Помоги проекту - поделись книгой:
— Ну спасибо вам, Харитон Егорович, — благодарит Стрельцов Никодимова, расставаясь с ним на конечной остановке поезда.
— Не за что, товарищ капитан, — удивленно пожимает плечами старый железнодорожник. — Ничем, к сожалению, не смог быть вам полезен. Разве вот только совет могу дать: потолкуйте-ка вы с бывшим напарником Козыря — Петькой Жуком. Вместе они когда-то тут орудовали. Поговаривают, однако, будто это он Козыря выдал. Бывает ведь и такое… Петька этот недавно из заключения вернулся и теперь снова в нашем вагонном депо работает. Жуков настоящая его фамилия.
— Спасибо за совет, непременно им воспользуюсь.
Прежде чем встретиться с Жуковым, Стрельцов навел о нем необходимые справки. В свое время Козырь использовал его как наводчика. Отбыв наказание, Жуков вернулся к старухе матери и устроился на работу в вагонное депо. По отзывам мастера и бригадира, работает добросовестно- видимо, твердо решил начать честную жизнь. Даже пить бросил, хотя прежде редко бывал трезвым.
Стрельцов встретился с Жуковым в конторе вагонного депо.
— Здравствуйте, Петр Иванович! — приветливо кивнул Стрельцов. — Присаживайтесь, пожалуйста, мне нужно с вами побеседовать.
Жуков сел на тяжелый, обитый дерматином стул и с тревогой уставился на Стрельцова, стараясь сообразить, кто он такой.
— А вы кем будете? — настороженно спрашивает он.
Капитан молча протягивает свое удостоверение. Взглянув на него, Жуков заметно меняется в лице.
— Слушаю вас, гражданин начальник… — произнес дрогнувшим голосом.
— Почему же «гражданин»? По старой привычке?
Жуков смущенно бормочет что-то…
— Не будем старое ворошить, — перебивает его Стрельцов, — хотя я и пригласил вас именно затем, чтобы вы вспомнили кое-что. Посоветоваться с вами нужно. Надеюсь, не откажетесь помочь мне в одном деле?
— Пожалуйста, товарищ капитан, — торопливо отзывается Жуков. — Я с удовольствием, если только смогу, конечно…
Стрельцов достает зеленую папку, не торопясь развязывает ее и вынимает несколько фотографий, снятых крупным планом.
— Посмотрите на эти снимки.
Жуков так низко наклоняет голову, что Стрельцов не может разглядеть его лица, заметно, однако, что он не только с интересом, но и с волнением рассматривает фотографии, перекладывая их из одной руки в другую.
— Вы ведь проходили по одному делу с Козырем? — спрашивает Жукова капитан. — Не кажется ли вам, что крыша этого вагона «вскрыта» его излюбленным способом? Знали же вы, наверно, как он это делал?
При упоминании имени Козыря Жуков еще ниже опускает голову, даже руки убирает под стол — видимо, они начинают дрожать, и он не хочет, чтобы это заметил капитан.
— Вглядитесь получше в снимки, — предлагает Стрельцов. — Вот в этот особенно. Видите, вот тут, в самом углу выпиленного отверстия, заметен отчетливый след от прокола каким-то острым предметом треугольной формы. На других снимках проколы тоже заметны, хотя и не так отчетливо. Не «козыревский» ли это способ вскрытия вагонных крыш?
Жуков снова берет фотографии в руки и пристально всматривается в каждый снимок. Пальцы его заметно дрожат.
— Так, как Козырь, сделать это никто больше не может, — негромко, но твердо говорит Жуков.
— Почему?
— Уж очень классно он это делал! — не скрывая невольного восхищения, восклицает Жуков. — А мастерства такого достиг потому, что специально тренировался на крышах старых вагонов. Я сам не раз видел. А перенимать его опыт просто некому было. Один только я и был у него помощником, если, конечно, не считать тех, кому он сбывал ворованное. А сфотографирована тут Козыря работа, — кивает он на фотографии. — Это точно!
— Быть этого не может! — удивляется капитан. — Ему ведь не один год еще сидеть…
— Уж не знаю как, а только это доподлинно его работа, — упрямо повторяет Жуков. — Прокольчики, — тычет он пальцем в один из снимков, — точно такой же трехгранкой сделаны, какой Козырь орудовал. Я ее ему собственноручно изготовил и след ее прокола ни с каким другим не спутаю. Он потом в трехгранный прокол ножовку вставлял и выпиливал в крыше нужное ему отверстие. И железо загибал точно так же, как тут у вас на снимочках. В общем, его работа, можете не сомневаться, товарищ капитан.
«Что же получается? — мысленно подытоживает Стрельцов. — Почему и Никодимов, и Жуков так убеждены, что ограбление девятьсот восьмого — дело рук Козыря? Неужто в самом деле он?..»
— Спасибо, Петр Иванович, — вставая из-за стола, благодарит Стрельцов. — Не буду больше задерживать, но вы, наверно, еще понадобитесь нам.
— Очень вас прошу, товарищ капитан, не говорите никому, что советовались со мной. Это до Козыря может дойти, и уж тогда мне наверняка не сдобровать…
— Во-первых, мы не разглашаем служебные тайны, — успокаивает Стрельцов. — Во-вторых, не верится мне, что Козырь сейчас на свободе. А если и на свободе, что он может вам сделать?
— Как что? — И худощавое напряженное лицо Жукова бледнеет. — Пристрелит!.. А скорее всего, зарежет, — торопливо, будто спохватившись, что сказал лишнее, поправляется он.
«Похоже, что Козырь все еще держит его в паническом страхе», — решает Стрельцов.
И, уже собираясь отпустить Жукова, он спрашивает, пристально всматриваясь в его глаза:
— А может быть, стрелять ему все-таки привычнее? Если Козырь бежал из заключения и снова теперь тут, то у него несомненно есть огнестрельное оружие. Чем вооружен Козырь, пистолетом или обрезом?
— Не знаю, товарищ капитан! — отрезает вдруг Жуков с таким неожиданным ожесточением, что у Стрельцова не остается никаких сомнений, что у него ничего больше не выведаешь.
— Кончим тогда на этом наш разговор, — подчеркнуто официальным тоном заключает капитан.
Сразу же после встречи с Жуковым Стрельцов направляется к полковнику Ковалеву.
— А сами-то вы, Василий Николаевич, чем объясняете убежденность Жукова и Никодимова, будто Козырь на свободе? — спрашивает Ковалев. — Похоже, что не случайно это.
— Видимо, у них есть основания… — не очень уверенно произносит Стрельцов.
— А какие именно? В этом ведь все дело.
— Я понимаю, товарищ полковник, но, к сожалению, ничего более определенного сказать пока не могу, — чистосердечно признается капитан. — Свое убеждение ни Жуков, ни Никодимов не обосновывают никакими фактами. Но и для меня нет сомнений, что орудует на нашей дороге очень опытный преступник, умеющий заметать следы… Мы просмотрели обочины и бровки по обе стороны пути на всем участке от Грибово до Дьяково, но железа, которое он срезал с крыши вагона, нигде не нашли. Вы разве не согласны со мной, товарищ полковник, что он специально отыскал это железо днем, а скорее всего утром, и надежно спрятал. Преступник отлично понимает, что оно может помочь нам установить участок, на котором была совершена кража. Разве это не говорит о его осторожности и опытности?
— Преступник, пожалуй, действительно опытный, — подтверждает Ковалев. — Но почему непременно Козырь? Все иные исключаются, что ли?
— Я этого пока не утверждаю. Но разве не удивительно, товарищ полковник, что тут столько совпадений. Во-первых, способ взлома вагонной крыши. Во-вторых, Козырь тоже ведь отстреливался, когда его преследовали. Он тоже тщательно убирал срезанное с вагонных крыш железо. Не допускаете же вы, что у нас на дороге появился двойник Козыря?
Выслушав капитана Стрельцова, полковник Ковалев снисходительно улыбается.
— Не так-то это просто, капитан, — задумчиво произносит он, встав из-за стола и медленно прохаживаясь по кабинету. — Если Козырь бежал, нам непременно сообщили бы об этом. К тому же преступники, бежавшие из мест заключения, как правило, не возвращаются в те края, в которых совершали преступления. Все это вы, конечно, и сами хорошо знаете, рассуждаете, однако, вопреки этим соображениям.
— Да, я это знаю, — энергично кивает головой Стрельцов, — но нет правил без исключения. А у Козыря на самом деле не было других помощников, кроме Жукова?
— Не было, Василий Николаевич. Да и Жуков только сообщал ему, в каких вагонах находились ценные грузы. Остальное тот делал в одиночку.
— А каким образом сообщал Жуков сведения? Может быть, и теперь, по той же системе, кто-то получает необходимую для ограбления поезда информацию?
— А самого Жукова вы не пробовали расспросить? Ему это лучше, чем кому-либо, известно.
— Пока нарочно не касался такой темы. Боюсь, что Жуков и не расскажет всего. Уж очень он запуган Козырем. Мести его опасается. Но ведь вы, наверно, знаете, каким образом поддерживали они связь. Насколько мне известно, вы уже служили тогда на этой дороге и участвовали в расследовании преступлений Козыря.
— Много лет прошло: сейчас не припомню всех подробностей, — подумав немного, отвечает Ковалев. — Помнится только, что наводчик Козыря Петр Жуков осмотрщиком вагонов тогда работал и это давало ему возможность точно знать, в каком вагоне какие грузы размещались.
Полковник, походив в раздумье по кабинету, останавливается перед Стрельцовым.
— А самого Жукова вы ни в чем не подозреваете?
— Нет причины, товарищ полковник. Не похоже, чтобы он свернул на прежнюю дорожку.
— Но если он так боится Козыря, то полагаться на его помощь не приходится. Всего он вам, наверное, не расскажет.
Капитан Стрельцов со своим помощником лейтенантом Карцевым проводят на грузовом дворе целый день, наблюдая, как формируются поезда, внимательно присматриваясь к работе весовщиков, грузчиков, пломбировщиков и маркировщиков. Ничего подозрительного они, однако, не замечают.
На следующий день Стрельцов посылает туда одного Карцева, а сам направляется на сортировочные пути, где формируются товарные составы. Долго присматривается к работе составителя поездов, сцепщиков, осмотрщиков и списчиков вагонов, обязанностью которых является не только списывание их, разметка и проверка наличия, но л строгое соблюдение государственной тайны перевозок. На это тоже уходит почти целый день, но и тут ничто не привлекает его внимания.
Ни на рынках, ни в магазинах, ни в пошивочных мастерских городов и поселков ближайших районов не удается обнаружить никаких следов похищенных товаров. Настораживает что-то преступников или по какой-то иной причине, но кражи из поездов прекращаются.
«В чем же дело? — ломает голову Стрельцов. — Почему Козырь или тот, кто под него работает, притаился? Где скрывается, куда сплавляет краденое? Спугнули мы его или он лишь из предосторожности отсиживается в укромном месте?.. Но если это Козырь, его не спугнешь так просто. Нужно точно установить, он ли это…»
Но Стрельцов хорошо понимает, что убедиться в этом можно будет лишь в том случае, если в бандите, столь дерзко грабящем товарные поезда, кто-нибудь опознает
Козыря. Или тогда, когда придет ответ на запрос дорожного отдела: находится ли Козырь в заключении или по какой-либо причине освобожден?
И вот ответ пришел. В нем сообщается, что Александр Семенович Козырев, осужденный на пятнадцать лет, месяц назад бежал из заключения
— Вот только теперь, Василий Николаевич, — замечает Ковалев, познакомив Стрельцова с ответом, — мы имеем некоторые основания допускать, что грабежами на нашей дороге может заниматься Козырь. Однако это не бесспорно: построение версии из расчета только на Козыря может лишь сбить нас с толку.
— Я понимаю, товарищ полковник! Только думается мне, что мы имеем дело именно с Козырем.
Сообщая эту новость своему помощнику лейтенанту Карцеву, Стрельцов весело похлопывает его по плечу:
— Ну, Леша, теперь дела у нас пойдут успешнее!
— Но ведь в розыске Козыря или, может быть, какого-то иного грабителя у нас пока нет никакой зацепочки…
— Зато есть некоторое представление о его «технологии», о «методике» ограбления поездов. Если это действительно Козырь, то он наверняка прибегает к помощи наводчика. Вот его-то нам нужно обнаружить во что бы то ни стало и как можно быстрее. С него мы и начнем разматывать весь клубок. А находиться он должен, скорее всего, на нашей станции или неподалеку от нее.
— Но ни на грузовом дворе, ни на сортировочной станции нам так и не удалось ничего узнать. Да и вообще… — Незаконченную фразу лейтенант Карцев заключает безнадежным вздохом.
Стрельцов с неодобрением смотрит на пасмурное лицо лейтенанта. Что-то Карцев в последние дни совсем размагнитился. Видимо, нужно с ним построже…
— Идите-ка отдыхать, лейтенант, — сухо говорит ему капитан. — Мы продолжим лжи разговор завтра.
— Слушаюсь, — упавшим голосом отзывается Карцев.
А как только он уходит, раздается телефонный звонок полковника Ковалева:
— Василий Николаевич? Только что звонил Жуков. Дежурный, разговаривавший
— Слушаюсь, товарищ полковник.
Квартира Жукова находится на первом этаже. Похоже, что он смотрел в окно, когда капитан Стрельцов подходил к дому, так как дверь открыл тотчас же, не спросив, кто стучит. На нем застиранная, но чистая спецовка. На ногах домашние туфли.
— Мамашу я выпроводил к соседям, — почему-то шепотом сообщает он Стрельцову, пропуская его вперед, в небольшую комнату с тщательно занавешенными окнами.
В тусклом освещении (горит только настольная лампа) комната кажется совсем маленькой, хотя в ней кроме широкого обеденного стола и двух диванов множество цветов на высоких подставках. В углу Стрельцов замечает вешалку, прибитую к стене возле дверей. Вешает на нее свой плащ. Жуков приглашает его к столу, сам садится с другой стороны.
— Я не хотел вас беспокоить, товарищ капитан, — говорит он, старательно разглаживая складки скатерти. — Собирался сам зайти…
И вдруг умолкает, резко, всем корпусом повернувшись к окнам. Несколько мгновений прислушивается к чему-то, потом торопливо встает и поправляет занавески, хотя они и без того плотно задернуты.
— А сообщить вам вот что хотел, — возвращаясь к столу и ничего не объясняя, продолжает Жуков, заметно понизив голос. — Помните, вы меня спрашивали: есть ли у Козыря оружие? Есть, товарищ капитан. Пистолет ТТ. А вот вам для доказательства и дырка от его пули.
Жуков слегка приподнимает абажур настольной лампы и освещает часть стены, обклеенной обоями. В одном месте они заметно отклеились. Жуков осторожно берет двумя пальцами отлепившийся уголок и слегка отгибает его вниз.
— Видите эту дырочку? В ней пуля сидит. А предназначалась она мне… — Голос Жукова начинает заметно дрожать, и он снова умолкает. Потянувшись к большому цветастому чайнику, стоящему на столе, жадно отпивает несколько глотков прямо из носика и, немного успокоившись, продолжает: — Это я попробовал однажды Козырю прекословить… Зверюга! Не псих какой-нибудь, а именно зверюга! С тех пор я до смерти стал его бояться. Руки и ноги отнимались, едва только он в меня глазищами своими волчьими впивался. Как он тогда промахнулся — до сих пор не понимаю… С той поры беспрекословно все его приказания выполнял. — Отпив из чайника еще несколько глотков, он, озираясь на окна, добавляет:- А уж теперь, если только узнает, что я вам о нем рассказываю, наверно, не промахнется… Жду его прихода со дня на день…
— А почему ждете? Дал разве знать, что зайдет? — спрашивает Стрельцов.
— Мать говорила, будто под окнами у нас ходил кто-то, очень на него похожий. Об этом и хотел поставить вас в известность, товарищ капитан… Вернее, не о том, что он под моими окнами ходит, а что тут где-то, поблизости. И если это действительно он, мне тогда несдобровать…
— А вы не думаете, что могли бы зачем-нибудь понадобиться Козырю? Он может надеяться на помощь вашу в своем замысле? Козырь, наверно, многим вам обязан в прежних своих удачах…
— Нет, товарищ капитан, теперь он со мной никакого дела иметь не станет. Слух был пущен кем-то, будто я продал Козыря. Дошло, видно, и до него… Вот он и хочет, наверно, расправиться со мной… А мог разве я выдать его, если бы и хотел? Что я такое знал о нем? Он же все в одиночку делал, без помощников. Я ему только сведения о вагонах с ценным грузом сообщал. На том наше напарничество и кончалось.
— Расскажите подробнее, как вы ему такие сведения сообщали?
— Мне это не стоило большого труда, — печально усмехается Жуков. — Я осмотрщиком вагонов тогда работал и имел представление, чем товарные составы были нагружены. К тому же со списчиком вагонов был в приятельских отношениях, а уж тот точно все знал. Вот я и посылал Козырю телеграммы до востребования. А в том, что я в них писал, только он один и мог разобраться.
— Его, конечно, интересовали главным образом номера вагонов с ценным грузом?
— Зачем же номера? Разве мог он прочесть их ночью на вагонных стенках? Я ему сообщал, каким по счету был вагон с интересующим его грузом. А счет мы обычно вели от хвоста поезда. Как видите, особой хитрости тут не требовалось. В телеграммах я так и писал ему: «Встречай меня десятого» или «Буду в Грибове двадцать первого». А подписывал их каким-нибудь женским именем: «Маша» или «Катя».
— Да, действительно проще пареной репы, как говорится, — усмехается Стрельцов. — Ну, спасибо вам, Петр Иванович! А если вы или мамаша ваша увидите Козыря или услышите что о нем…
— Можете не сомневаться, товарищ капитан! — торопливо заверяет Жуков. — Я теперь не меньше вашего заинтересован, чтобы вы напали на его след.
На следующий день, едва Стрельцов приходит на работу, как его вызывает к себе полковник Ковалев.
«Зачем бы? — недоумевает капитан. — Вчера ведь доложил ему о своем визите к Жукову…»
Поделиться книгой: