Люди из забытого времени

— Я рад, — сказал он, — что не живу в твоей стране среди таких жестоких людей. Здесь в Каспаке человек сражается с человеком из другого племени при встрече, но их оружие в первую очередь предназначено для охоты и для защиты от зверей. Мы не создаем оружия только для убийства людей, как твой народ. Твоя страна, несомненно, — жестокая страна. И ты должен быть рад, что оказался в мирном и безопасном Каспаке.

Это был новый и непривычный взгляд на мир, но мог ли я обидеться за это на Ал-Тана после того, как рассказал ему о великой войне, бушевавшей в Европе уже два года до моего отъезда.

На пути к деревне Кро-лу мы исправно сталкивались с дичью, а трижды на нас нападали ужасные создания. Но Ал-Тан воспринимал это как должное, двигаясь вперед с поднятым копьем или посылая тяжелую стрелу в тело нападавшего зверя, а затем возвращаясь к разговору, как будто ничего не произошло. Двое его воинов были ранены, а один убит гигантским воинственным носорогом, но остальные продолжали путь как ни в чем не бывало, с убитого сняли все его оружие и одежду, а тело оставили там, где он умер, — похороны его произведут хищники. Трофеи, которые Кро-лу оставляли пожирателям падали, заставили бы английских охотников позеленеть от злости и зависти. Они обрубили все съедобные части носорога и взяли их с собой, несмотря на то, что все были уже тяжело нагружены плодами охоты, только потому, что носорога удавалось весьма редко убивать.

Они рассекли шкуру на куски так, как нужно для изготовления сандалий, щитов, ножен и других изделий, для которых необходима кожа. Я очень заинтересовался их щитами, особенно после того, как один из них использовал свой щит для защиты от саблезубого тигра. Огромный зверь напал на нас, выскочив из густого кустарника, где он лежал после еды. Он был встречен лавиной стрел, некоторые из них проткнули его насквозь, что показывает силу, с которой их выпустили. Нападение было совершено с короткого расстояния, нужны были скорее копья, чем лук и стрелы. Однако, выпустив стрелы, воины, стоявшие на пути зверя, продолжали с невероятной быстротой посылать стрелу за стрелой в огромное туловище. Ревущий от боли и ярости зверь оказался рядом с Чал-Азом, в то время как я стоял невдалеке с моим бесполезным ружьем, бесполезным из-за того, что я боялся попасть в одного из воинов, закрывавших меня от тигра. Но Чал-Аз был готов. Отбросив в сторону лук, он выставил перед собой щит, в центре которого было отверстие шести дюймов в диаметре, щит был крепко привязан к его левой руке, а правой рукой он размахивал тяжелым ножом. Утыканная копьями и стрелами огромная кошка бросилась на Чал-Аза и опрокинула его наземь. Он прикрылся щитом. Тигр рвал когтями и кусал толстую кожу носорога, которой был покрыт щит, а в это время Чал-Аз через круглое отверстие в центре щита несколько раз ударил клинком в жизненно важные органы свирепого хищника. Несомненно, схватка продолжалась бы, но тут вмешался я: в тот момент, когда зверя не заслонял никто из воинов Кро-лу, я поднял ружье и выстрелил в него.

Поднявшись, Чал-Аз посмотрел на небо и сказал, что будет, видимо, дождь. Остальные тотчас продолжили путь к деревне. Происшествие было забыто. Это напомнило мне одного знакомого, который застрелил кошку в своем дворе. Целые три недели он говорил только об этом.

Уже стемнело, когда мы достигли деревни — большого огороженного места с несколькими сотнями крытых тростником строений, расположенных группами от двух до семи. Хижины были шестиугольными и расположены так, что напоминали ячейки улья. Одна хижина принадлежала воину и его жене, а каждая добавочная хижина означала добавочную женщину. Ограда, окружавшая деревню, была из бревен, вбитых рядом и соединенных в сплошную стену. У основания они были связаны лианами. Бревна были наклонены под углом в тридцать градусов и укреплены более короткими бревнами, вкопанными в землю под прямым углом к длинным. А наверху ограды торчали заостренные прутья.

Единственный вход в огороженное пространство представлял собой небольшое отверстие в три фута шириной и столько же высотой, которое было закрыто снаружи бревнами шести футов длиной, уложенными горизонтально одно на другое, а с внутренней стороны ограды — такими же бревнами, параллельными внешним.

Когда мы вошли в деревню, нас встретила толпа любопытных воинов и женщин, которым Чал-Аз в общих чертах описал услугу, оказанную ему нами, вследствие чего они отнеслись к нам с радушием, поскольку Чал-Аз, как казалось, был наиболее популярным человеком племени. Когти льва и саблезубого тигра, куски сушеного мяса, хорошо выделанная кожа и глиняные горшки, прекрасно раскрашенные, — все это дарили нам, пока мы не согнулись под тяжестью, и все это время Ал-Тан глядел на нас недобрым взглядом, видимо, завидуя вниманию, оказываемому нам только потому, что мы спасли Чал-Аза.

Наконец, мы достигли отведенной нам хижины, и сюда женщины принесли нам мяса, овощей, молока коровы и сыр из молока диких коз с медом и хлебом, испеченным из муки их собственного помола, и виноград, и перебродивший сок винограда…

Это была наиболее вкусная еда, которую я ел с тех пор, как покинул борт «Тореадора» и цветного повара Боувена Тайлера-старшего, который готовил изумительные отбивные и жареных цыплят.

Глава VI

После еды я закурил и удобно расположился на куче шкур перед входом. Голова Эйджер лежала у меня на коленях. Впервые с того момента, как мой аэроплан преодолел вершину скального барьера Каспака, я испытывал чувство покоя. Руки мои блуждали по бархатным щекам девушки, по ее блестящим волосам, по золотому обручу, который тесно прижимал их к ее головке. Ее дрожащие пальцы потянули мою руку вверх, к губам, и я сжал Эйджер в своих объятиях и приник к ее устам долгим поцелуем. Впервые страсть окрасила наши взаимоотношения. Мы были с ней одни, и хижина была нашей до утра.

Но неожиданно из-за ограды, от главного входа в деревню, донеслись голоса мужчин. Мы прислушались. Несомненно, возвращались охотники. Мы слышали, как они входили в деревню в сопровождении лающих собак. Я забыл упомянуть о собаках Кро-лу; деревня буквально кишела ими, огромными, волкоподобными, охранявшими стадо, когда оно паслось за оградой; на каждую корову приходилось по десять собак. По ночам они бегали вдоль ограды, охраняя деревню от нападения хищных кошек. Днем они охотились на дичь и защищали стада, так что их содержание ничего не стоило.

Вскоре после того, как шум у входа утих, мы с Эйджер вышли из хижины. К нам подошел воин, появившийся из узкого прохода между хижинами. Парень остановился перед нами и, обращаясь ко мне, сказал, что Ал-Тан приглашает меня в свою хижину. Слова приглашения и манеры посланца усыпили мою бдительность: так сердечны и вежливы были они; я охотно пошел, сказав Эйджер, что скоро вернусь. Я оставил оружие у Эйджер, так как заметил, что на деревенских улицах воины Кро-лу ходят безоружными (у них бывают с собой только охотничьи ножи). Здесь царила атмосфера мира и безопасности, которую я не ожидал встретить в Каспаке, и это отразилось на моей предусмотрительности; опасности больше не угрожали, и, казалось, они вообще перестали существовать.

Провожатый провел меня через лабиринт переходов к открытой площадке в центре деревни. В одном конце этой площадки была хижина, значительно большая, чем все остальные; у входа в нее толпилось много воинов. Я заметил, что внутренность хижины освещена и там собрался народ. Собаки, которых было полно на площади, собрались напасть на меня: их носы учуяли, что я принадлежу к другой расе, а на моего спутника они не обратили никакого внимания. Внутри дома Совета, куда меня пригласили, я застал толпу воинов, сидевших на корточках на полу. На одном конце овального пространства, оставленного воинами в центре комнаты, стоял Ал-Тан и несколько других мужчин, в которых я немедленно узнал Галу, затем я увидел, что в доме вообще много народа Галу. Факелы, торчащие в отверстиях стен, освещали помещение. Стены были покрыты глиняной штукатуркой, что, очевидно, должно было предохранить деревянный дом от пожара. В хижине было также множество свирепых псов.

Воины, особенно Галу, рассматривали меня с любопытством. Меня пропустили в центр, и я подошел к Ал-Тану. Собаки забеспокоились, стали принюхиваться к моим следам, а затем огромный пес прыгнул мне на спину. Обернувшись, чтобы отразить его нападение, я увидел большого эрдельтерьера, который, как безумный, скакал вокруг меня. Оскаленные челюсти, полураскрытые глаза, скошенные назад уши говорили мне больше, чем мог бы сказать человек, о том, что это не свирепый противник, а верный друг; я узнал его, опустился на колени и обхватил его шею, а он в это время скулил и визжал от радости. Это был Нобс, старый добрый Нобс, пес Боувена Тайлера, который любил меня так же, как своего хозяина.

— Где хозяин собаки? — спросил я, повернувшись к Ал-Тану.

Вождь кивком указал на Галу, стоявшего рядом с ним.

— Он принадлежит Ду-Сину.

— Он принадлежит Боувену Тайлеру из Санта-Моники, — возразил я, — и я хочу знать, где его хозяин.

Галу пожал плечами.

— Собака моя, — сказал он. — Она пришла ко мне кор-ва-джо и не похожа на других собак Каспака. Она добра и понятлива, но в раздражении способна убить. Я не расстанусь с нею. И я не знаю человека, о котором ты говоришь.

Так вот каков был Ду-Син. Это был тот самый человек, от которого бежала Эйджер. Вряд ли он знал, что Элджер здесь, и вряд ли за мной послали из-за нее. Когда они стали расспрашивать меня, я понял, что они не подозревают об Эйджер. Их интересовала земля, из которой я пришел, мое путешествие по Каспаку и мои дальнейшие планы. Так как мне нечего было скрывать, я отвечал им откровенно, что единственное мое желание — отыскать друзей и возвратиться на родину. Глядя на Ду-Сина и его воинов, я понял, почему Галу называют «золотым народом»: их украшения были из золота, а оружие было украшено различными драгоценными металлами. Это были прекрасные образчики людей — высокие, сильные и красивые. Их головы были охвачены золотыми обручами, подобными тому, что носила Эйджер; с левого плеча свисал хвост леопарда. В добавление к кожаной куртке, составлявшей их верхнюю одежду, каждый из них был одет в светлую попону, варварски, но изумительно украшенную — первый признак того, что в Каспаке известно ткацкое ремесло. У Эйджер не было такой попоны, она оставила ее во время бегства от Ду-Сина. Кроме того, она была не так обильно увешана золотом, как эти мужчины ее племени.

Разговор продолжался около часа, после чего Ал-Тан знаком показал, что я могу вернуться в свою хижину. Все это время Нобс лежал у моих ног. Когда я пошел к выходу, он побежал за мной. Ду-Син окликнул его, но терьер даже не оглянулся. Я уже подошел к выходу из дома Совета, когда Ал-Тан поднялся и позвал меня.

— Стой, — крикнул он. — Стой, странник! За тобой бежит собака Ду-Сина.

— Это собака не Ду-Сина, — ответил я. — Она принадлежит моему другу, как я вам уже сказал, и останется со мной, пока я не найду ее хозяина.

И я повернулся, чтобы продолжать свой путь. Я прошел всего несколько шагов, как вдруг человек, сидевший неподалеку от меня, прошептал: «Казор! Казор», это был То-Map. Говоря это, он отвернулся от меня, чтобы никто не заметил, что мы знаем друг друга. Обернувшись, я увидел, что ко мне быстро приближается Ду-Син. За ним следовал Ал-Тан; оба были рассержены.

Ду-Син, полуобнажив свой нож, свирепо приближался ко мне.

— Собака моя, — повторил он. — Ты хочешь украсть ее?

— Она не твоя и не моя, — ответил я, — и я не краду ее. Если она захочет идти за тобой, пусть идет. — Я повернулся к Ал-Тану. — Разве я не прав? Пусть собака сама выберет хозяина.

Ду-Син, не ожидая ответа Ал-Тана, подошел к Нобсу и схватил его за загривок. Я не мешал ему, ожидая развития событий. Со свирепым рычанием Нобс повернулся, освободился из рук Ду-Сина и с быстротой молнии вцепился ему в горло. Ду-Син опрокинулся на спину, отразив нападение сильным ударом кулака и в то же время вытащив нож, чтобы прикончить Нобса при его втором прыжке. И Нобс, конечно, повторил бы свое нападение, если бы я не заговорил с ним. Спокойным голосом я подозвал его к себе. Вначале он колебался, дрожа, оскалив клыки и яростно глядя на своего врага; но он был так хорошо дрессирован, причем я занимался с ним не менее, чем сам Боувен. Он медленно подошел и улегся у моих ног.

Ду-Син, красный от злости, хотел подойти к нам, но его остановил Ал-Тан, что-то прошептав ему; после этого Галу с ворчанием отошел в другой конец зала, а мы с Нобсом пошли к хижине, к Эйджер. Выйдя на площадь деревни, я увидел Чал-Аза. Мы оказались так близко, что я мог дотронуться до него, наши глаза встретились, но, хотя я улыбнулся ему и остановился для разговора, он прошел мимо, не подав вида, что узнал меня. Я был удивлен его поведением, а потом вспомнил, что, хотя То-Map предупредил меня, но тоже не хотел, чтобы окружающие узнали о нашей дружбе. Я не понимал их отношения и старался придумать какое-нибудь объяснение, когда мысли мои внезапно прерваны были звуком выстрела. Я побежал; нехорошие предчувствия охватили меня: в Каспаке огнестрельное оружие было только в хижине Эйджер.

Я боялся, что она в опасности; она умела стрелять из ружья и из пистолета, и это почти исключало возможность случайного выстрела. Когда я оставлял ее в хижине, я думал, что мы в безопасности и среди друзей. Но свидание с Ал-Таном и грубость Ду-Сина, странное поведение То-Мара и Чал-Аза возбудили мои подозрения, и теперь я бежал по узкому и извилистому проходу деревни Кро-лу и чувствовал, что сердце мое чуть ли не в глотке.

Я наделен сильным чувством направления, которое у меня развилось за годы пребывания в горах и на пастбищах, так что я сравнительно легко нашел обратную дорогу к хижине, где оставил Эйджер. Войдя в хижину, я позвал ее. Никто мне не ответил. Я достал коробок спичек и зажег одну из них; как только стало светло, полдюжины сильных воинов набросились на меня со всех сторон. Но за короткий промежуток времени, пока горела спичка, я успел заметить, что Эйджер в хижине не было. Не было и моего оружия.

Как только эти шестеро бросились на меня, раздалось раздраженное рычание: я забыл о Нобсе! Подобно демону зла, он прыгал среди этих вооруженных Кро-лу, рвал и кусал их своими острыми клыками. Я упал, и шестеро, конечно, схватили бы меня, если бы не Нобс; пока я пытался сбросить их с себя, Нобс прыгал на одного, затем на другого, и воины, пытаясь спасти свою шкуру, вынуждены были оставить меня. Один из них попытался ударить меня каменным топором по голове, но я перехватил его руку, а затем поднялся на ноги.

Поднимаясь, я продолжал прижимать руку воина к плечу. Затем я внезапно прыгнул вперед и перебросил своего противника через голову на противоположный конец хижины. В смутном свете помещения я увидел, что Нобс также уложил одного из нападавших, а остальные четверо пытались ударить собаку ножами и топорами.

Прыгнув в сторону человека, которого только что бросил, я схватил его топор и нож и в следующее мгновение был в самой гуще схватки. Я был в неравном положении с этими четырьмя воинами, пользуясь их оружием, и вскоре должен был быть побежден или убит, если бы не Нобс: он один справился с четырьмя. Я никогда не видел более быстрого существа, чем этот огромный эрдельтерьер в своих яростных атаках. Он раньше или позже должен был помочь мне победить. Мы одновременно устремились на воинов: Нобс хватал с одной стороны, а я с другой бил по голове каменным топором.

Когда последний воин выбежал, я услышал шаги множества ног, приближающиеся со стороны площади. Попасть сейчас в плен означало гибель; однако я не собирался оставлять деревню, пока не узнаю что-нибудь об Эйджер и не попытаюсь освободить ее, если она в плену. Поэтому вместе с Нобсом, окровавленным, но счастливым и прижимающимся к моим ногам, я свернул в первый же проход и крадучись пошел к северному концу деревни.

Одинокий и лишенный дружеской поддержки, двигаясь в темных лабиринтах этого варварского поселения, вряд ли я когда-либо чувствовал себя более беспомощным, чем в этот момент, но мои опасения касались не только моей судьбы, но и судьбы Эйджер. Что случилось с ней? Где она, в чьей она власти? Я сомневался, буду ли я жив, когда получу ответы на эти вопросы, но что я радостно встречу смерть, пытаясь спасти ее, — в этом я был уверен. Но почему? При всем моем беспокойстве о благополучии друзей, сопровождавших меня в Капрону, и о моем лучшем друге Боувене Тайлере, я никогда до сих пор не испытывал такого парализующего страха за безопасность другого человека, страха, который то бросал меня в дрожь отчаяния, то в холодный пот мрачных предчувствий, когда в моем мозгу мелькали мысли о судьбе этой полудикой женщины, о самом существовании которой я не подозревал несколько коротких недель назад.

Что за власть она имела надо мной? Был ли я околдован, и мой мозг отказывался здраво судить? Я никогда не любил. Я и сейчас не любил — сама мысль об этом была абсурдом. Как мог я, Томас Биллингс, правая рука старого Тайлера, капитана американской промышленности и значительного лица в Калифорнии, влюбиться в… слово застряло у меня в горле. Но по моим американским понятиям Эйджер ничем иным быть не могла; дома со всей ее красотой маленькая Эйджер из-за одежды, привычек, обычаев и манер ее народа, из-за ее жизни была бы всего лишь индианкой. Том Биллингс, влюбившийся в индианку! Я вздрогнул при этой мысли.

Затем в моем мозгу внезапно вспыхнули, как на экране, картины нашего путешествия с Эйджер, и я увидел тот момент, когда мы были в объятиях друг друга, губы прижаты к губам, в этот момент я оставил ее, чтобы идти в дом Совета к Ал-Тану. Я чуть не ударил себя за снобизм и невоспитанность, проявившиеся у меня в мыслях, — а ведь я всегда гордился тем, что считаю всех людей равными.

Такие мысли мелькали в моем мозгу, в то время как Нобс и я продолжали свой путь в темной деревне, а в ушах все еще звучали голоса и шаги искавших нас. Мои размышления были прерваны хриплым шепотом, донесшимся из темной внутренности хижины, мимо которой мы проходили. Низкий голос произнес мое имя, и около меня появился какой-то мужчина. Я поднял нож, но это был Чал-Аз.

— Быстрее! — предостерег он. — Сюда! Это моя хижина, здесь они не станут искать тебя. — Я колебался, вспомнив его поведение несколько минут раньше. Как бы прочитав мои мысли, он быстро сказал:

— Я не заговорил с тобой на площади с целью не возбудить подозрений, которые могли бы помешать мне помочь тебе позже; я слышал, что Ал-Тан настроен против тебя и постарается тебя убить, особенно после приезда Ду-Сина.

Я последовал за ним в хижину; с Нобсом, жавшимся к моим ногам, мы прошли через несколько комнат в дальнее помещение, лишенное окон, в котором маленькая лампа вела неравную борьбу с кромешной тьмой. Чад горящей нефти уходил через отверстие в крыше. В комнате был полумрак. Здесь Чал-Аз указал мне на шкуру, лежавшую на земляном полу.

— Я твой друг, — сказал он. — Ты спас мне жизнь. Я не такой неблагодарный человек, как бату Ал-Тан. Я буду помогать тебе, есть и другие, кто хочет помочь тебе в борьбе против Ал-Тана и этого изменника Галу — Ду-Сина.

— Но где Эйджер? — спросил я; собственная безопасность мало заботила меня, пока она была в опасности.

— Эйджер тоже в безопасности, — ответил он. — Ду-Син, узнав, что Эйджер здесь, хотел захватить ее, и Ал-Тан пообещал, что он ее получит. Когда воины пошли за ней, с ними пошел То-Map. Она убила одного из воинов, а потом То-Map поднял ее на руки, когда остальные отбирали у нее оружие. Он предложил остальным позаботиться об убитом (они не знали, что тот убит) и ждать, пока он не вернется, а он сам доставит Эйджер к Ал-Тану; но вместо этого он привел ее в свою хижину, она и сейчас находится вместе с Со-Ал, «ею» То-Мара. Все это случилось очень быстро. То-Map и я были в доме Совета, когда Ду-Син попытался отобрать у тебя собаку. Я разыскал То-Мара, и он пошел с воинами к твоей хижине, а я остался ждать, что произойдет в доме Совета, и помочь тебе, если потребуется. Дальнейшие события тебе известны.

Я поблагодарил его за верность и попросил отвести меня к Эйджер. Он ответил, что этого нельзя делать, так как улицы деревни полны разыскивающими меня воинами. Действительно, мы слышали, как они бегали взад и вперед среди хижин; наконец, Чал-Аз решил, что ему лучше идти ко входу его жилища, объединявшего несколько хижин, чтобы они не вошли.

Чал-Аз отсутствовал долго — несколько часов, которые показались мне вечностью. Постепенно звуки преследования стихли; я уже начинал беспокоиться из-за его продолжительного отсутствия, когда услышал, что он возвращается. Когда он вошел в помещение, где я ждал его, он выглядел обеспокоенным; я увидел озабоченное выражение его лица.

— Что случилось? — спросил я. — Они нашли Эйджер?

— Нет, — ответил он. — Но Эйджер ушла. Она узнала, что ты спасся от воинов, и сказала, что ты, наверное, ушел из деревни, думая, что ее тут нет. Co-Ал не препятствовала ей, Эйджер перебралась через ограду, вооруженная только своим ножом.

— Я тоже иду, — сказал я, вставая.

Нобс поднялся и потянулся. Он спал до этого мертвым сном.

— Да, — согласился Чал-Аз, — тебе лучше уйти. Уже рассвет. Ду-Син отложил до восхода солнца поиски Эйджер. — Он наклонился ко мне и прошептал: — Многие здесь помогут тебе. Ал-Тан согласился помочь Ду-Сину против вождя Галу Джора. Но многие из нас объединились, чтобы бороться против Ал-Тана и предотвратить вопиющие нарушения законов и обычаев Кро-лу и Каспака. Мы будем поступать так, как предписал Луата. Бату не сможет стать Галу вероломством и силой оружия, пока жив Чал-Аз, пока он владеет тяжелым луком и острым ножом, а воины Кро-лу идут за ним.

— Надеюсь, что помогу вам, — ответил я. — Если достану свое оружие, я смогу многое. Ты не знаешь, где оно?

— Нет, — ответил он, — оно исчезло, — и он добавил: — Подожди! Ты недалеко уйдешь, безоружный и одетый таким образом. Ты пойдешь в землю Галу, но только как Галу… Идем! — и не ожидая ответа, он провел меня в другое помещение, или, если быть точным, в другую хижину его ячеистого жилища.

Здесь была груда шкур, оружия и украшений.

— Сними свою странную одежду, — сказал Чал-Аз, — и я одену тебя как настоящего Галу. Я добыл эту одежду во время набегов в первое время моего пребывания среди Кро-лу. Здесь ты найдешь полный костюм Галу.

Я понял разумность его предложения и, так как моя одежда изорвалась, и я все равно ходил полуодетым, немедленно снял ее. Раздевшись донага, я надел кожаную тунику, шкуру леопарда, золотой обруч, браслеты и ножные украшения Галу, а также пояс, ножны и нож, щит, копье, лук и стрелы и длинную веревку, которая, как я узнал позже, является отличительным признаком воина Галу. Это был сыромятный ремень, похожий на те, что использовали ковбои в моей стране. «Хонда» — это золотой обруч, к которому крепится ремень, образуя тяжелое и прочное лассо. Тяжелый «хонда», как объяснил Чал-Аз, используется как оружие, будучи брошенным с большой силой и точностью во врага, он опутывает его. На охоте и в сражении Галу используют и веревку, и лассо. Если несколько воинов окружают одного врага или добычу, они связывают его лассо с нескольких сторон; одинокий воин в схватке с противниками старается перерезать его металлическим обручем.

Я бы не мог больше обрадоваться никакому оружию, за исключением огнестрельного, ибо с детства был знаком с лассо, но должен признаться, что с меньшим восторгом отнесся к своей одежде. По существу, я был раздет: так коротка была туника. Спросив Чал-Аза о каспакианском названии веревки, я услышал в ответ «Га», и только тогда впервые понял, что означает «Галу» — «люди с веревками».

Полностью снарядившись, я не смог узнать себя: так удивительны были мой наряд и вооружение. За спиной висели лук, стрелы, щит и короткое копье; посередине пояса был прикреплен нож, у правого бедра — каменный топор, слева свисал конец длинной веревки. Протянув правую руку за левое плечо, я мог достать копье и стрелы, левая рука доставала лук, но чтобы достать щит, нужно было быть настоящим акробатом. Длинный щит овальной формы защищал скорее спину, чем использовался для защиты от фронтального нападения; тесно надетые золотые украшения защищали руки и грудь от стрел и копий спереди, но при нападении крупного хищника или нескольких противников щит все-таки был лучшей защитой.

Полностью снарядившись, исключая попону, я последовал за Чал-Азом в темноту улиц деревни Кро-лу. Молча, в сопровождении Нобса мы следовали к самому низкому участку ограды. Здесь Чал-Аз расстался со мной, сказав, что надеется встретить меня среди Галу, так как чувствует, что скоро к нему «придет зов». Я поблагодарил его за услуги и обещал, что, независимо от того, дойду я до Галу или нет, я всегда буду помнить его доброту, и он может рассчитывать на мою помощь в борьбе против Ал-Тана.

Глава VII

Перебраться через ограду и спрыгнуть на землю было бы минутным делом, если бы не Нобс. Я обвязал веревку вокруг собаки, поднял пса над заостренными прутьями ограды и спустил с внешней ее стороны. Поиски Эйджер в неизвестных землях севера казались мне безнадежными, но ничего не оставалось делать, как попытаться найти ее, надеясь на то, что она невредимой доберется до своего отца.

Мы с Нобсом шли вперед в разгорающемся свете дня. По мере продвижения на север количество хищников уменьшалось, а численность травоядных увеличивалась: в Каспаке они составляют главную пищу хищных зверей. Дикие быки, антилопы, олени и лошади отличались от своих родственников на юге. Коровы были меньше и не так покрыты шерстью, лошади же — больше. Севернее деревни Кро-лу я заметил стадо коров, подобных тем, что пасутся на наших западных равнинах, они напоминали индийскую породу. Они были толстыми и лоснящимися; я смотрел на них завистливо, как старый ковбой, долгое время не занимавшийся своим делом. Животные были осторожны и не подпускали меня на расстояние выстрела из лука, тем более — на расстояние, на котором можно было бы использовать лассо.

Дважды до полудня мы подвергались нападению хищников, но даже без огнестрельного оружия я имел надежную защиту в лице Нобса, который, очевидно, усвоил правила охоты в Каспаке под опекой Ду-Сина или кого-нибудь еще из Галу, а многое познал на собственном опыте. Он поднимал тревогу при приближении опасных противников, неизменно предупреждал меня об этом своим низким рычанием задолго до того, как я мог их увидеть или услышать, а затем, когда зверь появлялся, пес хватал его за пятки, отвлекал от меня, пока я не находил спасения на дереве. Сам же Нобс ни разу не был даже поцарапан. Он до тех пор продолжал раздражать зверя, пока тот не начинал рычать от ярости.

Наибольшее препятствие составляли для нас хищники, имевшие привычку часами караулить жертву, загнанную на дерево. Но наконец мы достигли гор, протянувшихся поперек нашего пути с востока на запад, насколько видел глаз; я понял, что мы вышли на естественную границу между землями Кро-лу и Галу. Нижний край этих гор, высокий и неприступный, возвышался на несколько сотен футов; он уходил вверх круто и отвесно, и глаз не мог различить никаких трещин. Я не знал, где искать переход, в каком направлении двигаться: на восток, где горы смыкаются с барьерным кольцом Каспака на берегу океана, или на запад, ближе к внутреннему морю, — вот вопрос, который занимал меня.

Существуют ли несколько проходов, или он только один? Я ничего этого не знал. Следовало положиться на случай. Мне не приходило в голову, что Нобс, вероятно, не один раз преодолевал эти горы и что он смог бы провести меня; я не рассчитывал на помощь, обращаясь к нему, скорее я говорил сам с собой, как часто поступает человек в одиночестве.

— Нобс, — сказал я, — как же, черт возьми, нам перебраться через горы?

Не думаю, чтобы он понял, что я сказал, хотя эрдельтерьеры — самые умные собаки, но он покружил вокруг меня, радостно лая, а затем побежал на запад. Я не пошел за ним, тогда он вернулся, раздраженно рыча, и, слегка ухватив меня за ногу, потащил в ту сторону, куда направлялся перед этим. Теперь, поскольку ноги мои были голы и клыки Нобса значительно сильнее, чем он предполагал, ранили их, я пошел за ним: в конце концов, мне было все равно, в каком направлении идти, так как я не знал правильной дороги.

Мы долго шли вдоль подножия гор, нам изредка встречались деревья. Мы видели множество копытных, пасущихся в одиночку, парами и стадами — пестрое собрание современных и древних травоядных со всей Земли. Гигантский покрытый шерстью мастодонт стоял, покачиваясь взад и вперед, в тени большого папоротника, это был могучий самец с невероятно изогнутыми клыками. Возле него пасся дикий бык с коровой и теленком, а поблизости, весь покрытый пылью, спал носорог. Мы видели на небольшом расстоянии друг от друга привычных овец, коз, бизонов и гигантского мегатерия, поднимавшегося на своих массивных ногах и толстом хвосте, чтобы срывать листья с высокого дерева. Забытое прошлое мирно уживалось с настоящим, а Том Биллингс, самый современный из людей, шел в одежде человека доледникового периода, а перед ним бежало созданье, чья порода была выведена всего лишь шестьдесят лет назад. Нобс был выскочкой, но это его не тревожило.

Когда мы приблизились к внутреннему морю, нам попалось много летающих ящеров и несколько больших земноводных, но они на нас не нападали. Вскоре после полудня я увидел нечто, заставившее меня внезапно остановиться. Шепотом подозвав Нобса, я приказал ему молчать и придерживал за лапы, а сам полз к ближайшему кустарнику, так как к скалам с юга приближался отряд воинов. Я увидел, что это Галу, и догадался, что их ведет Ду-Син. Они шли более коротким путем и поэтому перегнали меня. Я смог их хорошо разглядеть, так как они были совсем близко. С облегчением я убедился, что Эйджер с ними не было.

Скала перед воинами была рассечена трещиной, ведшей с востока на запад. Отряд вступил в проход, образованный этой трещиной. Еще несколько минут я видел, как они взбираются вверх, затем они исчезли из виду. Когда исчез последний из воинов, я поднялся и пошел к проходу, к которому, очевидно, и вел меня Нобс. Я продвигался вперед осторожно, опасаясь, что отряд может остановиться на отдых. Если они не остановятся, они меня не обнаружат, так как Галу двигались без авангарда и арьергарда. Когда я достиг прохода, я пожелал стать вождем Галу, чтобы хоть на этой узкой тропинке задержать все орды, которые могут двигаться с юга, но тропа оставалась незащищенной.

Галу могли быть высшим типом людей в Каспаке, но все же они были совершенно невежественны и не знали простейших приемов воинской науки. Я поразился, что у людей «золотого века» настолько отсутствовала воинская дисциплина. Ду-Син опустился еще ниже в моих глазах, когда я увидел, как небрежно построен его отряд, проходивший через враждебную страну, а теперь вступивший во владение вождя, против которого он поднял мятеж. Но, вероятно, Ду-Син знал Джора и понимал, что вождь не будет ожидать его на тропе. Здесь были неограниченные возможности для нападения. С небольшой группой ополченцев я мог бы завоевать Каспак.

Мы с Нобсом достигли верхней точки прохода и увидели отряд, направляющийся в земли Галу, которые начинались всего в пятидесяти футах ниже перевала и были на сто пятьдесят футов выше поверхности земли Кро-лу. Ландшафт совершенно изменился. Деревья, цветы, кусты были более морозоустойчивыми, и я понял, что ночью для Галу попона является необходимостью. Акации и эвкалипты преобладали среди деревьев, но встречались также ясень, дуб, сосна, а также пихта и хемлок. Буйство растительности поражало. В лесах часто встречались гигантские деревья. С высоты перевала я мог видеть деревья, на сотни футов возвышающиеся над тем уровнем, где я находился, и даже на таком расстоянии было заметно, что стволы их невероятно толсты.

Наконец, я достиг страны Галу. Не будучи рожденным в Каспаке, я действительно поднялся «кор-сва-джо» — «с начала», я прошел сквозь дикие ужасы нижних ступеней эволюции Каспака, и я не мог не чувствовать радости и гордости, которые овладели То-Маром и Co-Ал, когда они поняли, что к ним «пришел зов» и они поднимаются со ступени Банд-лу на ступень Кро-лу. Я был рад, что я не «бату».

Но где Эйджер? Хотя я внимательно оглядывал ландшафт, я не видел никого, кроме воинов Ду-Сина и животных в лесах. Окруженный лесами, я видел многочисленные пастбища, покрывавшие страну, насколько хватало глаз. Но нигде не было и следа маленькой «ее» — любимой «ее», за один взгляд на которую я бы отдал правую руку.

Мы с Нобсом были голодны; мы не ели с предыдущей ночи, а под нами было столько дичи, сколько может пожелать охотник. По бегущей вниз тропке мы продолжили свой путь, а затем я пополз к небольшому стаду оленей, пасущемуся на краю поляны совсем рядом с лесом. Нобс полз передо мной. На моем пути было достаточно одиноких деревьев и кустарников, так что я без труда подкрался на расстояние меньше пятидесяти футов к своей добыче — большой лоснящейся самке, рядом с которой пасся олененок. Вот когда я пожалел о своем ружье! Я никогда раньше не стрелял из лука, однако знал, как это делается; натянув тетиву, я тщательно прицелился и выстрелил. Одновременно я подозвал Нобса и вскочил на ноги.

Стрела попала самке в бок, и в то же мгновение Нобс был возле нее. Она обратилась в бегство, а Нобс с оскаленными клыками и я с коротким копьем, приготовленным к броску, преследовали ее. Стадо быстро умчалось, но самка отстала, и Нобс мгновенно догнал ее и вцепился ей в горло. Он свалил олениху, и, когда я подошел, мне оставалось только прикончить ее копьем. Разжечь костер и поджарить мясо было делом нескольких минут, а в это время Нобс лакомился сырой олениной. Никогда я так искренне не наслаждался едой.

Два дня я провел в блужданиях взад и вперед от внутреннего моря до скал по дороге Эйджер, всегда придерживаясь северного направления, но не видел и следа человека, за исключением отряда воинов Галу под предводительством Ду-Сина; затем меня охватили сомнения и опасения. Правду ли сказал Чал-Аз, утверждая, что Эйджер покинула деревню Кро-лу? Не действовал ли он по принуждению Ал-Тана, в суровой душе которого мог появиться проблеск стыда перед тем, кого он старался убить, перед тем, кто подружился с его воинами, перед гостем, который не причинил зла Кро-лу, — и поэтому он послал меня с безнадежной миссией в надежде, что дикие звери сделают то, что Ал-Тан опасался сделать сам? Я не знал, но чем больше я размышлял, тем больше приходил к выводу, что Эйджер осталась в деревне Кро-лу. Но в таком случае, что заставило Ду-Сина уйти без нее? Это была трудная задача, я все еще оставался у моря.

На второй день пребывания в земле Галу я набрел на табун великолепных лошадей, прекраснее которых мне не приходилось видеть. Они были гнедыми, со звездами во лбу и белыми яблоками на туловище. Передние ноги были белыми до колен. В высоту они достигали ста шестидесяти сантиметров, кобылы были меньше жеребцов; на сотню голов стада, включающего, кроме кобыл, жеребят и полувзрослых лошадей, приходилось три-четыре взрослых жеребца. Их масть была одинаковой, что указывало на чистоту породы, сохраненную на протяжении многих веков. Я был вне себя от восторга при виде этих великолепных животных; заметив их, я решил поймать одну лошадь и после недолгого наблюдения выбрал прекрасную молодую кобылу, четырехлетку, по моему мнению.

Лошади паслись вблизи края леса, в котором скрывались мы с Нобсом; между нами и табуном находились группы цветущих кустарников, что обеспечивало надежную маскировку. Кобыла, которую я выбрал, паслась с жеребенком и двумя двухлетками немного в стороне от стада и ближе к лесу и к нам. Шепотом подав сигнал Нобсу, я увидел, что он прижался к земле. Теперь до моего окрика он не сдвинется с места, если только мне не будет угрожать опасность с тыла. Я осторожно пополз к ничего не подозревавшей жертве и, оставаясь незамеченным под прикрытием кустов, приблизился к ней почти на двенадцать футов. Здесь я бесшумно подготовил лассо к броску.

Прыжок из-за куста и бросок прямо от земли — этим броском я владел лучше всего — длился мгновение, но мгновением раньше кобыла помчалась прочь от меня. Но я знал, что вскоре животное вернется. Оно будет кружить, вставать на дыбы, трясти головой.

Все так и происходило, и теперь я ждал, когда кобыла приблизится ко мне. Наконец стало ясно, что она выполняет все, что я предвидел, но вдруг без причины, высоко подняв голову, с громким ржанием она проскакала прочь, сопровождаемая, конечно, жеребятами. На мгновение показалось, что мои надежды рухнули. Но внезапно их испуг — если это был испуг — прошел, и они снова стали пастись сотней ярдов дальше. Ни одного куста не было ближе к ним чем на пятьдесят футов, и я потерял возможность незаметно приблизиться на расстояние броска лассо. На сорок футов я прекрасно бросаю лассо, но на пятьдесят — весьма посредственно. На таком расстоянии удачное попадание лассо будет делом случая.

Обдумывая положение, я решил попытаться сделать дальний бросок. Веревки должно было хватить: это оружие Галу в длину имело шестьдесят футов. Как мне не хватало колли (порода сторожевых собак) из ранчо! По приказу они окружили бы это маленькое стадо и погнали бы прямо ко мне. Но потом я вспомнил, что Нобс провел с этими колли целое лето, что он бегал с ними на пастбища и потом, вечером, загонял животных в коровник и делал все это очень хорошо. Но Нобс не делал этого никогда в одиночку и вообще уже год этим не занимался. Однако вероятность неточного броска была больше, чем если бы я дал Нобсу возможность попытаться выполнить эту задачу.

Придя к такому решению, я ползком вернулся к Нобсу, а затем вместе с ним вернулся к большому кусту возле четырех лошадей. Здесь мы могли наблюдать через куст. Показав лошадей Нобсу, я шепнул:

— Пригони их!

Он побежал, заходя животным с тыла. Они увидели пса немедленно и рысью поскакали прочь от него, но, заметив, что он обходит их, лошади вновь остановились и стали поджидать его с высоко поднятыми головами и раздуваемыми ноздрями. Это была прекрасная картина. Нобс обежал их и, не торопясь, направился назад ко мне. Он не лаял и не нападал на лошадей, а подойдя к ним ближе, пошел медленно. Животные казались скорее удивленными, чем рассерженными, не делая попыток к бегству, пока Нобс не оказался рядом с ними, тогда они медленно затрусили прочь.

Начиналось самое интересное. Нобс, конечно, старался вернуть их и выбрал из всех кобылу, не обращая внимания на остальных: он был достаточно умен, чтобы понять, что в одиночку он не справится с четырьмя лошадьми.

У кобылы было, однако, собственное мнение о том, куда ей направиться, и в результате получилась гонка, которую редко кому удавалось видеть. Боже, как умела бегать эта лошадь! Казалось, она взлетает и парит в воздухе, прилагая минимум усилий, а за ней несся Нобс, пытаясь повернуть ее. Теперь он лаял и дважды прыгал на кобылу сбоку, но это требовало слишком много усилий, и пес каждый раз оказывался на земле, перекувырнувшись от сильного удара. Но прежде чем они скрылись за холмом, я был уверен, что старания Нобса принесут свои плоды: мне казалось, что кобыла уклоняется чуть вправо. Нобс был между ней и табуном, к которому направлялись жеребята.

Стоя в ожидании возвращения Нобса, я думал, что могу подвергнуться нападению какого-нибудь хищника. Я находился на некотором удалении от леса, у меня было оружие, к использованию которого я не был привычен, хотя несколько практиковался в бросании копья, пока находился в земле Кро-лу. Должен признать, что мысли мои были не из приятных, я даже начал слегка робеть, пока не вспомнил о том, что маленькая Эйджер в этой же стране одна и вооружена только своим ножом.

Я почувствовал стыд. Вновь обдумывая свое положение, я пришел к выводу, что мое состояние объясняется непривычной наготой. Если вы никогда не ходили днем, закутавшись в короткий кусок оленьей шкуры, вы не можете себе представить чувства безысходности, которое охватит вас. Брюки человеку, привыкшему их носить, придают определенное чувство уверенности, отсутствие же их вызовет панику.

Но звери не нападали на меня, хотя я видел несколько угрожающих фигур, пробиравшихся в темноте леса. Наконец я начал беспокоиться из-за долгого отсутствия Нобса, опасаясь, что какой-нибудь крупный хищник мог убить его. Я свернул веревку и готов был выступить на поиски, когда внезапно увидел кобылу, появившуюся почти на том же месте, где она исчезла; следом за ней гнался Нобс. Она бежала очень быстро.

Когда лошадь приблизилась ко мне, я заметил, что она сильно устала; однако, мне казалось, что она готова продолжать борьбу так же, как и Нобс. Замечательный пес гнал добычу прямо ко мне. Я припал к земле за кустом и подготовил лассо к броску. Когда они достигли моего убежища, Нобс уменьшил скорость, и кобыла, радуясь возможности передохнуть, перешла на рысь. Это произошло, когда лошадь бежала мимо меня; я выбросил вперед правую руку с веревкой и прекрасная гнедая продолжала бег с петлей на шее.

Немедленно она повернула и попыталась бежать вправо. Я закрепил веревку, обернув ее вокруг пояса, и заставил лошадь внезапно остановиться. С ржанием она продолжала бороться за свободу, в то время как Нобс, тяжело дыша и высунув язык, подошел ко мне и лег. Казалось, он понимал, что выполнил свою работу и заслужил отдых. Кобыла уже заметно истощила свои силы, поэтому после нескольких минут борьбы она остановилась и стояла с широко расставленными ногами. Она выжидательно глядела на меня, а я постепенно приближался к ней, ослабляя по мере приближения веревку. Несколько раз она становилась на дыбы и пыталась вырваться, но я говорил с ней успокаивающим тоном, и через час мои усилия привели к тому, что я смог дотронуться до ее головы и погладить по морде. Затем я нарвал охапку травы и принес лошади, продолжая разговаривать с ней ровным голосом.

Я ожидал трудной борьбы, но, напротив, приручение лошади проходило сравнительно легко; хотя она была дикой, но оказалась очень покладистой и вскоре поняла, что я не собираюсь причинять ей вред. К концу этого дня я научил ее идти в поводу и стоять, в то время как я гладил ее голову и бока, научил есть из рук и с удовольствием видел, что огонек испуга исчез в ее больших глазах.

Весь следующий день я старался превратить животное, находившееся на конце моей длинной веревки Галу, в верховую лошадь; я сел на нее верхом, приготовившись к отчаянной борьбе, в которой я не был уверен, что выйду победителем, но она не сделала ни малейшей попытки сбросить меня, а затем ее обучение пошло еще более быстрыми темпами. Ни одна лошадь не привыкала быстрее к поводку и к сжатию коленями. Я думал, что она вскоре научится любить меня, и уже назвал ее Эйс (Туз). У меня был приятель, служивший во французских военно-воздушных силах, на его самолете был нарисован туз, и он всегда благополучно возвращался.

Я не смогу объяснить вам, а вы не сможете понять, если сами не ездите верхом, какое ободряющее чувство полноты жизни охватило меня, когда я впервые скакал верхом на Эйс. Я стал новым человеком, я чувствовал, что могу идти вперед и завоевать Каспак без посторонней помощи. Теперь, когда я нуждался в мясе, я догонял дичь верхом на лошади и ловил ее при помощи лассо, а когда на нас нападали крупные звери, с которыми опасно было бороться, мы легко спасались бегством. Но большинство животных глядело на нас с испугом, так как Эйс и я составили необычного зверя, оказавшегося за пределами их опыта.

В течение пяти дней я ездил взад и вперед по югу страны Галу; не встретив за все это время ни одного человека, я медленно продвигался к северу, так как решил прочесать всю территорию в поисках Эйджер. На пятый день, выехав из леса, я увидел на некотором расстоянии одинокую маленькую фигурку, преследуемую многими другими. Я тотчас же узнал Эйджер. Она находилась на расстоянии мили от меня; Эйджер на несколько сотен ярдов оторвалась от своих преследователей, но один из них опередил почти всех и быстро догонял Эйджер. Я словом и сжатием коленей дал приказ Эйс, и мы в сопровождении Нобса поскакали к Эйджер.