Помоги проекту - поделись книгой:
7.2. Общественное движение
Кризис самодержавия, массовые крестьянские выступления побуждали представителей радикального направления общественного движения к поиску более эффективных форм борьбы за демократизацию общества. Типичной фигурой революционера 60–70-х гг. становится интеллигент-разночинец – образованный выходец из демократических сословий (мещан, купечества, крестьян), а также мелкого чиновничества и обедневшего дворянства.
Признанными лидерами революционеров-демократов 60-х гг. были ведущие публицисты журнала «Современник» Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов. Огромную популярность в России снискали издаваемые за рубежом А. И. Герценом и Н. П. Огаревым газета «Колокол» и альманах «Полярная звезда».
Демократическая интеллигенция все больше проникалась сочувствием к идеям радикальных перемен в России, и потому именно к ней были обращены три выпуска политического журнала «Великорусс» (июнь – октябрь 1861), в которых критиковалась реформа 1861 г. и говорилось о необходимости общественных преобразований, в частности, уничтожения сословий, введения конституции, суда присяжных и др.
Среди распространявшейся в 1862 г. радикальной литературы наибольший отклик вызвала прокламация «Молодая Россия». Ее автор, московский студент П. Г. Заичневский, призывал к установлению демократической республики, всеобщего избирательного права, проведения национализации земли и т. п. Выпуск этой и других прокламаций – «К крестьянам», «К солдатам», «К молодому поколению» – был ярким отражением той обстановки революционного возбуждения, которым была охвачена демократическая молодежь 60-х гг. Большинство революционных деятелей были убеждены в близости масштабного крестьянского восстания, которое они планировали возглавить и превратить в революцию. Предполагалось, что открытое выступление может произойти в 1863 г., когда истекал срок подписания уставных грамот.
Все это создало почву для объединения конспиративных кружков и групп в конце 1861 г. в федеративный союз «Земля и воля». Его программным документом стала опубликованная в «Колоколе» 1 июля 1861 г. статья Н. П. Огарева «Что нужно народу?»
После подавления польского восстания 1863 г. русское правительство перешло в наступление на радикальное движение. «Земля и воля», не раскрытая полицией, самораспустилась. Однако жажда борьбы за народную свободу не покидала молодых радикалов, и в середине 60-х – начале 70-х гг. образуются революционные кружки студентов в Москве, Петербурге и других университетских городах.
Наиболее значительным из них был кружок Николая Ишутина в Москве. В основном ишутинцы, по примеру героев романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?», создавали производственно-бытовые артели, организации социального характера – переплетные и швейные мастерские, общества взаимного вспомоществования для бедных студентов и т. п. Однако часть «ишутинцев» склонялась к ведению активных революционных действий. 4 апреля 1866 г. член кружка студент Д. Каракозов по своей инициативе стрелял в царя, но промахнулся и был схвачен. Суд приговорил его к смертной казни, а остальных участников организации к разным срокам каторги и ссылки. Покушение на царя послужило предлогом для перехода к политической реакции (были закрыты демократический журнал «Современник» и газета «Русское слово»), но революционный процесс в русском обществе остановить было уже невозможно.
В 1869 г. в Петербурге, а затем в Москве возникли нелегальные кружки под руководством вольнослушателя университета С. Г. Нечаева. Целью этих революционных групп было осуществление политического переворота. Подготовкой к нему, по мысли Нечаева, должна была заниматься скованная железной дисциплиной и единоначалием организация. Любое отступление от цели, пусть даже выраженное в сомнении по поводу методов подготовки переворота расценивалось как предательство. В соответствии с этой доктриной в конце 1869 г. по приказу Нечаева был убит московский студент И. Иванов. После раскрытия убийства полицией нечаевская организация была разгромлена, а в 1871 г. над «нечаевцами» устроен показательный процесс, широко освещавшийся в печати. Сам Нечаев, скрывшийся за границей, был в 1872 г. выдан швейцарскими властями русскому правительству как уголовный преступник, а «нечаевщиной» стали называть недопустимые методы революционной борьбы, дискредитирующие ее в глазах народа.
В начале 1870-х гг. возникает ряд кружков, отвергавших принципы «диктаторства», в которых главное место занимало самообразование, а также просвещение народа путем издания и распространения социалистической литературы. Самым заметным среди них был кружок «чайковцев» (по имени одного из руководителей – Н. В. Чайковского), в который входили С. Л. Перовская, А. И. Желябов, П. А. Кропоткин и др. В 1874 г. организация была раскрыта полицией и прекратила свое существование.
В идейном отношении народничество представляло собой систему взглядов об особом «самобытном» пути России к социалистическому переустройству общества, минуя капитализм. Исходные положения народнической идеологии были сформулированы еще на рубеже 40–50-х гг. XIX в. («русский социализм» А. И. Герцена) и основывались на слабом развитии капиталистических черт в экономике, а также на существовании крестьянской поземельной общины, являвшейся, по убеждению народников, готовой уравнительной, т. е. «социалистической», формой производства и потребления. Идея народников о социализме в России была утопичной, но она отражала реакцию передовой интеллигенции на несправедливости самодержавия по отношению к крестьянству.
Сам термин «народники» появился в середине 60-х гг. и обозначал поначалу всего лишь стремление к изучению народного быта и желание облегчить тяжелое положение крестьян, страдающих от малоземелья и непосильных налогов.
В целом доктрина народничества основывалась на убеждении, что радикальное решение социальных проблем – это путь революционной борьбы народных масс, прежде всего крестьянства, за установление справедливого общественного порядка. Но оценка степени готовности народа к социализму и представление о путях достижения цели в среде народников были различны, поэтому принято говорить о трех течениях в народничестве: бунтарском, пропагандистском и заговорщическом.
Идеологом «бунтарского» направления был Михаил Александрович Бакунин – выходец из тверских дворян. В молодости он был членом кружка Н. В. Станкевича и разделял взгляды «западников». В 40-е гг. жил за границей, принимал участие в революционных событиях в Германии и Австрии. Был сторонником анархизма, так как считал источником «зла» любую государственную власть, будь то монархия или республика. Любые «избранники народа», придя к власти, неизбежно становятся «над» народом, распоряжаются общественным капиталом и становятся господствующим сословием, утверждал Бакунин. Государству он противопоставлял народное самоуправление: федерацию производственных ассоциаций – сельских и рабочих общин с коллективной собственностью на орудия и средства производства. Революционеры, по его представлению, должны лишь стать «искрой, которая зажжет пламя всенародного бунта».
Тезис Бакунина о «социальной революции» разделял Петр Лаврович Лавров – идеолог «пропагандистов». Он был профессором Артиллерийской академии, в 50–60-х гг. сотрудничал в «Современнике» и другом леводемократическом журнале «Отечественные записки», был связан с ишутинцами и обществом «Земля и воля» 60-х гг. Он так же, как и Бакунин, считал крестьянскую общину «ячейкой социализма», но отвергал тезис о готовности крестьянства к революции. По его мнению, к революции не была готова и сама интеллигенция. Последняя, по мысли П. Л. Лаврова, является носителем общественных идей, ей принадлежит первенство в социальных преобразованиях. Своим образованием интеллигенция объективно обязана труду народа и должна отплатить служением ему.
Идеологом «заговорщической» тактики в русском народничестве выступал Петр Никитич Ткачев, публицист и литературный критик. В молодости за участие в студенческих волнениях он исключался из Петербургского университета, позднее проходил на процессе по делу Нечаева. Ткачев полагал, что революционный переворот в России должен быть осуществлен путем захвата власти группой революционеров-заговорщиков. Пропаганду и агитацию среди крестьян он считал малоэффективной из-за их «дикого невежества» и «рабских инстинктов». Главное, заявлял Ткачев, следует не «готовить» революцию, а уже в настоящий момент «делать» ее, а для этого нужна глубоко законспирированная и крепко сплоченная организация.
В противоположность Бакунину, Ткачев не отрицал активной роли государства в переустройстве общества и допускал, что после победы демократическая партия станет ядром правительства.
Взгляды Ткачева импонировали революционной молодежи, жаждущей активных действий и увлеченной романтикой тайного заговора.
Летом 1874 г. стихийно началась первая крупная акция революционного народничества – «хождение в народ». Толчком к нему послужил неурожай и голод в Среднем Поволжье в 1873–1874 гг. Сотни молодых людей, вдохновляемых идеей Бакунина поднять народ на «всеобщий бунт», начали «летучую пропаганду» в 37 губерниях империи, главным образом в Поволжье и на юге России. Поодиночке или небольшими группами они ходили по селам под видом мастеровых или торговых посредников, вели беседы с крестьянами, выступали на сходках, распространяли прокламации. Но первая волна «хождения в народ» не дала никакого результата: крестьяне с недоверием, а порой и враждебно, воспринимали пропаганду социалистических идей и призывы к бунту против царя, хотя разговоры об отмене податей, переделе земли поддерживали охотно. Не имея опыта конспирации, многие народники попадали в руки полиции. В 1875 и 1876 гг. «хождение в народ» продолжалось, но уже в иной форме. Молодые революционеры обучались кузнечному, столярному ремеслу, открывали в селах мастерские, устраивались земскими врачами, учителями, писарями, статистиками, пытаясь таким образом «внедриться в народ» и создать среди крестьянства «революционные ячейки». Часть народников вела пропаганду в Москве, Туле, Серпухове, Иванове среди рабочих, в которых видели тех же крестьян, но более развитых, и, следовательно, более восприимчивых к революционным идеям. «Вторая волна» народнической пропаганды ощутимых результатов также не принесла. Для крестьян народники оставались «чужаками», но для самих революционеров хождение в народ имело несомненную пользу, так как не оставило сомнений в том, что революцию «снизу» надо долго и основательно готовить.
Итогом «хождения в народ» стало создание в 1876 г. централизованной конспиративной организации «Земля и воля». Членами-учредителями ее были А. Д. Михайлов, Г. В. Плеханов, В. Н. Фигнер, С. М. Кравчинский и др. Ядро организации составляли 30 человек, остальные делились на группы по характеру деятельности: «деревенщики», «рабочая», «интеллигентская», «дезорганизаторская» группы; издавалась одноименная нелегальная газета «Земля и воля». Программной задачей революционеров была передача всей земли крестьянам с правом общинного пользования ею. Тактической задачей организация считала пропагандистскую и культурно-просветительскую работу среди крестьян, рабочих, ремесленников, студентов, военных, а также идейное воздействие на либеральную оппозицию.
Террор как средство революционной борьбы не рассматривался вообще. Единичные террористические акты, например, выстрел Веры Засулич в Петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова в 1878 г., использовались как способ дезорганизации правительства и средство привлечения общественного внимания к фактам жестоких действий властей (в случае В. Засулич – приказ Трепова о телесном наказании политзаключенного).
По мере разочарования в результатах пропагандистской работы землевольцы все чаще стали прибегать к дезорганизаторским действиям. Это можно считать важным изменением в идейных взглядах и тактике народников – теперь терроризм воспринимался ими как способ политической борьбы. Появились и конкретные политические требования: свобода слова, отмена паспортной системы, право контроля над властями. В террористических актах землевольцы видели первые признаки революции, считали, что убийство наиболее ненавистных деятелей царизма вызывает народные симпатии к борьбе революционеров и возбуждает стремление к политическому освобождению.
В начале 1879 г. землевольцы приняли решение временно свернуть работу в деревне. Сторонники политической борьбы и тактики террора образовали Исполнительный комитет, члены которого считали, что главная задача революционеров – цареубийство.
2 апреля 1879 г. член исполкома А. К. Соловьев совершил неудачное покушение на Александра II на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге, был схвачен и по приговору суда повешен. Прокатилась волна арестов, вызвавшая внутри «Земли и воли» острые разногласия о приемлемости тактики террора и целесообразности политической борьбы вообще. Для разрешения спорных вопросов в июне 1879 г. в Воронеже был созван съезд «Земли и воли». На съезде развернулась полемика между А. И. Желябовым, сторонником террора, и Г. В. Плехановым, видевшим главную задачу в активизации пропаганды в деревне и среди рабочих.
На следующем съезде в Петербурге в августе 1879 г. каждая из спорящих сторон, признав несовместимость своих принципов с взглядами оппонентов, образовали две новые организации: «Народную волю», куда вошло большинство членов «Земли и воли» и «Черный передел», сохранивший программные установки прежней организации.
7.3. Социально-экономическое развитие пореформенной России
Россия второй половины XIX в. была самой крупной по территории и населению среди развитых стран мира. Ее площадь составляла более 18 млн. кв. км., но из них три четверти были слабо освоены. По данным первой общероссийской переписи 1897 г. население страны превышало 125 млн. человек. Прирост населения в пореформенные десятилетия происходил главным образом за счет высокой рождаемости; девять десятых всей численности населения было сосредоточено в европейской части России. Соотношение сословий было прежним: крестьянство составляло примерно 77 процентов населения, мещане 10 процентов, дворяне – 1,5 процента, купцы и духовенство – по 0,5 процента.
Одним из социальных сдвигов стала урбанизация страны. Доля горожан в населении России с 1863 г. по 1890 г. выросла на 5 процентов. По роду занятий население разделялось на сельскохозяйственное (97 млн. человек), торгово-промышленное (21,7 млн.) и так называемое «непроизводительное» (6,9 млн. человек). Сословные различия сохранялись вплоть до 1917 г. Главным привилегированным сословием оставалось дворянство. Оно по закону имело преимущества перед другими сословиями при занятии гражданских и военных должностей. Все государственные посты на рубеже XIX-XX вв. занимали дворяне, они же составляли более 70 процентов чиновников и 90 процентов офицеров армии и флота. В условиях развивающегося капитализма дворянство все больше втягивалось в сферу предпринимательства не только в сельском хозяйстве, но и в промышленности, в железнодорожном и банковском деле.
Новым важным социальным явлением в России пореформенного периода стало формирование промышленного пролетариата и буржуазии. Во второй половине XIX в. складывается слой потомственных рабочих, не имющих связи с землей и живущих в крупных промышленных городах. Наряду с этим вплоть до начала XX в. обычным был уход рабочих с фабрик на летние сельскохозяйственные работы в деревню, где оставались их семьи. «Отход» крестьян на срок от одного года до трех лет в города на заработки увеличивался с каждым годом. Миллионы крестьян нанимались на краткосрочные сезонные работы. В этот процесс постепенно вовлекались женщины.
Параллельно с формированием пролетариата шел рост промышленной буржуазии. Ее составляли в основном выходцы из среды мелких товаропроизводителей, заводившие свое торговое дело или занимавшиеся ростовщичеством. Социальной базой промышленной буржуазии служили купечество, отчасти мещанство, но преимущественно – разбогатевшее крестьянство.
Развитие капитализма в России протекало, по существу, в условиях старой политической системы при сохранении самодержавия и сословного деления, что обусловливало противоречивость происходивших во второй половине XIX в. социально-экономических процессов.
Россия вступила на капиталистический путь позднее других европейских стран и проходила его форсированным темпом, используя технические достижения Европы и инвестиции иностранного капитала. Этот процесс в такой огромной стране, как Россия, объективно не мог протекать равномерно, хотя бы уже в силу хозяйственного, этнического и культурного разнообразия регионов. К этому надо добавить многоукладность экономики – существование наряду с капиталистическим мелкотоварного и патриархального производства и, конечно же, политические и сословные пережитки.
Свою роль играла и такая особенность России, как активное вмешательство государства в сферу экономики. Государство являлось собственником казенных предприятий, банков, железных дорог, что давало ему в руки рычаги давления на молодую буржуазию. Общественно-политический авторитет нового класса был невелик, и буржуазия в пореформенное время не являлась заметной общественной силой.
Развитие российского капитализма во второй половине XIX в. в целом обернулось для народных масс ухудшением условий жизни, новыми экономическими тяготами. Следствием этого стали общий упадок культуры, повышенная восприимчивость масс к революционной пропаганде, рост стихийных выступлений против капиталистической эксплуатации.
Отмена крепостного права, создав условия для расширения рынка свободной рабочей силы и накопления капиталов, явилась мощным стимулом развития российской промышленности. К началу 80-х гг. в России завершился промышленный переворот, начавшийся еще в 30-е гг. XIX в. Выросли новые отрасли промышленности – угольная, нефтедобывающая, химическая, машиностроение. Крупными промышленными центрами стали Донбасс, Баку, Харьков, Екатеринослав, Нарва, Лодзь и др.
С середины 90-х гг. начался бурный процесс индустриального развития России. Это означало, что, во-первых, промышленность становилась ведущей отраслью экономики; во-вторых, шел преимущественный рост тяжелой индустрии (производства средств производства). Невероятно быстрый темп промышленного роста во многом был обусловлен использованием иностранных капиталовложений, применением европейского опыта технического перевооружения.
Крупнейшую роль в развитии российской промышленности играло государство. С помощью государственных средств регулировался курс ценных бумаг, предоставлялись субсидии и заказы предприятиям, контролировался рынок сырья и обеспечивался сбыт продукции.
Развитие промышленности шло по пути укрупнения предприятий, поэтому Россия отличалась наиболее высоким уровнем концентрации производства и рабочей силы. Этот фактор сыграл свою роль в годы революционного подъема на рубеже XIX-XX вв.
Важным показателем капиталистического развития было создание кредитной системы. Кроме государственных, появилась сеть частных акционерных банков – в Петербурге, Москве, Киеве, Харькове.
В развитии кредитной системы значительную роль играл иностранный финансовый капитал, особенно с 80-х гг. XIX в. Инвестиции направлялись также в промышленность, транспорт, средства связи. Французские и бельгийские капиталовложения оказывали влияние на развитие машиностроения, металлообработки, банковского дела; английский капитал вкладывался в угольную промышленность и металлургию Юга, германский – в машиностроение, электротехническую и химическую отрасли, в коммунальное хозяйство городов. Высокие прибыли были обеспечены выгодным рынком сбыта, дешевизной рабочей силы и сырья. Вмести с тем иностранный капитал хотя и способствовал индустриализации страны, но не являлся определяющим фактором промышленного развития дореволюционной России.
В то же время пореформенная Россия оставалась аграрной страной, и потому по-прежнему главнейшими вопросами социально-экономической и политической жизни были землевладение и землепользование. Существовали три основные формы землевладения. Во-первых надельная крестьянская собственность (139 млн. десятин от общего земельного фонда в 280 млн.); во-вторых, частные, в основном дворянские землевладения, а также земли принадлежавшие церкви, купцам, мещанам и зажиточным крестьянам; и, в третьих, земли казенного и удельного ведомств.
Крестьянская реформа 1861 г. не затронула сельскую общину. Надельная земля по-прежнему отводилась всей общине, а затем уже – в соответствии с числом ревизских душ – каждому двору. До завершения выкупной операции наделы не считались полной собственностью крестьян: ими можно было пользоваться, сдавать в аренду, даже передавать по наследству, но нельзя было продавать. Крестьянин к тому же не мог отказаться от надела, доход от которого в нечерноземных районах иногда был меньше, чем платежи за него. Для поземельной общины было характерно периодическое перераспределение пахотной земли, а пастбища и сенокосы всегда оставались в общем пользовании. До реформы такие переделы приурочивались к очередной ревизии, так как наделение землей проводилось по числу «ревизских» (тягловых) душ мужского пола. В пореформенную эпоху обычным делом стало перераспределение земли раз в 10–15 лет, а во многих нечерноземных губерниях оно вообще не проводилось, так как противоречило реальным хозяйственным интересам. Участки земли во время общего передела делились по качеству и местоположению, в результате создавалась многополосность и чересполосность т. е. крестьянский надел состоял из нескольких десятков узких и длинных полос, расположенных в разных местах. Это создавало объективные трудности для применения передовой агротехники и механизации земледелия.
Сохранение надельного землепользования в прежнем виде приводило к росту крестьянского малоземелья, так как в результате естественного прироста населения размеры наделов в расчете на душу мужского пола сократились почти вдвое. В деревне создавалось так называемое «аграрное перенаселение». Сотни тысяч выделившихся из патриархальной семьи дворов вообще не имели наделов. Безнадельные крестьяне нанимались в помещичьи и кулацкие хозяйства, уходили в город на заводы и фабрики, занимались кустарными промыслами и мелкой торговлей, переселялись на свободные земли на окраины России – но острота «аграрного вопроса» к концу XIX в. нисколько не уменьшилась. Переделы земли постепенно теряли свой первоначальный уравнительный характер, так как в деревне активно шел процесс социального расслоения крестьян.
Сельская буржуазия составляла около 5 процентов всего крестьянского населения. Она постепенно формировалась из слоя «капиталистых» крестьян, еще до реформы занимавшихся торговлей, скупкой товаров, ростовщичеством. Эта верхушка зажиточного крестьянства вела предпринимательское, капиталистическое хозяйство, эксплуатируя труд наемных работников (батраков). Такие кулацкие хозяйства были нацелены на производство товаров для рыночного сбыта и получения чистой прибыли; поэтому они старались повысить количество и качество производимой продукции, чтобы выдержать конкуренцию, в том числе на внешнем рынке. В среднем на кулацкий двор приходилось более 45 десятин земли – надельной, арендованной, купленной. Именно сельские предприниматели применяли передовую агротехнику: улучшенные севообороты, очистку семян, использование удобрений и т. п. Поэтому урожаи в кулацких хозяйствах были в полтора-два раза выше, чем в остальных. Кулаки выставляли на продажу до половины выращенного урожая, тогда как середняцкие и бедняцкие дворы могли продать только пятую часть своей продукции.
Хозяйства, относившиеся к категории середняцких, имели в землепользовании от 15 до 30 десятин пахотной земли.
Бедняцкими считались те хозяйства, которые не могли получить доходов с надела, так как его размеры (до 8 десятин) едва позволяли прокормить семью. При этом около 3 млн. крестьянских дворов имели наделы меньше 5 десятин, были безлошадными или однолошадными.
Часть обедневших крестьян становилась «сельскими пролетариями», поскольку способом их существования была работа по найму у кулаков; часть вообще «раскрестьянивалась» и продавала свою рабочую силу в городе.
Таким образом, главными причинами обнищания крестьян в центральных губерниях России выступали малоземелье, непосильные подати и кабальная эксплуатация временнообязанных. Кроме выкупных платежей, крестьяне должны были платить подушную подать, вносить земские и мирские сборы на содержание местной администрации, выполнять натуральные повинности (поставка подвод, ремонт дорог, строительство мостов и т. п.). В 1887 г. подушная подать была отменена, но при этом увеличились сборы и косвенные налоги (на воду, сахар, табак, керосин). Накапливались недоимки, за которые у бедняков распродавались скот и домашняя утварь. Для уплаты налогов крестьяне вынуждены были идти в наем к кулакам или искать работу в городах.
С начала 60-х гг. расширялась практика сдачи земли в аренду. Различалась аренда «из нужды» и предпринимательская.
Миллионы бедняцких хозяйств были вынуждены арендовать небольшие участки земли в дополнение к основному наделу, чтобы прокормиться и уплатить налоги. Такую аренду можно назвать крепостнической: платой за нее была доля урожая или отработки на земле помещика.
Второй вид аренды был капиталистическим, и оплата за нее производилась деньгами.
По мере развития капитализма в деревне предпринимательская аренда со стороны зажиточных крестьянских хозяйств все больше расширялась. К концу XIX в. кулаки арендовали до 90 процентов бедняцких наделов. Все большее значение в «крепких» хозяйствах приобретала «купчая» земля, т. е. купленная в собственность. Продавцами ее были помещики.
В 1882 г. был учрежден Крестьянский банк, предоставлявший кредиты на покупку земли. Аренда и покупка в десятки раз усиливали неравномерность распределения земли среди крестьянского населения. Например, около 3 тыс. крестьян имели в частной собственности по 5000 десятин и более, и это сближало их, сельских капиталистов, с помещиками. Таким образом, крестьянское надельное землевладение и действительное землепользование в пореформенной России далеко не соответствовали друг другу.
Часть земель помещики сдавали крестьянам на условиях обработки своей земли. Система отработок была широко распространена в первые два пореформенных «переходных» десятилетия.
Внешне отработки ничем не отличались от барщины, но сущность их была другая – лично свободный крестьянин вступал в договорные отношения с владельцем земли (спрос порождал предложение). Помещик мог диктовать крестьянину любые условия, так как у последнего не было выбора. Поэтому отработочная система носила кабальный характер, являлась пережитком крепостничества и тормозила развитие капиталистических отношений в сельском хозяйстве. Отработки были следствием малоземелья крестьян.
Отработочная система ведения помещичьего хозяйства в основном процветала в центральной черноземной полосе России – там, где отрезки от крестьянских наделов были наиболее значительными. «Отрезки» от прежних наделов были необходимы крестьянам, и помещики вовсю пользовались этим обстоятельством: ведь отрезаны были лучшие по качеству и наиболее удобно расположенные земли. Отработочная система не стимулировала развитие агротехники и применение машин, поэтому ее неизбежным следствием являлись низкая урожайность и падение доходности помещичьих хозяйств. Стремление поправить дела приводило помещика к применению труда вольнонаемных рабочих.
К середине 80-х гг. XIX в. в целом по стране капиталистическая система ведения помещичьего хозяйства уже преобладала над отработочной. Многие помещики имели огромные «экономии» – хозяйства, основанные на наемном труде (имения Бобринских на Украине, имения Юсуповых в центральной России и др.). Классическим примером стало «образцовое хозяйство» ученого-химика, агронома помещика А. Н. Энгельгардта в селе Батищево на Смоленщине.
Далеко не все помещики, даже если хотели, могли перестроить свое хозяйство на капиталистической основе – необходимы были знания, опыт и крупные капиталовложения. Поэтому многие закладывали и перезакладывали свои имения. Часть мелкопоместного дворянства разорялась и ликвидировала хозяйство, не сумев приспособиться к новым условиям капиталистического рынка.
Основной чертой пореформенного хозяйства было развитие торгового земледелия (товаром являлась и сельскохозяйственная продукция, и земля, и рабочая сила). Углублялась специализация сельскохозяйственных районов – на производстве для продажи зерна, льна, мяса, молока, винограда, сахарной свеклы и т. д.
Стимулировали рост товарного земледелия развитие внутреннего и внешнего рынков, а также интенсивное строительство железных дорог, связавших земледельческие регионы с промышленными центрами и морскими портами. Проведение железных дорог на южные и восточные окраины европейской России в 90-е гг. способствовало перемещению туда главных очагов зернового производства. На юге России возникли латифундии, включавшие в себя тысячи десятин пахотных земель. В них применялся наемный труд и широко использовалась сельскохозяйственная техника: сеялки, сенокосилки, сноповязалки, жнейки, паровые молотилки т. д. Заграничные и заводские модели сельскохозяйственных машин могли покупать только хозяйства капиталистического типа.
В конце XIX в. Россия занимала первое место в мире по общему объему сельскохозяйственного производства. Но рост происходил в основном за счет расширения посевных площадей т. е. носил экстенсивный характер.
В России второй половины XIX в. соперничали два типа аграрного капитализма: так называемые «прусский» и «американский» пути. В первом случае преобладали помещичьи «экономии», во втором – крестьянские фермерские хозяйства.
Базой крестьянского предпринимательства были Новороссия, Сибирь, Заволжье – окраины, не знавшие крепостного права. В центральных губерниях становлению крестьянских хозяйств мешали малоземелье, общинные устои, а также паспортная система, ограничивавшая передвижение крестьян.
Обострение аграрного вопроса в конце XIX – начале XX вв. показало, что возможности для развития землевладения и землепользования в рамках сохраняющейся политической системы исчерпывают себя, что в деревне складывается революционная ситуация.
7.4. Охранительное самодержавие Александра III (1881–1894)
На рубеже 70–80-х гг. в результате противоречий пореформенного развития России в стране возникла кризисная обстановка.
Прямым следствием реформы 1861 г. было резкое ухудшение экономического положения крестьянства. Малоземелье, необходимость аренды угодий за дополнительную плату, общинное землепользование и отсталая агротехника не могли обеспечить расширенное воспроизводство в земледелии. Катастрофически росли недоимки по выкупным платежам. Тяжелое положение крестьянства усугублялось разорительными последствиями русско-турецкой войны 1877–1878 гг., неурожаями и голодом в деревне.
Деревня была охвачена слухами о «черном переделе», крестьяне находились в состоянии напряженного ожидания перемен. Свои права на землю они отстаивали, противодействуя властям в размежевании крестьянских и помещичьих земель, посылая жалобы царю, отказываясь вносить в казну выкупные платежи.
Брожение в деревне, волна рабочих стачек в промышленных центрах, активизация террористической деятельности народовольцев обусловили кризис политики самодержавия: с одной стороны, проводились реформы и делались шаги к привлечению либеральной оппозиции на сторону правительства, с другой – применялись суровые репрессии по отношению к участникам революционного движения.
В феврале 1880 г. после покушения революционера из рабочих Степана Халтурина на императора Александра II была образована «Верховная распорядительная комиссия по охранению государственного порядка и общественного спокойствия», наделенная чрезвычайными полномочиями. Во главе комиссии был поставлен талантливый военачальник и умелый администратор граф М. Т. Лорис-Меликов. Вскоре он занял пост министра внутренних дел. Лорис-Меликов считал, что для восстановления общественного спокойствия одних репрессивных мер недостаточно. Он предлагал создать при Государственном совете комиссию из депутатов от земств и городского управления с правом совещательного голоса для разработки законопроектов. Этот план получил название «конституции Лорис-Меликова», он получил одобрение царя. Основной целью будущей конституционной реформы было создание рационального механизма принятия законов, расширение социальной базы царизма, стабилизация политической обстановки в стране.
Утром 1 марта 1881 г. Александр II одобрил текст официального сообщения о созыве Подготовительной комиссии с участием представителей земств. На 4 марта было назначено слушание этого вопроса на заседании Совета министров. Однако около 3 часов дня 1 марта взрывом бомбы народовольцев Александр II был убит.
После убийства царя возможность плавной конституционной реформы была исключена. В условиях преобладания в России консервативных настроений народовольцы объективно содействовали победе реакционных сил в правительстве.
2 марта 1881 г. на российский престол вступил Александр III. С детства его готовили к военной карьере, но после смерти старшего сына Александра II он стал наследником, и только после этого, в возрасте 20 лет, получил необходимое для деятельности на государственном поприще образование. Среди его учителей были известный экономист А. И. Чивилев, историк С. М. Соловьев, юрист К. П. Победоносцев.
Наибольшее влияние на Александра III оказывали К. П. Победоносцев, занимавший пост Обер-прокурора святейшего синода, и М. Н. Катков, талантливый публицист, редактор консервативно-охранительной газеты «Московские ведомости». В молодые годы оба идеолога принимали активное участие в подготовке либеральных реформ, но к началу 80-х гг. стали их убежденными противниками.
29 апреля 1881 г. был обнародован написанный К. П. Победоносцевым и М. Н. Катковым царский манифест «О незыблемости самодержавия», главным в котором было положение о необходимости охранять власть монарха «для блага народного» от всяких поползновений. После обнародования манифеста сторонники реформ министр внутренних дел М. Т. Лорис-Меликов, министр финансов А. А. Абаза, военный министр Д. А. Милютин были вынуждены подать в отставку.
Преемником Лорис-Меликова стал граф Н. П. Игнатьев, в прошлом дипломат. Он попытался найти компромисс между либеральными реформами и тенденцией к реакционному политическому курсу. Но идея «твердой власти» проявилась в изданных правительством 14 августа 1881 г. «Распоряжениях о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия», согласно которым любая местность могла быть объявлена на чрезвычайном положении. Местная администрация получила право закрывать «неблагонадежные» учебные заведения, промышленные предприятия или органы печати. Впоследствии «Распоряжения» возобновлялись каждые три года и действовали вплоть до 1917 г.
Ввиду напряженной обстановки в стране коронация Александра III была отложена почти на 2 года.
Отставка Н. П. Игнатьева и замена его открытым реакционером графом Д. А. Толстым знаменовала переход к политике «контрреформ». Реакционная концепция целого ряда законодательных актов в области просвещения и печати, местного управления, суда, конфессиональной политики, объединяемых понятием «контрреформы», состояла из целого набора традиционных догм: божественный промысел как основа самодержавия и его политики; неприятие земского и городского самоуправления как не соответствующих традиционным устоям русской жизни; опора на стародворянскую психологию.
Первыми жертвами реакции стали печать и просвещение. Был установлен административный надзор за газетами и журналами, усилены меры против прогрессивной печати. К 1884 г. были закрыты все радикальные и многие либеральные издания: журналы «Отечественные записки» М. Е. Салтыкова-Щедрина, «Дело» Н. В. Шелгунова, газеты «Голос», «Земство», «Московский телеграф» и др. В печати было запрещено упоминать о приближающейся 25-летней годовщине отмены крепостного права.
5 июня 1882 г. был опубликован циркуляр министерства народного просвещения с запретом принимать в гимназии детей кучеров, лакеев, прачек.
В 1884 г. был принят новый университетский Устав, ликвидировавший автономию университетов, вводившей форменную одежду студентов как «существенное средство надзора» за ними; повышалась плата за обучение. Из университетов были уволены либеральные профессора историк В. И. Семевский, юрист С. А. Муромцев, биолог И. И. Мечников и другие. Фактически ликвидировалось женское высшее образование.
Рассматривая земство как чужеродный самодержавию общественный институт, правительство всячески старалось ограничить самоуправление на местах и усилить в нем роль административного начала. В июле 1889 г. было издано «Положение о земских участковых начальниках», которым упразднялся выборный мировой суд – одно из важнейших установлений судебной реформы 1864 г. Земские начальники – представители правительственной власти на местах, облеченные полицейскими полномочиями, получали право отменять любое постановление волостного суда, а самих судей отстранять от должности, подвергать аресту, штрафу и даже телесному наказанию. Закон о земских начальниках преследовал цель восстановить власть помещиков над крестьянами, утраченную в результате реформы 1861 г., поэтому его можно по праву считать наиболее реакционной мерой внутриполитического курса самодержавия.
В начале 90-х гг. была повышена роль дворянства и крупной буржуазии в функционировании органов местного самоуправления путем изменения количества гласных и увеличения имущественного ценза. Губернатор по новому «Положению о губернских и уездных земских учреждениях» фактически получил право контроля за деятельностью земств. Аналогичным образом согласно «Городовому положению» 1892 г. усиливалось административное вмешательство в дала городского самоуправления. Городские «головы» и члены управ стали считаться чиновниками государственной службы, а не выборными от городского населения.
Поделиться книгой: