Помоги проекту - поделись книгой:
Игорь Плетинский
г. Петах-Тиква, Израиль
Сны Рене
Эта старинная рукопись совсем недавно и совершенно случайно была найдена неким копающимся в прошлом историком в библиотеке при мэрии одного из провинциальных городов Франции. Причём как она туда попала, кто её оставил там – неизвестно, сотрудники мэрии не могли дать вразумительный ответ на этот вопрос. Ученый же ничтоже сумняшеся[8] не стал раздувать из своей находки сенсацию, а попросту после неимоверных усилий, потребовавшихся для перевода со старофранцузского, выложил её в Сети на сайте, где такие же историки-фанатики делятся друг с другом своими находками. Итак, текст перед вами, он довольно неуклюж, но в целом вполне приличен. А вот события, описываемые в нём, совершенно удивительны.
«Благослови, Господь! Я, смиренный монах ордена францисканцев, имя мое – Жерар, провожу дни и ночи в трудах и моленьях в монастыре Сен-Аппрей, что недалеко от славного города Амьен… пишу эти строки, ибо выполняю последнюю волю друга моего, почившего в бозе 12 декабря 1547 года, подле ложа которого я единственный находился до самой его кончины.
История сия началась за год примерно до смерти сего скромного монаха, носившего имя брат Рене, а в миру как звали его – Господь знает…
Обитель наша, управляемая твёрдою и мудрою рукою настоятеля, отца Гийома, всегда была пристанищем истинных сынов Божьих, неустанно и радостно поддерживающих и крепящих основы Святой Католической церкви, ибо, как мудро сказал кто-то: «Militat spiritum, militat gladio» – церковь святая воюет не токмо духом, но и мечом. Сие не говорит о том, что мирные монахи с оружием в руках сражались против врага. В монастыре нашем собраны были именно воины духа – те, кто, зная грамоте, умели перевести и размножить слово Божье, дабы оно птицею летело во все концы нашей милой Франции. Но что-то я отвлёкся.
Брат Рене появился у нас весною, когда первые ростки под солнцем Господним уже тянутся к небу. Был он невысок ростом, худощав, но крепок, и глаза его цвета нормандского неба были добрыми и, казалось, всегда открытыми миру и благочестию. После пострига определён был сначала в помощь брату Эммериху на кухню. Тихо и тщательно исполнял он нехитрые свои обязанности, пока помощник настоятеля, суровый и желчный брат Жак, зашедший случайно туда, не нашёл некий листок бумаги, испещрённый письменами. Строго вопросив, кто вместо трудов праведных занимается сей чепухою, он услышал в ответ робкое «Я…» брата Рене.
– Так ты разумеешь грамоте? – вопрошал брат Жак.
– Да, – ответствовал Рене, – и латынь немного…
Ничего не ответив, брат Жак удалился, однако вскорости брата Рене перевели в библиотеку, под начало брата Клода, коего обширные знания способствовали тому, что шестеро смиренных монахов, усердно трудясь, переписывали и изучали труды столпов церкви, коих в монастыре (не столпов, конечно!) было предостаточно. Там я впервые и встретился с ним. Его живой ум, связная речь, молодость и искренность подкупили меня, к тому же он был отличным рассказчиком, сочиняя всякие выдумки, а я, в силу натуры скромной моей, благодарным и единственным его слушателем. Мне нравилось слушать истории, которые он рассказывал, а было их у него… Клянусь святым Яннуарием, я не знал ни одного такого выдумщика! Мало того, он, вольнодумец, их записывал, а так как с бумагою и пергаментом было трудно, то писал он на чём угодно, даже на лоскутах старой рубахи, используя мелкие угольки, украденные из кухни. Но самое замечательное было то, что он клялся мне, хитрец эдакий, что видит во сне чудеса! Но вот что зрит он во время снов своих, он отказывался мне рассказывать. «Не пришло время!» – говорил он, тихо улыбаясь.
Однажды после вечерней мессы, когда понадобилось срочно переписать некий трактат для его светлости епископа Амьенского, мы остались с Рене в библиотеке вдвоём. Усердно орудуя перьями, трудились мы, пока он не нарушил молчание, прерываемое лишь скрипом перьев.
– Брат Жерар! – окликнул меня Рене. – Я думаю, пришло время и тебе узнать…
– Что?
– То, что снится мне, вернее, то, что вижу я во снах своих.
– Помилуй Господь! Неужто видишь ты такое, что и сказать страшно? А вдруг это козни дьявола? Во сне, когда разум отдыхает, самое время для совращения!
– Успокойся, это не Сатана и не демоны-искусители. Не вино и женщины, нет там греха…
– Так что же видишь ты, любезный друг мой?
Брат Рене задумался.
– Знаешь ли… сии видения настолько непонятны, что и не знаю, как рассказать. Одно знаю: я не в силах более таить это в себе, ибо не могу понять суть сего… Пусть учёные мужи, изучившие множество книг, толкований и писаний, попробуют…
– Так что же это? – От нетерпения и страха я весь покрылся испариной.
– Я вижу… Не знаю, может, это то, что ждёт нас…
– Ты видишь будущее?
– Может быть.
– И что, что же там?
Брат Рене, склонив голову, закрыл лицо ладонью. Когда он снова взглянул на меня, в мерцанье свечей его лицо выглядело усталым и постаревшим.
– Я вижу, – начал он вполголоса, – вижу многое.
Я видел огромный город, перед коим Париж – ничто. Он простирается на многие лье! Башни его, залитые светом, подпирают свод небес. Улицы его в сто раз шире Амьенского тракта, а по ним нескончаемым потоком движутся некие повозки. Без лошадей! Людей столько, что я и в самых смелых мыслях не видел. Муравьёв в муравейнике поменее. А свет! Сколько света там, и он так ярок, что напоминает солнце!
– А ещё?
– Я видел ещё один город, на берегу бескрайнего моря… На горе, что на самом берегу, стоит статуя Господа нашего, благословляющего город. А в высоту она не менее трёхсот локтей! Такое может ли быть?!
А ещё видел я бескрайние ледяные пустыни. Там только снег и лёд, и ничего более. А ещё – страшную войну, где люди воевали на дьявольских колесницах, изрыгающих огонь, и вместо мечей, шпаг и аркебуз были у них некие орудия, выпускающие множество пуль в одно мгновение. И видел я такое…
Я так и замер с открытым ртом, слушая его.
– Я видел, как люди полетели в небо на огнедышащей колеснице, похожей на гигантскую петарду. Огню и грохоту было столько, что самая сильная баталия с её рёвом пушек и единорогов покажется жужжанием комара в сравнении. Боже праведный! Что же это…
Внезапно брат Рене выпрямился и произнёс:
– Обещай, мой единственный друг, что это останется тайной! Ты – единственный, кому могу рассказать я это… Быть может, я безумен, может, вселился в меня какой бес, но… Я вижу это во сне! Сколько молитв, сколько покаяний я произнёс, прося Всевышнего избавить меня от этих видений! Всё напрасно. Я продолжаю это видеть. Это сильнее меня…
Я обнял за плечи молодого моего друга, готового разрыдаться.
– Господь всесилен, братец! Все козни дьявола – ничто по сравнению с его могуществом! Молись ещё и избавишься от страшных сих видений!
– Я попробую. Прошу тебя, я знаю, ты не доносчик и не клеврет настоятелев, у тебя добрая душа, и вера твоя крепка, не рассказывай никому!..
Я поклялся ему Святым Иеронимом, плотью Иисусовой и всем, чем мог…
С тех пор он часто рассказывал мне о снах своих. Чего я только не наслушался!
Сказать, что верил, – не скажу. Но всё-таки, осеняя временами себя крестным знамением, думал я о том, что же это – сатанинские козни или божье благоволение?
Так шло время, подошла и осень. Наша дружба, скреплённая общей тайной, крепла и продолжалась. Однако в мире сием ничто не вечно…
Кто-то из ретивых монахов, найдя случайно забытые лоскутки с записями, донёс настоятелю. Отец Гийом, человек вельми суровый, немедленно учинил дознание, и открылось, кто пишет их… Брат Рене вызван был к настоятелю и там вынужден был признаться, что всё это видит во снах своих. Не знаю, о чём говорили они, однако братья, тайком подслушавшие часть разговора, уверяли, что настоятель кричал Рене: «Ты не просто еретик! Ты обуреваем дьяволом! И я изгоню его из тебя!»
Брата Рене препроводили в подземелье, заключив в тёмную, сырую келью, в коей он находился постоянно. Никого к нему не пускали. Настоятель сказал, что даёт ему последний шанс отречения и покаяния, прежде чем отправит его в объятия инквизиторов, а уж те найдут способ заставить его раскаяться. Однако до этого дело не дошло. Брат Рене, мучаясь и от снов, и мыслей своих, а такожде от сырости и холода подземелья, захворал. С ним сделалась горячка, и он возвращён был в свою келью. Усилия брата-лекаря Зебулона не помогли, и болезнь пожирала юного друга моего. Я был единственным, кто ухаживал за ним, находясь всё свободное время у одра болезни. Брат Рене был в бреду, и не мог я ничего разобрать из той бессвязной речи, которая порой вырывалась из уст его. Но вот однажды поздним вечером он внезапно пришёл в себя. Он узнал меня, и слабая улыбка осветила его измученное лицо.
– Брат Жерар… Друг мой…
– Слава Иисусу! Болезнь отступила! Как я рад, друг мой!
– О нет, братец Жерар… Я умираю. Поэтому прошу тебя… Выполни одну, последнюю просьбу. Ты был в этой жизни мне единственным другом и хранишь мою тайну.
– Нет, ты не умрёшь! Господь милостив! Вознесём молитву, и ты исцелишься!
– Послушай, – он схватил меня за руку. Слабая его рука вдруг показалась мне стальной хваткой.
– Я более не вижу снов. Всё кончено. Но я видел нечто страшное. Апокалипсис…
Нет, не было там четырёх всадников, Бога или Сатаны. Земля была уничтожена людьми. Всё горело, рушились города, сровнялись горы… Пепелище вместо цветущего мира… Это так страшно…
– Не может быть! Это тебе в бреду привиделось!
– Нет, это был последний сон. Последний…
Я шептал молитву, но брат Рене снова сжал мою руку.
– Братец Жерар, поклянись, что исполнишь мою последнюю волю!
– Клянусь…
– Напиши обо всём, что слышал от меня. Обо всём, что видел я в своих странных снах. Может, через много лет и будет всё это… А теперь… Прощай.
Он умер на рассвете, тихо и спокойно, словно погрузился вновь в сон. Только в сон обычный, непохожий на те, что будоражили разум его.
По приказу настоятеля я и ещё двое братьев монахов схоронили брата Рене на монастырском кладбище, поставив на могиле простой деревянный крест. Братья помолились усердно. Тогда же я узнал, что было другу моему от роду всего 19 лет…
Я исполнил волю его, тайком, понемногу записывая всё то, что помнил из его рассказов. Порою слёзы орошали написанное. Вперемежку с молитвою занёс я на бумагу все те чудеса, что узнал от этого юноши, чистая душа которого не могла быть одержима бесами. Я теперь уверен: всё, что он видел в снах своих, – правда. И да поможет мне Господь. Аминь».
Текст опубликован в Интернете с сокращениями, в частности, без рассуждений монаха Жерара о сущности Бога и дьявола. Вот такая история. Что и как помогало видеть молодому монаху в XVI веке картины будущего, мне непонятно. Я не силён в понятиях пространственно-временных континуумов и современных теориях времени и пространства. Но история эта достойна того, чтобы через 500 лет о ней узнали люди.
Евгения Романова
г. Санкт-Петербург
Старого замка хранитель
Мистическая история
Величественные башни старого замка уходили куда-то ввысь, откуда полуденное солнце изливало на лес потоки золотистого света. Кира медленно шла по тропинке, едва заметной между деревьями. За подол платья цеплялись какие-то колючки, а голые ноги девушки царапали ветви низких кустарников, но Кира этого не замечала. Она шла к замку.
Массивная дубовая дверь была заперта, но откуда-то сверху свешивался медный колокольчик. Кира осторожно дотронулась до него, и тут же по всему лесу разнёсся оглушительный трезвон. Девушка поспешно отдёрнула руку, но звон не прекратился. Наоборот, с каждой секундой он становился всё настойчивее.
Кира вздохнула и открыла глаза. На тумбочке, рядом с кроватью, надрывался телефон. Тихо выругавшись, девушка сняла трубку. Как она и предполагала, звонил Ренат. Двоюродный брат был единственным человеком, который мог бесцеремонно вторгаться в ее жизнь днем и ночью, не рискуя быть посланным куда-нибудь далеко и надолго. Кира искренне любила Рената, а посему прощалось ему очень многое.
– Кирена, здравствуй! Прости, что разбудил, знаю сейчас не самое подходящее время для звонка, – выпалил Ренат, видимо, догадываясь, что сестра не слишком рада его слышать, несмотря на всю свою любовь.
– Ну что ты! – ядовито отозвалась Кира. – Я же всегда просыпаюсь в пять утра, потому что это доставляет мне неповторимое удовольствие. Слушай, сколько раз я просила тебя не называть меня Киреной? Меня зовут Кира! Неужели это так трудно уяснить?
Родители на самом деле назвали ее Киреной, но девушка испытывала к своему полному имени необъяснимое отвращение и предпочитала, чтобы ее называли просто Кирой. Ренат прекрасно об этом знал, но упорно продолжал делать по-своему, отчасти потому, что ему имя нравилось, и он пытался убедить сестру в том, что она не права, а отчасти потому, что ему просто хотелось ее подразнить, и это уже вошло у него в привычку.
– Прости, – вздохнул молодой человек, – я на самом деле звоню, потому что мне нужна помощь!
– Что случилось? – сразу насторожилась Кира, которая по тону брата уже поняла, что дела действительно плохи.
– Мне нужны деньги, – без обиняков сказал Ренат. – Сможешь дать мне в долг? Я верну, как только смогу! – услышав в ответ сердитое восклицание, он поспешно добавил: – Я, правда, верну! Честно. Всё до копейки!
– Свежо предание, да верится с трудом, – вздохнула Кира. – Я уже даже не помню, сколько раз слышала это от тебя!
– Прости, – снова повторил молодой человек, и его голос дрогнул, – просто понимаешь, Настя… ну, моя девушка, ты ее даже пару раз видела… в общем, она попала в аварию, и ей срочно нужна операция!
– О Господи, – ужаснулась Кира, которая действительно хорошо помнила девушку Рената, несмотря на то, что они виделись крайне редко, – что же ты сразу-то не сказал?! Приезжай немедленно… или лучше давай я к тебе приеду! Где ты сейчас?
– Видишь ли, мы не в городе, – замялся Ренат, а потом нервно продолжил: – Здесь даже врачей нормальных нет! Кира, я просто не знаю, что делать, – в его голосе уже отчетливо слышалась паника.
– Говори, как добираться, я привезу деньги, – Кира не стала уточнять подробности, и сразу перешла к делу. – И не паникуй, пожалуйста! Все будет хорошо!
Ренат принялся сбивчиво объяснять дорогу, а под конец сообщил:
– Деревня «Лопушки», там ещё от станции пройти надо по тропинке через лес, поэтому не удивляйся, что вокруг никого. Здесь вообще людей очень мало. Тропинку ты сразу увидишь – она там одна. Больше идти некуда.
– Ладно, жди, – Кира повесила трубку и принялась поспешно собираться, радуясь тому, что как раз на днях получила отпускные, поэтому можно не тратить время на поиски денег.
Электричка неторопливо ползла среди деревьев. Мерно стучали колёса, яркое утреннее солнце слепило глаза. Наконец, показалась серая спина платформы, а за окнами проплыла чёрная табличка, на которой большими белыми буквами было написано: «Лопушки».
Кира поспешно выскочила из вагона. Электричка, дав напоследок предупреждающий гудок, скрылась из виду, оставив девушку в полном одиночестве. Вокруг вздымался зелёным облаком хвойный лес. И ни души. Никто не пожелал вместе с Кирой сойти на этой Богом забытой станции «Лопушки».
Кира соскочила с платформы и зашагала по извилистой тропинке, убегающей в лес. Девушка с удовольствием вдыхала прозрачный сосновый воздух и любовалась красотой деревьев. День обещал быть великолепным. Кира на минуту закрыла глаза, а когда открыла их, то с удивлением обнаружила, что тропинки под ногами нет, а со всех сторон к ней вплотную подступают угрюмые сосны.
– Как же такое могло случиться? – недоумевала Кира, стараясь отыскать пропавшую тропинку. – Я могла сделать разве что пару шагов в сторону, не больше.
Наконец, среди травы и сухой хвои показалась едва заметная тропинка. Кира облегчённо вздохнула. Оказывается, очарованная красотами леса, она просто не заметила, что дорожка впереди становится все уже, вот и не смогла найти её сразу. Между деревьями показался просвет, и Кира прибавила шагу.
Она шла по тропинке, почти не заметной между деревьями. За джинсы цеплялись репейники, ветки кустов царапали руки, но Кира не замечала этого. Она шла вперёд, увлекаемая каким-то странным чувством. Наконец, деревья расступились, и девушка очутилась у дверей старого замка. Его величественные башни уходили куда-то ввысь, откуда полуденное солнце изливало на лес потоки золотистого света.
Кира ахнула. Замок из её сна! Или она уже наяву видит сны? Нет, замок был настоящим. Девушка неторопливо подошла к дубовой двери и толкнула тяжёлую створку, но та не поддалась. Кира в растерянности отступила на шаг и посмотрела вверх. Ей показалось, что в одном из пыльных окон мелькнула чья-то тень. Кира покачала головой. Она чувствовала, как в глубине души нарастает какая-то неясная тревога. Звонок Рената, события этого утра, долгая дорога на поезде – всё это мгновенно вылетело у Киры из головы. Она вдруг совершенно забыла, почему оказалась здесь.
На одной из башен часы пробили полдень. Дубовая дверь дрогнула и медленно отворилась с тихим скрипом, словно приглашая войти. Кира осторожно шагнула внутрь и оказалась на верхней ступеньке узкой лестницы, почему-то ведущей вниз. Когда девушка спустилась уже почти до половины, сзади раздался громкий стук. Захлопнувшаяся дверь вывела Киру из странного оцепенения, в котором она пребывала. Кира поспешно вернулась обратно и попыталась открыть дверь, но у нее ничего не получилось. Как ни странно, девушка не испытывала страха. Вздохнув, она снова стала спускаться.
Одолев лестницу, Кира оказалась в просторном полутёмном холле, в центре которого стояли старинные часы. Сквозь большие стрельчатые окна струился лунный свет, ложась на пол вытянутыми пятнами. Побродив по холлу, Кира двинулась дальше. Длинный коридор тонул в полумраке, но девушка осторожно шла вперёд. Вдруг справа от неё вспыхнуло яркое белёсое пятно, из которого под ноги Кире выпрыгнули три крупные чёрные кошки. В полной тишине они пересекли коридор и, не взглянув на девушку, исчезли также внезапно, как и появились.
– Что за чертовщина, – пробормотала Кира, тряхнув головой.
На всякий случай, обойдя стороной то место, где появились кошки, Кира проскользнула в первую попавшуюся дверь, из-за которой струился свет. За дверью оказалась библиотека. Бесконечные стеллажи книг уходили под потолок. У одной стены стояло огромное зеркало. На другой – прямо напротив зеркала – висел портрет седовласого старца с неприятным лицом и колючим взглядом. Кире показалось, что портрет изучающее смотрит на нее, но она постаралась отогнать эту мысль, но, повернувшись к зеркалу, застыла от изумления. Отражение портрета в зеркале было живым. Старец действительно пристально следил за девушкой взглядом, а его губы едва заметно шевелились, словно он что-то бормотал себе под нос. Кира никогда не была особо религиозным человеком, но носила крестик и теперь неожиданно для самой себя вдруг потянулась, чтобы перекреститься.
Старик на портрете поднял руку и предостерегающе погрозил Кире пальцем. Взгляд его стал холодным и враждебным. В следующую секунду, девушка почувствовала, что крестик, висевший у неё на шее на тонкой серебряной цепочке, соскользнул на пол. Поспешно подобрав его, Кира бросилась прочь из библиотеки.
Зажав в кулаке крестик, девушка бежала по коридору, а вслед за ней по стенам крался тихий шепоток. Кире не сразу удалось найти дорогу назад, но, наконец, она всё-таки достигла холла с часами. Стоило ей переступить порог, как всё стихло.
Поделиться книгой: