Помоги проекту - поделись книгой:
Позывные программы «Во что верит Россия» (колокольный звон, переходящий в нищенский вальсок)
Вы слушаете новогоднюю информационно-аналитическую программу «Во что верит Россия». У микрофона – Александр Щипков. Здравствуйте и с наступающим Новым годом, дорогие слушатели Радио России…
Православие зиждется не только на Писании, но устных повествованиях, история и легендах, в которых так или иначе отражается опыт церковной жизни. Сегодня я расскажу вам удивительную историю, которая случилась в середине уходящего столетия у нас в России, в городе, носящем имя советского государственного и партийного деятеля Валериана Куйбышева. Расскажу о чуде, которое в народе получило название «Стояние Зои». Вы-то сами – верите в чудеса?
Плёнка с фонограммой, хр. 0.30
Ведущий реагирует на последнюю реплику:
Выходит – потеряли мы вкус к чудесам. Ну, ничего, не отчаивайтесь. Ваши чудеса ещё впереди. Они ждут вас. А пока послушайте-ка, какое чудо случилось с девушкой Зоей в 1956 году, в советском городе Куйбышеве, на улице Чкалова, в маленьком деревянном домишке.
Звучит грустная музыка
Мелодия песни «О любви к Родине». Группа «Ноль»
Шёл рождественский пост. Тёмные и необразованные граждане, упорно называвшие григорианский календарь советским, а юлианский – православным, тайно постились и украдкой осеняли себя крестом, глядя из окна на подвыпивших комсомольцев…
Комсомольцам хотелось праздника. Им было наплевать на календари. Новый год – он и есть Новый год. Бутылка белой неудобно, но приятно оттягивает брючный карман. Холодит. Тропинка вдоль забора узкая, того и гляди оступишься. А впереди – чувиха. Так и чешет ножками, как по половице. Твёрдо. С вызовом. Чувствует, что сзади мальцы посматривают.
Зоя работала на трубочном заводе. Дали тринадцатую. Она купила у тёти Маруси антоновок и шла на Новый год. К Клавдии Петровне Болонкиной. Не столько к ней, сколько к её сыну Николаю. Шла и хрустела на морозе яблоком в такт хрусту снега. Куснёт яблочко – хрусь! И два шажка по снегу – хрусь-хрусь. Зубками – хрусь! Ножками – хрусь-хрусь. Опять зубками – хрусь! И ножками – хрусь-хрусь.
А мальцы сзади любуются. А она знает, что любуются. И папироски в темноте сфетофорчиками. Пых-пых. Дымок вкусный. Зойка красивая. Мальцы молодые. Тоже к Болонкиным направляются. А напротив в тёмном окне – бабка невидимая крестится. По юлианскому календарю дура мяса не ест. Ешь – не ешь, все там будем! А Зойка уже калиткой клацает. Платок со снежком на плечи откидывает. Зеркало глазами ищет. Не находит. И своё отражение в каком-то стекле видит: прядка на месте. А за стеклом дед с бородой, пальцы крестиком держит. Чур меня, старый. Я молодых люблю!
А мальцы папироски в снег затоптали, следом в залу входят. Тяжело ступают, будто устали. Взрослых мужиков, черти молодые, изображают. «Тётя Клава, здрасте. Колян-то где?»
Тётя Клава отвечает, что сын куда-то запропастился, что стол накрыт, что она к соседям Новый год справлять убегает и что в «угловом» ленинградских шпрот четыре банки достала. «Две – с собой, две вам оставила».
«Спасибо, тётя Клава!»
Клавдия Петровна ушла, и комсомольцы начали провожать старый, затем встречать новый. Зойка раскраснелась. Сердце стучит. А Николая всё нет. Эх, мальцы – заводи пластинки!
Я танцевать буду. Вот с этим дедом. Что пальчики скрестил? Скромный?
Хвать Николая Угодника из угла и закружилась стерва гладкая, и закружилась. Мальцы едва дышат.
Всплеск «Ландышей», резкая остановка музыки
И вдруг…
Отбивка – грохот падающего стула…
И вдруг всё остановилось. Зоя с иконой в руках и перекошенным от ужаса лицом замерла и не могла ни пошевелиться, ни вымолвить слова. Её попробовали толкнуть, но она словно приросла к полу. Прибежала перепуганная тётя Клава, сбежались пьяненькие соседи, кто-то вызывал врача, кто-то милицию, и тут началось такое, что вообразить невозможно…
Давайте передохнём…
Звучит джингл – «Перпендикулярная музыка в программе Александра Щипкова «Во что верит Россия»
Вы слушаете информационно-аналитическую программу «Во что верит Россия». У микрофона – Александр Щипков. Я продолжаю рассказ о стоянии Зои. Приглушите Буги-Вуги, пожалуйста…
Музыка резко уводится
Спасибо.
Народ повалил на улицу Чкалова. Слух о Зое, прикованной к полу за богохульство, распространялся со скоростью мысли. Пешая и затем конная милиция дежурила возле дома на Чкаловской уже несколько дней. Мальцов, плясавших с красавицей Зоей допрашивал московский особист, вызванный особистами куйбышевскими. Тётя Клава отправила своего Кольку к сестре в Чапаевск от греха подальше. А доктора тщетно пытались понять, что происходит с телом красавицы Зойки.
На пятый день стояния уполномоченный по делам религии товарищ Алексеев позвонил епископу Иерониму и потребовал, чтобы тот с амвона опровергнул чудо. Епископ отказался.
Через несколько дней в Куйбышеве была собрана областная партийная конференция. Первый секретарь обкома КПСС товарищ Ефремов растерянно заявил делегатам: «Да, произошло такое чудо, позорное для нас, коммунистов… Начал собираться народ, потому что неумело поступили руководители милицейских органов… некоторые додумались даже до того, что вынесли предложение послать туда попов для ликвидации этого позорного явления… Бюро обкома порекомендовало бюро горкома виновников строго наказать…»
Кого уж там наказал горком, мне неведомо, но если в 1954 году в Куйбышеве было прочитано всего 832 атеистических лекции, то за первый квартал 1956 года их начитали более 2000. И пока лекторы мотались по заводским и сельским клубам, народ валом валил в сохранившиеся храмы.
История о стоянии Зои быстро разлетелась по российским городам, временно носящим не менее странные названия, чем Куйбышев, где и случилось наше чудо.
Моя покойная бабушка, рассказывая мне в детстве перед сном в очередной раз историю о Стоянии Зои, всегда завершала свой рассказ одинаково: «И вот в один день оказался напротив Зои старичок. Подошёл, взял у неё из рук икону и исчез, так неожиданно, что сторожа не успели схватить его. А Зоя заплакала и ожила». Если вы, мои уважаемые слушатели, догадались, кто был этот старичок, – пишите мне на Радио России, в Петербург, на Итальянскую улицу, в дом номер 27.
Наш рассказ завершён, а я хотел бы только добавить, что недавно был в Самаре, на той самой улице, возле того самого дома и видел возле соседней калитки старушку. Она сидела на складном стульчике с закрытыми глазами, слегка откинув назад голову, и тихо повторяла: «Святый отче Николае, моли Бога о нас».
А на коленях у неё лежал православный календарь. Юлианский.
С вами был Александр Щипков, с программой «Во что верит Россия».
Про то, как губернатор в бога уверовал
Александр Щипков
А послушайте-ка, православные, поучительную историю про то, как Нева из берегов вышла, про ураган с грозой и про то, как петербургский губернатор от страха перед силами природы в Бога уверовал. История эта – недавняя, а рассказал ее мне одноногий нищий, что всегда у станции метро «Владимирская» напротив церкви стоит. Да вы его знаете – одна кепка на голове, вторая – в руке. Володька. Прозвище Нехристь. После войны Нехристь в органах служил, затем жена его с любовницей засекла и стукнула на Шпалерную, что у него во дворе Куйбышевской больницы, за кочегаркой, под кучей старых калачей от экономайзера вальтер зарыт. Володеньку за мягкое место взяли, на Куйбышевку привезли да откопали не только пистолетик, но и немецко-фашисткие дойче-марки, которые он сдуру в сорок пятом из Германии приволок и неизвестно зачем схоронил. Володька сел, да как-то так неудачно, что даже после XX съезда его не выпустили. На зоне и ногу потерял. Вешал в каморке у дежурного помощника начальника лагеря портрет Хрущева, запнулся, упал, ногу поранил стеклом. Рана загноилась – ногу отрезали. А на больничке-то Нехристь познакомился с Агафангелом, бывшим почаевским монахом. Тот тубик был. Загибался. Койки их встык стояли. И понаслушался Нехристь сквозь кашель агафангельский всяческих историй, которые очень пригодились ему в старости, когда грянула перестройка и Володька начал промышлять попрошайничеством между Кузнецким рынком и Владимирской церковью. Вид у Володьки, правду сказать – жуликоватый. Может и врет он все про губернатора, но если и врет, то как-то очень достоверно. Поэтому я от себя ничего добавлять не стану, а перескажу Володькин рассказ, как говорят немцы нерусские – мот-а-мо, то есть бесплатно.
«Вот считается, если человек начальник, то он есть плут и прохиндей, и что ничегошеньки святого, у него в грудях не водится. Что продаст он и мать, и отца, и заезжего молодца, не говоря уже о вышестоящем начальнике. Много таких, не спорю. Но только наш губернатор не из таких. Мне, одноногому, врать резону нет, потому как убегать быстро, сам понимаешь, не могу, а совравши можно и по шее схлопотать. Так что, браток, я вот что тебе скажу: на паперти я не первый годок и знаю доподлинно, что вера без дел, она совсем-совсем мертвая. Это точно. Пока губернатор в Бога нашего Спасителя не уверовал – дела не шли у него. Улицы он не мостил, дерьмо из парадных не выгребал, зоопарк вместе с пони маленькой американцам продал, по Смольному хрен знает кто болтался. Без пропуска даже. Одним словом – веры не было и дел оттого не было. Но, как говорит наш архиерей, образованнейший, я те скажу, мужик, математиком раньше был, каждая душа в душе христианка. Ну что от того, что губернатор не веровал. Может, он на людях не веровал? А в тайне веровал? И потому не напоказ, а втайне дела делал? Может быть, даже ворочал разными делами. И напрасно говорят, что он человек ненадежный, что товарищей своих мог ни за что разтормозить, что, мол, шефа своего подсидел и его место занял. Главное, что теперь он, можно сказать, видоизменился к нашей матери-церкви и прилабунился на заходе дней своих к правильной вере.
Тут вот, чудак один нерусский по телевизору стебся, мол, у вашего у головы рот всегда открыт: то ли от глупости, то ли от удивления. Дурак. Мне еще Агафангел в зоне сказывал, что не то человека пакостит, что в рот попадает, хоть муха навозная, а то его пакостит, что из его рта наружу выходит. Конечно, наш‑то в университете не кончал юриспруденцию, но зато когда рядом с митрополитом стоит и в свой черед речь говорит, то всегда так складно, так крепко, что сразу видишь: не трибун – хозяйственник, «коммерс» по-ихнему. И митрополит его полюбил. Очень. А митрополит любого любить не будет. Значит, губернатор и как голова, и как коммерс достоин митрополичьей любви. Ты не смотри, что я на костыльках скачу. Я ни одной службы архиерейской не пропускаю, и, когда губернатор митрополиту прислуживает, тьфу, не прислуживает, а как это… ну… это самое… присутствует, в общем, я внимательно эту картину наблюдаю и впитываю.»
Тут Нехристь сплюнул на тротуар, тяжело оперся на костыли, потоптался на одной своей ноге, обутой в серый ботинок и грубо выругался: «Ленвест» гребаный, всю ногу стер. Ты, браток, когда свои кроссовки сносишь, обе в пухто не кидай. Только левую. Правую я заберу. Ну так вот. Когда губернатору нашему 65 стукнуло, я его на Крюковом видел. В Никольском соборе. Живого. Вот как тебя. Гадом буду, не вру. Менты всех бомжей с паперти поперли, а меня, видя мою медаль «За отвагу», оставили. Так наш-то, голова-то, мимо меня прошел. Высокий такой мужчина. Пахнет от него этой… как его… ну типа мяты, что мужики побогаче в парилке на каменку подбрасывают. Вкусно так. И тогда сам митрополит его поисповедал и причастил.
Я бы, конечно, губернатора и так причащал, без исповеди. Ему ведь нельзя исповедоваться, человек он государственный, грехи у него, какие есть, тоже государственные, и митрополиту знать незачем. А простому какому попу и подавно незачем. Лишнее искушение. Прости, Господи. Ну, что было, то было, врать не буду. Исповедался наш сердешный. Не закрывая рта.
А что потом было? Догадался? Правильно, обед потом был совместительный. Откуда знаю? От верблюда. Ритка, соседка моя, посудомойкой работает в лавре. Понял, журналист хренов? Бегаешь, вынюхиваешь. А мне хромому и бегать не нужно. Ритка все знает. Где что лежит, кто чего в епархии сказал, все безудержно знает и вечером на кухне рассказывает. У нас ведь на Загородном одни православные собрались. Ни тебе евреев, ни тебе азеров. Квартирка в сто пятьдесят квадратов. Все перемерли, четыре съемщика осталось. Живем как белые люди. И все – прикинь, браток, какое совпадение, – все при церкви. Ритка – посудомойка епархиальная. Ее бывший мужик Колька к суздальцам подался – в морге отцу Григорию собит жмуриков отпевать. Сереженьку-студента от иголочки да колесиков на Каневце отчитывали, сейчас стихи божественные сочиняет. Про меня сам знаешь, я от храма ни ногой. Воцерковлен на все сто. Всегда рядом. Так что мы вечером ка-ак соберемся на кухне! Ритка нам кагорчику по стакашке ка-ак нальет! Все душевно. Сидим, Ритку слушаем. А Ритка и рассказывает, что после исповеди поехал губернатор вместе с митрополитом в Александро-Невскую лавру, где митрополита священным архимандритом называют… Кстати, браток, а отчего это архимандриты бывают, а мандриты не бывают? Не знаешь? Ну и дурак раз не знаешь. А я знаю. В Москву ездил когда к Матронушке собирать, то по радио по московскому слышал, как диктор объяснял, что в Греции в старину были мандриты, а в России никогда мандритов не было. Почему так не запомнил, а фамилию диктора запомнил. Диктор Кырлежев. Толково так объяснял, но шибко быстро говорил. Не ухватишь слету. В Москве вообще все очень спешно языком ворочают, но зато хлебосольные. Нашей чухне учиться и учиться у москвичей. Вот стоит только к кому зайти, считай – абзац! Трезвого не выпустят. Молодцы ребята.
Ну, значит, после исповеди поехал губернатор вместе с митрополитом в Александро-Невскую лавру, где митрополита священным архимандритом называют. Приехали и сразу вниз спускаются в трапезную, что под Троицким собором. Никто и не знает, что там трапезная под собором. А Ритка знает. И как не знать, если она там посуду каждый день моет.
Вот приходят они в трапезную, «очи всех» прочитали и садятся. Митрополит по центру. Губернатор тоже по центру, но чуть как бы все-таки не по центру, а правее. Слева от митрополита – отец эконом. И дальше по овалу все остальные – и церковные, и губернаторские. Первый тост митрополит произносит. Повернулся так бочком к губернатору, рюмку держит в левой руке, мизинчик чуть-чуть оттопырил. Чуть-чуть. Ни больше, ни меньше. Как у приличных людей принято. В правой руке салфетка вышитая с ангелами. Умилительная такая салфетка. Митрополит долгое время за границей проживал. Умеет себя держать и в сервировке разбирается лучше всех в церкви нашей. И говорит митрополит следующее: «Уважаемый брат наш губернатор, вот вы молоды и не знаете, как тяжело жилось нам в иные годы, когда были преследования жестокие и духовенству порой и покушать было нечего. А теперь, благодаря перестройке и гласности, благодаря молодым реформаторам кушать есть. В том смысле, что есть что покушать. И нам грешным и всем тем, кого мы с вами, господин губернатор, опекаем, я имею в виду население. Мы ведь две власти здесь, а третьей не дано Христом. Власть духовная и власть ваша. Наша и ваша. Позвольте поднять этот бокал за ваш юбилей, за процветание нашей с вами родины, чтобы, как говорится, родина богатела, и было больше зажиточных людей, возле которых и мы, грешные, согреваемся и имеем силы исцелять недуги духовные посредством, образно говоря, духовных таблеток, через молитву о них».
Тут губернатор встает с ответным тостом. «Я, говорит, Ваше Высокопреосвященство, признателен и благодарю, и даже тронут. Еще девять месяцев назад я не подозревал о загробной жизни и идеалах христианства, которые мне дороги после поездки в Святую землю на экономическую конференцию в Хайфе. Потому что, возвращаясь со Святой земли к своим прямым обязанностям, я столкнулся со стихией. Наших летчиков не предупредили о штормовом предупреждении со стороны Балтийского моря и вместо Пулково‑2, нам пришлось садиться в Пулково‑1 при условиях невидимости. Не буду рассказывать, в каком виде мы сели, но сели и сразу же помчались в Смольный к обязанностям. На город Святого Петра шел ураган. Расслабляться было нельзя. Я думал об избирателях. Молнии превосходили все ожидания синоптиков. На Синопскую набережную выплескивалась могучая река Нева. Не скрою: я не испугался. Но мне стало грустно и непонятно. Почему при старом губернаторе не было урагана, а при мне случился? Это кара или это знак? Я надеялся, что коммунальные службы, конечно, справятся, но боялся, что не устоят перед стихией и нанесут урон. И тогда я позвонил вам, уважаемый владыка. И вы знаете, владыка, что вы мне сказали? Вы, владыка, сказали, что это знак. И знак положительный. Вы утешили и объяснили силы природы, и объяснили, что молитва и горы двигает. Я, правда, еще не пробовал, шучу, конечно, но гроза миновала, и синоптики сказали, что ураган всей своей мощью обрушился не на город Святого Петра, а на Хельсинки, нанеся там катастрофические последствия. И тогда я понял, что Бог есть. Этот бокал я пью за Бога. И за всех присутствующих, чтобы жилось.»
Вот такие слова сказал губернатору митрополит, и такие слова сказал губернатор митрополиту. Господь, Он всех по-разному призывает…»
Нехристь раскрыл на растяжку рот, почесал большим и указательным пальцами уголки белесых губ, поправил мотню, посмотрел мне в глаза, затем перевел взгляд на кроссовки, подумал о чем-то своем и как-то холодно и отстранено произнес: шел бы ты, браток, с паперти. Собирать мешаешь разговорами своими.
Православная провинция. Белгород
Опубликовано: НГ-Религии (приложение к Независимой газете), 30 мая 2001
«Что касается свободы совести, то Белгород находится в катастрофическом положении. Несколько лет назад меня как русского изгнали из Таджикистана, теперь как протестанта гонят из России. Белгород – источник религиозного тоталитаризма, который может распространиться по всей России. Если понадобится, верующие готовы выйти на митинги протеста». Эти слова принадлежат Андрею Кузнецову, пастору пятидесятнической церкви «Слово истины», с которым мы беседовали 15 мая 2001 года в здании Управления юстиции города Белгорода.
Открытое для прессы заседание коллегии Управления юстиции Владимир Карнаухов, начальник управления, посвятил рассмотрению соблюдения федерального Закона о свободе совести и религиозных объединениях и областного Закона о миссионерской деятельности на территории белгородской области. В этот день «силовикам» – Управлению юстиции и ФСБ по белгородской области – с трудом удалось переломить ситуацию и предотвратить серьезный межконфессиональный конфликт, спровоцированный особенностями религиозной политики Администрации белгородской области.
Белогорье. Население – миллион с небольшим. На 200 православных приходов РПЦ МП – сорок протестантских общин, около пяти альтернативных православных, одна католическая, одна староверческая, одна кришнаитская. Мусульман нет, «тоталитарных» сект нет. Такой конфессиональный расклад предполагает законное историческое доминирование традиционного православия при мирном сосуществовании с протестантами. Поначалу так и было. Протестанты неспешно открывали новые церкви, численностью редко превышающей 40–50 человек, а православные, окормляемые архиепископом Иоанном Поповым, энергично отстраивали епархию. За пять лет построили 30 железобетонных храмов. Местные жители называют Белогорье православным царством, где симфония церкви и государства, к которой в интервью «Советской России» (20.06.1996) призывал епископ Иоанн, уже реализована[9].
Сорокалетний длинноволосый епископ энергичен, обаятелен и предприимчив. Возглавляет Миссионерский отдел РПЦ МП, любит называть себя «церковным министром» и рассуждать о геополитике. В богато убранном кабинете епархиального управления – хорошие книги и фотографии владельца кабинета. На видном месте снимок с Президентом. Дружен с главой администрации Е. С. Савченко. Наладил производство типовых блочных храмов, реставрировал все сохранившиеся, открыл семинарию с миссионерским уклоном. Желанный гость на всех официальных мероприятиях. Местные СМИ заполнены фотографиями владыки, его интервью и цитатами. На тот факт, что местный официоз «Белгородские известия», на который ориентируются все местные издания, учрежден совместно Администрацией области и Белгородской епархией, обратил мое внимание начальник Управления ФСБ по Белгородской области Виктор Гребенюк. Жалобы католиков и протестантов на «перекрытый доступ в СМИ» получили объяснение.
В конце 2000 года глава администрации Евгений Савченко внес в областную Думу проект Закона о миссионерской деятельности. Член экспертного совета Аппарата уполномоченного по правам человека Анатолий Пчелинцев сказал автору статьи, что закон противоречит трем статьям Конституции РФ: 14-ой, 28-ой, 71-ой. В феврале 2001 года закон, запрещающий не только непосредственную, но даже «косвенную» проповедь и налагающий на нарушителей штрафы до 100 «мрот», был принят практически единогласно. Против губернаторской инициативы осмелились проголосовать два-три депутата.
Во время встречи с епископом Иоанном пришлось задать прямой вопрос: почему именно глава администрации внес на рассмотрение областной Думы вопрос, затрагивающий сферу религиозной политики? Ответ обезоруживал своей простотой: глава имеет право законодательной инициативы. Но позвольте, настаивали мы, этим правом обладает и областное правительство, и депутаты, однако именно Савченко создал закон, используя который, чиновники фактически наложили на протестантов запрет на проповедь. Ответа не последовало.
Формально архиепископ Иоанн не имеет никакого отношения к созданию закона о миссионерах, принятие которого назвать иначе как грубой политической ошибкой нельзя. Церковь отделена от государства. Закон принимала не епархия, а областная Дума. Тем интереснее его мнение как стороннего наблюдателя о смысле этого закона.
Архиепископ Иоанн выразил удивление, что протестанты понимают принятие закона как ущемление их прав. Он считает, что закон направлен лишь против «тоталитарных» сект, таких как Белое братство, интегральная йога, трансцендентальная медитация, которые параллельно наркотрафику движутся «по коридору» из Харькова в Белгород. Приграничное положение Белгорода епископ считает специфическим фактором, который требует пристального внимания по отношению к проповеднической и миссионерской деятельности. Возьмите Украину, говорит епископ, ведь она в результате католического прозелитизма вскоре может расколоться на западную и восточную, на католическую и православную. Возьмите Китай. Его расшатывают с одной стороны католические миссионеры, а с другой стороны – тибетские буддисты. Если в результате этого расшатывания рухнет централизованная власть, то китайцы хлынут в Россию…
Мы не могли более подробно расспрашивать архиепископа Иоанна о его геополитических концепциях, но и так было понятно, что он исходит только из государственных интересов и потому поддерживает создание закона, ограничивающего миссионерскую деятельность. «Я не против протестантов. Адвентисты построили дом в Белгороде, на Архиерейской улице. Я же молчу. А что жалуются на меня, так это оттого, что я из адвентистской семинарии в Заокске перевел в православие десять студентов, одного магистра и трех преподавателей». По словам архиепископа Иоанна, Виктор Королев, начальник отдела регистрации религиозных объединений Минюста РФ при встрече упрекнул епископа «за этот закон», не понимая, что «закон играет охранительную роль для государства».
Архиепископ Иоанн был заранее предупрежден Карнауховым о запланированной коллегии, но проявил беспечность: не счел необходимым посылать туда представителя епархии, а сам улетел в Москву выступать на Съезде православной молодежи. Поэтому ни повлиять на ход дискуссии, ни услышать критику в адрес РПЦ он не мог. А критика была жесткой и свидетельствовала о том, что общины, испытавшие на себе плотное давление Закона о миссионерской деятельности, находятся в той стадии, когда от жалоб в Администрацию президента, которые и вынудили Управление юстиции всерьез вникнуть в сложившуюся религиозно-политическую ситуацию, недалеко до публичных протестных акций.
Пастор Александр Ребрилов, баптист: «Каждый христианин обязан свидетельствовать, а нас ставят вне закона. Мне жаль, что представители РПЦ не присутствуют на этой встрече».
Пастор Павел Дмитренко, адвентист: «Мы законопослушны. Мы молимся за единство России. На радио в православных программах говорят, что наша вера провоцирует самоубийство. Это ложь!»».
Пастор Владимир Рыбант, пятидесятник: «Православных мало. Храмы стоят пустые. Нам запретили на Пасху раздавать бесплатные Библии, а на православной студенческой Пасхе в университете бесплатно разливали пиво. Нас называют сектой. Мы требуем реабилитации. Если одну церковь все хвалят, а другие ругают, то, значит, нет демократического выбора веры».
Пастор Александр Кожока, адвентист: «Мне не нужно благословение Иоанна, чтобы спасать людей! Мне нужно благословение Божие!».
Владимир Карнаухов был в сильном напряжении. Перед коллегией он провел 30 проверок по соблюдению религиозными организациями уставной деятельности, причем многие из них лично. Если шестидесятилетний чиновник, занимающий генеральскую должность, лично ездит по религиозным общинам, если он уведомляет ФСБ о сложившейся ситуации и приглашает ее сотрудников на коллегию, если он громогласно заявляет, что «у нас нет сомнений в преданности родине присутствующих здесь церквей», то это означает, что Закон о миссионерской деятельности явился политической ошибкой, которая привела потенциально спокойный регион к той черте, за которой начинаются религиозные войны.
Когда специалиста администрации по связям с религиозными организациями Алексея Глущенко спросили, зачем нужно было передавать крошечную католическую часовню в собственность православной епархии и тем самым закладывать на много лет вперед конфликт между белгородцами католического и православного исповеданий, представитель главы администрации, сказал, что это «СМИ разжигают конфликты». Весь день работы коллегии Глущенко, несущий прямую ответственность за происходящее, молча наблюдал, как Владимир Карнаухов распутывает сложнейшую ситуацию. Подобное поведение можно объяснить лишь крайне низким уровнем профессионализма.
Карнаухову активно помогал лишь заместитель начальника Департамента укрепления безопасности и правопорядка (которого тоже можно отнести к «силовикам») Григорий Довженко. Он говорил о том, что недопустимо «перегибать палку» и делить верующих на «чистых и нечистых». Довженко и Карнаухов обещали, что до рассмотрения этого закона Конституционным судом или вовсе его отменой областной Думой, он практически не будет применяться. Главенство федерального закона восторжествовало.
Представители ФСБ также присутствовали на коллегии, но, как им и положено, в дискуссию не вступали. Потому к начальнику Управления ФСБ по Белгородской области я отправился назавтра.
Поделиться книгой: