Помоги проекту - поделись книгой:
— A-а! Ну это ничего не значит. Хоу — очень распространенная фамилия.
— А я тебе говорю, очень даже значит. Доктор Макрей говорит, что без влиятельных родственников теплое местечко в Компании не получишь. Док говорит, что Компания — это одна большая дружная семья, а слова о том, что это независимая корпорация, — самая смешная острота с тех пор, как изобрели женщин.
— Н-ну, не знаю. Куда девать этот хлам?
Наутро за завтраком всем раздали листки с перечнем требований, которым должны соответствовать комнаты, и всю вчерашнюю работу пришлось переделывать заново. Поскольку инструкцией директора Хоу не предусматривалось, что в комнате на одного будут жить двое, это было нелегким делом, и они не успели до десяти. Впрочем, директор дошел до них только через два часа.
Он просунул голову в дверь и уже хотел было уйти, но передумал и вошел. Он указал на скафандры, висевшие на крючках рядом с гардеробом.
— Почему вы не убрали эту варварскую роспись со своих масок?
Мальчики не могли понять, о чем речь, и Хоу спросил:
— Вы не читали утром объявления на доске?
— Нет, сэр.
— Так прочтите. Вы обязаны знать все, что вывешивается на доске. Дневальный! — крикнул он в дверь.
На пороге появился старшеклассник.
— Да, сэр.
— Эти двое лишаются воскресных привилегий, пока не будут соответствовать требованиям. Пять штрафных баллов каждому. — Хоу посмотрел вокруг: — Комната невероятно захламлена и неопрятна. Почему вы не придерживаетесь предписанной схемы?
Джим не мог выдавить из себя ни слова, потрясенный явной несправедливостью вопроса, и наконец пробормотал:
— Эта комната рассчитана на одного человека. Мы сделали все, что могли.
— Меня не интересуют оправдания. Если у вас нет места, чтобы держать вещи в порядке, избавьтесь от лишних вещей. — Тут его взгляд упал на Виллиса, который при виде посторонних убрался в уголок и спрятал все свои надстройки. Хоу указал на него. — Спортивное снаряжение следует хранить на шкафах или оставлять в спортзале. Недопустимо бросать его по углам.
Джим открыл было рот, но Фрэнк лягнул его в голень. Хоу, следуя к двери, продолжал:
— Я понимаю, молодые люди, что вы воспитывались вдали от цивилизации и не имели случая приобрести приличные манеры, но я сделаю все, чтобы исправить это. Я хочу, чтобы эта школа выпускала, помимо всего прочего, цивилизованных молодых джентльменов. — Хоу остановился на пороге и добавил: — Когда очистите маски, зайдите ко мне в кабинет.
Когда Хоу отошел на достаточное расстояние, Джим спросил:
— Ты зачем меня лягнул?
— Идиот ты этакий, он же подумал, что Виллис — это мяч.
— Я знаю, потому и хотел его поправить.
— Тебе что, еще мало? — процедил Фрэнк. — Хочешь держать при себе Виллиса, а Хоу, поди, уже выдумал правило, которое это запрещает.
— Ну нет, не может быть!
— С него станется. Я начинаю понимать, что Штуби не давал нашему другу Хоу проявлять свои таланты в полной мере. Слушай, а что такое «штрафные баллы»?
— Не знаю, но думаю, ничего хорошего. — Джим снял с крючка маску и посмотрел на веселые тигровые полоски. — Знаешь, Фрэнк, мне что-то не хочется становиться «цивилизованным юным джентльменом».
— Присоединяюсь.
Прежде чем браться за маски, друзья решили взглянуть на объявление, нет ли там еще какого подвоха. Они пошли в вестибюль и прочли на доске:
ОБЪЯВЛЕНИЕ
1. Воспрещается раскрашивание респираторных масок так называемыми опознавательными узорами. Маски должны быть однотонными. Каждый ученик обязан написать на груди и на спине своего скафандра свою фамилию буквами вышиной в один дюйм.
2. Ученикам предписывается носить рубашки и обувь (ботинки или тапочки) повсюду, кроме своей комнаты.
3. Содержание домашних животных воспрещается. В отдельных случаях, если животные представляют научный интерес, может быть рассмотрен вопрос о содержании их в биологической лаборатории.
4. Воспрещается хранить в комнатах продукты. Учащиеся, получающие продуктовые посылки от родителей, должны сдавать их сестре-хозяйке и брать продукты в разумных количествах после каждого приема пищи, кроме субботнего завтрака. На чаепития в свободное время по случаю дня рождения и т. п. следует получить особое разрешение.
5. Ученики, лишенные воскресных привилегий за нарушения дисциплины, могут читать, заниматься, писать письма, играть на музыкальных инструментах. Им не разрешается играть в карты, заходить в комнаты других учеников, а также покидать территорию школы под каким бы то ни было предлогом.
6. Ученики, желающие воспользоваться телефоном, подают письменное заявление установленной формы, после чего получают ключ от телефонной будки в канцелярии.
7. Ученический совет распускается. Ученическое самоуправление будет восстановлено только в том случае, если вся школа заслужит это своим поведением.
Джим свистнул. Фрэнк сказал:
— Нет, ты видел такое? Распустить ученический совет — подумать только? А на то, чтобы почесаться, тоже надо испрашивать разрешение? За кого он нас принимает?
— Откуда я знаю. Фрэнк, а у меня рубашки нет.
— Я тебе одолжу футболку, пока не купишь. А ты посмотри на третий пункт и сделай выводы.
— А что такое? — Джим перечел объявление.
— Ты бы пошел и подлизался к биологу, может, он возьмет Виллиса.
— Что? — Джим просто не связал параграф о домашних животных с Виллисом, он не думал о Виллисе как о животном. — Нет, Фрэнк, я не могу. Он будет ужасно несчастен.
— Тогда отправь его лучше домой, и пусть твои о нем позаботятся.
— Не стану я этого делать. Не стану! — заартачился Джим.
— Что ж ты тогда будешь делать?
— Не знаю. — Джим призадумался. — А ничего. Просто буду его прятать. Хоу не знает даже, что он у меня есть.
— Ну… может, и пройдет, если никто не заложит.
— По-моему, наши парни на это не способны.
Они вернулись к себе и попытались смыть узоры с масок — нельзя сказать, чтобы с большим успехом: краска въелась в пластмассу, и друзьям удалось только размазать ее. Тут в дверь заглянул ученик по фамилии Смайт.
— Почистить вам маски?
— Ничего не выйдет, краска не отмывается.
— Я слышу это уже в энный раз. Но по доброте душевной, из желания послужить людям я покрашу ваши маски в естественный цвет — четверть кредитки за маску.
— Я так и знал, что тут подвох, — сказал Джим.
— Не хотите, как хотите. Давайте решайте, клиенты ждут.
— Смитти, ты способен продать билеты на похороны собственной бабушки. — И Джим достал четверть кредитки.
— Это идея. Как думаешь, по сколько брать за билет? — Смайт достал жестянку, кисточку и быстро закрасил смелый орнамент Джима коричневато-оливковым лаком, точно под цвет маски. — Ну вот! Через пару минут высохнет. А ты как, Саттон?
— Давай, кровопийца.
— Так-то ты отзываешься о своем благодетеле? У меня в женской школе важное свидание, а я тут трачу драгоценное субботнее время, выручая вас. — И Смайт столь же быстро обработал маску Фрэнка.
— Вернее сказать, сшибаешь денежки для свидания, — заметил Джим. — Смитти, что ты скажешь насчет хитрых правил, которые придумал новый шеф? Покоримся или поднимем вой?
— А зачем поднимать вой? — Смайт собрал свои орудия. — На всем можно сделать бизнес, стоит только приложить мозги. Когда вы в затруднении, обращайтесь к Смайту — обслуживаем в любое время. — Он задержался на пороге. — А про билеты на похороны никому не говорите, а то бабушка захочет урвать свою долю, пока не померла. У старушки на это большой нюх.
— Фрэнк, — сказал Джим, когда Смайт ушел, — не нравится мне этот парень.
— Зато он нас выручил, — пожал плечами Фрэнк. — Давай отметимся, пусть нас вычеркнут из черного списка.
— Давай. Он мне напомнил, как док говорил: какой закон ни прими, он всегда открывает новую лазейку для мошенников.
— Не обязательно. Пошли.
У кабинета директора стоял длинный хвост, и очередных впускали по десять человек. Хоу быстро осмотрел их маски и перешел к нотации:
— Надеюсь, юные джентльмены, это послужит вам не только уроком аккуратности, но и уроком внимания. Если бы вы прочли сегодня объявление, то подготовились бы к инспекции. Что до самого нарушения, я хочу, чтобы вы поняли: дело здесь не только в детских, дикарских рисунках на ваших средствах защиты, как ни безобразна подобная живопись сама по себе. — Он помолчал, чтобы убедиться, что его слушают. — Нравы в колониях вовсе не обязательно должны быть грубыми и вульгарными. Как глава этого учебного заведения, я намерен искоренить все пороки, внедренные в вас домашним воспитанием. Главная цель воспитания, если не единственная — это созидание характера, а характер создает только дисциплина. Считаю, что я как нельзя лучше приспособлен для этой задачи. Перед тем как прибыть сюда, я двенадцать лет преподавал в военной академии в Скалистых горах. Это превосходнейшая школа — школа, которая выпускает мужчин.
Он снова остановился — то ли перевести дыхание, то ли дать слушателям проникнуться своей речью. Джим пришел сюда только затем, чтобы у него со спины сняли ярлык нарушителя. Однако высокомерие директора и особенно его высказывание о колониальном доме как источнике дурного воспитания в конце концов вывели Джима из терпения.
— Мистер Хоу, — сказал он.
— Да? Что такое?
— Здесь не Скалистые годы, а Марс. И не военная академия.
Изумление и гнев мистера Хоу были столь велики, что какой-то момент казалось: не то он совершит рукоприкладство, не то его хватит удар. Затем он овладел собой и процедил сквозь зубы:
— Ваша фамилия?
— Марло, сэр. Джеймс Марло.
— Было бы намного лучше для вас же, Марло, если бы здесь была военная академия. Остальные могут идти. Воскресные привилегии восстановлены. Марло, останьтесь.
Когда все вышли, Хоу сказал:
— Марло, нет на свете ничего отвратительнее наглого, неблагодарного, незнающего своего места юнца. Вы получаете прекрасное образование исключительно благодаря Компании. И вряд ли вам пристало дерзить людям, которых Компания поставила наблюдать за вашим обучением и содержанием. Вы сознаете это?
Джим молчал. Хоу сказал резко:
— Ну же! Говорите, юноша, признайте свою вину и извинитесь. Будьте мужчиной!
Джим продолжал молчать. Хоу побарабанил пальцами по столу и наконец сказал:
— Очень хорошо, ступайте к себе и обдумайте свое поведение. До понедельника у вас будет достаточно времени.
Когда Джим вернулся к себе, Фрэнк восхищенно покачал головой.
— Ну и отчаянный же ты парень.
— Надо же было кому-то сказать ему.
— Да уж, надо. Каковы же твои дальнейшие планы? Перережешь себе горло или уйдешь в монастырь? Старый Хоу теперь будет постоянно держать тебя на мушке. Прямо небезопасно стало жить с тобой в одной комнате.
— Какого черта, Фрэнк! Если ты так на это смотришь, поищи себе другого соседа.
— Тихо, тихо! Я тебя не брошу, буду с тобой до конца. «И с улыбкою мальчик мертвым упал». Я рад, что ты ему все высказал. У меня не хватило бы смелости.
Джим бросился на свою койку.
— Не думаю, что смогу долго здесь выдержать. Я не привык, чтобы меня шпыняли и издевались надо мной ни за что ни про что. А теперь я буду получать двойную дозу. Что делать?
— А пес его знает.
— Здесь было так хорошо при старом Штуби. Я думал, мне здесь будет просто здорово.
— Штуби был молодец. Но что же остается, Джим, кроме как заткнуться, проглотить пилюлю и надеяться, что он забудет?
— Слушай, никому ведь это не нравится. Может, если мы объединимся, он сбавит ход?
— Вряд ли. Ты единственный, у кого хватило духу высказаться. Даже я и то тебя не поддержал, хотя согласен с тобой на сто процентов.
— А если мы все напишем родителям?
— Всех не заставишь, — покачал головой Фрэнк, — а кто-нибудь еще и настучит. Тогда тебя обзовут зачинщиком бунта или как-нибудь похоже. И потом, что ты такого напишешь в письме? Чем ты докажешь, что мистер Хоу делает то, что он не вправе делать? Я знаю, что скажет мой старик.
— Ну и что он скажет?
— Он мне много раз рассказывал про школу, в которой учился на Земле, и как ему там несладко приходилось. По-моему, он даже гордится этим. Если я ему скажу, что Хоу не велел нам держать в комнате пирожные, он посмеется, и все.
— Черт, Фрэнк, ведь речь идет не о правиле насчет продуктов, а обо всем вместе.
— Ясно, ясно. Мне-то ясно. А вот попробуй объясни моему старику. Все, что мы можем рассказать — это мелочи. Нужны вещи посерьезнее, чтобы родители вмешались.
К вечеру Фрэнк утвердился в своем мнении. Слух разнесся, и у них перебывала чуть ли не вся школа. Кто приходил пожать руку Джиму, а кто просто поглядеть на чудака, у которого хватило ума восстать против авторитета, облеченного властью. При этом выяснились два обстоятельства: никому не нравилось новое руководство и предпринятые им дисциплинарные меры, и никто не желал объединяться, считая это делом пропащим.
В воскресенье Фрэнк пошел в Малый Сирт — в поселение землян, а не в соседний марсианский город. Джим, будучи под домашним арестом, остался в комнате, делал вид, что занимается, и беседовал с Виллисом. Фрэнк вернулся к ужину и сказал:
— Я тебе принес подарок, — и кинул Джиму маленький пакетик.
— Спасибо, друг! А что там?
— Разверни — увидишь.
Это оказалась кассета с записью нового танго, сделанной в Рио и доставленной прямо с Земли на «Альберте Эйнштейне». Называлось танго «Quien Es la Senorita?»[4]. Джим был без ума от латиноамериканской музыки, и Фрэнк вспомнил об этом.
— Ух ты! — Джим подошел к столу, вставил кассету в магнитофон и приготовился наслаждаться, но Фрэнк остановил его.
Поделиться книгой: