Река Вечности

"Он все больше становится похожим на бабу. Старую, крикливую, наполовину выжившую из ума торговку на агоре. Многословен и глуп. Он не понимает. Никогда не понимал", -- раздражённо подумал царь.

Он обвёл взором собравшихся в шатре. Стратеги -- Пердикка, Кратер, Кен, Филота, Мелеагр и другие, расположившиеся за большим столом для совещаний, застыли в ожидании приказа царя.

-- Ты говоришь, нет флота, -- сквозь сжатые зубы процедил Александр, повернулся к Гефестиону, сидевшему по его правую руку, -- будет у нас флот. Гефестион, я отправляюсь в Сидон. Надо как следует тряхнуть этих жирных толстосумов. Ты остаёшься здесь старшим. Восстановишь разрушенный мол. И возведёшь рядом ещё один.

Парменион вскинулся в удивлении. Ещё один? Этот строили четыре месяца!

Александр заметил его движение, повысил голос.

-- Ещё один! И не две башни, а четыре! Строй новые машины, Гефестион. Пусть люди Диада работают днём и ночью. В оконечности одного мола, пока ведутся работы на соседнем, возводить прочную насыпь со стеной. Чтобы у Адземилькара даже мысли больше не возникло повторить то, что он совершил.

-- Все сделаю, Александр, -- твёрдо ответил Гефестион.

Царь заметно успокоился. Вот, надёжный, преданный друг, на которого всегда можно положиться, который не подведёт. Счастье, что он есть!

-- А откуда в Сидоне флот? -- удивлённо спросил Пердикка, -- там же всего пяток триер зимовал. А остальные у Автофрадата.

-- Были у Автофрадата, -- раздался голос от входа.

Там стоял, скрестив руки на груди, Эвмен, эллин из Кардии, глава царской канцелярии и по совместительству начальник катаскопов-разведчиков.

-- Как вы знаете, Энил, царь Библа, перешёл на нашу сторону, -- объяснил Эвмен, -- как только прошли Посейдоновы игры[7], он с восемью десятками триер отплыл от берегов Троады, где торчит Автофрадат.

-- Это, пожалуй, действительно нас уровняет в силе с Тиром, -- прикинул Мелеагр.

-- Вот именно! -- резко ответил Александр.

-- Это ещё не все, -- невозмутимо сказал Эвмен, -- десять дней назад в Сидон прибыл флот кипрских царей под общим началом наварха Пнитагора. Сто двадцать триер и пентер.

-- Ух ты! -- восхитился Кен, -- мощь!

-- Ещё туда должны вскорости прибыть четыре тысячи наёмников, которых навербовал в Пелопоннесе Клеандр -- добавил Эвмен.

У Кена уже и слов не нашлось, он лишь в возбуждении треснул кулаком по столешнице. Та жалобно скрипнула.

Парменион пристыженно молчал. Его сын, Филота, командир конницы "царских друзей", гетайров, поджав губы, переводил взгляд со своего отца на Александра и обратно.

-- Я возьму с собой четыре илы "друзей", включая царскую, -- сказал Александр, -- хилиархию гипаспистов, полторы тысячи агриан и пятьсот критских лучников.

-- Зачем столько? -- поинтересовался Кратер, -- ты же пойдёшь по земле, которая уже наша. Тут кругом на тысячу стадий даже духа персидского нет.

-- В Сидоне я приму и организую флот, -- ответил царь, -- и он отправится к Тиру. Без меня. А я прогуляюсь до Антиливана.

-- Зачем?

-- Купцы из Дамаска жалуются, что на горных перевалах местные племена грабят караваны. Совершенно обнаглели с тех пор, как отсюда ушли персы. Мы покажем, что пришли сюда не как налётчики-грабители. Это моя земля и всякий, кто посмеет нарушить законы, которые я дам ей, будет наказан. Никто здесь не воспрепятствует свободной торговле. Летучего отряда хватит, чтобы разогнать разбойников. Пойду быстро. Обогну с востока озеро, которое называют Галилейским морем, и вернусь его южным берегом в Тир. Касательно этого вопроса, все.

Стратеги загомонили было, обсуждая царский приказ, но Александр хлопнул ладонью по столу, призывая к тишине.

-- Есть ещё одно дело, -- царь поманил кардийца, -- Эвмен.

Тот подошёл и протянул царю свиток папируса. Александр небрежно катнул его по столешнице, разворачивая.

-- Что это? -- спросил Филота.

-- Письмо, -- губы Александра скривились в усмешке, -- от царя царей.

-- Чего он хочет?

-- Он хочет получить назад свою мать, жену и детей. Предлагает за них десять тысяч талантов выкупа, всю Азию до Евфрата, руку его дочери, дружбу и союз.

Стратеги ахнули.

-- Что вы об этом думаете? -- спросил царь.

Парменион поднял голову и твёрдым голосом заявил:

-- Едва ли он предложит нечто большее. Если бы я был Александром, то несомненно, принял бы эти условия мира и не испытывал бы далее изменчивого счастья войны.

-- Клянусь Зевсом! -- воскликнул царь, -- я поступил бы так же, если бы был Парменионом!

Пожилой стратег осёкся и больше не проронил ни звука.

-- Я не нуждаюсь в деньгах Дария и не приму часть страны, когда могу взять её целиком. Если мне будет угодно взять в жёны дочь Дария, он сам явится ко мне, дабы я оказал ему милость и честь этим браком! Никаких переговоров более! Пусть приходит. Пусть склонится передо мной. Тогда я великодушно сохраню за ним право управления частью его страны.

Александр поднялся.

-- На этом все. Завтра я ухожу в Сидон.

* * *

Впереди щитоносцев Гелланика шли три сотни агриан. Пока ползли пустынной дорогой, македоняне не напрягались, пропустив вперёд фракийцев, но едва показались свежераспаханные поля, щитоносцы заторопились. Где поля, там и село. Если эти варвары опять, как и в прошлый раз войдут в него первыми...

-- Давай-ка ребята, шире шаг, -- командовал Теримах, -- а то нам снова одни куриные кости на ужин достанутся!

-- Эти варвары ещё и собак всех сожрут, -- пропыхтел Медведь.

-- Собак? -- Теримаха передёрнуло.

-- Ну да, сам видел.

-- Охренеть... Нет, я голодным спать не лягу! Надоело уже чёрствые лепёшки грызть. Шире шаг, ребята!

После боя с тирийцами на молу, Теримах, замеченный за попыткой спасения командира, попёр в гору. Назначен декадархом, старшим над шестнадцатью воинами. Отметил его Гелланик и в недавних стычках с варварами Антиливана. Теперь у Теримаха синий шлем с серебряной полосой вдоль гребня. Почёт и уважение. И ведь всего месяц назад рядовым был. Видать, заметили, наконец, боги. Этак и до золотой полосы, лохаговой, дослужится парень. Если жив останется. Последнее весьма зыбко. Горцев гонять, конечно, труда не составило, воины они никакие, но всё равно, два человека в декаде рыжего словили случайную стрелу.

Гипасписты шли, подвесив свои большие круглые щиты на левое плечо или закинув за спину, вместе с кожаным ранцем, в котором несли припасы, и скатками-постелями. К ранцу подвязали и шлемы, никто не хотел париться в нагретом на солнце бронзовом колпаке. На головах у большинства шерстяные береты-каусии от солнца, а Теримах закутался в финикийский платок, удерживаемый на голове шнуром.

Колонна александровых воинов растянулась почти на пять стадий. Впереди двигались пешие агриане и дозорная ила "друзей". За ними гипасписты, по четверо в ряд (ширина дороги позволяла), все остальные "друзья". В хвосте шли критские лучники, замыкал колонну лох щитоносцев.

Солнце уже клонилось к закату, когда впереди забрехали собаки.

-- А вот и село, -- прогудел Медведь, -- фракийцы дошли.

-- Надо и нам поспешать, -- согласно кивнул Теримах.

-- Да и так почти бежим.

Александр, в отличие от своих воинов, предвкушавших отдых не в чистом поле и ужин более плотный, чем обычно, никуда не торопился. Царская ила неспешно ехала шагом в двух-трёх стадиях позади щитоносцев. Царь осматривал окрестности и беседовал с проводником-иудеем, нанятым в Сидоне. Тот, явно обладая большими способностями к языкам, знал полдюжины местных диалектов и довольно сносно говорил по-эллински, сказывалось давнее общение с купцами. Любознательный Александр, отметив чистоту речи иудея, поинтересовался, много ли эллинов ездит через Финикию торговать на восток, в Вавилон.

-- Мало. Вы, яваны, народ моря. Редко вглубь суши забираетесь. Но бывает, отчаянные попадаются. В Дамаске встречал пару раз.

-- А далеко ещё до моря?

-- Уже близко, мы сильно отклонились к западу.

-- Разве это плохо? -- удивился царь, уловив не слишком-то довольный тон проводника, -- быстрее достигнем побережья.

-- Там не слишком хорошо идти берегом, упрёмся в устье Киссона, -- возразил проводник, -- лучше прямо сейчас взять севернее. Тут есть широкая дорога. И пешим и конным удобно будет. А через реку мост есть.

-- Куда она ведёт?

-- Сначала в Назарет, а потом прямиком до Тира. Хорошая дорога. Купцы часто ездят по ней. Много караванов.

Александр повернулся к одному из своих телохранителей-соматофилаков.

-- Что думаешь, Лагид?

-- Ну, раз хорошая дорога, почему нет? Скорей дотопаем.

-- Дотопает он... Уж забыл поди, когда пешим ходил. Ты что, устал уже? Спешишь отдохнуть? Там не получится, -- Александр покачал головой.

-- Да уж, -- проворчал Птолемей, -- если ты, царь, доверяешь что-то строить Гефестиону, тот умудряется застроить всех...

-- А вам бы только рушить, -- беззлобно ответил Александр, -- Гефестион не самый первый в бою, для этого вон, у меня Клит есть. Или ты. Зато поручи вам построить город, вы в нужник спустите все деньги, мастера от вас разбегутся, рабов забьёте палками тьму, за леность. И кое-как возведёте три сарая. А Гефестиону дай втрое меньше денег и людей, и он построит город.

Птолемей спорить не стал, повернулся к проводнику.

-- Как называется это место, Эфраим?

-- Ар Мегиддо, -- ответил тот.

-- Как? -- переспросил Александр, -- Хармагедо?

-- Ар Мегиддо, -- повторил проводник и перевёл, -- гора Мегиддо.

Птолемей фыркнул.

-- Язык сломаешь. И где эта гора?

-- Вон там, вдалеке виднеется.

Лагид приложил ладонь козырьков к глазам, всматриваясь.

-- Вижу. Это и есть гора? Чего-то невелика. Я бы сказал, что это холм большой.

-- Там, на вершине, заброшенная древняя крепость, старая, как само время. Некогда царь египетский победил здесь царя иудеев. А ещё раньше другой царь египетский победил много ханаанских царей. А ещё раньше...

-- Другой царь египетский... -- передразнил Птолемей, -- победил всех царей Ойкумены? Им, царям, тут мёдом намазано?

Александр покосился на Лагида, а Эфраим неодобрительно поджал губы.

-- Напрасно господин смеётся. Это плохое место. Здесь много крови лилось. Много битв было. И будет ещё.

-- Почём знаешь?

-- Наши пророки так говорят. Плохое место.

-- Зато округа хорошо просматривается, -- сказал Александр, -- дорога на этот, как его, Назарет, проходит возле горы?

-- Нет, раньше. До неё совсем немного осталось. Шагов пятьсот.

-- Значит, передовые уже достигли. Тут и встанем лагерем, возле дороги, а завтра выступим на Назарет.

-- Я бы не стал, господин, -- пробормотал Эфраим, -- плохое место...

-- Солнце садится, поздно уже, надо лагерь разбивать.

-- Дальше, как раз на перекрёстке дорог село есть.

-- Вот как? Что сразу не сказал? -- Александр повернулся к Птолемею, -- Лагид, двигай туда, проследи за дисциплиной. Гелланик-то справится, а фракийцы как бы не разошлись. Не надо устраивать резни, как в прошлый раз. Это земли под законом, тут мирные пахари живут, нечего их обижать, чай не горцы дикие. Мне не бунтовщики нужны, а мирные подданные. Которые исправно платят подати. Провиант беззаконно не отнимать, заплатить за все взятое.

Когда гетайры подъехали к селу, лежащему в тридцати стадиях от горы, оно уже гудело, как потревоженный осиный рой. Гипасписты и агриане добывали хлеб насущный.

-- Смотри, вот это обол, -- Теримах совал медяшку под нос иудею, -- хорошая монета, дорогая. Много купишь. Понял? Медведь, чего он башкой мотает?

-- Я думаю, не хочет барана отдавать. Может знает, что за такого барана в Сидоне тетрадрахму дают?

-- Да откуда ему? По роже видать, отродясь дальше своего амбара не выезжал, -- Теримах в сердцах сплюнул и легонько толкнул селянина в грудь, -- ладно, деревня, иди уже. Мы тебе заплатили, так что без обид. Понял? За-пла-ти-ли. Не понял?

Старик что-то щебетал и отчаянно жестикулировал, цепляясь за хитон рыжего. Тот выворачивался, но никак не мог отделаться от дедугана. Медведь в это время наматывал на локоть верёвку, на другом конце которой упирался баран. Дед, завидев это дело, вцепился в баранью шкуру и стал тащить на себя. Баран немедленно высказался, что он обо всём этом думает. Громко так. Все поняли. Но перетягивание не прекратили.

-- Да иди ты уже, старый! Бабку свою порадуй. Видано ли, целый обол получил. Когда ещё так разбогатеешь...