Огонь! Бомбардир из будущего

Лицо его вмиг посерело. Шведы – верная смерть на виселице, фрегат-то мы их повредили, а может, и утопили. Взгляд купца стал осмысленным, видно, дошло наконец, что дела нешуточные. Он повернулся к рулевому:

– Каким курсом и сколько времени идем?

Рулевой назвал курс. Купец свесился с борта, я подумал, грешным делом, что после выпивки его тянет на рвоту, но он долго вглядывался в воду, сказав наконец:

– Вода мутная, река близко.

Бросил Федору:

– Поднимай с Онуфрием команду, ноги уносить надо.

Вот, прости господи, артист – сам команду спаивал, а сегодня попробуй их подними. Удалось растолкать трех человек, но проку большого в том не было, покачиваясь, они с бессмысленными взглядами бродили по палубе, держась за окружающие предметы – борт, ванты, мачту. Купец встал на корме и стал отдавать распоряжения, я пошел посмотреть пушки, их было две – одна на носу, другая на корме. Калибр был невелик, от пиратов было бы подспорье, но если нас догоняет военный корабль, делать с этими недомерками нечего. Я проверил – заряжены ли пушки, подтащил поближе банник, ядра, бочонок с порохом. Корабль вдруг резко повернул влево, парус захлопал на ветру.

– Ты что делаешь? – подбежал к Григорию я.

–  Здесь недалеко островки есть, туда надо, если судно военное да о двух мачтах, стало быть, осадка большая, поостережется близко подходить, на мель сядет, а мы меж островов покрутимся, глядишь, и сорвемся с крючка.

Ну что ж, купцу виднее, плавал здесь часто, должен знать особенности – отмели, течения, острова. Я с беспокойством обернулся – судно еще более приблизилось и хотя было далеко, уже можно было понять, что оно военное. Теперь решало время – или они нас догонят и потопят, или мы успеем дойти до островов. После нашего поворота преследователи повторили наш маневр, стало быть, это по нашу душу. На шхуне Григория стояли все паруса, ветер был попутный, но все равно мы двигались слишком медленно, чтобы сохранить дистанцию. По моим прикидкам, часа через два-три нас догонят. Вдали, несколько правее курса, показалась земля, все-таки хоть и пьян был Григорий, ошибся самую малость. Я начал с Федором и Онуфрием по очереди будить матросов – мы лили на них забортную холодную воду, выкручивали уши, пытались поставить на ноги. Наши попытки привели к небольшому успеху – еще два зомби бродили по палубе. А ведь когда мы подойдем к островам, придется маневрировать, а то и идти под веслами, нужна команда. Но выбирать не приходилось, мне кажется, Григорий и сам каялся, что напоил на радостях команду. Я видел, какие опасливые взгляды он бросал через плечо, стоя у штурвала. Преследующее судно медленно, но неуклонно приближалось, до него оставалось мили три-четыре. Ветер неожиданно опал, паруса бессильно повисли, до островов было всего ничего, каких-то триста-четыреста метров. Купец заметался по корме, ища выход. Преследователь тоже встал, затем медленно повернулся к нам боком. Судно было невелико, о двух мачтах, по борту в один ряд шли орудийные порты, я насчитал их двенадцать, вот они открылись, две пушки выстрелили, корабль окутался дымом. Расстояние было слишком велико, я спокойно стоял у борта и смотрел. Ядра со звучным шлепком упали с недолетом метрах в трехстах. Или капитан слишком зол на нас, или решил продемонстрировать силу и решимость. Часа два мы стояли неподвижно, ветра не было, двигаться под веслами – недостаточно людей, а судно противника – по-моему, это была бригантина, я разбирался в этом слабо, – вообще не было приспособлено к движению под веслами. На бригантине стало видно какое-то шевеление, мы увидели, как спускают две шлюпки, в которые по трапу опускаются вооруженные матросы. Видимо, решили, поскольку судно наше небольшое и торговое, людей на нем мало, вооружения нет – захватить его абордажем со шлюпок. Шлюпки отвалили от бригантины, направились в нашу сторону. На корме бригантины проблескивало стекло, вероятно, капитан осматривал предстоящее поле боя в подзорную трубу. Я подошел к Григорию:

– Кто у вас в команде канонир?

Григорий лишь махнул рукой:

– Пьяные они все, толку не будет.

Подошел к Федору с Онуфрием:

– Ребята кто-нибудь с пушкой обращаться умеет?

– Видели, а сами не пробовали.

Опять придется все делать самому. Взяв с собой обоих, я повел их к носовой пушечке.

– Сейчас я выстрелю, как буду заряжать, смотрите внимательно, один будет у носового орудия, другой у кормового. Ваше дело заряжать, стрелять я буду сам, тут навык нужен.

Оба согласно закивали. Подождав, когда шлюпки подойдут поближе, я прицелился, поднес к затравочному отверстию фитиль. Ба-бах! Пушка окуталась дымом. Недолет! Я медленно, показывая моим сотоварищам, прочистил ствол, насыпал пороха, забил пыж, затолкал ядро.

– Все ли понятно?

Оба согласно закивали. Я поправил прицел, бросил Онуфрию.

– Зажигай!

Снова грянул выстрел. Почти хорошо, ядро упало рядом со шлюпкой, здорово ее качнув. Мы с Федором бросились к кормовой пушке. Навожу, выстрел! Пока Федор начал перезаряжать, я бросился на нос. Онуфрий уже зарядил орудие и ждал меня. Я взглянул на цель. На месте была только одна шлюпка, от второй остались только щепки и плавали крупные обломки, рядом барахтались в воде матросы. После выстрела, окутанный пороховым дымом, я не посмотрел на результат попадания, поскольку побежал на нос. Вторая шлюпка подбирала матросов, медленно кружась на месте гибели первой шлюпки. Это хорошо, в стоячую или медленно движущуюся цель попасть легче. Я старательно навел пушечку, поджег порох в запальном отверстии. Выстрел! Онуфрий бросился заряжать, а я задержался, чтобы посмотреть результат. Ядро ударило в нос шлюпки, оторвав несколько досок. По-моему, им теперь будет не до нас. Точно, шлюпка развернулась и, бросив барахтающихся в воде товарищей, рванула к судну. Ход ее был тяжел, видимо, в шлюпку поступала вода. Не доплыв до бригантины метров сто, она накренилась на нос и медленно перевернулась, рядом были видны матросы, которые плыли к судну. Так, отлично. Мы не потеряли ни одного человека, тогда как противник лишился двух шлюпок и около десятка человек команды. Выглянуло солнце, ярко заблестела вода. Купец схватил в руки астролябию, пытаясь определить наше местоположение.

– Да, далековато еще до родных берегов, – пробормотал он.

На палубе начали шевелиться матросы, видно, грохот пушек все-таки заставил их пробудиться, простояли еще около часа, когда я увидел, что с бригантины спускают еще две шлюпки. Неужели капитан такой дуболом, снова пошлет шлюпки на наш захват? Зря я так подумал о капитане, обе шлюпки встали впереди бригантины, завели буксирные концы и стали грести. Медленно бригантина двинулась в нашу сторону. Чертов швед, я разгадал его замысел. Стоит подтащить бригантину к нам поближе метров на двести, как более мощные орудия шведов спокойно нас расстреляют, пустив ко дну, а мы ничего не сможем противопоставить – мал калибр наших пушечек, дальнобойность не та. Я побежал к Григорию, хотел пояснить опасность ситуации, тот меня оборвал:

– Сам уже понял!

Посовещавшись с Григорием, решили бить врага его же оружием. Спустили одну из двух имеющихся у нас шлюпок, куда сели те, кто мог грести, взяв судно на буксир, стали тянуть его к островам. Людей на шлюпке набралось всего восемь человек, но и противнику не легче, их судно значительно больше и тяжелее, матросы быстро выдохнутся. Пот тек с нас ручьем, похмелье быстро покидало тяжело работающих матросов. Грести в полную силу на шлюпке, буксируя шхуну, – нелегкая работа. Медленно мы приближались к проливу между двух островов, намереваясь встать именно там, чтобы оставить за собой свободу маневра. Фу, наконец-то дотянули. Я оглянулся назад – бригантина медленно тащилась за нами, сильно отставая. Теперь надо было подождать, с какой стороны острова покажется их судно. Вода у островов была мутная, купец бросил за борт грузило с веревкой, на которой узлами были отмечены сажени. Вытащил, довольно ухмыльнулся:

– Под днищем у нас всего сажень, здесь бригантина уже вряд ли пройдет, скорее всего станет перед островами, станет палить из пушек, наше дело – шлюпкой утащить шхуну в сторону, прикрываясь островом, как щитом.

Вот в проливе показались шлюпки, буксирующие за собой бригантину. С носа судна свесился матрос, промерял глубину, вот он дал отмашку, на шлюпках перестали грести, гребцы в изнеможении побросали весла. Были видны их мокрые от пота голые спины. С бригантины прокричали, шлюпки пошли к корме. Так, сообразил я, сейчас будут разворачивать бригантину боком, чтобы открыть огонь.

– Григорий! Уводить за остров шхуну надо быстрее!

Но тот уже распоряжался. Гребцы, немного отдохнувшие во время остановки, налегли на весла, и мы отошли метров на двести, вплотную прижавшись к острову, килем почти касаясь дна. Громыхнули пушки бригантины, ядра пошлепались довольно далеко от нас. Капитан стрелял вслепую, но кто знает, что он выкинет дальше. Капитан оказался настойчивым, через некоторое время из-за острова показалась шлюпка. Увидев нас, они сразу остановились и стали семафорить на бригантину. Стояли они вне досягаемости наших пушечек. Раздался залп пушек бригантины. Ядра легли далеко, но значительно ближе, чем в первый раз. Так дело не пойдет. Я быстро сбегал в каюту за своим штуцером, бил он раза в полтора-два дальше наших пушечек, зарядил, оперся стволом на борт и стал ждать. Не ожидая подвоха, один из матросов встал в шлюпке в полный рост, тут я его и снял первым же выстрелом. Команда на судне восторженно взревела. Перезарядился, стал выжидать. Вот еще один матрос поднялся, – лежа в шлюпке, ведь семафорить не будешь. Выстрел, еще один упал. В шлюпке притаились. Если первый выстрел можно было считать случайностью, то второй привел их в замешательство. Пушки бригантины громыхнули еще раз. Ядра легли рядом, а одно зацепило борт, аж щепки полетели. Григорий побежал на нос, но гребцы в шлюпке, видя и сами результаты стрельбы с бригантины, налегли на весла, пытаясь увести нас от обстрела. Напоследок, пока шлюпка противника была еще видна, я выстрелил по неосторожно высунувшемуся матросу. Но вот шхуна отошла с прежнего места, чтобы нас обстрелять, теперь уже вряд ли хватило бы дальнобойности, да и шлюпке противника высунуться я бы не дал.

– Григорий, может, шлюпкой протянем шхуну вокруг острова, зайдем к ним с кормы, попробуем обстрелять из пушек, ежели повезет, повредим руль или мачту, иначе они от нас не отцепятся.

– Давай попробуем, сам вижу, что выхода нет, тем более уже все пьяницы на ногах.

Увлеченный стрельбой, я и не обратил внимания, что на палубе больше нет валяющихся пьяных тел. Шлюпка подошла к нашему борту, гребцы поменялись. Нас, прижимаясь к острову, потащили вокруг острова. Поскольку островок был невелик, за час-полтора удалось его обогнуть. Мы увидели, что с кормы бригантины стоят обе шлюпки врага, пытаясь оттянуть ее назад. То ли капитан бригантины почуял опасность, то ли придумал новую пакость. Мы заходили со стороны кормы, где пушек у противника не было. Мушкетного огня я пока не опасался, штуцеры у них вряд ли были, а мушкет хорош для близкого боя. На бригантине явно нас увидели, команда забегала, капитан кричал на шлюпки, пытаясь развернуть судно бортом к нам, чтобы можно было открыть огонь. Я бросился на нос шхуны и как можно быстрее стал стрелять из штуцера по гребцам в шлюпке, убив несколько матросов, остальные залегли в шлюпки, не высовывая носа, хотя капитан с бригантины громогласно кричал проклятия. Я тщательно прицелился по капитану, выстрелил, успел увидеть, как он схватился за руку и его тут же оттащили от борта. Мы сблизились уже на дистанцию огня. Медлить я не стал, вдруг им удастся довернуть корабль, тогда нам крышка. Из двенадцати орудий одного залпа хватит, чтобы пустить нас на дно. Прицелился, выстрелил из пушки. Маленький недолет, но изменить прицел нельзя, и так уже на пределе дальности. Кричу гребцам в шлюпку:

– Подтяните еще чуть-чуть.

Шхуна медленно двинулась вперед, мы с Онуфрием как бешеные перезаряжали пушку, кормовой воспользоваться нельзя, оставалось действовать быстро. Прицелили, выстрел. Ядро, прошелестев, шлепнулась в воду рядом с вражеской шлюпкой, опрокинув ее, опять перезаряжаем, тщательно прицеливаюсь. В парус бригантины стрелять бесполезно – ядра наши слишком малы, чтобы проделать серьезную дыру, надо попасть в руль или в мачту. Утопить не сможем, но лишим хода, а нам больше и не надо, дождемся ветра и поминай, как звали. Выстрел, на этот раз удачно, прямо в баллер руля, аж щепки полетели. Снова перезаряжаемся, выстрел. Мимо. Мачта – слишком тонкая цель. Еще раз повторяем, опять мимо, но поскольку ядро уже было на излете, прошло низко над палубой, сметая на своем пути людей и ломая оснастку. Еще раз стреляю и на этот раз удачно, правда, я целил в одну мачту, но переломилась другая, ведь стояли они почти в створе, друг за другом. Мачта сначала накренилась, затем с шумом упала в воду, обрывая ванты. Команда шхуны завопила от радости, а на бригантине раздались яростные вопли. Вот теперь мы тоже их обездвижили на какое-то время, им теперь даже ветер не поможет. Но сбрасывать со счетов бригантину не стоит – одна мачта и парус целы, и пушки наверняка заряжены, стоит нам немного отойти от их кормы в сторону, как нам могут влепить ядра в борт. Я еще пару раз выстрелил из пушки по палубе бригантины, пытаясь доставить им побольше повреждений, потом улегся на носу со штуцером. Поскольку невооруженным глазом с такого расстояния можно было отличить по одежде простого матроса от офицера, я решил немного проредить офицерские ряды, утихомирив и загнав команду в трюм. Ишь, разбегались по палубе, пытаясь под командой офицеров что-то исправить. Выстрелил четыре раза, точно ранив или убив троих, один раз промахнулся. Суета на палубе стихла. Так-то лучше будет. Я обратился к Григорию:

– Смотри, чтобы нас течением не снесло в сторону, как раз попадем под пушки бригантины. Пусть гребцы в шлюпке не спят. Поднимется ветер – поднимем паруса и отойдем подальше, но точно за кормой бригантины.

Григорий согласился. Вообще с момента захвата нас шведским фрегатом Григорий сник и переложил всю инициативу по нашему вызволению на меня. Конечно, мне было бы проще быть под началом опытного, активного капитана, чем все брать на себя. Я же не морской волк, многих морских дел не знаю и не ориентируюсь, но что получилось, то получилось.

Ближе к вечеру поднялся легкий ветерок, на шлюпке встрепенулись, развернули нас кормой к бригантине, мы взяли шлюпку на буксир и подняли паруса. На прощание я угостил ядром из кормового орудия застывшую бригантину, угодив в кормовую надстройку, аж щепки полетели. Мы еле-еле плелись под слегка надутым парусом и, лишь отойдя на значительное расстояние от бригантины, подняли шлюпку с гребцами на борт. К ночи ветер окреп, паруса надулись, мачты скрипели от напряжения, вода шипела под форштевнем, ход наш стал замечательно хорош. Мы резво шли к себе домой.

Глава 2

Демидов

Дальнейший путь прошел спокойно, лишь на рубежной заставе служивые поупирались – не было судовых документов и у меня подорожной, все осталось у шведов. Когда мы объяснили десятнику, как попали в такую ситуацию, да подкрепили слова маленькой толикой серебра, нас пропустили.

Ну, здравствуй, Россия!

По Неве, по Волхову дошли до Господина Великого Новгорода. Здесь наши пути с Григорием разошлись, денег он с меня за перевоз не взял, сам поклонился в ноги:

– Кабы не ты, Юрий Григорьевич, быть бы нам в полоне у свеев, да судно с товаром бы отобрали, благодарю от всего сердца. Увидишь где меня али судно мое, знай – всегда найдешь помощь, должник я твой отныне.

Мы обнялись. Федор и Онуфрий снесли мои вещи на причал. Григорий самолично обошел суда у новгородского причала – не возьмет ли кто попутчика до Москвы. Такое суденышко нашлось, и вещи мои скоро перенесли на него. Кораблик был невелик – чисто речная посудина, намного меньше шхуны Григория, каюты там не было. Вещи сложили в трюм, я расположился на палубе под натянутой холстиной. По Мсте, переволоком до Волги – и вот она, Москва. Мы вошли в столицу с севера, меня высадили, и на извозчике я добрался до своего уже такого родного Петроверигского переулка, вот и знакомые ворота. Выгрузив вещи, я ворвался во двор, ко мне навстречу уже шел Иван – один из охранников команды Сидора. Он поклонился, подхватил вещи и сопроводил меня до дома. Распахнулась дверь, из дома выбежала Анастасия, повисла на шее, начала целовать. На шум из дома выскочил Мишенька, тоже бросился меня обнимать. Паренек изрядно подрос, пока меня не было. Радостно обнимаясь, прошли в дом. Забегала челядь, на кухне загремела посуда. Настя убежала на кухню отдать распоряжения, а я пошел во двор, распорядился истопить баньку. Самое милое дело – помыться с дороги, да и в баньке, с душистым квасом. Однако протопится она не скоро, часа через три. В это время можно и перекусить. Подъехал на возке Сидор, бросился обнимать – он объезжал мои предприятия, проверял.

– Все в порядке, хозяин, все работает, можешь не волноваться.

Слава богу, одной тревогой на душе меньше. Потихоньку вокруг меня собирались мои работники, поздравляли с приездом. Поскольку подарков я никому не привез, щедро раздал серебро – пусть каждый себе купит подарок по вкусу. Настенька с крыльца позвала отобедать, мы с Сидором поднялись в дом, уселись за стол, покушать толком и не дали – расскажи, как съездилось, что видал. Как мог подробнее, я рассказал о Франции, описал короля, его дворец, о лечении наследника. Все слушали, открыв рты, засыпая меня вопросами. О пленении шведами и побеге из тюрьмы я благоразумно умолчал, все-таки пообедать удалось, хотя обед значительно растянулся, к тому времени согрелась банька, позвали мыться. Пошли вдвоем с Сидором, он знатно веничком обхаживает. В баньке было хорошо натоплено, я начал потеть уже в предбаннике. Зашедши в парную, Сидор плеснул на раскаленные камни кваску, зашипело, и нас обдало парком с хлебным духом. Я расположился на полке, Сидор начал потихоньку водить дубовым веничком надо мной, слегка пошлепывая по спине, затем полил водичкой, прошелся банной рукавичкой, веник бил все сильнее и сильнее, пока я не взмолился:

– Хватит, Сидор, шведы не погубили, так ты жизни лишишь!

Сидор окатил меня водой, и мы вышли передохнуть.

– Рассказывай, хозяин, что там у тебя со шведами случилось, я же понял за столом, что ты не все рассказал.

Я знал, что через Сидора ничего лишнего никто не узнает, пересказал ему всю нашу эпопею с пленением, побегом из тюрьмы и боем с преследователями. Сидор внимательно выслушал, одобрил все мои действия:

– Я же говорил, тебе надо воеводой быть, а ты в лекари подался. По этому поводу надо пивка попить, с ледника принесли жбан.

Мы выпили холодного свежего пива и снова пошли париться. Теперь я поохаживал Сидора веником, но он оказался крепче и все приговаривал:

– Поддай жару, бей сильнее.

Наконец мы устали, тела были красными, от щек можно было прикуривать. Снова посидели в предбаннике, остыли, попили пива. Неожиданно я захмелел, видно, сказалась дорожная усталость, а дома накатило расслабление. Где бы я ни был, как бы хорошо меня ни встречали, но дома лучше всего – даже воздух другой. В спальне с Анастасией я спокойно полежал, пока она пересказывала все домашние новости, а затем мы занялись камасутрой. Проснулся я уже почти в полдень. Челядь и домашние ходили на цыпочках, разговаривали шепотом. Хорошо дома, только тот, кто уезжал надолго, может это оценить. Перекусил вдвоем с Анастасией, она не сводила с меня восторженно сияющих глаз, все время болтала о мелких домашних делах. После обеда решил посетить на возке с Потапом все мои заведения. На удивление, все шло налаженным чередом, моего вмешательства не требовалось. На следующий день решил с Настенькой и Мишенькой выехать в город, развеяться, посетить торг, прикупить подарки. Долго мы ходили по торгу, я выбрал Настеньке дорогое платье по французской моде, что видел в Париже, Настя сначала отговаривала от дорогой покупки, но по ее глазам и зарумянившимся щекам я видел, что подарок пришелся по вкусу. Мише выбрали у оружейника небольшой нож в богато украшенных ножнах, здесь это не оружие, а приспособление – отрезать ломоть мяса на столе, какие-то другие мелкие надобности. Для серьезных дел ножи в ходу были другие – с толстым обухом, длинным лезвием, серьезной рукояткой, в простых и прочных ножнах. Миша всю обратную дорогу радостно вертел его в руках. Вечером после ужина я занял свой кабинет, надо было поразмышлять, куда пристроить деньги, полученные от французского короля. Сумма в сто золотых ливров была серьезной, и вложить ее требовалось с умом. Никто из домашних мне не мешал, даже Настя не заходила в кабинет. Она знала, что если я сижу в кабинете, трогать и отвлекать меня не надо, я занят серьезным делом. Мысли были – купить готовое или построить свое серьезное производство – вопрос, какое? Мебельное – так здесь делают мебель из деревянного массива сами, с привозной мебелью из Италии или из Франции мне не потягаться; корабельную – так я в кораблях и их строительстве ничего не понимаю, может, попробовать железообработку? Я долго перебирал в уме различные производства, но никак не мог найти верное решение. Пришла идея съездить к Федору, дьяку Разбойного приказа, может, он что присоветует. Собрался, сел в возок и поехал, наслаждаясь теплыми еще осенними деньками. Федор был на месте, стража без вопросов пропустила, меня уже хорошо знали. Дьяк был слегка пьян и весел.

– Заходи, гость дорогой! Давно я тебя не видел, слышал, ты во Францию путешествовал, с королем встречался?

– Было дело, Федя, из-за того и к тебе приехал, вопрос один обдумать надо.

Я вытащил из сумки бутылку водки, поставил на стол. Федор пить не стал, хотя водке обрадовался, положил ее в стол.

– Расскажи для начала, как съездил?

Я вкратце пересказал свою французскую поездку, не забыл упомянуть шведский плен и побег. Федор почмокал губами:

– То, что убег, то хорошо, иначе и следов не осталось бы, но плохо, что подорожная осталась у них, как бы жалоб от свеев не было. Так об чем помозговать хотел?

– Хочу я, Федя дело какое серьезное наладить – готовое ли прикупить, свое ли открыть, не присоветуешь ли чего хорошего?

Федор не думал ни секунды:

– Есть хорошее дело – мы сейчас этим занимаемся. В трактире на Моховой по пьяному делу убили заводчика Деревянкина, у него хорошее дело – ткацкая фабрика, осталась вдова с детьми, фабрику продавать, наверное, будет. Посети, поговори – может, что у вас и сладится.

– Федор, я же никогда тканями не занимался, понятия не имею, как это делается, да и сбывать как?

– О-хо-хо, вроде ты и мужик хваткий, да, видно, не во всем. Оставишь старого управляющего на первых порах, сам в дело вникнешь постепенно, а со сбытом – государь новую одежду для войска закупать будет, так ты подсуетись – узнай, какая ткань будет нужна, цвет, а ежели и пошить возьмешься, так совсем хорошо будет.

Я посидел, переваривая услышанное, обмозговывал со всех сторон. А что, пожалуй, стоит попробовать.

– Где живет вдова?

– Если ты на возке, поехали, покажу.

Мы уселись и поехали, ехать было далековато, на другую сторону Москвы. На мощеной улице стояли крепкие дома, видно, что жили небедные люди. На стук в ворота вышел угрюмый дядька, пробурчал, что хозяина нет и не будет.

– Да мы к вдове, поговорить. – Холоп отступил в сторону, и мы прошли в дом. Убитая горем хозяйка усадила нас на лавку, поднесла по ковшу сбитня по обычаю. Разговор начал Федор:

– Злодейство мы в Разбойном приказе расследуем, убивца сыщем, но приехали мы по другому делу – не хочешь ли фабрику ткацкую уважаемому человеку продать, сама-то вряд ли сможешь с нею управиться.

– Сама не знаю, что делать, можно и продать.

Мы съездили, осмотрели фабрику, стояла она довольно далеко от центра, подле от Москвы-реки. Здание было бревенчатым, крепким, довольно длинным, внутри было шумно, рядами стояли ткацкие станки, где вручную женщины ткали ткани. Сопровождал и показывал фабрику управляющий – дородный мужик серьезного вида. На складе я задержался – он был почти полон – лежали ткани льняные, хлопковые и немного шерстяной ткани.

– Как сбываете ткань?

– Да хозяин распорядился – грузить на суда, и приказчики сдавали оптом купцам в городах.

Ага, все-таки какая-то сбытовая сеть есть, уже лучше. В целом фабричка мне понравилась, вокруг здания приличный участок земли, была возможность расширить производство или поставить швейную фабрику. Начали договариваться о цене, она оказалась невелика. Мы решили оформлять сделку. Так я стал владельцем ткацкой фабрики. Сразу договорился с управляющим, что все пока остается по-прежнему, фабрика работает, судами готовые ткани возят на продажу. Сам тем временем окольными путями стал выяснять, какие ткани нужны для войска. Если будет государев заказ, то это выгодно – ткань и красители однотипные, объем большой, сбыт гарантированный. Наконец нашел нужного человека, что за толику малую ознакомил меня с будущими обновами для войска. Решив не откладывать дела, я сообщил управляющему ткацкой фабрикой, чтобы часть производства перевели на выпуск нужной ткани необходимого цвета. Одновременно на территории фабрики, наняв плотников и привезя лес, начал строить новое большое здание для пошива одежды. Загвоздка стала в пуговицах, не мудрствуя лукаво и вспомнив историю, решил сделать еще одно небольшое здание, где бы лили из олова пуговицы. Имея формы, из такого металла, как олово, можно было в день изготовить сотни, если не тысячи одинаковых пуговиц, что и надо было для войска. Теперь оставалось самое сложное – добиться, чтобы заказ дали именно мне. Предварительно пересчитал, сколько ткани и мундиров из нее может изготовить моя фабрика. Получалось не очень много – порядка двадцати готовых мундиров в день. Я не знал только одного – на сколько человек надо было шить. Ну что же, и это узнать можно. По всей видимости, государь по образцу Европы, глядя на служивых людей других стран, решил и свое войско приодеть. В одинаковых кафтанах, шапках и штанах были одеты лишь стрельцы да охрана Кремля – гвардия, можно сказать. В бою войско было одето почти одинаково – кольчуга, шлемы, штаны и сапоги, и все прикрывалось щитом, а вот в мирной жизни княжеские дружины и стрельцы были одеты разномастно. Долго, несколько недель, я подбирался к нужному мне человеку, боярину Морозову, опять же Федор из Разбойного приказа помог, свел. Я привез образец красной ткани и показал один специально сшитый кафтан. Все у меня забрали, решив сообщить свое мнение позже. Через месяц я получил большой заказ и с ним в перспективе большие деньги.

По Москве уже с месяц ходили разговоры, что с юга к городу с двадцатитысячным войском подошел гетман Сагайдачный, который встал лагерем в полутора десятках верст от Москвы. На помощь ему в сентябре подошел королевич Владислав, который со своим воинством с ходу занял Тушино. С каждым днем обстановка в столице становилась все напряженнее. Тревожные ожидания носились в воздухе, вселяя в души смятение. Я долго раздумывал, отправить или нет свою семью в Рязань. Кто его знает, как повернутся события в Москве, – войско слабо, казна пуста, договорятся ли патриарх или государь с королевичем и гетманом. На всякий случай я распорядился сделать в доме солидные запасы продовольствия – соли, муки, копченого и вяленого мяса, сала и другого. Сам я занялся укреплением дома – поскольку забор был и ранее заменен, поставил на участке две бревенчатые вышки. Обшил железом изнутри входные двери. На нижние окна кузнец отковал красивые и прочные решетки. Сидор прикупил на торгу пару бочонков пороха, свинца, несколько мушкетов для челяди. Я все не мог решить – отправить Настю с Мишей и женщинами в Рязань или оставить в Москве. В Рязани вроде по разговорам спокойнее, но путь на корабле может оказаться опасным, оставаться в Москве – вдруг казаки и поляки прорвутся в город? Наверняка будут грабежи и резня. Князья, дворяне, богатые купцы потихоньку вывозили свои семьи, в основном в сторону Мурома, Владимира, Костромы. По моему распоряжению Сидор отобрал в свою команду еще десять человек, все бывшие воины из различных княжеских дружин, ушедшие кто по ранениям, кто по возрасту. Лишними ребята не будут – отпадет потребность в обороне дома, будут заниматься охраной ткацкой фабрики, водочного заводика. Теперь каждый день дом охраняли четыре человека, не считая Сидора и Ивана. Двое были на вышках, один у парадных, один у задних ворот. Все хорошо вооружены – сабли, мушкеты, на всех надеты кольчуги. Бывшие воины службу знали, всегда трезвые и настороже. Напряжение росло. На торгу скупались в первую очередь продукты, цены росли. Мне казалось, что даже в воздухе висело какое-то предчувствие тревоги, грозы. И вот вечером первого октября по городу пронесся колокольный звон, на улице зашумели. Ко мне прибежал один из караульщиков:

– По улице люди бегают, в основном бегут к центру, с южной стороны города. Никак поляки на приступ пошли, приготовиться надо.

Я вооружил челядь, Сидор расставил их по заранее намеченным местам, усилив тем самым уже имеющуюся охрану. Мои ружья и пистолеты были заряжены. Семье и обслуге я приказал подняться на второй этаж дома, к окнам не подходить, света не зажигать. Сидор и я заняли места на первом этаже, в случае угрозы нападения мы могли быстро подобраться к любой точке, а в случае прорыва на нашу территорию собрать всю охрану и челядь в доме и держать оборону. Дом каменный, поджечь его будет непросто. Шум на улице вроде как стих, проскакало несколько всадников, и наступила тишина. Переулок мой хоть и недалеко от центра, но к северной стороне, да и расположен так, что найти не всегда с первого раза можно. Со стороны Кремля продолжал раздаваться набат – это бил колокол на колокольне Ивана Великого. Видно, и в самом деле противник пошел на приступ. Кое-где стали видны отсветы пожаров. Я решил послать Ивана на разведку – сидеть в неведении было тяжело. Вооружившись саблей, ножом и парой пистолетов, Иван легко перемахнул через забор и исчез в ночи. Какие-то новости он принесет? Вокруг дома и в переулке пока было спокойно. В середине ночи в начале переулка раздались шум, крики, звон железа. По переулку текла темная масса, кто это, разобрать было невозможно. Вот в ворота начали сначала стучать, затем ломиться. Выломав калитку, во двор ворвалась группа вооруженных людей. В темноте было неясно – поляки ли это, казаки Сагайдачного или просто грабители. В отсветах факелов, которые они держали в руках, поблескивало оружие. Ну что же, добро пожаловать, непрошеные гости. Толпа по дорожке ринулась к дому, вдруг земля под ними разверзлась, и первые две нестройные шеренги провалились в яму с кольями, послышались крики боли, стоны раненых. Неплохо потрудились мои холопы под руководством Сидора, вырыв глубокую – метра три-четыре яму и установив в ней заостренные колья. Сверху уложили тонкие палки, замаскировали серой тканью, присыпали пылью. Даже с близкого расстояния можно было различить, только если зная заранее. Всем домашним я показал ловушку и настоятельно рекомендовал пользоваться только задними воротами. Толпа нападавших замерла в смятении, затем раздались крики ярости и гнева, люди ринулись в обход ямы. Слева и справа они обтекали яму, и никто не попытался помочь свалившимся. Раздался сильный взрыв, взметнулось пламя. Это сработала моя ловушка, я по чеченскому образцу устроил сюрприз, сделав две самодельные бомбочки, привязал их к деревьям, между ними на небольшой высоте натянул проволоку, сделав растяжку, вот она и сработала. Группа пытавшихся обойти яму почти вся была уничтожена, в темноте были видны лишь небольшие движения и слышны стоны раненых. Мы не стали ждать, когда нападавшие прорвутся к дому, и из трех мушкетов, заряженных картечью, дружным залпом ударили в темную массу. Все заволокло пороховым дымом, из темноты раздавались крики боли и отчаянья, перезарядив мушкеты, схватили уже заряженные и снова нестройным залпом выстрелили в темноту. Пока мушкеты перезаряжали, мы вслушивались, не происходит ли чего подозрительного вокруг дома. Стояла тишина. Взяв в руки по пистолету, мы с Сидором вышли из дома. Везде валялись трупы убитых и слышалось хриплое дыхание раненых. По моему распоряжению из дома вышли холопы с факелами, стало хоть видно, напали на дом поляки, все в синей униформе, все при саблях, у некоторых мушкеты. Хотели по-быстрому ограбить дом, да не получилось. Посчитали – убитых оказалось двадцать два человека в трех местах – на дне ямы с кольями, у растяжки с бомбами и на месте мушкетного залпа. Раненых было немного – семь человек. Холопы без всякой жалости их дорезали, побросав тела в яму с кольями – все равно потом землей засыпать. В углу участка послышались шорох и голос Ивана:

– Не стреляйте, это я, Иван.

Оказалось, он добрался до центра города, поговорил со стражниками, обежал прилегающие к нашему переулку улицы. Поляки с казаками прорвались до стен Белого города, штурмовали Арбатские ворота, но неудачно, понесли большие потери, разбежались по городу, грабя и убивая. Основная масса их ринулась на юг Москвы, видимо, старались добраться до рек – все-таки естественные преграды оборонять легче. Небо начало сереть. Я позвал плотников – надо было восстановить разбитую калитку. Остальные холопы засыпали землей яму с поляками, в которой до половины валялись трупы. Сам тем временем прошелся по участку, снял одну растяжку и выкопал одну из заложенных бомб. Не дай бог, кто из челяди нечаянно наступит – смерти своих работников я не хотел. Лучше ближе к вечеру закопать это снова. Сидор снова направил в разведку одного из охранников, нам надо было знать, что происходит в городе, к чему готовиться – к бегству, к обороне? Пока разведчик не вернулся, мы решили перекусить и вздремнуть, ночь-то прошла беспокойная, и неизвестно, как оно все будет далее, лучше быть отдохнувшими. Удалось поспать часа три, вернулся разведчик, и меня разбудили. Это был один из хлопцев Ивана – он обрадовал нас новостью:

– Супротивник разбит, наши гнали его аж до Пахры, многих поубивали, многих в полон взяли. У Арбатских ворот мертвыми все завалено, земли не видно. В городе много домов пограблено, кое-где дома сожгли. Жители на улицу нос не показывают, одни собаки бегают.

Так, известия обнадеживающие. Пока все спокойно, решили сварить обед, всех покормить горяченьким, на улицу пока не соваться, – как всегда, при всякой заварушке изо всех щелей всякая мерзость выползает – доморощенные разбойники и бандиты. Городской страже и стрельцам пока не до разбойников – вылавливали небольшие группы поляков и казаков, попрятавшихся в захваченных домах. То здесь, то там раздавались одиночные выстрелы – выражаясь современным языком, шла «зачистка». Попадать под горячую руку стрельцам не стоило, стрельнут с перепугу или обознавшись, и кому что докажешь? К вечеру я предупредил холопов и семью не ходить по участку, совместно с охранником поставил еще две растяжки с бомбами – одну у ворот, другую ближе к дому, снова закопали на дорожке мину. Оружие было заряжено, часть охранников легла отдыхать, другая бодрствовала. Сидор расставил людей на опасных направлениях с наказом – слушать! И при подозрительном шуме сразу сообщить, при этом пробираться к дому осторожно. Сгустилась темнота. Мы сидели в неосвещенных комнатах, пытаясь что-либо разглядеть через окна. Однако ночь прошла спокойно. Поутру заявились городские стражники – узнать, нет ли пленных и велики ли наши потери – соседи сообщили, что вчерашней ночью на участке нашего дома были стрельба и взрывы. Мы рассказали, как все было, показали засыпанную яму с телами, стражники удовлетворились нашими объяснениями и со своей стороны сообщили, что в городе уже все спокойно, поляки и казаки убиты и рассеяны, банды разбойников частично схвачены, остальные разбежались. По городу можно передвигаться спокойно. Напряжение схлынуло, я поснимал растяжки и вкопанную бомбу, холопы занялись ежедневной работой. Мы же с Сидором сели в возок, правда, предварительно вооружившись на всякий случай, и поехали проверить – как мои предприятия. Особенно меня беспокоил водочный заводик, все-таки спирт, вещество пожароопасное, да и для мужиков любой национальности привлекательное, хоть для поляков, хоть для разбойников. К моему удивлению, водочный заводик был целехонек и охрана на месте. Не иначе – бог миловал. Направились на ткацкую фабрику – здесь дела были похуже – один из охранников позапрошлой ночью был нападавшими казаками Сагайдачного убит, второму удалось убежать. Ткацкие станки и помещения были в неприкосновенности, но склад был почти пуст. Что-то утащили казаки, чем-то, вероятно, поживились жители близлежащих домов. Но и то хорошо, что здание не сожгли да станки целые. Управляющий неприкаянно бродил по пустому цеху – работницы пока боялись выходить на работу. Ладно, что свершилось, то свершилось, убыток, конечно, есть, но я был готов и к худшему. По приезде домой Сидор распорядился направить на ткацкую фабрику двоих охранников. Мои помощники по медицинскому делу трудились не покладая рук, – после нападения было много раненых и покалеченных. По некоторым улицам захватчики прошлись, как ураганом, сжигая дома и грабя жителей. Сопротивляющихся убивали на месте, да и кто мог им оказать серьезное сопротивление – только в богатых усадьбах, где было много мужиков, да сам хозяин уделял время, внимание и деньги на охрану. Некоторые улицы вообще стояли нетронутые, особенно на северной половине города. Почти каждый день встречались похоронные процессии, хоронили защитников и горожан, трупы захватчиков же сваливали во рвы, закапывали где попало – на пустырях, в выгребных ямах. Город потихоньку приходил в себя, очищался. На месте пожарищ стучали топоры плотников, народ заново отстраивался – осень на дворе, впереди зима, и всем хотелось встретить ее под крышей.

Прошедшее нападение выявило недостатки не только в обороне города, но и в защите моего дома. Забор был неплох, но низок, хорошо, что поляки ринулись через ворота и попали в охотничью яму, а будь это казаки, могли бы лезть через забор в разных местах, и остановить их было бы сложнее. Поэтому я решил поставить железный, кованый забор высотой в четыре метра, сломать его или перелезть было бы затруднительно. Конечно, так в Москве в те времена было не принято, заборы стояли глухие – или бревенчатые, или каменные. Двор будет как на ладони, для обороны плохо, но и нападавших будет видно хорошо. Я заказал кузнецу по своим эскизам рисунок металлических кованых решеток, тем временем каменщики делали фундамент и ставили каменные столбы. Хотелось, чтобы это было и прочно, и красиво. Сразу за будущим забором решил посадить акацию, терновник – еще один колючий, но зеленый забор. Заднюю часть двора обнести высоким каменным забором взамен деревянного. На углах крыши дома по моему указанию каменщики надстроили четыре небольшие башенки с узкими бойницами, из которых можно было держать под прицелом большую часть двора. Конечно, все это можно было сделать и раньше, но кто мог подумать, что враг может прорваться сюда, в центр Москвы? Дом мой крепостью все-таки не стал, но малые перестройки пошли на пользу в плане защищенности. Теперь я знал, что нападения двух-трех десятков человек дом с охраной выдержит. На душе стало несколько спокойнее. В принципе не помешало бы парочку небольших пушечек, да где их здесь взять, разве что в Тулу съездить. Пока хлопотал с защитой дома, теплые дни закончились, началось ненастье, почти каждый день лил дождь, по утрам в низинах стлались туманы, на улице было зябко. Хорошо в это время сидеть в теплом доме, в кругу домочадцев. Но, видно, не судьба. В один из слякотных вечеров в кабинет вошел охранник и сказал, что у ворот стоит возок, весь в грязи, в нем купец, просит его принять. Можно ли впустить?

– Зови!

Через несколько минут в дом вошел, отряхиваясь от дождевых капель, дородный купец в шерстяном плаще с меховой поддевкой, в добротных сапогах, низко поклонился, осведомился – правильно он попал к лекарю Кожину? Я подтвердил, что он попал по адресу, слуги приняли шапку и плащ, и мы прошли в трапезную. По моему знаку принесли горячего чая, баранки, немудреную закуску и водки. На Руси серьезный разговор никогда не начинался сразу, требовалось поговорить на темы здоровья родни, о погоде, о видах на урожай и только потом переходили к главному. Купец представился – Алтуфий Демидов, купец первой гильдии из Нижнего. Мы уселись в кресла вокруг стола, в камине уютно трещали дрова, распространяя тепло. Мы выпили водки за знакомство, я видел, что гость замерз и стопочка не повредит. Купец выпил, крякнул, закусил солеными огурцами и одобрил:

– Хорошо хлебное вино, это где же в Москве такое творят?

Я скромничать не стал, пояснил, что это водка с моего заводика.

– Хороша!

Разлили по второй, купец с видимым удовольствием выпил, закусил и начал пить чай. Лицо его после водки и горячего чая покраснело, он перестал зябко потирать руки. Видно, начал согреваться. Дав ему время попить чаю и обвыкнуться, я спросил, что привело уважаемого гостя ко мне в столь поздний час. Купец посерьезнел:

– Старший сын у меня серьезно занедужил, Никита, седмицы две тому шел на корабле с товаром, да разбойники напали, от супротивника обереглись, да из ружья в ногу пулей попали. Местные лекари лечили, да без толку, видно, опухла нога, жар его снедает, в беспамятство впадать стал, как бы богу душу не отдал. Жалко сына, толковый он у меня, не как младший – тому бы только с девками гулять. Сильно беспокоюсь я за него, молодой еще – двадцать две весны всего, женил недавно, да, вишь, какая незадача. Я как увидел, что с ногой, – кинулся по лекарям, все говорят – антонов огонь, помрет парень, да хорошо, купец знакомый из Москвы у меня в гостях случился – о тебе рассказал. Помоги, век бога за тебя все мое семейство молить будет, да и сам деньгами не обижу.

Купец выжидающе глянул на меня, в глазах его застыли тревога и боль за родного человека. Судя по описанию, случай и в самом деле серьезный.

– А как же мы добираться будем – на возке долго, сам по дорогам ехал – видел, что дождь натворил?

– Да так же, как и сюда, – повозка не моя, знакомый купец помог, мы на ней только до Клязьмы, там у меня большая лодка, на ней быстрее будет до Нижнего добраться, чем по Оке, чуть не вдвое короче. Только, если согласен, не медли, доставить тебя быстро – моя задача, вылечи только!

Ну что же, надо помочь, не всякий из Нижнего осенней распутицей поедет, даже из-за сына. Я поднялся наверх, объяснил Насте, что уезжаю в Нижний Новгород к больному, собрал сумку с инструментами, сунул туда две бутылки водки, оделся потеплее, за пояс воткнул, прикрыв плащом, два пистолета, поцеловал жену и Мишеньку и вышел. В трапезной уже стоял одетый по-дорожному Сидор:

– Мне с тобой ехать али здесь оставаться?

Я вопросительно поглядел на купца. Он отрицательно покачал головой:

– Места нет ни в повозке, ни в лодке, а дорога тяжелая. Люди у меня надежные, и туда, и назад доставят в целости, не беспокойся.

Я отдал Сидору последние указания, и мы вышли. Пока купец был у меня, лошади успели отдохнуть, к тому же сметливый Иван распорядился их покормить. Мы уселись в тесный возок и тронулись. Возок хоть и был крытый, кое-где протекал и от холода не спасал вовсе. Часа через два я почувствовал, что замерзаю, достал из сумки водки, отхлебнул сам и дал глотнуть попутчику. Купец хорошо приложился к бутылке, довольно покряхтел: