Помоги проекту - поделись книгой:
– Она короткая. Давай, девочка. Давай. Не робей. Это не Талорис. А просто груда заброшенного камня.
Тэо на всякий случай запоминал дорогу и считал ступеньки. Он посмотрел на Мильвио и увидел, что губы у того тоже беззвучно двигаются.
Зал, куда привела их Лавиани, был огромным, с двойной колоннадой, терявшейся во мраке.
– Сюда, – поманила сойка. – Посмотрите на стену.
Шерон наклонилась, и кости прыгнули на ее раскрытую ладонь. Девушка подняла руку повыше, освещая стену с колоссальным рисунком. Он оказался старым, кое-где совершенно потерявшим цвета, и в этих местах глаз различал лишь слабые контуры былого изображения. Фрагменты картины были частично скрыты под кусками темно-серой плесени, выросшей на краске.
Но все равно того, что имелось, хватило, чтобы она издала восхищенный возглас и, сияя глазами, повернулась к Тэо:
– Узнаешь руку?
– Да, – тут же откликнулся он. – Тот же художник, что рисовал фреску на куполе здания, которое я видел с парома. Ей больше тысячи лет, и для этого времени она прекрасно сохранилась в таких условиях. – Он указал на изображение статной белокурой девушки в воздушном нежно-голубом платье. Возле ее ног лежал большой пятнистый карифский кот с кисточками на ушах. – Прочесть подпись не могу, но и так понятно, что это Лавьенда.
– Красивая сиора. – Мильвио подошел поближе. – В моей стране всегда ценили такие волосы. Она легко могла бы стать герцогиней.
– Она была больше чем герцогиня. Благодаря Скованному у ее ног лежал весь мир.
– Ничем хорошим это не закончилось, циркач. – Лавиани постучала пальцем по рисунку. – Обратили внимание на колонны?
Тэо обернулся назад:
– Да. Ты права, это зал, в котором мы сейчас находимся.
– Или очень похожий на него, – не согласился с ним Мильвио. – Здесь нарисованы окна и нет статуй львов, а у нас, наоборот, есть львы и никаких окон. Стена глухая.
– Все могло измениться. Смотрите, сколько свечей нарисовано. И люди в таких красивых одеждах. – Шерон прищурилась, читая мелкие подписи рядом с изображениями. Большинство имен ни о чем ей не говорило. – Кажется, они что-то празднуют. Хм, а вот это сам Войс!
Лучшего друга Тиона почти не было видно, из-за влажности остался лишь едва различимый контур. Можно было предположить, что великий волшебник стоял, опираясь на стол, и наблюдал за танцующими парами.
– Война Гнева еще не началась, и этот человек еще жив. Так грустно смотреть и знать, что люди, которые радуются, давно мертвы, – печально произнесла Шерон.
– Мы все умрем, – спокойно ответил ей Мильвио. – Смерть придет ко всем нам. Это в человеческой природе – умирать.
– Есть разница, Фламинго. Одно дело сдохнуть, когда тебе девяносто и ты уже ждешь этого едва ли не с радостью, лишь бы песок перестал из тебя сыпаться. Совсем другое, когда едва исполнилось двадцать и твоя жизнь – сплошные мечты и надежды.
– Ты жалеешь его? – удивился южанин.
– Я?! Я даже себя не жалею. Чего уж говорить о людях, которых нет тысячу лет. За это долгое время множество молодых умерло. На всех не хватит скорби даже у Шестерых.
– Войс погиб, сражаясь с Лавьендой. Она убила его. Тот, как и Тион, хотел отомстить Скованному за Арилу.
– Мальчик был влюблен в нее?
Все вопросительно посмотрели на Лавиани, и она хмыкнула:
– Ну, мне в первую очередь подумалось о любви. Юность склонна к подобному. Хотя Арила любила Тиона. Экая печаль для Войса.
– Тебе бы баллады сочинять. Этого мы уже точно никогда не узнаем.
Шерон продолжила идти вдоль стены, освещая ее с помощью игральных костей. Люди из прошлого веселились, улыбались, пили рубиновое вино из хрустальных граненых фужеров, слушали музыку, общались, танцевали. И у девушки возникло чувство, что все это было совсем недавно. Возможно, вчера. Но стоило ей обернуться на темный, мрачный зал, как это впечатление пропало.
Еще одно известное имя. Гвинт. Он стоял спиной к зрителям, поглаживая крысу, сидевшую на его плече.
– А кто это? – спросил Тэо, ткнув пальцем на высоченного широкоплечего человека с длинными черными волосами и впалыми щеками.
Его лицо было грубым, словно вытесанным из дерева не слишком умелым плотником, который в качестве инструмента выбрал боевую секиру. Низкий лоб, маленькие глаза и тяжелая челюсть. Даже при большом желании язык не повернулся бы назвать его красавцем.
На шее у него висела золотая цепь со знаком горящего орла. В отличие от всех других в зале, облаченных в шелка и бархат, этот был одет в кожу, шерсть и сталь, словно готовился к битве. Рядом, прислоненная к стене, стояла массивная алебарда. Он мрачно смотрел в свой опустошенный кубок.
– Кам, – прочитала имя Шерон. – Хозяин Тропы Любви. Это он устраивает бал. Интересно, почему его нарисовали таким недовольным? И чья рука на его плече? Женская.
Владелицу руки, окутанной в тонкую воздушную ткань, разглядеть оказалось невозможно – потеки с потолка уничтожили эту часть работы художника.
– Хм. А чего он такой здоровый? – полюбопытствовала сойка из другого конца зала.
– Говорят, в его жилах текла великанья кровь.
– Это миф, – не согласился Мильвио. – У гигантов с людьми нет ничего общего. Как и у людей с асторэ, или уинами, или мэлгами. Мы разные. Кам был не только волшебником, но и воином.
– И сдох где-то в этой крепости, – жестко произнесла Лавиани. – Осталось найти его большую черепушку и сделать из нее светильник на радость всем мужам Каренского университета. Ха-ха. Но я вообще-то тебя позвала не ради него, Шерон. Вот. Посмотри-ка сюда.
Сойка стояла довольно далеко от них, пришлось пройти почти десять ярдов, пропустив целый участок фрески, частично скрытой плесенью. Этот фрагмент сильно потерял в цвете, было видно, что Лавиани совсем недавно очистила его от налета – правый рукав ее куртки оказался грязным.
– Увидела буквы. – Женщина показала на едва видимые «Т», «и» и последнюю «н». – Решила, что стоит рассмотреть его получше.
Они все вчетвером стали изучать молодого человека с колодой игральных карт в руке. Его собеседника не было видно, он все еще скрывался под слоем плесени.
– Тион? – Шерон смотрела на мужчину, которого должна была найти, с таким же выражением, как заблудившийся в пустыне смотрит на внезапно обнаруженный им оазис с чистой водой.
– Буквы плохо различимы, но, думаю, это он.
Указывающая встала практически вплотную, стараясь запомнить каждый фрагмент рисунка. Зафиксировать лицо в памяти, чтобы, встретив, не ошибиться.
Во всей его фигуре и позе чувствовалась необычайная легкость. Так мог выглядеть какой-нибудь танцор. Или фехтовальщик.
В больших глазах отражались свечи, и казалось, что он смеется, услышав шутку своего невидимого собеседника.
Лицо Тиона было приятным, даже несмотря на чуть тяжеловатый подбородок и маленький шрам в уголке рта. Волосы у него оказались с красноватым отливом, и на щеках лежала россыпь веснушек.
Он был одет в вельветовую куртку с медными пуговицами, а васильковый берет небрежно торчал из его кармана. Казалось, что великий волшебник явился на праздник прямо с дороги, совсем недавно спрыгнув с лошади.
– Забери меня шаутты, но я не знала, что он рыжий. А ты, циркач?
Тэо посмотрел на пятно плесени справа от человека, развязавшего Войну Гнева, провел по нему пальцем. Затем еще раз, и на свет появился краешек женского платья.
– После Катаклизма в мире не осталось ни одного прижизненного портрета шестерых великих волшебников – Арилы, Войса, Тиона, Гвинта, Нейси и Скованного. Обычно когда их рисуют, художники используют воображение. Существует канон, которому следуют все мастера – Арилу рисуй в маске, Тиона с игральными картами или веером в руках. И так далее. Тогда не важно, как выглядит человек, – есть определенная вещь в руке, значит, Тион.
– Веер? – скривилась Лавиани. – Он что, из тех юных богатеньких глупцов, что рассекают по Пьяным садам Рионы в поисках запретных развлечений?
Тэо закатил глаза:
– Вечно я забываю, что ты ничего не знаешь. Веер был волшебным. С помощью него он ходил по канату, сражался с шауттами.
– А карты? – Сойка постучала костяшкой пальца по нарисованным прямоугольникам в руках великого волшебника.
– Он был азартным игроком. Лучшим, как говорят. Только Войс и Скованный могли его обыграть.
– Ты считаешь, что изображение настоящее? – спросила Шерон.
Акробат приблизил лицо к стене, изучая выцветшую краску и трещины.
– Костюмы той эпохи. Сейчас их рисуют в одежде наших времен. Эта фреска очень древняя. До Катаклизма. Есть шанс, что ее писал человек, который лично видел Тиона. А если так, то этот рыжий именно тот, кого мы ищем.
Мильвио вежливо кашлянул, а Лавиани закатила глаза, досадуя на болтливость Пружины.
– Мне послышалось или ты действительно сказал, что вы ищете Тиона? – Каждое слово мечник пробовал на вкус, словно ожидая, что вместо булки с марципаном ему подсунули гнилой кочан капусты.
– Это все эхо, – не слишком любезно буркнула сойка. – И усталость. Мы вообще ничего не говорили и молчим вот уже второй час.
– Нет. Не послышалось. – Шерон не обратила внимания на недовольство Лавиани.
– Довольно странное увлечение, искать могилу того, кто давно уже умер. Зачем вам это?
– Могилу? – Бывшая участница Ночного Клана засмеялась. – Могилу?!
– Я все объясню, если тебе интересно. Давай вернемся к огню. – Шерон не видела причин скрывать от Мильвио цель их путешествия.
У Лавиани, судя по ее лицу, было иное мнение. Чтобы ничего не говорить, сойка отвернулась от них и начала рукавом с остервенением стирать с фрески оставшуюся плесень.
– Что ты делаешь? – удивился Тэо.
– Разве тебе не любопытно, с кем он говорит? Может, это его девка! Надо глянуть, что это за Арила, рыба полосатая, и почему из-за нее случился весь кавардак.
Постепенно, освобождаясь от плена времен, проступал рисунок. Платье, сотканное из тусклого серебра, тонкие руки с изящными пальцами, вырез на груди, длинная шея, русые локоны, чувственные губы.
Внезапно раздался хруст лопнувшей яичной скорлупы, только гораздо более громкий, и рука Лавиани по локоть провалилась в стену, раздавив так и не открытое лицо неизвестной женщины.
Тэо издал стон, словно ему причинили страшную боль. Последнюю минуту он едва дышал, наблюдая, как на свет появляются черты неизвестной женщины.
– Проклятье! – Она вытащила руку, с разочарованием глядя на рваный пролом, из которого теперь тянуло холодным воздухом. – Ненадежная дрянь!
Мильвио заглянул в дыру:
– Здесь был проход. Стену воздвигли позже, и она довольно хрупкая.
Лавиани в ответ ударила ногой по преграде и сделала еще одну дыру.
– Хватит! – рявкнул Тэо так, что даже Шерон подпрыгнула. Он тут же сбавил тон: – Хватит. Не порть красоту.
– Зачем ты это делаешь, сиора? – удивился Мильвио. – Нам не стоит лезть в места, которые спрятали от чужих глаз.
– Да успокойтесь вы. Я просто проверила. Тоже мне, раскудахтались, словно курицы.
А в следующее мгновение вся стена с фреской с грохотом ухнула вниз, рассыпаясь сухой штукатуркой и навсегда уничтожая и бал, и свечи, и смеющихся людей, которых давно не было в живых.
Тэо почувствовал, как пол уходит у него из-под ног, и, действуя инстинктивно, отпрыгнул назад, ощущая, как потревоженная башня загудела и начала трястись.
Лавиани беззвучно провалилась в разверзнувшуюся у нее под ногами дыру. Потолок оглушительно треснул, посыпалась пыль, и Мильвио оглушительно крикнул:
– Бежим! Быстро!
Шерон не помнила, как она оказалась возле выхода, лишь на мгновение отстав от Тэо. Раздался громкий удар, и она бы упала, если бы не Мильвио. Тот подхватил ее одной рукой и вышвырнул из зала, легко, точно перышко. Он сделал это за секунду до того, как рухнули камни, завалившие дверной проем, отрезав его от Шерон и Тэо.
Глава шестая
Рукавичка
– Скажи, отец мой. Чем опасны ее слова? Чем опасны ее деяния? Почему мы боимся ее?
– Ее слова опасны правдой. Ибо правда разит сильнее нашей темной магии. Ее деяния опасны бескорыстием. Ибо сражается она с нами за других людей. А боимся мы того, что всю нашу жизнь совершали ошибки и прожили ее зря.
Рассвет был кровавым и быстрым.
Вершины четырех пиков стали ярко-алыми, точно во время заката, предвещавшего непогоду.
Сперва вспыхнул острый зубец Тиона, самый высокий в гряде. За ним спустя минуту запылали снега на граненом Гребне Арилы, и почти тут же одновременно зажглись пирамидальная Нейси и двугорбая Печать Таувинов.
Остальные горы, более низкие, охватывающие долину с трех сторон, точно огромная, украшенная кружевами колыбель, все еще пребывали в рассветной тени, и Шаруд, столица Горного герцогства, казался спящим.
В малом замковом дворе, в двух шагах от Гнезда львов, пылали костры. Солдаты с протазанами, одетые тепло, по погоде, с высоты балкона, на котором находился Дэйт, выглядели набитыми соломой чучелами.
Начальник охраны был широкоплеч и массивен, но на самом деле проворен, точно разозленный кабан. Волосы с легкой рыжинкой, которая проявлялась только на солнце, густые брови, сметливые серо-зеленые глаза. Он вызывал доверие и умел слушать людей. Впрочем, командовать ими тоже.
Герцог Кивел да Монтаг стоял в двух шагах от него. Дэйт едва ли не дышал ему в затылок и сейчас мог пересчитать каждую шерстинку на соболином воротнике дорогого плаща, наброшенного на плечи властителя. Правитель был жилист и чуть сутул, с властным лицом, в котором чувствовалась порода. Взгляд у него был мрачным и тяжелым.
Его милость молчал и не шевелился. Держался так прямо, словно проглотил вертел.
От него веяло холодом ничуть не меньше, чем от ледников, окружавших древний замок.
Сейчас он был таким же опасным, недружелюбным и страшным, как одна из двух башен Калав-им-тарка, сломанный зуб которой, пугая тьмой, возвышался в северной оконечности крепости, на противоположной стороне величественного водопада. Гул от него не стихал даже в самые суровые зимы. Дэйт, давно уже привыкший к Брюллендефоссену, сейчас был рад его рокоту. Он позволял не слышать те редкие вскрики, что иногда доносил до него утренний ветер со стороны Тюремного двора.
Рассвет был кровавым.
И быстрым.
Двенадцать человек казнили не мешкая, споро и рутинно, точно пропалывали сорняки. Зрителей было всего двое – герцог и Дэйт.
Его милость проявил милосердие, и приговоренным, несмотря на неблагородное прохождение, рубили головы, а не вешали или отправляли на колесо, как было прописано в законах страны.
Широкое лезвие тяжелого топора падало с устрашающей мерной периодичностью. Тех, кто пытался сопротивляться, придерживали помощники долговязого палача. Он на этот раз работал без традиционной маски, изображавшей лицо лунного человека.
Поделиться книгой: