Петербургский сыск. 1874 год, апрель

– Простите ради Бога, – урядник приложил руку к груди, – виноват, что не представил, Николай Петрович Воскресенский.

– Путилин, Иван Дмитриевич, – произнёс начальник сыскной полиции, – вы уж простите моего помощника за вопросы, но хотелось бы больше узнать.

– Хорошо, – Воскресенский надел очки, – убитому около семнадцати лет, сперва был задушен, об этом свидетельствует след от верёвки или чего—то подобного на шее, спустя какое—то время перенесён сюда, – доктор начал перечислять, словно дело шло не об лишённом жизни молодом человеке, а о делах обыденных, повседневных, – здесь же отрезана голова, довольно тупым ножом, об этом можно судить по тому, что убийца делал все в спешке, но тупое лезвие его сдерживало, в некоторых местах рваные и множественные порезы. Снял одежду, но, скорее всего, разрезал. Более подробностей об убитом я сообщить не смогу, конечно, может ещё что выясниться, но только после вскрытия.

– Благодарю, Николай Петрович.

– Но я не понимаю, – теперь настала очередь задавать вопросы исправника, – зачем убийца унёс голову?

– Объясняется просто, – Иван Дмитриевич оперся о трость, – наш кровожадный злодей не хотел, чтобы при обнаружении тела, могли опознать убитого, но не думаю, чтобы он унёс голову далеко, – Путилин красноречиво взглянул на сыскных агентов, – посмотрите, непременно, должна быть, и при том недалеко, если нам повезёт, найдём, где—нибудь недалеко и платье несчастного мальчика.

Путилин подошёл ближе к трупу и присел на корточки.

Тщедушное тело белым пятном выделялось на позеленевшей траве, грудь обтянута кожей, сквозь которую чуть её не прорывая виднелись ребра, впалый живот ещё не вошедшего в пору взросления, а так и остался навечно в юношестве, руки вытянуты вдоль тела. Одну приподнял Иван Дмитриевич, ноготь указательного пальца сорван, складывалось впечатление, что юноша боролся за жизнь, когда что—то тонкое захлестнуло шею. Не ожидал возможно такого поступка от человека, с которым он приехал сюда. Небольшие ступни завершали картину трагедии, они были белыми, безжизненными, словно выточенными из мрамора с прожилками едва заметных вен.

– Я посмотрел. – произнёс после некоторой задумчивости Воскресенский, видно эта мысль не давала ему покоя, – у мальчика нет особых примет, даже не могу представить, как вы сможете узнать имя несчастного, не то, что его убийц.

– Служба такая, – сквозь нахмуренные лицо проступила улыбка и та затронула только уголки губ, – если при первом осмотре ничего найдено не будет, – Путилин смотрел на исправника, – то придётся нам с вами обыскать этот лесок.

– Что будем искать? – С готовностью откликнулся Николай Петрович.

– Не знаю, – пожал плечами начальник сыскной полиции, – все, что будет вызывать подозрение, а вернее всего. все, что будет найдено, а там уж будем разбираться – пригодится нам в следствии или нет.

– Так—с, – исправник снял фуражку и провёл рукой по затылку, – значит, не знаю что, не знаю где, – но слова, как ни странно, прозвучали безо всякой иронии, а с такой серьёзностью, что улыбка на лице Путилина стала шире.

– Именно так, – сказал Иван Дмитриевич, потом обратился к доктору, – сколько дней тому совершено преступление?

– Трудно сказать, – Воскресенский скрестил руки на груди, от чего стал больше походить на статую римского сенатора, облачённого в сюртук, только вот не хватало тоги и свитка в руке, – но исходя из погоды последних дней и состояния тела, я бы сказал, что не более четырёх дней.

– Значит, восьмого.

– Что? – Переспросил занятый мыслями доктор.

– Я говорю, – начал Путилин, тут же остановился и потом продолжил, – убит восьмого числа сего апреля, в понедельник.

– Вполне возможно.

– Иван Дмитрич, – раздался взволнованный голос Жукова и появился Миша, – там… там, – лицо было бледным и безжизненным, только блестели глаза и сошедшие на переносице брови выдавали волнение, – там…

– Нашёл голову? – Подсказал Путилин, – вот и хорошо.

– Но там… – и дальше Жуков выговорить не мог.

– Веди, – распорядился Иван Дмитриевич и пошёл за помощником.

В саженях десяти – пятнадцати под кустом в подтаявшем снегу выглядывал чужеродным предметом застывший глаз, вокруг него раны с заметными следами заскорузлой крови, словно убийца хотел и лицо уничтожить, чтобы наверняка никто не мог признать убитого.

Путилин отложил в сторону трость, перчатки и аккуратными движениями начал откапывать найденную Мишей голову. Лицо молодого человека было исполосовано, где рваными ранами, где порезами с ровными краями.

– Господин Воскресенский, что вы скажете об этом?

Доктор подошёл ближе и, как и Иван Дмитриевич, опустился на корточки.

– Убийца спешил.

– Отчего вы так решили?

– Видите ли, как ни прискорбно говорить, но злоумышленник мог бы срезать с лица кожу, а здесь он не резал, а размахивал ножом.

– Вы правы.

– Миша, – Путилин поднялся на ноги, – откапывай и неси к телу.

Через некоторое время Жуков опять подал голос:

– Иван Дмитриевич, здесь и одежда зарыта.

– Это хорошо.

Из—под снега Миша извлёк форму ученика гимназии.

– Значит, убитый гимназист, – подал голос исправник, – это поможет в нахождении личности несчастного?

– Да, – махнул головой Иван Дмитриевич, – в первую очередь проверим гимназии. Посмотри, Миша, убийца ничего не забыл в карманах?

Исправник с интересом смотрел на действия сыскного агента, он в первый раз не занимался сам, а наблюдал за столичными гостями, о которых чуть ли не сказки рассказывали, что все преступники империи у них переписаны, что скоро всех изведут, а в последнее время и фотографическими карточками пополняется архив, что ни один не уйдёт от наказания. Николай Павлович был слегка разочарован, ему представлялась работа сыскного отделения не так, а они ползают по кустам, копаются в одежде. Так и приданные в его распоряжение полицейские могут, а проверить гимназии пару пустяков, несколько часов и все. У них в округе… Потом спохватился, а если из столицы убитый, тогда, Николай Павлович почесал затылок, нет, пусть лучше сыскные агенты господина Путилина занимается сией нежданно свалившейся проблемой.

– Ну что? – торопил Жукова Иван Дмитриевич, лицо выражало нетерпение.

– Есть, – обрадовано произнёс Миша и протянул свёрнутую в несколько раз бумагу, – видимо убийца во всех карманах пошарил, а в брюках не стал или забыл.

Путилин развернул поданную бумагу:

– Итак, что мы имеем, – он внимательно прочитал, – а имеем мы квитанцию на посланную четвёртого числа сего месяца телеграмму из Петербурга в Кронштадт.

Глава третья. Снова расспросы

– Замечательно, – сказал Иван Дмитриевич, поднял взгляд, прищурив глаза, казалось, витал где—то далеко. но не здесь, в лесочке близь станции Стрельна, возле тела незнакомого молодого человека, – да, – Путилин, словно очнулся от задумчивости. – продолжай, Миша, поиски, может, ещё что будет найдено.

– Иван Дмитрич. – к начальнику сыскной полиции подошёл исправник и заглянул в квитанцию, – но здесь только фамилия значится, – прочитал по слогам неразборчивый почерк, – Мико или мика, видимо Микотин или Микатин и ничего более?

– Нет, дорогой Константин Николаевич, – Путилин помахал бумажкой в воздухе, – это уже след и от него мы будем тянуть ниточку, не могу знать, куда она приведёт, но, однако же, смею думать, что в нужном направлении, – потом закусил нижнюю губу и добавил, – хотя всякие чудеса бывают в нашей службе.

Поиски в лесочке длились не более получаса, заглядывали под каждый куст, тревожили снежные кучи, но все без толку, ничего найдено не было, кроме прошлогодней листвы да упавших с деревьев сухих сучьев.

– Что ж, любезный господин Колмаков, – Путилин улыбнулся, – теперь к вашему счастливцу.

– Какому? – Изумился исправник.

– Как же? К тому, которому посчастливилось наткнуться на столь неприятную находку.

– Вы про Степанова?

– Именно про него.

Возвращались той же дорогой, вдоль железнодорожных путей и, как понял Иван Дмитриевич, в то же служебное помещение, которое облюбовал исправник или там часто останавливался, будучи на станции. Настроение, не смотря на смерть молодого человека, в столь ранние годы лишённого самого дорогого – жизни, улучшилось. Найденная квитанция вселяла маленькую надежду, что опознание убитого дело недалёкого будущего, а там… Вот «там» загадывать не хотелось, уж очень в иной раз становилось «там» непредсказуемым.

Степанов, оказавшийся станционным служителем, был небольшого роста, с чёрной щетиной на лице и маленькими бегающими глазками, словно нашкодил, и теперь не знает, куда спрятать взгляд. И лицо, немного одутловатое, и трясущиеся руки, как отметил Путилин, говорили о бессонной ночи, в течение которой выпито служителем было немало. Степанов вскочил со стула, когда исправник и начальник сыскной полиции вошли в служебное помещение.

Иван Дмитриевич внимательно осмотрел служителя с головы до ног, отметив, что не взирая на нездоровый вид, форменная одежда выглажена, без единого пятнышка, выглядывал накрахмаленный воротничок белоснежной рубашки. Только вот брюки снизу запачканы пятнами свежей грязи и довольно большое на правом колене, видимо, как наткнулся на обезглавленный труп, так бросился стремглав бежать, не разбирая дороги, то ли испугался, то ли по иной причине.

Степанов от пристального взгляда незнакомого господина, в котором он признал большого начальника, сконфузился и как—то даже в росте стал меньше, чувствуя себя виноватым, не понятно за что и украдкой бросал взгляды на мужчину в летах, облаченном в статский костюм, Путилин понял, что это начальник станции и в его присутствии Степанов правды не скажет.

– Константин Николаевич, – Путилин повернул голову к исправнику, – для пользы дела мне хотелось бы поговорить с господином Степановым, тет—о—тет, в приватной, так сказать, обстановке, – и глазами указал на начальника станции.

Константин Николаевич понятливо улыбнулся.

– Не вижу препятствий, Селиван, – крикнул Колмаков. – проводи господина Путилина в залу для гостей.

– Следуйте за мной, – перед Путилиным, словно из воздуха, появился полицейский, держа руку на эфесе сабли.

Исправник подтолкнул Степанова, мол, иди за петербургским гостем.

Зала для ожидающих поезда гостей оказалось небольшой, но светлой, с большими до пола окнами и удобной изящной мебелью. В этот час была пуста. Кресла и диваны с хрупкими на вид ножками не внушали доверия.

– Разрешите идти? – Полицейский приложил руку к головному убору.

– Да, ступай. голубчик, – вроде бы рассеяно произнёс Путилин, но взгляд цепко наблюдал за служащим станции.

Иван Дмитриевич прошёлся по зале, подошёл к окну, отодвинув в сторону белую невесомую гардину, выглянул на улицу, потом резко обернулся и долгим взором посмотрел на Степанова, который и так чувствовал себя неуютно, а здесь вообще оробел.

– Прошу, – наконец произнёс начальник сыскной полиции и указал рукой на одно из кресел.

– Я постою, – Степанов вцепился в фуражку, как утопающий за подвернувшуюся под руку доску.

– Присаживайся, – и Путилин опустился на диван, закинул ногу на ногу и положил руку на спинку, – в ногах правды нет.

– Я…

– Садись. – повысил голос Иван Дмитриевич и служащий станции не стал противиться, присел так, чтобы в любую секунду готовым вскочить, – итак, любезный, как твоё имя—отчество?

– Иван Иваныч, – совсем тихо пробормотал Степанов.

– Иван Иваныч, значит, – Путилин знал, как разговаривать с такими людьми, занимающими должность без чина, поначалу немного строго, чтобы тот почувствовал неудобство, а уж потом можно вытаскивать маленького человека из раковины, в которой тот прячется, – меня можешь звать Иваном Дмитриевичем.

– Да как я смею, – и впервые, как вошли в залу, поднял взгляд на Путилина.

– Давно служишь на станции?

– На этой с первого дня.

– А до этого?

– В Петербурге при Варшавском вокзале.

– Отчего сюда переехал?

– У меня семейство, а здесь жалование почти на треть выше.

– Понятно. Значит, в этих краях всех знаешь?

– Не то, чтобы всех, но знаю, вот Его Высочеств…

– Об Их Высочествах поговорим позднее. А теперь меня больше интересует, не встречал ли убитого ранее? – Вопрос был задан с умыслом, Путилин и так знал, что Иван Иваныч не мог разглядеть убитого, тем более голова с порезанным лицом найдена в другом месте.

– Я, как споткнулся об…

– Тело, – подсказал Иван Дмитриевич.

– Так точно, – торопливо произнёс Степанов, – тело. Сперва не понял, что это, а как склонился над ним, так сердце едва из груди не выскочило, пока бежал.

– Скажи, а часто ты той дорогой ходишь?

– Нет, – и прикусил губу.

– Говори, братец, – в голосе Путилина звучали участливые нотки, которые переросли в настойчивые, – все одно разузнаю, уж лучше от тебя.

– Я там хожу, когда меня в гости иной раз заносит.

– Вчера вечером и был такой день.

– Совершенно верно.

– Выкладывай на чистоту, что это я должен из тебя всякое слово тянуть клещами.

– Здесь неподалёку вдова живёт, вот я грешен, к ней и похаживаю.

– В прошлый раз, когда был?

– С неделю будет.

– Почему так рано на службу шёл?

Степанов покраснел и снова упёрся взглядом в пол.

– Ну?

– Полаялись мы, – выдавил из себя Иван Иванович, – слово за слово, вот я и хлопнул дверью.