Помоги проекту - поделись книгой:
– Не уйду, пока это живо.
– Не будь дураком, парень. Нельзя убить то, что и так мертво.
Кам прыгнул, алебарда ударила в то место, где находился южанин, оказавшийся теперь сбоку и рубанувший по голени мертвеца, не защищенной латным щитком.
Возле ног Лавиани двумя мышами юркнули белые комочки света. Она отшатнулась, пораженная, не удержалась, споткнулась, упала. Две игральные кости покатились рядом с ее лицом, подпрыгнули вверх, стукнулись друг о друга, засияв так ярко, что из глаз сойки потекли слезы. Свет, точно выпущенный из арбалета болт, врезался в грудь Кама, оставив в ней дыру величиной с кулак.
Лавиани обернулась, тыльной стороной ладони вытирая веки, и увидела, что из мрака провала, откуда появился ученик Скованного, выходит Шерон.
Ее красивые брови были нахмурены, лицо напоминало восковую маску, а левая рука до локтя полыхала белым огнем. Будь сойка не тем, кем она являлась, она бы, пожалуй, испугалась своей знакомой.
Мильвио опустил меч, сделал шаг в сторону, открывая девушке дорогу. Та, не замечая его, прошла мимо, сжимая раскаленный добела стилос. Свет окутал Кама плотным коконом. Мертвец стал дергаться, биться на полу, точно вытащенная на лед рыба.
Шерон равнодушно подошла к нему, ничуть не боясь руки, все так же сжимающей алебарду, находящуюся всего лишь в ярде от нее. Она опустилась перед телом на колени, всадила стилос Каму в живот, и хороводы рун закружились вокруг головы указывающей, а затем стали падать, растекаясь по поверхности доспеха великого волшебника.
Мильвио и Лавиани остановились на границе белого света, наблюдая за тем, как множество белых искр, отрываясь от тела, взмывают вверх и гаснут во мраке.
Через минуту на полу лежали истлевшие останки того, кто когда-то правил большей частью севера и давно уже стал легендой. В воздухе отвратительно пахло паленой плотью и грозой. Шерон покачнулась, треттинец сделал шаг к ней, чтобы подхватить, но его остановил ее резкий жест.
– Не надо. Просто голова кружится.
Она села рядом с ними и щелкнула пальцами, подзывая игральные кости. Те закатились ей на ладонь, девушка сжала их в кулаке. Сильно-сильно. Стараясь дышать медленно и глубоко.
– Вы живы… – наконец произнесла она. – Я успела вовремя. Этот заблудившийся…
– Кам. – Сойка покосилась на доспех, в котором не осталось даже костей, все еще ожидая какого-нибудь подвоха. – Тот самый Кам. Так что ты действительно вовремя. Мы с Фламинго уже умаялись приканчивать это недоразумение.
Мильвио склонился над доспехами и на конце меча поднял тусклую золотую цепь с большим медальоном в виде горящего орла. Вид у него был задумчивый.
– Кам? – Девушка казалась сонной и очень уставшей. – Вот так удача.
– Удача? – изумилась Лавиани, видя, что южанин берет цепь в руку и, поразмыслив мгновение, убирает ее в карман куртки. – Ты, кажется, еще не пришла в себя, девочка.
– Как ты не поймешь? Если он существует, то и Тион тоже может быть жив. Скованный не ошибся.
– Если Тион такой же агрессивный мешок костей, то легче от этого нам не станет.
– Снова Тион? – меланхолично поинтересовался Мильвио. – И Скованный, который с тобой говорил? Никого не хочу обидеть, любезные сиоры, но все ли у вас в порядке?
– В смысле здесь? – Лавиани постучала себя пальцем по голове. – Не все в порядке, Фламинго. Иначе мы бы не ввязались во все это.
– История слишком долгая. Если хочешь, я расскажу ее тебе, когда выберемся, – пообещала Шерон, и Мильвио кивнул.
– Хорошо. Так и поступим.
– У вас есть вода?
– Ни капли.
Шерон выругалась, и Лавиани не поверила своим ушам, столь невероятно было слышать подобное от всегда сдержанной девчонки.
– Ого! – рассмеялась она. – Ты полна сюрпризов, указывающая. И шаутт забери наш мир, если они мне не нравятся.
Если смотреть вниз, то бледно-желтое свечение было едва заметно, так высоко они поднялись. Шерон давно сбилась, считая ступени, которые она преодолела. У нее ныли ноги, голова была тяжелой, мысли то и дело путались. Указывающая чувствовала сонливость и, чтобы не упасть, держалась одной рукой за стену.
Она устала после долгого пути сквозь тьму, наполненную тенями и мертвыми. На нижнем ярусе их встретилось предостаточно. Девушка ощущала дыхание той стороны, витавшее в некоторых коридорах, и представляла, что случится, если она встретится с дремлющим злом. Но не останавливалась и не теряла времени на борьбу с ними. Понимала, что лишь растратит силы и в итоге останется среди мертвецов, заблудившихся в мире живых.
Даже сейчас она все еще была
– Значит, меч таувина? Да? – вновь пробормотала сойка.
Мильвио, наблюдавший за прыгающими по ступенькам сияющими игральными костями, сказал не оборачиваясь:
– Ценная вещь. Я слышал, их ковали великие волшебники, и клинок без труда перерубал почти любую броню. Не говоря уже о плоти. Какой-нибудь герцог отдал бы за такой клинок… многое он бы отдал.
– А ты нет?
– Я? О нет, сиора. Мы с Фэнико слишком долго вместе, чтобы расставаться из-за такой безделушки.
– Безделушки?! – возмутилась Лавиани. – Неужели ты считаешь, что обычная железяка, наполненная сентиментальными воспоминаниями об убийствах всяких негодяев, стоит подобной верности? Разве ты бы не хотел владеть клинком, разбивающим латный доспех или щит?
Он рассмеялся искренне, весело, и Шерон, не удержавшись, улыбнулась. Присутствие Мильвио делало это мрачное место не таким ужасным.
– Чего мелочиться, сиора?! Почему сразу не мечтать стать великим волшебником? Чего проще, щелкнуть пальцами, призвать ветер, и вот уже перед тобой враг, чья плоть сорвана с костей послушным ураганом.
– Надо реально оценивать свои мечты, парень. Великим волшебником ты можешь стать только в прекрасных снах. А меч таувина находился в двух шагах от Шерон.
– И хорошо, что я его не трогала. Он все еще обладал силой…
– Знаю-знаю, – вздохнула Лавиани. – Вполне мог тебя треснуть, если бы ты взяла его в руки. Я просто жалею, что меня не было поблизости. Ш-ш-ш! Слышите?
Сверху раздавались слабые, прерывистые удары, словно кто-то что есть сил бил по металлу.
– Что за напасть на этот раз? – Клинок Мильвио все еще слабо светился от остатков желтоватой плесени.
– Скоро узнаем. Но двух великих волшебников за день я просто не вынесу. – проворчала сойка.
Чем выше они поднимались, тем чаще становились удары. Иногда они совсем затихали, но каждый раз возобновлялись, как показалось Шерон, с утроенной яростью.
Лестница сделала последний виток и уперлась в ржавую, запертую на три засова дверь.
– Это наш выход, – сказала Шерон. – Я открою. Засов проржавел, но не сильно.
– Сразу отходи. – Лавиани уже держала нож наготове.
Мильвио встал сбоку, опустив клинок вниз.
Девушка несколько раз глубоко вздохнула, потянула засов. Он поддался со скрежетом, и долбежка в дверь прекратилась. Второй засов скрипел не меньше первого. Третий застрял на половине пути, указывающая напрягла руки, но сил не хватило. Мечник оказался рядом, шепнул:
– Отойди, пожалуйста.
Она сделала, как он просил, спустившись на несколько ступеней вниз и сжимая в руке стилос за неимением лучшего оружия.
Дверь распахнулась, и указывающая зажмурилась от яркого, утреннего света. Ее ноздрей коснулся пьянящий, свежий воздух, пахнущий наступающей весной, а знакомый голос акробата произнес:
– Я уже отчаялся вас увидеть.
Глава девятая
Сила Вэйрэна
Он бился с ним, путая тени, закрывая луну и сжигая свои таланты. Я помню этот бой, ибо был за стеной щитов, смотрел на воина и не мог побороть в себе страха выйти вперед, сразиться за Единое королевство. Я всего лишь человек, и слаб. Как я мог сравняться с таувином? Как я мог драться с шауттом?
Полная луна стремительно летела в облаках над Гребнем Арилы, и рожденный ею свет отражался на ребристых холодных гранях. Казалось, она заглядывает в окна и проверяет, все ли уже уснули.
Дэйт шел по коридору в одиночестве, поглядывая по сторонам. Начальник охраны давно уже должен был находиться в постели, но решил проверить посты.
Исключительно для собственного спокойствия.
С момента прихода странной незрячей, искренне считавшей себя асторэ, миновало несколько недель. Вопреки ожиданиям Дэйта та не покидала комнат, не искала встречи с герцогиней и не спешила обращать в свою веру кого бы то ни было.
Разумеется, ее появление не прошло незамеченным. Особенно для слуг. Слухи о женщине, победившей шаутта, распространились по замку довольно быстро. У некоторых появилась надежда, что теперь все будет хорошо. Большинство не верило в то, что какая-то слепая нищенка способна предотвратить беду.
Дэйт так и не понял, к какой из двух категорий этих людей он относит себя.
Один день сменялся другим, и страх, который, казалось, поселился в замке, постепенно растворялся в обыденности дел и мрачных новостях, приходящих с востока и юга.
Шаутты появлялись в городах по всему миру. Внезапные рейды мэлгов, оказывающихся в самом центре герцогств, разоряли целые области, и никто не знал, откуда взялись эти твари и куда ушли, угоняя с собой уцелевших людей. В Фихшейзе и Ириасте вновь завели старую песню о пересмотре Брокаванского мира[11], и в Велате все чаще стали шептать герцогу о реванше за поражение его деда.
Возле дверей, ведущих в герцогские покои, дежурил усиленный отряд. Здесь несли стражу не только люди Дэйта, но и младшие сыновья дворян страны, не имевшие права на наследование земель и надеявшиеся получить их на службе у владетеля.
Он кивком ответил на нестройное приветствие, вышел на открытый балкон, тянущийся по фасаду дворцового корпуса, над великолепным садом, сейчас голым и заснеженным.
Дэйт увидел тень караульного, двигавшегося по стене, перевел взгляд направо, на противоположную часть укреплений внутреннего двора, и убедился, что и там есть люди.
Он направился на открытую галерею, увитую сухим плющом. Двое солдат, заслышав его шаги, повернулись, хватаясь за оружие.
– Все тихо?
– Да, мастер Дэйт.
– Смена через полчаса.
Возле сторожевой башни один из воинов уснул, и начальник охраны несильно ударил его в плечо. Тот вздрогнул, побледнел, поняв, кто перед ним.
– А если бы это был герцог? – поинтересовался Дэйт.
Ответ не требовался. Из подобной встречи ничего хорошего бы не вышло.
В саду ярко светила луна, отражаясь от снега, лежавшего на кустах и клумбах. Горело несколько костров и по крайней мере двадцать факелов. Дэйт распорядился освещать все подступы к внутренним покоям с начала сумерек и до самого рассвета. Кастелян ворчал из-за непредвиденных расходов, но не перечил, понимая, что сейчас не время экономить.
Дэйт посмотрел на окна дворца, нашел те, что в комнате Рукавички. Они были темными, и мужчина остался доволен этим. Никто не заметит никаких синих отблесков. Он похвалил себя за то, что запретил зажигать фонари рядом с ее дверью.
Начальник охраны закончил проверку постов, вернулся к себе. Ему до смерти хотелось напиться, еще с того утра, когда из Шаруда в охотничий замок прискакал гонец с черными вестями. Но Дэйт понимал, что вино сейчас такой же враг, как страх и сомнения. Стоит один раз поддаться, и он не будет готов, если случится беда.
Потому, покосившись на полный графин, он отпустил слуг, погасил свечи, подбросил дров в камин, чувствуя босыми ногами, как дует из-под двери, и рухнул на кровать.
Ему показалось, что он не спал. Просто закрыл глаза, начал проваливаться в дрему и тут же вынырнул из нее.
Приподнявшись на локте, Дэйт целую минуту прислушивался, надеясь различить в ночной тишине хоть какой-то посторонний звук. Но все было спокойно.
Ступая по ледяному полу, воин подошел к окну. Луна скрылась за пришедшими с запада облаками. Они выплевывали на долину снег, и мрачные башни Калав-им-тарка почти скрылись в морозной круговерти.
Там не горело ни одного огонька. С тех пор как умер отец нынешнего герцога, селиться в них никто не желал, предпочитая более комфортабельный дворец, а нижние этажи уцелевшей башни использовали только в качестве складов.
Факелы на стене замигали из-за поднявшегося ветра, а затем погасли один за другим, словно на них дунул великан. Стекла задребезжали, и Дэйт ругнулся. Он вернулся к кровати, взял лежавшую на ней безрукавку, затем кинул дров в слабый огонь, не став будить слугу. Поколебался, подхватил графин с вином, сделал глоток, чувствуя терпкость красных, созревших на юге ягод.
Затем снова взглянул в окно и нахмурился. Факелы так и остались погашенными, хотя уже прошло несколько минут, но солдаты не спешили возвращать свет.
– Сукины дети, – буркнул начальник охраны. – Уснули вы там все, что ли?
Он прижался лбом к стеклу, сложил ладони домиком, чтобы не бликовал огонь в камине, попытался сквозь мрак и метель разглядеть, что там творится.
Не получилось.
Теперь воин начал тревожиться. Вернувшись, оделся, сунул голые, уже порядком успевшие замерзнуть ступни в ботинки, затянул шнуровку и подхватил стоявшую возле изголовья кровати секиру.
В распахнутой рубахе он вышел в полутемный коридор. Встретил одного заспанного слугу, менявшего свечи в тяжелых канделябрах. Тот посмотрел немного испуганно.
– Что-нибудь странное видел?
– Нет, мастер. Все тихо.
– А патрули?
– Прошел три минуты назад. – Человек махнул рукой в противоположную сторону коридора и, поняв, что вопросов больше не будет, занялся своим делом. Доставал из коробки, висящей на поясе, толстые свечи, а в сумку, лежавшую возле ног, выбрасывал огарки и воск.
Четверых гвардейцев, в легкой броне и шлемах с плюмажами, он нашел там, где и рассчитывал. Они сторожили комнату, в которой хранилась Большая герцогская печать.
– Все в порядке?
– Да, командир. Ничего подозрительного.
– Вы двое – за мной. А вы смотрите в оба.
– Что случилось, мастер? – позволил себе спросить один из них.
Поделиться книгой: