранская, Аланская, Татаро-Булгарская и многие другие культуры стали основой культурных цивилизаций народов целых регионов под разными названиями. И создавались они на полиэтнических началах. По сути, народов не так и много, просто мы не знаем, где они расщепляются и где сцепляются в своей исторической общности и разобщенности. Так, в аварскую группу народов Дагестана включены 26 народов с самостоятельными языками и с более 80 наречиями, субэтнические общности (общины – джамааты). Но при внимательном анализе оказывается, что аваро-андо-цезская подгруппы нахско-дагестанской языковой семьи в лексике и фонетике не так сильно и разнятся. Пример – на аварском языке сердце – ракI, на андийском – рокIо, ботлихском – ракIва, гадоберинском – ракIва, каратинском – ракIва, тиндинском – ракIва, чамалинском – ракIва, на бежтинском – йакIо, гинзубском – ракву, гинухском – ракIе, цезском – ракIу, то есть корневые основы созвучные. Так можно найти и корневую общность многих языков народов Дагестана, Кавказа и мира. Ландшафт, экономика, политика создают больше народов, чем язык и культура, ибо последние всегда достаточно близки. Существенно влияние Аварского каганата и аваров на славян и наоборот. В названиях русь, рас, рос также присутствуют элементы названий и культур «арских народов». А то, что они жили рядом и вместе в Европе – это исторический факт. Аналоги и связи сарматской керамики, керамики аваров, хазаров и руссо-славян приводит Л.Н. Гумилев. Не зря в старославянском Русь, Россия часто звучит как Ра-ссея. Здесь Божественное происхождение и созвучие есть. Есть созвучия между сирийцами и русскими. Сравните название «Русия» и «Сурия», «Москва» и «Дамаск», где корень «маек».

По Л.Н. Гумилеву хазары есть дети сарматских женщин, которые жили в стране «Б-ар-силии» совместно с булгарами «б-ар-силами». Но при этом он упускает из виду, что, наряду с племенами гуннов, хуннов и хазар, присутствовали еще и авары. И столица хазар город Семендер, а точнее, видимо, Саманд-ар[68], Семен-дар (Саман-дар – саманные ворота), еще раз показывает транскрипцию «а» в «е», которая произошла во многих словах и названиях. Семендер (Самандар) был в «двух фарсахах от Серира» (Л.Н. Гумилев Открытие Хазарии). Серир (Сар-ир) был крупным государством горного Дагестана в VI в. н. э. Это примерно время ухода авар от Каспия и прихода туда хазар. А если посмотреть Древний Восток, то там можно найти крупные центры «Серир» и рядом «Аварис». Может быть, это совпадение, а может быть, и нет.

Хазары теснее взаимодействуют с тюрками и продвигаются по Волге вверх. Это говорит о том, что авары вряд ли были тюрками. Во всяком случае, не все аварские племена. Возможно и изменение названия авар, хазар от «татов» – горцев, как и «тат-ар», буквально – «человек с гор». Тюрки и здесь оказывали огромное влияние, вплоть до ассимиляции многих племен и народов. Частично произошла и тюркизация хазар, а часть из них, видимо, стали татами. А часть хазар, как и часть гуннов, аваров, сарматов и многие другие остались в Дагестане, а другие ушли от Каспия к Тереку, Волге и далее до Казани, а там и до Европы. Тезис Л.Н. Гумилева об исчезновении еврейской верхушки хазаров не очень соответствует истине, ибо таты сохранились как иудейское население Дагестана и Азербайджана до сих пор. Кроме того, не факт, что верхушка Хазарского каганата была полностью иудейской. У Павича в «Хазарском дневнике» говорится, что в правительство Хазарского каганата входили: 3 иудея, 2 мусульманина и 2 русских-язычника. Вот так. Скорее всего и точнее, религию иудейскую на том этапе могла заимствовать часть аваров, а потом и хазары. Это все доказывает лишь тезис о величайшем перемещении народов, культур и религий на том историческом этапе вокруг Каспия. До сих пор в горах Дагестана можно встретить надгробные плиты со звездой Давида. В частности, около моего горного аула Гебгута такая плита мною была найдена. Как, кстати, и христианский крест, найденный там же, на Гебгутинском аульском кладбище. Многие горцы Дагестана исторически были христианами.

Когда говорят, что через Дербент проходили многие народы: гунны, персы, хазары, сарматы, скифы, авары, кипчаки, монголы и многие другие, то это означает, что в тридцати трех народах Дагестана и сотнях племен вокруг Каспия, в той или иной степени, вкраплены исторически этнокультурные качества этих народов в самых различных проявлениях. Здесь мигрировали и жили каспии, гунны, скифы, хетты, хуриты, сарматы, аланы, авары, хазары, гузы, печенеги и многие другие. Невозможно в этом плане точно определить территорию расселения тех или иных древних этносов и тем более определить, закрепить этническую территорию за кем-то. Говорили о скифах, а вместе и рядом жили сотни других племен, говорили о хазарах, аланах, аварах, а всю этническую мозаику никто не может представить. Таковы законы этногенеза, что. рождение и жизнедеятельность любого этноса – это параллельные и взаимосвязанные потоки многообразных полиэтнических процессов. Попытка писать историю одного этноса без учета всего этого многообразия создает много противоречий. Фоменко с Носовым пытаются всех сделать русскими, в том числе и Чингисхана с Буддой, а Мурад Аджи – всех тюрками, кипчаками, в том числе и Иисуса Христа с Львом Толстым. Главное тут не «этническая чистота», а взаимосвязь – всесторонняя и глубокая. И субъектов этого взаимодействия чрезвычайно много. Названия, самоназвания этносов исторически менялись и по-разному передавались в разных источниках. Даже сегодня, если вы поедете к аварцам, то чуть ли не в каждом селении вы встретите «других аварцев» по языку, наречиям, по антропологии и характеру, по быту и укладу жизни, по обычаям и традициям. А что говорить о том далеком историческом этапе этнического взаимодействия и размежевания! До сих пор еще можно встретить не очень четкую, до конца не установленную аварскую идентичность среди аварцев. Даже самые, казалось бы, «аварские» аварцы Хунзаха, где были столицы Серира, Аварского ханства, и те себя называют не только аварцами, но и хунз и даже намекают, что они, вполне возможно, потомки хунов, гуннов. Тысячи сигналов из прошлого несут различные этносы, правда, не всегда поддающихся познанию в этногенезе.

Кроме того, история народов писалась на основе их завоевательных походов и сражений. Во всяком случае, так она традиционно фиксировалась. А в этом все же мало самобытной этнической истории. И нечего тут хвалиться жестокостью своих предков. Это касается и аваров, которые, возможно, пришли, формировались вокруг Каспия из разных составляющих из Аравийской пустыни, с Кавказа, из Дербента, Дагестана, с Волги-Дона и далее шли до нынешней Венгрии, Франции и обосновали там, на просторах Полонии, Аварский каганат. Известно, что Византия платила дань аварам, которые господствовали несколько столетий в центре Европы. А был ли другой Аварский каганат до этого вокруг Каспия, далее по Волге, никто не может сказать, хотя по культурному следу становится понятно, что аваров нельзя назвать только кочевыми племенами. Если были кочевыми, то они так легко на несколько веков не обосновались бы в центре Европы, а шли бы дальше. Остатки же аварских племен, которые не смогли уйти с «основными силами», видимо, отступили в горы Кавказа, и прежде всего Дагестана. Далее часть из них ассимилировалась с булгарами, аланами, со славянами и другими этносами во всем этом пространстве. Процесс был глобально-исторический. И этим все сказано. Никто не может мне, аварцу, отказать в праве считать себя, свой аварский народ в каких-то корнях потомками тех древних аваров. Как, кстати, и многим дагестанским народам. Этногенетические исследования позволяют находить общую природу некоторых народов Дагестана с массой этнонаций нашей страны и даже с бельгийцами, французами, датчанами и другими европейскими этносами. Я уже не говорю о кавказцах. Впрочем, возможно, что те и другие, в той или иной степени, есть потомки гуннов, аланов, скифов, сарматов, аваров, хазаров и других народов. Повторюсь, трудно в современной России и в Европе найти этнос, который не был бы обогащен этнической энергетикой Каспия, Дербента и Волги. Богатыми и многосторонними были аварско-византийские, аварско-германские, аварско-славянские, аварско-франкские, аварско-аланские, аварско-угрофинские, аварско-арабские и иные отношения. Может быть, даже название государственного образования «Бавария» – один из отзвуков названия «Авария», «Аваристан». Конечно, это лишь догадки.

Есть определенная историческая, да и географическая связь Переднего и Ближнего Востока, Аравии, Сахары, Каспия, Средней Азии и Кавказа. И этнические разливы простирались из этих регионов до Карпат и Европы. И здесь этнологические процессы были бурными и бесконечно многообразными. Авары, хазары, сарматы, булгары, бургасы (баргасы), мадьяры (мадари), кстати «мадари» в переводе с современного аварского – «мадар» означает «добротный». Именно к этим «добротным землям» и устремляются аварские и многие другие племена. Но часть из них, названные потом хазарами, изменили своему традиционному укладу – завоевывать и осваивать богатства, проходя к просторам степей, а решили остаться в устье рек Волги, Терека, Самура, куда, кстати, никакая конница не могла пробиться. Возможно, отсюда шло и продовольственное снабжение аваров, пока те не обустроились на постоянное жительство в Восточной Европе. По одной и той же примерно тропе проходят и сарматы (III в. до н. э.), авары (IV–V в. н. э.), хазары (VI в. н. э.). Один за другим шли фактически беспрерывные этнические потоки.

Известно, что Моисей Хоренский в «Истории Армении» упоминает, что между 193 и 215 гг. «толпы хазар и бариглов прошли через ворота Джара (Дербентский проход)», и в аварской транскрипции вся сторона за Дербентом – Джар (Чор – Цор). Тем более, что в Джаро-Белоканском округе, который расположен на территории нынешнего Азербайджана, исторически проживают аварцы. А в Персии был город Аль-Джар. Аварцы называют Азербайджан – Цор (Джара), а Грузия на английском – «Джорджия». Много созвучия во всем этом, бесспорно, есть.

Повсеместно в реальных этнических ареалах исторически рядом существует и активно действует Тюркютский каганат. Это еще одно доказательство того, что авары не были тюрками, во всяком случае, не все аварские племена. Более того, авары чаще враждовали с тюркютами. Тут же еще и утургуры (утаргары), возможно, гаргареи (ингуши). Описывается, что хазары разбили болгар, которые ушли до Венгрии и Италии. Здесь были авары. Еще раз хочу подчеркнуть свое предположение, что хазары те же авары, которые не захотели идти с ними дальше, а обустроились здесь, вокруг Каспия. Созвучие слов «авар» и «хазар» бесспорно.

Авары, по свидетельству Л.Н. Гумилева, только в 630 г. начинают терять свои позиции в борьбе с болгарами, а еще больше с франками. Не могли хазары и авары не соприкоснуться, не столкнуться, если они были бы полностью разными этносами. Кроме того, не могли хазары так долго противостоять арабам без различных дагестанских племен. Известно, что хазары не подчинились арабам, которые были очень сильны в тот период. Падение Аварского каганата в Европе ведет автоматически и к падению Хазарского каганата. Это еще одно доказательство их общности и внутреннего взаимодействия, которые, может быть, мы сегодня не улавливаем. Тут же и другие этносы – сабиры, савиры. Авары, савиры, Серир, хазары – это, скорее всего, образования и общности из одного этнического котла. Видимо, савиры (а точнее, савары) – это ветвь, которая ушла не в Восточную Европу, а на Север, в Сибирь (созвучность Сабир – Сибирь, Савир – Север – крайне интересна). Л.Н. Гумилев считал, что савиры ославянились и образовали этноним – северян. Это исключить невозможно, ибо как ни с кем авары взаимодействовали со славянами.

Многие этнические потоки и многообразие их притоков не изучены, а порой и переполнены мифами. В этом плане поиск своих исторических корней – это проблема не столько научная, сколько мифологическая. Отсюда, видимо, и наши рассуждения и догадки, которые не претендуют на научность. Но и в мифологии есть доля реальностей.

Аварский каганат, может быть, даже в большей степени держался прежде всего на славянах. На фоне падения аваров возвышаются болгары, но достаточно активны были и мадьяры. Именно они с аварами собирают свои последние остатки. И опять прослеживаются нити сотрудничества с хазарами. Но окончательное поражение уже ослабшим хазарам после падения Аварского каганата наносит Русский каганат. Вмешиваются в эту борьбу и в-ар-яги. Хазары закрыли все пространство до Восточной Европы от арабов, вплоть до Полонии. Но усиление в этом ареале руссо-славян автоматически вело к падению как авар, так и хазар. Повторюсь, целая плеяда мощных суперэтнических каганатов, которые контролировали огромное пространство от Дербента до Полонии, приходят к упадку. Наступил этап постепенного превращения этносов как наций в этносы как государственные образования. Многие племена и народы оказываются вынужденными ассимилироваться, адаптироваться к новым условиям, оказывая при этом мощное влияние на формирование новых этнообъединений уже в статусе наций-государств. Руссо-славянские племена обозначают постепенно региональное государственное единство, получают благоприятные условия для своего усиления благодаря хазарам, аварам и болгарам, которые как бы со всех сторон оберегали какой-то период Русский каганат. Следовательно, они и усиливаются на фоне падения хазар и авар. С IX века именно руссо-славянский этнический фактор становится одним из главных в этом пространстве, со всеми приливами и отливами.

Мы уже приводили свидетельство Л.Н. Гумилева о плодородии устья рек вокруг Каспия, хотя это видно нам и сегодня, несмотря на то, что природные условия все же существенно изменились. Прикаспийский бассейн был и остается богатым краем, важной стратегической зоной мировых процессов. Отсюда и историческая привлекательность Каспийского бассейна, окруженного защитной линией естественных крепостей-гор. Следовательно, вокруг Каспия складываются и различные «меридиональные» и «широтные» (Л.Н. Гумилев) направления, которые не только сталкивают «вспышки живого вещества», но и соединяют их в мощную энергию, которая и проявляется как «пассионарный толчок» для многих этносов. И потому здесь возникают новые этносы или временные этнические, суперэтнические союзы. Думается, что позитивно-дружеское взаимодействие этой энергетики создает «пассионарный толчок», а разъединение и борьба этих «вспышек» приводят этносистему в «гомеостаз». Но, к сожалению, недостаточно развитым оказалось воздействие энергетики иного толка, как я ее называю, «коллективного импульса» солидарности, что и не привело здесь к этнокультурной консолидации и росту масштабов аварской или хазарской общности. «Вспышки живого вещества» гипертрофировали, многообразием «пассионарных толчков» доводили этносы до Европы и изматывали их. У них, видимо, не было развито чувство «коллективного импульса» солидарности, который определял перспективы суперэтнических объединений в этом регионе. Гунны, авары, хазары, арабы своей историей доказывают справедливость этих выводов. Но, видимо, в это пространство устремляются и «мутации» по геодезическим полосам Земли, накапливая все многообразие социально-культурной энергетики «живых» этносов. Этнокультурные процессы в Китае, Иране-Персии, в Малой Азии (хетты и др.), в Центральной Азии (уйгуры и др.), Аравии (арабы) своей невидимой энергетической силой притягивали новые и новые этнические потоки к побережью Каспия, главным образом к Дербенту, на Кавказ, в Дагестан, к Волге. Поэтому несомненно, что пребывание здесь аваров не могло пройти бесследно. Я еще раз хочу подтвердить свое предположение, что часть аварских племен осталась здесь, ушла в горы под давлением наступления новых племен, ассимилировались или сохранила себя. Следовательно, параллельно в этом регионе можно найти следы, последствия пребывания скифов, сарматов, хазар, персов, арабов, а значит и авар. Но трудно определить, кто из народов и племен Кавказа, Дагестана являются пришлыми, а какие здесь сформировались как местные. Чрезвычайно много тут было этнических потоков и притоков. «Какие народы, племена, государства на берегах Каспия, в предгорьях Дагестана и заволжских пустынях вели между собой войны и заключали мирные договоры – неизвестно», – писал Л.Н. Гумилев. «Вот, например, Рамазан, аварец из Дагестана, может себя считать потомком великих аваров», – улыбаясь, подчеркивал на лекциях в Ленинградском университете Л.Н. Гумилев. И с тех пор у меня зародилась идея поиска своих родовых корней среди других аваров. Многочисленность языков, наречий, культурное многообразие Дагестана доказывают, что вокруг Каспия действительно исторически проходили глобальные этнические, межэтнические процессы. Теория Л.Н. Гумилева в большей степени относится в связи с этим не столько к этносам, сколько к суперэтносам. Не этносам в классическом смысле, а межэтническим объединениям – этническим притокам. Поэтому определяющую роль здесь играет не только пассионарность, но и «коллективный импульс» солидарности. Считаю, что теория «пассионарного толчка» сама по себе не охватывает все богатство этнонациональных процессов. Вместе с тем, как показывает мировая этнология, ни один этнос сам по себе не вступает на стезю «пассионарного толчка», а всегда объединяет вокруг себя или под своим именем сотни народов и племен. Таковы закономерности, где первична «солидарность» и вторична «пассионарность». Гунны, сарматы, скифы, хазары, авары, аланы, хетты, хуриты, ассирийцы, арабы и другие – это союз родственных или не очень родственных этносов, объединенных энергетикой пассионарной активности в исследуемом нами ареале. И параллельно существует их активность в русле «коллективного импульса» солидарности. Все фазы развития этноса от «пассионарного толчка» к инерции и обскурации – это лишь фазы объединения или разъединения этносов для выполнения конкретно-исторических задач в зависимости от влияния пассионарности или солидарности. И здесь речь идет прежде всего о растрачивании или накоплении как природной, так и социальной энергетики. Пассионарные идеи и интересы, их соединение энергетикой «коллективного импульса» солидарности в большей степени дает жизненные силы и формирует суперэтносы. Глобальные задачи освоения огромных пространств один этнос никогда не мог бы решить исторически. Фаза обскурации как раз и есть фаза разложения суперэтноса на отдельные этносы из-за истощения энергетики «коллективного импульса» солидарности, из-за чрезмерного увлечения «энергией пассионарности». Особенно это возникает, когда этнос, вокруг которого и на фоне «коллективного импульса» солидарности которого объединяются народы и племена в суперэтносы. Этнонациональный эгоизм «пассионарности» и приводит этносы к обскурации. А обскурация есть в конечном итоге расщепление суперэтноса. Не этносы, таким образом, возникают и умирают прежде всего, а суперэтносы. Этносы же просто расходятся и начинают жить автономно или растворяются в других суперэтносах. Скифский суперэтнос господствовал на Кавказе и вокруг до III в. до н. э. Скифы пали жертвой суперэтноса сарматов (III в. до н. э.). А в III в. н. э. приходят гунны, хунны[69]. Но далее почему-то Л.Н. Гумилев переходит на хазар, хотя после гуннов пришли авары. Именно авары, а не болгары свергают гуннов, растворяя их. Говорить о том, что авары были тюркскими племенами, тоже нет оснований. Это еще одно увлечение Л.Н. Гумилева – пантюркизм, которое переходит в крайности абсолютизации роли тюркских племен, хотя их роль велика в этнологии. То же самое относится и к хазарам. При господстве той или иной этнической единицы составляющие суперэтноса гунны, авары, хазары, татары, болгары и даже тюркюты, возможно, примерно одни и те же, ибо они все на различных этапах под различными именами объединялись на этом пространстве. И родичи всех их расселены от Китая, Персии, Аравии, Средней и Центральной Азии до Кавказа, России, Восточной и Центральной Европы.

На создание же суперэтноса были способны те этносы, которые проявляли не только и не столько эгоистический взрыв «пассионарности», а энергетику «коллективного импульса» солидарности, при этом они тоже опирались прежде всего на гамму местных этносов, завоевывая их и осваивая их уклад жизни, способ хозяйствования в границах их расселения и устанавливая контакты с ландшафтом. Без этого не было бы перспектив у пришлых. На суперэтническое объединение способны этносы, которые преобразовывают энергетику собственного развития с энергетикой «коллективного импульса» солидарности в направлении позитивных контактов заимствования и взаимообогащения. Эти качества, в большей степени социально-культурные, духовные, душевные, наконец, просто активные «пассионары» могли завоевать, превратить все в песок и уйти дальше. Суперэтносы – это явление более устойчивое, чем военные союзы. Это способность соединить энергетику «коллективного импульса» солидарности, объединяя этносы вокруг общих целей и идеалов. Авары и их потомственные родичи аварцы, а следовательно, и родичи хуннов, хазар, кипчаков, татар и других. Так может сказать каждый народ Дагестана, Кавказа и далее, ибо все они в той или иной степени были втянуты в общие процессы суперэтнического взаимодействия. Это же касается и Кавказской Албании, албанцев, которые представляли из себя какой-то период кавказский суперэтнос с его самобытными составными частями. Чрезмерное этническое разнообразие сочетается на Кавказе, в Дагестане с чрезмерной близостью их этнокультурных качеств. Но бесконечные агрессии против Кавказа и кавказцев привели к расщеплению «коллективного импульса» солидарности, а значит и кавказского суперэтноса. Отсюда чрезмерная замкнутость и даже «пассионарность» агрессивности, ибо они все – составные части разорванных когда-то суперэтнических, мегаэтнических общностей – потеряли главное – «импульс коллективной» солидарности. Это произошло в результате потери общности, которая была по всем характеристикам присуща кавказцам.

Л.Н. Гумилев писал: «Человечество мозаично, и уровни исследования иерархичны по принятым масштабам. Для того, чтобы уловить природные закономерности, необходимо начать с крупных таксонов – суперэтнических». Мне представляется, что в силу масштабности своего таланта и претензий Л.Н. Гумилев не очень заметил сущность суперэтносов и перенес на них многие характеристики и закономерности развития отдельных этносов. А это не одно и то же. Здесь не только разные масштабы, но и разная природная и социокультурная детерминированность свойств и качеств бытия. «Нет, не было и не могло быть этноса, происходящего от одного предка», – писал Л.Н. Гумилев. Думается, что просто трудно и невозможно подсчитать количество этих предков. «Этнические субстраты» неоднократно сливаются друг с другом и образуют качественно более мощную и масштабную этносистему не только «пассионарности», но и «солидарности». И эта система, обретая внутренне единство и целостность, отбрасывая все, что мешает ее объединению, образует новый этнический организм – этнос или суперэтнос. Хунны, скифы, сарматы с новыми племенными объединениями из аравийско-азиатских и кавказского ареалов создали в III–VI вв. н. э. и далее аварскую этническую систему. Но эта система, к сожалению, не успела до конца пройти путь внутреннего единства и целостности. Отсюда и ее расщепленность на части в перспективе. То же самое случилось и с хазарами. А тюрки в обобщенном названии и по социокультурным признакам смогли обозначить эту общность, даже разделившись на самостоятельные части. Поэтому совершенно не корректны замечания, что «эти аварцы ничего общего не имеют с теми аварами». Очень много общего, но это общее оказалось расщепленным по мелким составляющим. И собрать в целое эту этносистему невозможно. Аварская этническая система не смогла закрепить родовые признаки своего единства и целостности. Победила «пассионарность», а это расщепление суперэтноса, его изматывание. Племенные князья и названия внутри Аварского каганата – это части аварской этнической системы. Авары выходят на историческую арену в III–II вв. до н. э. и постепенно формируются, включая в свой состав новые и новые субстраты и подвигаясь по линии «переселения народов», достигают своего единства, в том числе в Восточной Европе. Но при этом аварская этническая система лишь однажды достигла своей целостности, а части аварской этносистемы остались по всей линии ее прохождения. Они воплощены в отдельных племенах и этносах. В V–VI веках авары достигают пика своего становления. Внутри них развилась «энергия солидарности», в том числе за счет развития внутренних родоплеменных отношений. Фактически авары, хазары, а до этого сарматы, скифы и аланы – это достаточно самостоятельные и целостные этнические системы, как я бы сказал, составляют феномен «передвижного федерализма», куда входят различные родоплеменные единицы, объединенные в скифский, сарматский, аварский, хазарский и иные суперэтнические союзы под тем или иным общим названием. Такая суперэтническая система «передвижного федерализма» была свойственна для многих кочевых народов и военных союзов. И основной порядок социально-политического объединения обеспечивался военной демократией, где есть князья, ханы, но и военные при успехах имеют возможность включиться в состав избранных. В Аварском каганате определяющими были именно военно-экономические отношения, а не этнические. И в этих этнических союзах «передвижного федерализма» родовые этнокультурные факторы единства не были определяющими. Тут эволюционно, по жизни, по необходимости формируются новые истоки суперэтнической солидарности. Экономика, политика и уровень этнической организации союза не всегда совпадали друг с другом. «Пассионарность» без «коллективного импульса» солидарности не способна к устойчивой оседлой жизнедеятельности. Отдельные же родовые союзы после падения суперэтноса оставались в местах, которые им приглянулись, где пристроились.

Ландшафт и угодья тех, кто теряет «пассионарность», становились добычей новых крупных суперэтнических объединений, которые приходили в поисках своего самоутверждения. Поэтому малочисленные этносы, отколовшиеся от тех крупных родоплеменных союзов, сохранились только в изолированных, недоступных ареалах, таких как горные районы Кавказа, Тянь-Шаня, Афганистана, Алтая, а также в других труднодоступных местах – тайге, тундре. Для суперэтнических же объединений нужно широкое пространство для движения, новые угодья и новые этнические единицы для смещения и объединения.

Аварский каганат стал разваливаться как только ослабли военно-политические механизмы «федеративного союза», а франки, наоборот, поднялись, объединив вокруг себя многие племена и народы, и смогли перейти к более высокой форме своей социально-политической организации, где «один король, один закон и одна вера». Вместо племен и этносов стали возникать этнонации, а потом и нации-государства. Авары не смогли перейти эту грань и не стали одной из господствующих наций-этносов, внутри которой растворились бы сотни других этносов-племен. В Аварском каганате мало внимания уделялось этнокультурным моментам единства, сохранению «коллективного импульса» солидарности. А «пассионарная энергия», видимо, закончилась. Отсюда и хрупкость объединения, и отсутствие потенциала общности. Наступало время способных становиться единой политической нацией суперэтносов, которые на своем уровне достигали единства этнического и доводили его до политического единства. Это еще одна закономерность развития этнических процессов формирования национального единства уже в форме и устойчивых национальных государств, как бы на основе доминирующей этнонации, на своей «исконной» этнонациональной территории, хотя известно, что этническая территория и территория образования государства-нации не всегда совпадали.

Исторические этапы развития этносов обозначают на деле обретение новых качеств самого этноса прежде всего за счет беспрерывного роста масштабов этнических общностей или их смещение, затухание, исчезновение. После разгрома аваров франки еще несколько веков вели борьбу за формирование французской нации вплоть до Французских революций 1789, 1840, 1870 годов. И внутри суперэтноса как нации этническим ядром чаще становится та или иная наиболее активная единица с энергетикой «коллективного импульса» солидарности. Под ее влиянием и именем происходит суперэтническое объединение, формирование его как нации. Авары были одной из единиц суперэтноса, но эта единица не смогла сохранить суперэтническую общность и объединить других в единстве, растеряла свои составные части, верхушка увлеклась своим этническим ядром и оторвалась от организма, который оказался разорванным и разбросанным на огромном пространстве. В Восточную Европу прорвались новые этнические союзы из Азии, Прикаспия, Волги и далее.

Аварский каганат оставил след в истории, но этногенез аваров, их культура, традиции остались малоизученными. Думается, что как раз основные составляющие всего этого этнического потока – скифского, сарматского, гуннского и особенно аварско-хазарского – были примерно одни и те же, только менялись названия и подключались новые и новые этнические притоки. При этом этнические потоки разделялись как бы на несколько океанов – один составляли гунны, скифы, сарматы, славяне, аланы, авары и иные, а другие – готы, римляне, германцы, франки и другие, которые составляли Римскую империю и Византию. Третьи – тюркские этносы. Четко разделить в общем этническом потоке гуннов, хуннов, авар, хазар, тюрков, где чей приток, очень трудно. Самая большая загадка среди них, повторюсь, это авары, которые появляются как бы из Азии, Аравии и проходят через Дербент и весь путь до Восточной и Центральной Европы, принуждают даже Византию платить дань, интегрируются со славянами и, потеряв свою сущность, становятся добычей франков. В результате даже имя, оставшееся в горах Дагестана, отрывают от родового начала, от общего потока аварских племен, аварского суперэтноса. Но авары – это историческая реальность, которая не исчезла.

Этнология – наука молодая, и она еще не отработала точной методики классификации и систематизации этнических потоков и притоков, замыкаясь на названиях и формализованных признаках. История многих этносов, народов строится и пишется на костях тысячи не изученных этносов и культур. Здесь многообразие во взаимодействии и развитии. Линия прохождения аваров прослеживается глубокими культурными следами. Но трудно сказать, где след скифский, сарматский, а где аварско-хазарский или иной, не известный нам. История этносов должна базироваться на этнологическом источниковедении, на поиске культурного и языкового следа всех этнических потоков. Но трудно, к сожалению, найти свой ручеек в океане. В этом плане и современные аварцы с окружающими их адийцами, дидойцами, чамалинцами, гинзубцами, бежтинцами, ахвахцами, вместе с даргинцами, лезгинами, лакцами, табасаранцами, кумыками, агулами, цахурами и другими являются живым доказательством этих потоков и притоков этногенеза человечества. Это те ручейки этнических процессов, которые еще сохранились. Есть части этнических потоков скифско-сарматского, аваро-хазарского, аланского, тюркского, которые были суперэтническими образованиями, объединявшими народы от Азии до Восточной Европы. В этом плане показателен тюркский суперэтнос. Недостаточный уровень изучения аваров заключается, возможно, и в том, что исторически не сложился слой авароведов прежде всего из-за отрицания связи аваров с аварцами. Этнология плюс палеография, плюс культурология и археология – все в комплексе в перспективе еще могут создать полную картину прохождения аварского и иных этнических потоков от Каспия до Восточной Европы. Одним из таких этнических потоков и были авары, которые не только создали Аварский каганат, но оставили свой этнический след на всем пути следования. И аварцы, в той или иной степени, связаны со всеми этносами Дагестана, Чечни, Кабардино-Балкарии, Ингушетии, Осетии, Карачаево-Черкессии, Грузии, Армении, Азербайджана, Абхазии, казаков, славян, которые сохраняют в своем облике, культуре, языке частицы тех великих предков.

Кроме того, авары на всем пути прохождения закономерно сталкивались с аборигенными народами Прикаспия, Поволжья, Восточной Европы. И тут трудно определить базовые и привлеченные элементы этнических притоков[70]. Мало сказано и о «могучем этносе» (Л.Н. Гумилев) сабир, сбир, савир[71]. При этом почти не замечается существование на месте жительства нынешних аварцев и других аварских народов крупного государства Серир. Есть в литературе и двойное название: гунны-савиры, что говорит о возникновении новых симбиозов. Хунно-угры – вполне возможно симбиоз со многими другими местными этносами, который и формирует потом финно-угров. Везде и во всем возникают отзвуки тех племенных союзов, общностей и заимствований. Это процесс великого смещения народов – этносов, где в результате наступления одних с юга другие становились северными. Не от хорошей жизни этнические потоки устремились в районы вечной мерзлоты. Они спасали свою жизнь, свой род. Частично сюда ушли, видимо, и гунны, и скифы, и сарматы, и авары. Много притоков у великой реки, так из этнических потоков состоят суперэтносы, которые и превращаются в нацию-государство, ассимилируя и изменяя этничность многих.

На юге стали действовать ирано-персидские племена, армяне, аланы, хетты, хиониты, каспии, римляне (союзы племен). И их остатки тоже, видимо, имеют место в Дагестане, в Прикаспийском регионе в целом. Наверное не зря Балх у Памира и Балх-ары в Дагестане одного корня. И таких параллелей тысячи. Известно, что горцы Кавказа (Кавказская Албания) объединялись неоднократно и разбивали римлян, персов и другие объединения.

Кавказско-дербентский проход играл определяющую роль в этнических потоках и их столкновениях. Тут смещения и разводы были беспрерывны, и проследить, в каком притоке чей родник, крайне тяжело. Но такова сущность предмета этнологии. На фоне разложения Римской империи формируются новые и новые этнические потоки. В Европе усиливаются германские племена и славяне. Они соприкасаются с росоманами, которые формируют «русь», а потом и древнерусский этнос[72]. И опять здесь неоднократно проходят этнические потоки хуннов, гуннов, сарматов, алан, аваров. Особенно заметный след на Кавказе и далее оставляют аланы. Скорее всего, они были новыми притоками сарматских, скифских, персидских потоков. «Аланские ворота» – это еще одна линия прохождения этнических потоков наряду с Дербентом. И здесь наблюдается величайшее смещение народов и племен, которые проходили через Дарьялское ущелье. Примерно в одно и то же время действуют на этой территории от Каспия до Восточной Европы аланы, готы, визиготы, гепиды, языги, тайфалы, карпы, герулы, скиры, скифы, сарматы, гаргары, авары, хазары, росоманы, венеды, мордены (мордва), мерено (меря), тьюдо (чудь), вас (весь)[73].

Хунны, сарматы, скифы все же родоначальники всех этих этнических потоков из Прикаспийского региона. Определить их родовые корни крайне трудно, и какие притоки образуют этнические потоки тоже трудно определить, так же как делить этносы на «добрых» и «злых», «великих» и «невеликих» в этих бесконечных, порой жестоких столкновениях. Да и культурный фон постоянно заимствовался друг у друга. У каждого «пассионарного» суперэтноса этнический и культурный ландшафт был разнообразен. В начале тысячелетия в Прикаспийском ареале и до Восточной Европы наиболее активно сталкивались готы и гунны. Остальные присоединялись то к одним, то к другим. Рядом достаточно крепко держалась Византия, которая объединяла внутри сотни племен. Принимала даже гуннов к себе на службу на правах федератов-союзников. Анты, гунны, готы, аланы, авары – все достигли Полонии. Гунны пытались наладить дипломатические отношения с Римом. Но в V веке разворачивается борьба двух самолюбивых и талантливых личностей – Атиллы, который был гунном, и Аэция, который был германо-кельтско-аланским римлянином. При необходимости Атилла и Аэций умели и договариваться о совместных действиях. В их армиях были сотни племен, что еще раз подтверждает наш вывод о суперэтнических объединениях как главных действующих лицах того периода, а не просто отдельных этносах.

Гунны, басторны, скифы, остроготы, гелибы, герулы, франки, бергунды, тюринги, анты и многие другие были с Атиллой[74]. Аэций собрал вокруг себя визиготов, алан, саксов, часть франков, рипарии и других. Атилла умер в брачную ночь (453 г.), а в следующем году император Валентинан заколол Аэция во время аудиенции. Жестокие времена и жестокая борьба «пассионарных» личностей и создаваемых их активностью суперэтносов, порой таких же агрессивных, но и талантливых.

Достаточно было убрать одного лидера и пассионарность как бы исчезала. Данный тезис подтверждает излишнюю гипертрофию этнических моментов в работах Л.Н. Гумилева. Вместе с тем Атилла и Аэций готовили как бы почву в Европе для вторжения аваров. После смерти Атиллы начались «разборки» между его сыновьями с участием «всех племен и народов»[75]. Главным было столкновение гуннов и готов (гетов). Возможно, это были племена хеттов. В это время авары сгоняют савиров, а савиры изгоняют урогов и оногуров. Л.Н. Гумилев считает урогов – уграми, предками болгар, а савиров – самодийцами. Тут же называются и абары – якобы джунгарское племя, мукрины – предки киргизов, а также анты[76]. Но почему «абары» не «авары»? Нет ответа. Тем более, что все эти новые подвижки народов, новую волну этнопотока фактически инициирует прежде всего аварское объединение племен и этносов. Кроме того, можно предположить, что савиры, абары и многие другие являются как бы передовыми отрядами аваров. Савиры же частично растворяются с росами и антами, а частично уходит в Иран[77]. Авары постепенно продвигаются вверх от Каспия, а хазары потом заселяют волжскую, самурскую, сулакскую дельты, увеличив плодородие этих земель в связи с колебаниями уровня Каспия. Господство же готов постепенно затихает. Готов Л.Н. Гумилев относит к арианам, которые были для них символом этнического самоутверждения. Не зря и здесь присутствует «ар». Активно действует здесь и алан Аспар (ар), который тоже как бы был арианином. Вот и бесконечное пополнение «арских народов». Затем Аспар был убит, и гунны входят в Византийскую империю как подданные. Гунны растворяются в аланах, славянах, аварах, болгарах, тюрках, образуя новые этнические притоки. Но они не исчезают, а входят в новые суперэтнические объединения. Активизируются тюркюты из Алтая, которые также имеют гуннские и иные корни. Тюркюты объединяются и побеждают страшных жужаней и телеутов. Формируется мощный Тюркютский каганат. А авары, которых некоторые исследователи считают тюрками, находились чрезмерно далеко от Алтая. Авары в этом время активно действуют уже в Восточной Европе. И они постепенно, видимо, полностью теряют связь со своими родичами у Каспия, в том числе с хазарами. Хазаров постоянно выживали степняки – черные болгары и горцы государства Серир, славяне. Тюркюты тоже приходят и захватывают хазар и начинают войну с персами. Если хазары были тюрками, то как это объяснить? Хазары, скорее, имели иранские корни. Известно, что тэты, которые стали иудеями, говорят на группе иранских языков. Возможно позже и проходила тюркизация части аваров и хазар и других этносов при усилении влияния Тюркского каганата. Десятки местных племен и народов, оказавшихся под влиянием тюркютов, тоже подвергаются тюркизации. В отличие от гуннов, авар, аланов, готов тюркюты принуждают к своему языку и обычаям захваченные народы. С помощью тюркютов Хазария частично вновь усиливается и восстанавливает былую мощь Хазарского каганата, так что тюркское начало вторично для хазар. Возможно в аварском суперэтносе были и тюркские племена. Потом тюркюты оказались ослаблены Персией. Ослаблена была и Кавказская Албания, которая долго сохранялась как государство в части Азербайджана и Дагестана и была христианской державой. Даже когда Аварское ханство с помощью шейха Абумуслима приняло ислам, еще долго авары Джаро-Белокан и горных районов Дагестана оставались христианами в составе Кавказской Албании. Хазары же были в низовьях Терека и Сулака[78]. И части хазарского суперэтноса остались вокруг Каспия. Частично местные этносы ассимилировались с ними. Хазары сожительствовали с аланами, даже албанцами – горцами Дагестана и Азербайджана. Часть гуннов, скифов, сармат, готов, авар, хазар, алан так и осталась на Северном Кавказе. Трудно проследить их корни в современниках. В X веке Хазария, в т. ч. с помощью Руси, распадается. Но еще несколько веков просуществуют тут Албания, Серир и многие другие государства до полного арабского господства в смысле исламского влияния. Авары со своими племенами тоже разделяются на несколько образований, сохраняя и отражая в своей культуре аварское, серирское, албанское, хунское, арабское и иное влияние, воспроизводя веками внутри и вокруг себя этническое многообразие. Горы, видимо, тоже создают чрезмерно много защитных преград и мешают формированию единого этноса. Тюркюты также, будучи разбитыми при столкновении с персами, особенно с китайскими племенами, оставляют здесь, на Кавказе, Каспии и далее, свои части, реликты и следы. Это еще одно доказательство, что часть народов Кавказа – это скифы, сарматы, гунны, аланы, хазары, авары и т. д. 714 год – кульминация могущества тюрков[79]. В это время авары господствовали в Полонии, что еще раз доказывает их автономию от тюркютов. Тюрки наследовали самобытную культуру и традиции, которые сохранили свое влияние на огромных территориях. Тюркюты, возможно, спасли Кавказ, Россию, Европу от китайского гнета. Авары и хазары, как и сотни племен и народов от Дербента до Венгрии, оставляют следы своего влияния. По истории и географии видно, что Аварский, Хазарский и Тюркский каганаты действовали как бы параллельно, хотя взаимовлияние, а где-то и слияние допустимо в самых разных вариациях. Но тюркютское влияние оказалось сильнее аварского и хазарского, прежде всего в мировоззренческом, культурном плане. Кроме того, видимо, авары и хазары ушли, не оставив после себя ареалы влияния из-за того, что они более были предрасположены к оседлой жизни, а в тот период нужно было быть мобильными. Лишь находясь в постоянном движении, можно было сохранить перспективы влияния и воспроизводства этнического потока. А без движения, известно, и вода заболачивается. Видимо, не очень обоснованными являются и утверждения, что авары никакого отношения не имели к абарам – степнякам[80]. Это, видимо, такие же утверждения, что и авары к аварцам не имеют касательства. Абары в Степной Азии и авары в Прикаспии на дагестанской стороне действуют достаточно синхронно. Это, скорее всего, два крупных притока некогда единого суперэтноса консоюза племен. Судьба аваров и абаров, следовательно, шла в разных направлениях. Потомки абаров, как считается, тоже ушли в горы – каракалпаки, часть аваров ушли в горы – дагестанские народы. Хиониты якобы не были хунтами[81], а были ближе к сарматам. Сарматы, скифы – к ним, как известно, античные авторы относили все народы Кавказа. Такая связь и здесь прослеживается. Л.Н. Гумилев пишет: «Прикаспийские народы по ошибке приняли хионитов за истинных абаров, некогда проявивших особую доблесть и свирепость. Это слово по среднегречески произносится «авар» и в этом отношении хиониты вошли в историю»[82]. Это всего лишь догадки. Кроме того, зачем авар называть тюрками, если хунны, хиониты под названием «авары» воюют с тюрками[83]. Есть свидетельство историка, который считает, что «среди скифских народов племя аваров является наиболее деятельным и способным»[84]. Именно скифских. А народы Кавказа или скифских, или сарматских корней. Феофилкат Симокатт называет и европейских аваров «североаварами». А где же «югоавары»? В Дагестане и далее вокруг Каспия?

Этнические субстраты сливаются исторически в этнические системы. И наоборот, этнические системы распадаются, оставляют после себя этнические субстраты. Этнографы, этнологи находятся в поисках потомков авар, удивительно последовательно отрицая, что аварцы и есть одна из ветвей потомков авар, считая всех не «осведомленными греками» от Феофилката Симокатта до нас всех, кто имеет иное мнение. Неизвестно, к сожалению, как звучала фамилия моего рода до прихода христианства и ислама в горы Кавказа. Но для меня ясно, что народы не гибнут, не умирают – они принимают порой иную этническую субстанцию в субэтническом соединении. Исходя из такого подхода тысячи нитей и притоков можно найти в народах, которые ныне действуют неизвестно с чьими генами. Но прав лишь выживший и сумевший оставить свои символы и влияние. С помощью авар и после них славяне стали господствовать на Балканах. Авары были в Европе до IX в. и потом частично даже входили самостоятельно в государство франков, смешались с венграми, растворились в антах, славянах. И лишь аварские народы Дагестана сохранили не только название, но и аварский дух. Кто сомневается?

Так можно говорить и о других уникальных этносах и этнических системах. У Л.Н. Гумилева есть рассказ о забытом этносе – кимаки, которые действовали в течение IX–XI вв. от нижней Волги и далее. Может быть, это и есть кумыки наши? И предки аваров жужане, как пишут, идут от Китая. А кимаков считали «турками Китая». Может быть, они были различными племенами, но шли вместе. Возможно не от кыпчаков кумыки, а от кимаков кыпчаки и кумани, а там и половцы[85]. А от них идет кумыкское ответвление тюрков. Тем более, видимо, именно кимаки продвигались к Хазарии, к Дербенту. Куманы (кыпчаки) были частью племенного союза кимаков. Куманы, кыпчаки, кимаки – из созвучия получается – кумыки. Тем более, в отличие от целого ряда тюркских, монгольских племен кимаки были европеоидами[86]. Известно, что куманы, кимаки частично попадали в Иран и Грузию.

Это все я говорю, чтобы еще раз повторить: многие народы Кавказа и Дагестана – это этнические притоки некогда мощных суперэтнических объединений, потоков. И, как любой приток, они не обретают первозданную целостность, а значит и сущность, жизнеспособность обрести ее вновь и вновь, но уже в других формах. А те этнические осколки, которые остались на просторах этнических общностей, растворяются в других суперэтносах, оставляя где-то свои следы и напоминая о себе. Главным местом прохода этнических потоков с III в. до н. э. и до XI–XII вв. н. э. были Прикаспийская низменность, и в частности Дербентский проход, следовательно, вокруг Каспия, Дербента больше всего подобных этнических осколков, притоков и осели, внося свой вклад, жертвуя собой, оставляя после себя духовную и материальную культуру, которая может быть присвоена, переработана и развита. Культура – это не только творчество, но и способность к объединению, организации своей жизни, в том числе и военной, социальной, экономической, государственной. Поэтому не столько даже «пассионарность», сколько «коллективный импульс» солидарности является более перспективной и долгосрочной формой сохранения этноса, расширения ареала его жизнедеятельности и способность объединить внутри вокруг себя другие этносы и культуры. Армения, Рим, Китай, Кавказская Албания, Византия, Россия, Персия, будучи империями, становятся центром и величайших культур, объединяя внутри себя этнические осколки как грани большого алмаза, которые вмещают в себя талант и культуру многих уникальных этнических, а чаще даже суперэтнических образований. Таково на практике, на мой взгляд, действие закона сохранения этносов со сложными процессами этнического, этнонационального становления, где глубок и масштабен процесс взаимодействия и взаимовлияния этносов, формирования суперэтнических объединений, которые впоследствии и формируют этнонации – в своей целостности и масштабности как русские или, в разорванности осколков, как многие другие.

§ 4. Энергия «коллективного импульса» солидарности этносов, этнонаций. Дополнение к теории пассионарности

Этнос, этнонация – изначально явления во многом природные, как и сам человек, и им суждено иметь свою социально-культурную историю. Этнос-нация – это живое вещество биосферы (В.И. Вернадский), которое возникает как источник, форма самобытной организации биосоциального развития общности людей. Они существуют благодаря не только собственной энергетике, как пишет Л.Н. Гумилев, но и детерминированной энергетике взаимодействия и взаимовлияния с другими этнонациями.

Можно вести речь и об имманентном развитии явлений культуры, которое носит однонаправленный, прогрессивный характер как процесс постепенного усовершенствования, развитие одних явлений и других[87]. Это расширение масштабов этнических, межэтнических общностей вплоть до формирования этнонаций и с последующим их единством в одном государстве. Сведение этнических общностей к родо-племенным, кровнородственным связям – это уже анахронизм.

История этноса, этнонаций зависит не только от физико-биологической, природной пассионарности, но и от социальной и духовной энергетики творчества и сотворчества людей, давно преодолевших кровнородственные связи. Этнос в своей основе как «живое вещество биосферы» проявляет свою социально-культурную жизнь не только как отдельно взятая общность, но и в солидарности, сотворчестве выработки и реализации «коллективного импульса», который исходит именно от индивидуальности и общности людей, их природного и социокультурного взаимодействия. Диффузионистское направление этнологии, как известно, доказывает распространение культур в едином географическом ареале путем контактов между этническими общностями[88]. Биосоциальная пассионарность и духовная энергетика культурной самобытности питаются от источника «живого вещества биосферы», каковым прежде всего является сам человек, общность людей. В любой этнонаций, как и нации-государстве, главный образующий элемент этих общностей бесспорно человек: человек-культура и человек-гражданин со своими интересами и установками, «порожденными самой культурной средой»[89]. История развития этноса, этнонаций зависит не только от природы, среды обитания, ландшафта, но и от характера социокультурной активности, творчества, взаимодействия и сотворчества людей, объединенных в различные общности. Они самобытны по «вторичным признакам» культуры, традиций, психологии, а в своей человеческой первичности они одного рода, одной человеческой общности. И невежественно противопоставлять людей по этим признакам. Потенциал этнонаций в создании социокультурной энергетики этнонационального организма как общности создается благодаря коллективным действиям людей данного языка, культуры и т. д. Прежде всего это способность коллективного, общностного сотворчества индивидов на данной территории. Возможно говорить о природной предопределенности активности или пассионарности на уровне как отдельных людей, так и их общностей. В основе всего лежит творческая энергия индивидов, которые заряжают своей энергетикой поиска и открытий целые общности людей. Отсюда важнейшее значение среды обитания людей, традиций, создаваемых и воспроизводимых людьми. Аристотель – творчески пассионарная личность, но если бы до него не было Платона, Сократа, то Аристотель был бы другим человеком.

Этнонациональный дух – это историко-культурный феномен своеобразного взгляда на мир, природу и их преобразования, который формирует исторически определенный тип культуры и традиций. Следовательно, каждая из исторических общностей создает самобытную духовную среду, обуславливающую индивидов к творчеству и солидарности прежде всего в собственной социокультурной среде воспроизводства особенностей материальной и духовной культуры. Но в силах человека выйти за ценности этой среды. Ясно, что этнос, этнонация, как и государство, никогда не могут быть созданы одним человеком. Это в конечном итоге продукт энергетики «коллективного вещества», но которая зависит от энергетики и деятельности индивидов, от возможностей их творчества в солидарности, общности. Основой этого может служить и понятие «коллективное сознание» (Дюркгейм), свойственное для этнонациональных общностей. Потенциал этногенеза зависит как от социокультурной и физической энергетики отдельных людей, индивидуумов, так и от энергетики их взаимодействия, солидарности, их духовной и социальной общности, проявления на практике «коллективного импульса» этнонационального и межнационального объединения, творчества и сотворчества людей. Уровень организации и самоорганизации этнической общности – это результат их коллективного творчества, накопления культуры, духовности индивидов, способных быть общностью на основе солидарности, то есть проявления «коллективного импульса» в самой этнонациональной энергетике. Одновременно воспроизводство социокультурной энергетики этноса, этнонации зависит от уровня и активности межэтнических, межнациональных, социально-культурных контактов, способности накапливать солидарную энергетику «коллективного импульса» на новом, межэтнонациональном уровне общности. При этом эволюционисты делают попытку описать внутренние (эндогенные) факторы развития этноса, а диффузионисты – внешние (экзогенные)[90]. В случае же усиления этнонациональных противоречий и антагонизмов внутри или вне его может случиться поглощение и даже подмена социокультурной энергетики «коллективного импульса» солидарности, ее растрачивание в пассионарных претензиях и свержениях как друг друга (внутриэтнические), так и других (межэтнические). Как между индивидами и их группировками внутри этнонации, так и в межэтнонациональных отношениях могут быть различия и противоречия. Если социокультурная энергетика солидарности искажается или подавляется, она в конечном итоге уничтожается, растрачивается как потенциал развития прежде всего самой этнонации, данной общности, как ее способность воспроизводить «коллективный импульс» солидарности, творчества и сотворчества от энергии «живого вещества». Базовое значение «живого вещества» перегорает как без солидарного творчества индивидов данной общности, так и без сотворчества с другими этнонациональными общностями, хотя в начале своего проявления высокое напряжение «коллективного импульса» этнонациональной общности в форме пассионарного выброса этнонационализма может на какой-то период увеличивать и силу влияния «коллективного импульса». Но это лишь вспышка, поэтому важно не получить «перегрева» пассионарной активности, а вовремя направлять эту энергетику в созидательное русло, в русло солидарности. Здесь важна роль организующего субъективного начала жизни этносов, этнонаций: культуры, традиций, управления. Может быть и определяющая.

Социокультурная энергетика «коллективного импульса», воспроизводимая солидарностью и сотворчеством общностей, имеет более масштабные ориентации и возможности в отличие от импульса энергетики «живого вещества» как источника развития конкретного этноса, этнонации, который для него как бы по природе индивидуален. Кроме того, по своей сути социокультурная энергетика «коллективного импульса» солидарности и сотворчества ориентирована на «закон возрастания масштабов общности» людей за счет постоянного поиска людьми широты и самобытности духовного пространства в своей социокультурной деятельности. Человек – это мир. Следовательно, на весь мир распространяются его духовные потребности и интересы – от родовых, этнических, этнонациональных, государственных и до межгосударственных отношений всего человеческого сообщества. В этом плане масштабы личности шире масштабов всех этих общностей. Более того, это путь познания и постижения общности людей, человечества, исходя из его человеческой природы сотрудничества и сотворчества. Тут нет в конечном итоге преград для проявлений энергетики «живого вещества» как на индивидуальном, так и на этническом, этнонациональном уровнях. Энергия «живого вещества» – это энергия становления, солидарности не только данных этнических и этнонациональных, но и иных общностей людей в сотворчестве и взаимодействии. Если этносы, этнонации не воспроизводят энергию «коллективного импульса» солидарности и сотворчества или если она недостаточна и ограничена этнонациональными рамками, или в нем накапливается чрезмерно много пассионарной этнической, этнонациональной энергетики, такие общности, как правило, не способны к формированию новых, более масштабных общностей и обречены остаться на уровне мелких этнических групп, не доходя до масштабного воспроизводства своей общности, участия в энергии «коллективного импульса» солидарности, способности самостоятельного воспроизводства масштабов общности, этнонации, нации-государства и далее. Генератором такого воспроизводства в общностях также выступают пассионарные индивиды, но объединенные энергией не только пассионарности, но и солидарности. Таковыми индивидами для русского этноса являются князь Игорь, князь Владимир, князь Ярослав Мудрый, Александр Невский, царь Иван Грозный, император Петр Первый, Иосиф Сталин, Владимир Путан… Для аварцев это – Умахан Аварский, имам Шамиль, Абдурахман Даниилов, Расул Гамзатов, Фазу Алиева. Для арабов – это пророк Мухаммед, для евреев – это Моисей и т. д. Именно пассионарное воспроизводство энергии «живого вещества» и его преобразование в «коллективный импульс» солидарности осуществляется активностью, «пассионарностью» отдельных индивидов, самоутверждающих не только себя, но и свои общности. Невозможно замыкать индивидов и их общности какими-то рамками[91].

Зачастую противоречия, напряженность возникают и внутри одной этнонации как проявление той изначально родовой природной энергетики, которая не всегда оказывается управляема социокультурной энергетикой, ибо в ней ощущается дефицит энергетики «коллективного импульса» солидарности. Пассионарность энергетики «живого вещества» без энергетики «коллективного импульса» солидарности на уровне общности людей начинает производить и воспроизводить этнонациональную (внутринациональную) и межнациональную напряженность, кризисы, революции, конфликты, что ведет к ослаблению общей этнической, этнонациональной (общностной) энергетики.

«Энергия пассионарного толчка» (Л.Н. Гумилев) – это первичный толчок от энергии, который исходит от энергии «живого вещества», откуда начинается движение людей – пассионариев к этнической, этнонациональной общности через деятельность пассионарно заряженных и активных родоплеменных и иных уровней общностей. А далее многое зависит уже от энергии и инерции социального и духовного обогащения «коллективного импульса» солидарности. От силы этого толчка, не оторванного от толчка «живого вещества», видимо, исходит и способность этнонациональных общностей людей воспроизводить свою изначальную и солидарную энергетику, характер его эволюций, масштабов жизнедеятельности. Скифы, сарматы, гунны, хазары, тюрки, авары, аланы, венеды, славяне – это многообразие вспышек «живого вещества». А способность русских, китайцев, арабов не только самоутвердиться, сохраниться, но и объединиться в крупные этнонациональные и межнациональные общности, воспроизводить природную энергетику в солидарности и тем самым обеспечивать действие «коллективного импульса» приводит к воспроизводству социокультурной энергетики, общности людей, их жизнеспособности в более масштабных формах обеспечить свое объединение и солидарность. Древляне, поляне, кривичи, вятичи и другие могли самостоятельно развиваться от «энергии живого вещества». Но они одновременно оказались охвачены и «коллективным импульсом» своей солидарности. Отсюда и постоянное формирование русского этноса как крупного объединения. Чрезмерные же затраты их пассионарной энергии впоследствии привели к тому, что русский этнос, этнонация стали расщепляться на русских, белорусов и украинцев, хотя тут энергия «живого вещества» и «коллективный импульс» солидарности достаточно совпадают.

Зачастую энергетика «коллективного импульса» солидарности римской, персидской, германской, российской и иных империй давала замыкание из-за возврата к однобокой пассионарности отдельной этнонациональной энергетики «живого вещества», ее растрачиванию, забвению, после чего случались взрывы и вспышки, которые разбрасывали на отдельные части уже сформировавшиеся общности. Один автор пишет, что «феномен имперского государства, с его православной духовной основой, есть перл мирового человеческого общежития»[92]. Именно такое гипертрофирование роли одного этнонационального или религиозного начала уже есть и начало к разложению таких общностей, хотя на каком-то этапе они действуют и сплачивающе. Но при этом важно понимать, что общности великих масштабов в конечном итоге невозможны на основе одной природной или духовной энергетики одного «живого вещества», а возможны лишь на основе их солидарности и сотворчества. Таковы особенности превращения этнического, этнонационального в межнациональное «суперэтническое» образование.

«Во всех исторических процессах – от микрокосмоса (жизнь одной особи) до макрокосмоса (развитие человечества в целом) – общественные и природные формы движения соприсутствуют подчас столь причудливо, что иногда трудно «уловить характер их связи»[93]. Так что рождение этноса, а от него и этнонации – это явление, в определенной, в преобладающей степени, может быть природное в своем изначальном состоянии возникновения. А его исчезновение «или переход в состояние гомеостаза» (Л.Н. Гумилев) в большей степени есть, видимо, результат ослабления энергии «коллективного импульса» солидарности и сотворчества из-за отсутствия индивидов, способных воспроизводить именно эти качества жизнедеятельности общности на более масштабном уровне, а не только свою пассионарность. Для зарождения этнического, этнонационального и, тем более, крупных межнациональных (суперэтнонациональных) коллективов необходима не только активность «групп пассионарных особ» (Л.Н. Гумилев), но и «коллективный импульс» их солидарности по всему пространству взаимодействия. Весь человеческий социум в различных измерениях и перспективе зависит от способности воспроизводить именно «коллективный импульс», т. е. способности объединяться и действовать, воспроизводя социокультурную энергетику человеческой общности, общности людей, способных действовать и жить в режиме сотрудничества и сотворчества. Такова природа человека как «коллективного животного» (Аристотель). Поэтому от силы и масштабов влияния «коллективного импульса» солидарности зависят масштабы самоутверждения этнонации, ее способности сохраняться в сообществе новых общностей. Ведь хазары имели прекрасный ландшафт, смогли оформить свою социокультурную энергетическую общность (каганат), стали активно воспроизводить себя, свою энергетику, но в дальнейшем потеряли способность оказывать социокультурное энергетическое влияние на сохранение общей энергетики, а значит и своей этничности. Таким образом хазары исчезли, растворились как самостоятельное объединение, общность. То же самое можно сказать и в отношении аваров. Ведь ни одно великое и жизнеспособное государство в истории не было продуктом жизнедеятельности одного этноса как «живого вещества», энергетики одного рода или этноса, этнонации. Если бы хазары были способны еще сохранить и воспроизводить и «коллективный импульс» солидарности, вполне возможно, что сегодня огромную территорию, во всяком случае Северный Кавказ, контролировала бы суперэтническая общность хазарских племен, народов, этнонаций. Так и авары, проявив огромную пассионарность, все же не сумели проявить до конца энергетику «коллективного импульса» солидарности, который был им тоже дан природой, хотя благодаря именно ему они смогли в свое время создать межэтнонациональный (полиэтнический) каганат. Энергия была бы растрачена. Отсутствие или потеря способности к солидарности с другими на основе сотворчества приводит к потере способности этнических, этнонациональных общностей и к новым масштабным суперэтническим общностям. В этом случае общностные качества отступают, разлагая этнос, этнонации как общность. Этнос, этнонация как элемент макрокосмоса, природы не исчезают полностью. «Вспышка энергии» «живого вещества» как заряд, движение сохраняется в каждом индивидууме и веками может проявляться на генетическом уровне, но уже без «коллективного импульса» солидарности и сотворчества, а в среде другой общности. Следовательно, отдельный этнос, этнонация оказываются не способными объединяться и объединять в сотворчестве и сотрудничестве, то есть формировать и сохранять свою общность, расширяя свои масштабы. Социокультурная энергетика этноса, этнонации может потерять таким образом «источник питания», особенно когда поколение индивидов попадает в иную природную и культурную среду, в иной ландшафт. Именно противоречия между энергией «живого вещества» и социокультурной энергетикой «коллективного импульса» солидарности и создают этот дисбаланс. Отсюда и многие социальные, экологические и даже природные катаклизмы из-за деструктивного взаимодействия природы, ландшафта и этноса, этнонации. Связь природы, ландшафта, географии и характера людей, этносов усматривалась учеными исторически.

Следует думать над тем, почему тысячелетиями люди во многих регионах мира жили в гармонии с окружающей их средой, понимая ее дух и язык. И сама природа, ее атрибуты были божеством для многих народов. На этом строилось в целом и язычество. Баланс с окружающей средой – первичная черта всех мировых культур, этносов, этнонаций. Духовные традиции гармонии с окружающим миром формируют и общность людей (этнонациональную), живущих примерно в одинаковых природно-климатических условиях. Этнос, этнонация – это одновременно и традиции взаимоотношения человека и природы. Все народы искали в этих отношениях духовно-охранительные символы, традиции. В современных условиях взаимосвязь и взаимозависимость людей, народов возросла, но она оторвана от энергии «живого вещества». Отсюда возникают и проблемы экологической безопасности как мирового вызова.

Взаимосвязь между состоянием духа, сбалансированностью энергетики самой этнонации и состоянием природных явлений достаточно очевидна в современном мире. Если «энергия живого вещества» (этнического) превалирует над социокультурной энергетикой (этнонациональной) и «коллективным импульсом» человеческой солидарности, созидания и творчества, то происходит мутация как этнонации, так и самой природы. Возможно, «энергия живого вещества» исходит от земной коры и влияет в том числе и на ее состояние через деятельность этносов, этнонаций. Так, этнонациональные конфликты и различного рода катаклизмы природы – цунами, землетрясения и другие, как бы воспроизводят друг друга. Такие катаклизмы были в Армении, Турции, Югославии, Африке, где конфликты этнонационального характера и землетрясения нередко находятся в прямой зависимости друг от друга. Для доказательства данного положения можно представить систематизированные наблюдения специалистов.

Природа и сам индивид в своей исходной «энергии живого вещества» начинают конфликтовать со средой обитания, которая воспроизводит иные импульсы. Повторяю, я прослеживаю уже более десятилетия связь между выбросом пассионарной энергии этнических конфликтов и природными катаклизмами. А где-то и наоборот. Югославия, Армения, Грузия, Алжир, Турция, Северный Кавказ – это регионы кровавых конфликтов, где за эти годы были страшные наводнения, сход ледников, землетрясения, другие природные катаклизмы. Эти зависимости настолько очевидны, что есть необходимость подробно описать их совместно с соответствующими специалистами. Все это хронологически можно проследить и в СМИ. Чрезмерная нагрузка людей других культур в Юго-восточной Азии привела к цунами и гибели около 150 тысяч человек в конце 2004 года. Прослеживается природно-ландшафтная «привязанность» той или иной этнонации и ее способность к социокультурной адаптации в новой среде обитания. Но социокультурная энергетика этнических и межэтнических общностей при ее балансировании с естественными потребностями жизнедеятельности и сообщества (макрокосмоса) разного рода и природные катаклизмы может быть можно свести на нет. Нас может выручить общая для всех природа «энергии живого вещества», в которой всегда есть энергетика «коллективного импульса» солидарности, а не только конкретно-этническое, пассионарное их проявление. Важно эти энергии соединить в гармонии на благо человека и человеческого сообщества. Мы часто говорим о последствиях глобализации, умалчивая о причинах.

Энергетика этнического, этнонационального реализуется в смысле «выживаемости» этой энергетики, которая зависит от ландшафта, климата, их социокультурной деятельности, данной этнонациональной и межнациональной общности в данном регионе. А процесс самосохранения и самоутверждения всей этой энергетики зависит в том числе и от функционирования, темпов и масштабов воспроизводства «коллективного импульса» социокультурной энергетики этнонациональных общностей. Ни одна другая общность людей не вырабатывает в таком сочетании природно-биологическую и социокультурную энергетику как этнос, этнонация. Социокультурная энергетика, будучи в своих истоках этнической, все же постепенно включает в себя энергетику десяток и сотен этнонаций, их общностей различного уровня прежде всего за счет действия «коллективного импульса» солидарности и созидания. Если природная энергетика – это элемент самобытного взаимодействия этноса и природы, то социокультурная энергетика – это способность к воспроизводству солидарности и сотворчеству, к расширению масштабов этнонационального, в том числе и в многонациональных (суперэтнических) общностях. Это и есть проявление «коллективного импульса» солидарности, который действует на уровне как этнонациональной общности, так и межэтнонациональной общности. Речь идет о воспроизводстве не только самобытности, но и общности людей. Масштабы общности людей в этом плане исторически возрастают.

В теории этноса, этнонации и этногенеза недостает как раз исследования по изучению энергетики «коллективного импульса» солидарности этнонациональных общностей с точки зрения устремленности, способности людей к общности в результате действия этого импульса. Так называемый «пассионарный перегрев», о котором говорил Л.Н. Гумилев и который, по его мнению, ведет к «жестким кровопролитиям как внутри системы, так и на границах ее», обусловлен как раз столкновением «энергии живого вещества» в этнонациональных «вспышках пассионарности». Но при дефиците энергии «коллективного импульса» солидарности, созидания и сотворчества. Отсюда и «перегрев». Такое происходит как внутри этносов, этнонаций за счет индивидуальных «вспышек» субкультур этнонациональной энергетики, так и на более высоком уровне общности при объединении различных этнонациональных организмов в нацию-государство. И здесь очень важно учесть и научиться воспроизводить энергетику «коллективного импульса».

Русская нация – это и руссо-славяне, и кривичи, вятичи, поляне, древляне, а также «племена других языцы» (Повесть временных лет), где в различных этноприродных вариациях действует как «энергия живого вещества», так и социокультурная энергетика «коллективного импульса» солидарности и общности людей. И все это вместе составляло русскую нацию, но по «вспышкам» энергетики всех конкретных этнонаций как общности людей в тех или иных регионах они имеют много индивидуальных проявлений энергетик по своей природе.

Русский этнос оказался этнонацией в социокультурном плане, нацией с развитым «коллективным импульсом» солидарности и сотворчества, способной объединить вокруг себя многие этносы, этнонаций. А российская нация-государство как результат объединения этой этнонациональной энергетики в своем «коллективном импульсе» солидарности и сотворчества составляет многонациональный народ Российской Федерации. И это уже явление, конечно, в большей степени социально-политическое. Но с родовыми корнями, со своей самобытной энергетикой. В.И. Вернадский и особенно Л.Н. Гумилев, гениально исследуя природу «негэнтрополитного импульса», «толчка (вспышки)», доводят его до больших этнонаций, которые сами уже состоят из десятков и сотен этих «вспышек». И тут важно сказать, что объединенных энергетикой «коллективного импульса» в своей социокультурной и природной обусловленности. Характеристика этого процесса такова, что неустойчивость или устойчивость, равновесие или гомеостаз сменяются в базисных «вспышках» не только этнонационального, но и «коллективного импульса» солидарности с другими общностями. Следовательно, от уровня социальной организации и духовной энергетики, общности, направленности того изначального «толчка» (вспышки) на общность через энергетику «коллективного импульса» солидарности зависят судьбы общности людей этнонациональных и политических. Перспектива первоначальной «энергетики живого вещества» находится таким образом в прямой зависимости от силы влияния «коллективного импульса» солидарности, перевоплощения его в социальную и духовную энергетику самобытного развития этнонаций и их сотворчества на новых уровнях. Они формируются на основе способности к объединению различных этнонаций, близких по природе взаимодействия в рамках энергетики «коллективного импульса». Именно все это в комплексе и формирует «пассионарную энергию» того или иного толчка (Гумилев Л.Н.), а не просто «энергия живого вещества» или «вспышки живого вещества» в своей пассионарной активности. Важно исследовать превращения этой энергии «живого вещества» в энергию «коллективного импульса» солидарности, социокультурную энергию общности и сотворчества. Именно этим и отличается человек, его место и роль в природе и обществе. Об этом говорят и законы взаимосвязанного и взаимообусловленного глобального мира современности. Повторимся, но давным-давно было сказано, что «человек – это коллективное животное» (Аристотель). Но только теперь мы можем сказать, что «коллективность» – это способность человека, в которой объединены природная и социокультурная энергетика «коллективного импульса» солидарности и созидания, которая и обуславливает коллективные качества человека, что ведет к закономерному объединению людей в этнонациональные и межнациональные общности, масштабы которых расширяются и многообразие которых возрастает. В этом и смысл закона возрастания масштабов общности людей, действие которого мы видим в современных условиях, при всех издержках, но на основе действия энергетики «коллективного импульса» солидарности.

Глава II Этнонации: природа и перспективы

§ 1. Сущность этноса и этнонации

Известный историк и биолог Б. Поршнев, пытаясь установить специфические отличия человека современного вида от других видов гоминид, отметил изначальную склонность человеческого мышления к абсурду и склонность к систематическому истреблению себе подобных[94]. Это абсурдное начало в самом человеке принесло чрезмерно много горя человечеству. И человек неистово продолжает свергать и уничтожать человека по различным его признакам общностной принадлежности: племени, этносу, государству, классу, партии и т. д. Плюс ко всему еще одно специфическое свойство человека – это творение нереального, виртуального мира вместо исторического. Никакие фантасты в области техники и технологии не сравнятся тут с обществоведами. Мифотворчество особенно сильно возбуждается в воспаленном разными «измами» сознании людей. Крушение одних мифов приводит к утверждению мифов еще более невежественных. Взрыв мифотворчества можно заметить в переходные (смутные) периоды, когда привычные реалии и разумные идеи как бы ускользают, скатываются в болото предрассудков массового сознания и массовой психологии. Идолопоклонство – древнейшее и любимое занятие толпы. Именно на этой основе люди создавали разного рода божества. И потворствуют этому жрецы, шаманы, идеологи, теоретики – все те, кто не отвечает за практику и последствия фантазий сказанного и написанного. И после развала Советского Союза многие люди, потерявшие социально-политические основы своего привычного бытия, вынуждены были вернуться на традиционную этническую, этнонациональную почву, которая тоже оказалась чрезвычайно деформирована. И «пошла губерния писать». Чеченцы пишут, что они от хеттов и из Урарту, лезгины утверждают, что являются потомками пелазгов, русские вновь возрождают шовинистические тезисы «русской идеи» и стали придерживаться арийского мифа своего происхождения и т. д. И таких примеров можно привести тысячи. Мало кто остается в долгу в своем невежестве, при этом не познавая до конца талант и самобытность своих народов и культур. Линия истины между реальным и мифическим оказалась разрушенной, в том числе и в современных условиях.

А. Мигдал, рассматривая общие проблемы развития науки, привел слова из речи писателя А. Камю при получении им Нобелевской премии о том, что искусство шагает по узкой тропинке между двух бездн: с одной стороны, – пустота, с другой – тенденциозность; в науке же, по мнению А. Мигдала, такими безднами являются верхоглядство и догматизм. Исходя из этого яркого образа, я добавил бы, что главные трудности развития обществоведческих наук – в тенденциозности и предвзятости их концепций. И в этнонациональном развитии, в этнологии и в этнополитике эта «бездна» как бы расположилась по обе стороны: этнонационализм с сепаратизмом и этнонациональный шовинизм с расизмом. И от такого противопоставления крайностей общество замирает в страхе от их проявления. Они, как ураган, угрожают путнику, идущему по узкой тропинке между двумя безднами, свалиться и в одну, и в другую сторону. Как говорится, здесь нет выбора: направо пойдешь – по голове получишь, налево пойдешь – по голове получишь, а будешь пытаться разобраться и никуда ни за кем не пойдешь, тут же сверху голос: ты чего стоишь, по голове хочешь? И главное из-за того, что все хотят довлеть над человеческим сознанием, чаще вводя его в заблуждение, ибо лишь редкие способны достичь истины разумного и совестливого. Отсюда и элементы «лженауки», об опасности которых пишет А. Мигдал, которые в общественных науках могут проявляются чаще, чем даже в естественных. Здесь чаще встречаются случаи, когда самая «смутная идея» в любой день и в любой час может быть объявлена достоверной истиной; а все, что противоречит ей, в очередной раз замалчивается с умным видом. Для этого организуются партии, проповеди, кафедры, и «смутной идее» легче оснаститься своим понятийно-терминологическим, организационным аппаратом и т. п.[95] Больше всего смутных идей в этногенезе, они пользуются крайностями в своих целях, чтобы оседлать этнос, этнонации.

Позавчерашняя имперская идеология, как и вчерашнее господство классового подхода, в той или иной степени искажали суть этносов, этнических и этнополитических процессов. Имперский шовинизм и противоборствующий ему национал-сепаратизм делили народы на первосортные и второсортные, а пролетарский интернационализм закрывал пространство для взаимодействия этнонаций, изнутри разделяя их на пролетариат и буржуазию. Внутриэтнонациональное и межэтнонациональное разобщение людей искажает природу этих явлений и приводит людей к противоречиям и конфликтам. Но снятие имперского догматического и классового подходов не привело эти процессы к гармонии. Опять-таки стали господствовать крайние позиции: от отрицания этноса как нации и признания только гражданской нации до абсолютизации и противопоставления этнонационального. А некоторые ушли глубоко в Этнонациональное мифотворчество, где «мой народ самый древний», «мой народ самый культурный». Не все самое ценное, принятое обществом, народами, людьми, а самое неугодное, конфликтное ложно стало перемешиваться в одну «атомную кашицу» этнонационализма и этнонационального шовинизма, которой как беленой объедаются не только массы людей, но и ведущие политики страны разных национальностей, при этом не учитывая уже достигнутый уровень исторически формирующейся общности в хозяйственной и культурной деятельности людей не только одного этноса, но и многонационального сообщества в едином государстве. Вчерашней общности мало оставалось места для индивидуальности, а в сегодняшней индивидуальности мало места для общности. Видимо, из-за тупиковости поиска пути социального самоутверждения и развития этносов, этнонаций и этничности в истории и возникла концепция Л.Н. Гумилева, согласно которой этносы полагались не социальными, а биологическими категориями, которые рождались в определенных местах земли в результате воздействия на людей некой энергетики космических лучей[96]. Л.Н. Гумилев, исходя из этого, обосновал идею пассионарности и роль фактора пассионарной энергетики в развитии этносов. Это, скорее, естественно-биосферный взгляд на этногенез. В работах Л.Н. Гумилева дан интереснейший анализ всемирно-исторического процесса рождения, зрелости и угасания народов в мировой истории. Этносфера – это географическая, а не биологическая или социальная сфера, где основную роль играют экосферные, экогеографические основы распространения и существования человека и общности людей. Л.Н. Гумилева одни обвиняли во всех грехах, а другие превращали в великого учителя – гуру. Но еще предстоит огромная работа по поиску точных естественно-географических доказательств его великих догадок. В его теории много интересных предположений, которые опять-таки используют крайности для своего догматизма и мифологии. У каждого ученого свое видение природы, этноса-нации, нации-государства. Это процесс исторический, социальный, естественно-географический, но главное в этногенезе тех или иных народов – это их социально-культурное творчество и сотворчество. Формирование этноса, этнонаций со своими природно-биологическими корнями все же есть результат прежде всего взаимодействия живых индивидов в общности людей.

«Данный в свое время Сталиным перечень четырех признаков нации, по нашему мнению, не может быть без существенных оговорок применим к сегодняшним социалистическим нациям Советского Союза. Такие признаки нации, как общность территории, экономическая общность в данном случае почти утратили свое значение. Общность психического склада, проявляющаяся в общности культуры, также подверглась серьезной модификации. У наций Советского Союза в полной мере сохранялась лишь общность своего национального языка и языка межнационального общения, которые несомненно будут существовать в течение очень длительного времени. Таким образом, из четырех, обязательных по Сталину, признаков нации постоянное значение имеет лишь один, а три постепенно угасают. Но нации продолжают существовать. Это означает, что пришло время пересмотреть формулу о том, что если нет совокупности всех названных выше признаков, то нет и нации. В новых исторических условиях она уже не применима»[97]. Здесь опять-таки путается нация как этнос и нация как суперэтническое, межэтническое образование – нация как государство, политическая нация. Почему-то коммунисты об этом предпочитали не говорить.

В 1966–1968 годах в журнале «Вопросы истории» и в некоторых других журналах обществоведческого профиля была развернута новая дискуссия вокруг определения понятия «нация»[98]. Большинство ее участников сочло сталинское определение нации неточным; предлагалась новая трактовка признаков «общность языка» («общность литературного языка») и «общность территории» («государственная территория»), выдвигались предложения об учете признака «национальное самосознание» (или «чувство этнической принадлежности») и др. Но в результате споров все равно все получилось по-сталински. И главное, не удалось сблизить теорию этноса и теорию нации и национального вопроса, которые развивались у нас как бы параллельно, а «восстановление надлежащей связи между этими понятиями и вообще существенный прогресс в этой части обществоведения оказались возможными лишь в результате разработки общей теории этноса (этнических общностей), хотя и это дело не обошлось без погрешностей»[99]. Теория этноса в отличие от теории национального вопроса была более научной и менее политизированной. Марксисты вообще мало занимались этнологией. Они были увлечены теорией национального вопроса. А это разные вещи. Отсюда однобокость рассмотрения многих проблем теории этноса, теории нации.

В 1923 году в Шанхае вышла книга об этносе русского эмигранта С. Широкогорова, который предложил определять этносы как «группы людей, говорящих на одном языке, признающих свое единое происхождение, обладающих комплексом обычаев, укладом жизни, хранимых и освященных традиций, отличающих его от таковых других»[100]. Это более точное этнологическое определение, чем теория национального вопроса. Это еще в 30-е годы отмечали исследователи, но политика господствовала над наукой.

Были и весьма смелые выводы. В резолюции Археолого-этнографического совещания 1932 г. было заявлено: «Утверждение о существовании особой «марксистской» этнографии является не только теоретически несостоятельным, но и сугубо вредным…»[101]. В первом издании БСЭ в статье «Этнография» (1933 г.) были пояснения, что эта наука изучает народы, стоящие «на различных, часто довольно ранних, ступенях докапиталистического развития и поэтому сохранивших у себя пережитки докапиталистических формаций»[102]. Следовательно, невозможно было выработать и общую теорию этноса, народа, нации. И ничего с этим не получилось. Все опять свелось к теории национального вопроса.

Перелом произошел лишь в конце 40-х гг., когда в созданном в Москве Институте этнографии АН СССР была начата работа над многотомной серией «Народы мира» с показом всего этнокультурного своеобразия населения планеты – по континентам и крупным регионам[103]. Таким образом советская наука об этносах соприкасалась с мировыми достижениями. И это была этнология, а не только этнография.

Основными признаками этнической общности считались этническое самосознание и самоназвание, язык, территория, особенности психического склада, культуры и быта, определенная форма социально-территориальной организации или явное стремление к созданию такой организации. Конечно, эта краткая формулировка не отражала всего многообразия действительности и для своего конкретного применения требовала тех или иных дополнений и более полного раскрытия содержания основных элементов этноса[104]. По-моему, многие не понимали, что австромарксисты и И. Сталин вовлекли ученых в споры о «нациообразующих признаках», вместо познания сущности нации как этноса и нации-государства.

При этом возникал и вопрос о соотношении этноса с другими видами общностей людей[105], но все держались в рамках трафарета: «племя – народность – нация». Наряду с социализацией и политизацией этнонациональных образований шел процесс и биологизации, экологизации теории этноса. «Пассионарность» Л.И. Гумилева находилась в споре с «социально-этнической общностью» М. Джунусова, Ю. Бромлея и многих других[106]. М.И. Куличенко увидел в этом «переоценку роли этнического»[107]. А это всегда в России считается крамолой, ибо русская нация так и стала полноправной, доминирующей нацией-государством, хотя она несет такую нагрузку исторически. Некоторые ученые стали говорить, что кроме этносов как основных этнических единиц существуют еще более узкие этнические подразделения и более широкие этнические объединения, скорее указывая на новый межэтнический уровень формирования этнонаций. Эта идея была выражена почти одновременно Н.Н. Чебоксаровым и – более четко – Л.Н. Гумилевым, который предложил понятия «суперэтноса» и «субэтноса»; в качестве примеров средневековых суперэтносов. Л.Н. Гумилев привел «мусульман» и «франков», как называли тогда арабов и турков, всех католиков Западной Европы[108]. Но нация-этнос и нация-государство как историческая общность формирует свои этнонациональные и социально-политические признаки общности.

В разработке советской теории этноса особую роль сыграл академик Ю. Бромлей, которому по статусу предполагалось быть главным специалистом в данной сфере. Он был директором главного в стране института этнографии. Его книга «Очерки по теории этноса» (1983 г.) является крупнейшим исследованием по этой проблематике, в котором не столько новых идей, сколько систематизация всего того, что сделано было советскими этнографами и теоретиками национального вопроса. В работе наметился еще и определенный уход от диктатуро-пролетарской догматики и поиск стыковки, в том числе и с западной этнологией и антропологией. Наверное, к началу 80-х гг. советская теория этноса как нации выходила на наиболее разумные позиции, преодолевая крайности как марксистских, так и буржуазных теорий. В Советском Союзе была создана своя школа этнографов, этнологов, которая охватывала широкий спектр проблем этнонационального развития народов страны.

Ю. Бромлей на первое место среди специфических признаков этноса поставил «самоназвание – собственное имя», мотивируя это тем, что «нет и не было ни племени, ни народности, ни нации, ни национальности, у которых бы оно отсутствовало». Он замечает при этом, что люди могут именовать свои сообщества не только по этнической принадлежности – «этнониму», но и по территории, на которой они живут, – «топониму», по государству – «политониму», по их религиозной принадлежности – «конфессиониму» и по языку – «лингвониму» (этот перечень можно и продолжить), причем утверждает, что характерной чертой этнонимов является их «устойчивость». Он пишет, что «обычно отличить конфессионимы или лингвонимы от этнонима довольно легко, поставив вопрос: сохраняется ли рассматриваемое нарицательное имя при смене его носителем (носителями) религии или языка? Если в таких случаях мы будем иметь дело с изменением этого имени, то перед нами соответственно конфессионим или лингвоним, если же такого изменения не произойдет, то значит речь идет об этнониме»[109]. Хотя надо говорить, видимо, не об «устойчивости» этнонимов, а об «устойчивости» общности, этносов, а этнонимы могли часто меняться, ибо этноним все же форма, а не содержание этнического, этнонационального. Этнонимы чаще обозначали природно-географические признаки: «народ-гор», «речной народ», «народ-олень» и т. д. Внешние изменения зачастую переносились на этнос и даже преподносились как изменение их сущности. В таких подходах, конечно, много субъективного формализма, ибо они приносят сущность, дух в жертву форме, ибо «в них самих жизнь скудеет и мельчает»[110]. И еще более «скудной и мелочной» является теория, в которой вообще отрицаются реалии этнического, этнонационального, что мешает эволюционному процессу формирования гражданских наций и создает вакуум, где начинают господствовать стереотипы и предрассудки. Этноним, топоним, политоним могут часто меняться. Это все внешние атрибуты. При этом известны факты, когда то, как этнос себя называет и его называют, редко совпадало исторически. Отсюда и много путаницы в этногенезе, ибо исходят из этнонимов. Ю. Бромлей был прав, отмечая и еще большую «неустойчивость» политонимов, хотя такое утверждать при наличии «союза на века» было трудно. После развала СССР советские люди разных национальностей сменили гражданство, а вместе с ним политоним, что должно было привести к мысли о более устойчивом характере этнонима по сравнению с политонимом. Теперь новые теоретики хотят заменить всякие этнонимы опять единым политонимом. И лингвоним не всегда является признаком, свойственным для одного этноса. Различные по своему этническому происхождению люди пользуются одним языком (например в Англии – англичане, валлийцы, ирландцы, шотландцы). Политоним, как правило, кажется более устойчивым, чем этноним. Именно на этом настаивают те, кто «хоронит» этносы, нации в угоду нации гражданской, политической. А этноним на деле, действительно, оказывается устойчивее, хотя тут нет жестких закономерностей. Хакасы, тувинцы, чеченцы, узбеки и другие живут и здравствуют (слава Богу), а Советского Союза нет (к сожалению). Поэтому явное преувеличение политических признаков наций за счет пренебрежения этнонациональным признаком вредно и опасно для нормального развития этнонаций и становления единого для граждан всех национальностей страны государства.

Ю.В. Бромлей не относил к этническим признакам территорию из-за «неоднозначности» этого параметра, ибо «целостность территории… выступая в качестве важнейшего условия формирования этноса, не является строго обязательным фактором воспроизводства его частей». Территориальный признак тоже может «мигрировать» вместе с этносом. Отмечая далее, что проблема учета числа признаков этноса экономического и политического (государственного) характера опять-таки «решается далеко не однозначно», он приходит к выводам, что к чертам, свойственным всем этносам, «в первую очередь относятся характерные черты культуры (в том числе языка) и психики этноса, его сознание и самоназвание. Этот комплекс, на наш взгляд, и составляет ядро собственно этнических свойств».

В этнонациональных отношениях не различия, видимо, все же определяют сущность этнонациональных общностей, а самобытность как сущностное, а не поверхностное проявление лишь различий. До сих пор присутствуют в российской литературе термины «нации» и «народности», и как в XIX в. одних относят к ранним, а других к поздним этапам развития общества. В XXI веке такие подходы теряют свое значение. Этническое более ощутимое кровнородственное, компактное территориально и однообразное по языку (наречия), а этнонациональное – это социально-политическое пространство этнического существования и самоутверждения всего многообразия субкультурных явлений и наречий, свойственных для данной общности.

На фоне утвердившейся в политике иерархичности этнонаций и форм их обустройства в советском государстве привело и к попыткам определить концепцию «иерархичности» этносов. Ю.В. Бромлей считал, что кроме собственно этносов – «основных этнических подразделений» – совокупности людей, обладающей наибольшей интенсивностью этнических свойств и выступающей в качестве самостоятельных единиц общественного развития, существуют другие, как бы менее четко выраженные этносы. К таковым он относит: 1) «элементарные этнические единицы», или «микроэтнические единицы» – те наименьшие составные части основного этнического подразделения, которые представляют собой предел делимости последнего (к ним относятся главным образом семьи); 2) «субэтнические подразделения» – общности, у которых этнические свойства выражены с меньшей интенсивностью, чем у основных этнических единиц и которые являются их составными частями (к ним относятся этнографические, некоторые социальные, диалектные и расовые группы); 3) «макроэтнические единицы», или «метаэтнические общности» – образования, охватывающие несколько основных этнических подразделений, но обладающие этническими свойствами меньшей интенсивности, чем каждое из таких подразделений (к ним относятся «метаэтнополитические», «метаэтнолингвистические», «метаэтноконфессиональные» и другие общности). «Таким образом, – пишет Ю.В. Бромлей, – один и тот же человек может входить в несколько этнических общностей различных уровней. Например, можно считать себя русским (основное этническое подразделение), донским казаком (субэтнос) и славянином (метаэтническая общность)»[111]. Это все правильно, если только не путать этнические общности, субкультурные общности внутри и вокруг них, а также межэтнические общности. Они различны по природе и по уровню общности.

Следует сказать, что на одной территории, исторически находясь в контакте с другими людьми, человек формирует с ними определенную общность не только по этническим, но и по другим признакам: политическим, социальным, административным, профессиональным и иным. Более того, на разных исторических этапах и в конкретно-исторических условиях те или иные признаки могут стать более определяющими для данного человека, для данной общности.

Кроме того, этнос – явление комплексное. Именно отсюда и теория этноса Л.Н. Гумилева о биологической, географической, физической сущности этноса. Таким образом, он воздействовал на смягчение господствовавшей тогда позиции исторического материализма, которая утверждала ведущее значение в этносе, в нации «социальных», «классовых», а даже не «этнических» элементов[112]. А Ю.В. Бромлей утверждал, что «социальное в нации находится в диалектической взаимосвязи, неразрывном единстве с этническим», хотя в конечном итоге и этническое – это лишь форма проявления социального, духовного в их общностной специфике. Растворение этнического в социальном, политическом – это ошибка советских исследователей и нынешних либералов-демократов, критикующих Ю.В. Бромлея. У них общая методология – отрицание, растворение этнического в социальном или политическом. Они боятся самобытности и самостоятельности этнического, этнонационального как любой самобытности даже в отдельном человеке. «Причесать всех под одну гребенку» – любимое занятие политологов, в том числе и этнополитологов. В этносе, этнонации, как и в сущности самого человека, людей, проявляется одновременно феномен природы, биологического, физического, социального, культурного и политического их творчества, жизнедеятельности и сотворчества. В.И. Козлов и сегодня считает, что, «пренебрегая наукой, в высшем законе страны – Конституции Российской Федерации (1993 г.), преамбула начинается словами «Мы, многонациональный народ Российской Федерации…», так как в этнологии (этнографии) термином «народ» (как и равноценным ему «этнос») обозначались все типы этнических общностей, включая «нацию». Далее он пишет: «Показательно, что в статье 5 этой Конституции дано и правильное словоупотребление – «равноправие и самоопределение народов». Вероятно, юристы, составлявшие Конституцию, скалькировали начало преамбулы с конституции США («We, people of the USA…»), но употребление там слова «people» по смыслу, насколько я понимаю, означает прежде всего «люди», а не «народ». Но такого не было, ибо мне пришлось быть одним из авторов статьи 5 Конституции Российской Федерации. Во-первых, «народ» – это наиболее нейтральное и по-русски принятое название с точки зрения восприятия людьми. Русский человек, как впрочем и нерусский, у нас не очень знает, что такое «этнос». А понятие «народ» имеет смысл и этнический и социальный. Ибо «народ» шире, чем этнос, этнонация и близко подходит к определению нация-государство, нация-согражданство. Во-вторых, на том этапе нужен был мостик с «советским народом», чтобы не терять уже достигнутый уровень сформировавшейся исторической общности наших людей. Узаконенное словосочетание «многонациональный народ Российской Федерации» по существу близко родственно повсеместно отвергнутому в политической, да и в научной литературе понятию «советский народ», и только журналисты не замечали понятийную этнополитическую несуразицу»[113]. Ученых интересует терминология, а политиков – реальная жизнь и установки на общность, единство. На том этапе, когда нам с большим трудом приходилось удерживать, сохранять многонациональную общность в новой России, отрицать нации-этносы и писать сразу о нации-государстве означало не понимать суть происходящих событий, а значит и вести их к трагедии. Ведь В.И. Козлов писал о советском народе, а многонациональный народ России как бы стал правопреемником многонационального народа Советского Союза. Кроме того, это был период отказа от старых понятий, дефиниций и борьбы новых. Но это не словесный каламбур, а реальность. Понятие «многонациональный народ» наиболее адекватно отражает общность наших народов, людей, граждан Российской Федерации. Это социокультурная общность, в которой люди согласились жить (в согражданстве) одним государством (только согласились в новых условиях), а становление нации-государства, гражданской нации – процесс перспективный. Были и есть попытки изменить привычное и закрепленное в Конституции понятие «нация» (как одного из исторических типов «этноса») или «народ», вложив в него смысл «согражданства»[114]. Не дойдя до такого уровня общности, провозглашая нацию-согражданство и отрицая тут же нацию-этнос, – это значит проявлять деструктивный подход, который тормозит формирование российской нации. Российская нация отражает политическую, перспективную сущность нашей многонациональной общности. И это не должно означать отказа от наций-этносов. Такой вызов приведет к взрыву. Недопустимо навязывать искусственно, сверху новые формы общности людей, а важно набраться исторического терпения и мудрости. Ибо историческими категориями являются как этнонация, так и нация-государство. И процесс это эволюционный.

В наше время трудно разобраться с историческим прошлым, когда самые издаваемые историки у нас – математики Фоменко с Носовым и с их достойным оппонентом Аджи, которые творят не историю народов и государства, а «свою историю», в лучшем случае как историю «своей этничности» независимо от истории и этногенеза стран и народов. Идет растаскивание истории нашей российской общности, отрыв ее от общности народов, навязывание истории искусственно придуманной в кабинетах терминологии, тем более, когда рядом тоже формируется целая «библиотека сепаратизма» (Кавказ, Поволжье), «библиотека расизма» (Санкт-Петербург, Ростов, Москва), когда самыми великими объявляются только сами по себе русские, угро-финны, тюрки, татары, чеченцы, аварцы, мусульмане, при этом забывается обо всех других. Параллельно с ними по всем газетам и журналам выступают новые теоретики с отрицанием понятий «этнос», «нация», «национальная политика». И это вместо того, чтобы помогать людям, своим согражданам формировать идентичность их сознания как этнонациональностей, граждан страны на основе более или менее принятых терминов.

Марксизм-ленинизм со своими достижениями и догмами уходит, а на смену приходят национал-шовинизм и национал-сепаратизм, нацизм и расизм со всеми трагедиями, где каждый народ велик не только сам по себе, но при «ничтожестве» другого народа. И это в условиях, когда люди и так перепуганы тем, что у них «отнимут» национальность, культуру, язык, тем, что они растворятся в условиях глобализации. В полукриминальном постконфликтном российском обществе мало места для благополучных идей. И тут важно не терять связи преемственные, как теоретические, так и практические. А ученые должны не запутывать, а прояснять. Теория и идеология тоже становятся криминальными, с призывами идти «стенка на стенку». Здесь особую роль играет и мифология, когда человек уводится в прошлое или будущее, но лишается настоящего. А люди хотят жить сегодня, сейчас. И они на это имеют право. Человек в своей природной, этнической, культурной, гражданской сущности имеет одну только жизнь. И она связана с определенными общностями, в составе которых проходит становление человека.

Мы проходим период методологического хаоса и понятийно-категориальной сумятицы, когда нет никаких методологических и моральных обязательств. Тут трудно сразу и однозначно определиться. Главное сейчас – не впадать в крайности, доводя частные теории и конъюнктурные идеологемы до господствующих догм. Понятие «многонациональный народ» отличается по своему социально-политическому содержанию от понятия «советский народ». В новом понятии прежде всего нет внутреннего разделения самих этнонаций по социально-классовому признаку. Но определенная историческая преемственность между этими общностями есть. И, исходя прежде всего из идентичности данной общности, люди различных национальностей согласились жить в общности «российский народ». Народ как общность может быть этносом, но он может быть и соэтничностью, полиэтничностью. И если люди живут в одном государстве, их общность, единство как народа, как «нации-согражданства» неминуема. Но в согражданстве не исчерпывается этнос и этничность, этнонация, этнонациональность, более того, это новый уровень их самоутверждения. В новой общности они самостоятельно получают перспективы своего развития. Утверждение же реалий одних общностей при захоронении других, свойственное для ряда работ этнологов, носит деструктивный характер. Социально-этнические процессы исторически развиваются на основе заимствования и преемственности. Здесь глубокие связи и зависимости. А однобокое, искусственное отрицание, свержение этносов-наций и насаждение сверху политический нации – подходы, разрушающие историческую общность людей, в том числе и различных национальностей, отторгающие их друг от друга. А на такой основе трудно создавать и общность людей как граждан страны.

Этнонации: не умственные конструкции, а реалии жизни