Помоги проекту - поделись книгой:
J.M.
Шёпот сумеречной феи
Шёпот сумеречной феи. Сборник рассказов
Самые точные часы
- Вот так-то, дружище Раджи. Такие дела.
- Неужто так прямо и приказал? - вытаращился на старого мастера бродяга-оборванец.
- Ну да, взаправду. Я-то, признаться честно, вообще грешным делом думал, чего похуже будет. Может, гнев государев незнамо чем на себя навлёк... Среди ночи забрали-то, из кровати вытащили да во дворец и поволокли! Решил уж, казнить прикажет царь, не иначе. А он - делай часы, и всё тут. А не сделаешь - голову тебе долой снесу.
- И как же ты? Чего?
- Чего-чего... Ясно дело: царёву волю буду выполнять. Куда деваться?
- Неужто получится? - прищурил оборванец недоверчиво свои блеклые, как полинялые, глаза. - Такая мудрёная штука... Получится, а, Хивин?
- Да вроде должно. Я в своём деле получше многих соображаю - не в похвальбу. Только вот потом чего будет - как подумаю... Потом, после меня-то? Сам-то ведь восьмой десяток уж разменял. Ну да ладно... С меня много ли возьмёшь? Я - холоп, Авшрада - царь. Предстану вот перед Господом нашим, так и доложу, в случае чего: мол, невластен был, приказ выполнял. Ему, царю-то, против не скажешь, верно, Раджи?
- А то-о...
- Ну, так! Голову с плеч - кому ж охота? Хоть молодому, хоть старому. - Покивал мастер своим мыслям в подтверждение, перехватил поудобнее кипу свитков, которые с собой тащил, вздохнул: - Ну, пойду я, брат Раджи, чего зря болтать. Государев-то приказ - через неделю вынь да положь часы. За работу надо браться.
Заковылял Хивин-часовщик своей дорогой. А бродяга Раджи с сомнением смотрел ему вслед и, крепко вцепившись в глиняную бутыль с горячительным, которой накануне вечером разжился у знакомого торговца, качал головой:
- Ни-и чё-то у тя не выйдет, дед... Полетит твоя башка с плеч по царёвой прихоти. - Сказал - и тут же оглянулся опасливо. Хотя и успел за разговором глотнуть прилично, а сообразил, что если услышит кто такие речи, следом за дедовой, а то и вперёд, полетит его собственная башка.
Но, слава Господу Всевышнему, улица оказалась пуста. Только ветер гнал вдоль домов сор, да топталась в грязи у обочины пегая свинья, худющая, в пору на охоту вместо борзой собаки брать. Час ранний, предутренний - лавки да мастерские ещё не открылись, а праздные гуляки в такое время по городу не шатаются.
Постоял-постоял Раджи, приложился раз-другой к глиняному горлышку, да и плюхнулся обратно на кучу сухих листьев, с которой подняло его появление часовщика. Сделалось любопытно, откуда и куда старик чуть свет спешит. Ну вот, узнал, теперь и поспать ещё часок можно. Только в лохмотья получше закутаться - прошли тёплые летние денёчки, осень как всегда некстати явилась. И бутылку листьями прикрыть, мало ли кто позарится...
Да, такие дела. Правитель Града-на-Древе царь Авшрада самолично приказал часовых дел мастеру Хивину разбирать чертежи премудрейшего Авада-строителя. Жил сей учёный муж во времена давние (правил тогда прадед прадеда нынешнего царя), много оставил после себя поучений, и книжек всяких, и пророчеств, и чертежей, конечно. Недаром же Строитель. А самый знаменитый из всех чертежей - Точные Часы. Авад тех часов построить не успел, помер от хвори неведомой. Однако же перед смертью рассказал, что часы его станут показывать Истинное Время. Не то, значит, которое людьми для собственного удобства установлено, а которое на самом деле есть. Только до сих пор всё не находилось такого мудреца, который бы за разгадку чертежей Строителя взяться решил.
А вот Хивин - сколько уж раз проклял себя за дурость! - по пьяной лавочке начал в харчевне бахвалиться: мол, мне море по колено, могу хитрый Авадов чертёж разобрать и часы построить. И орал-то громко так, чурбан дубовый...
Ну, странно даже было бы, если бы царский соглядатай не прослышал. А после, той же ночью - к Авшраде-царю, и вся недолга.
Чертежи старинные давно уж в государевой казне упрятаны были, потому как представляли великую ценность. Авад предрёк: кто Точными Часами владеть станет, у того и власть будет всемирная. А всемирная власть - это вам не просто так.
Чуть узнал Авшрада про хивиновы похвальбы - смекнул, что да как. Подавай, старик, часы в назначенный срок. А не то...
Нет, не боялся Хивин царского гнева. Ведь не врал. Был он не простым часовщиком, а воистину великим мастером. Стоило ему поглядеть на чертёж, понял: сделать часы сможет. Но знал Хивин об Авадовом предостережении. Говорил мудрец: нужно Точные Часы заводить регулярно. Поймаешь однажды Истинное Время - отпускать его уж никак нельзя. А не то случится великая беда. Остановятся часы - что там власть, сама жизнь закончится. В смысле, Жизнь. Вся, вообще. Любая, то есть. Падёт тьма непроглядная, бедствия многие придут... А за ними следом, как полагается, и конец света. Лопнет Земля, что твой перезрелый арбуз. Такие дела. Заводить же часы сможет только тот, кто по уму равен самому Аваду. Ну или мастеру, который часы собрать сумеет. Ему, Хивину, значит.
Как на грех ученики у часовщика подобрались все как один глупые, точно винные пробки, и ленивые. Учиться не желают, только и норовят пораньше в кабак умотать. Да пусть их, в кабак, пусть к самому чёрту в логово - ты потом воротись, мастерство перенимай. Так нет, не хотят, сукины дети, хоть их раздери! Им горшок печной без опаски не доверишь, не то что часы. Тем более - Точные. Нельзя с такими приёмниками к Авадову изобретению подступаться. Ох, нельзя... Молчать надо было, молчать, старому дураку!
Ну да теперь уж не отвертишься. Принялся Хивин за работу, со списками-копиями, которые со старинных чертежей снял, сообразуясь. Трудился дни и ночи напролёт, и немногим даже раньше отведённого срока явил часы пред очи государевы. Дивится Авшрада: что за ерунда такая, незначительная? Вроде, коробочка - не более кирпича строительного размером, серенькая такая, и два на ней циферблата. На правом всего одна стрелка, и цифр нету. На левом и вовсе ничего, только какая-то сверху чёрточка.
- Ну, - говорит, - ежели обмануть меня вздумал, часовщик...
А Хивин кланяется, едва лбом об пол не бьёт:
- Как же я, холоп ничтожный, тебя, государь, обманывать посмею!
Так и кланялся, пока стража царёва его силой не выпрямила.
Завёл Хивин часы в доказательство слов своих ключиком малым... И началось Время Истинное. Побежало, закапало, как вода с дырявого потолка в дождь. Забрал царь часы себе, а вместе с ними - власть громадную, безраздельную. Стал всем царям царь, всем владыкам владыка: властвуй от пуза!
Доволен остался, конечно. Наградил часовщика щедро, при дворе оставил - часы заводить.
И шло время, шло-шло... Хивину хорошо: работать теперь не надо, разве так, для развлечения. Слуги свои появились - приказывай, чего желаешь. Только знай себе, часы каждое утро заводи. Ну, и учеников поучай. Здесь-то и беда: хошь расшибись, хошь повесься, а ученики - тупые-раступые. Все без разбору: и богатые, и не очень, и знатные, и не знатные, и всякие. Нету умного ни одного. Такие дела.
Идёт время, идёт. Капает. Хоть и Истинное, а людей-то старит. Вот и Хивин - дряхлеет и дряхлеет. Предупреждал Авшраду-царя: не на кого часы оставлять. А тому всё нипочём. Совсем зажрался своей всемирной властью, уж и выше самого Господа себя возомнил. Ничего, говорит, не стрясётся. Цыц, старик, каркать. Говори, да не заговаривайся! Твоя голова мудрая, но топору-то - ему всё равно.
Ну как тут быть? Плюнул Хивин: после нас, как говорится... Старость в довольстве, в сытости. Чего ещё надо?
Дряхлел-дряхлел, да и помер однажды утром.
Царю - хоть бы что. Мол, устройте, слуги мои, Хивину похороны богатые. А после и нового часовщика подыскать можно будет. Слуги ему: "Государь, чего-то небо потемнело... непорядок какой-то! День на дворе!" А царь одно своё: топор да топор.
Но уже к вечеру и до Авшрады доходить стало: плохи дела. Ветер льдом среди лета дует, воздух горло жжёт, словно огнём... Часы-то сегодня не заводили. Некому.
Часовщиков в царский дворец! Без промедления! Со всего мира чтоб!..
Стали сгонять часовщиков. И хивиновых учеников, и других разных. Нагнали целый полк - неужели ни одного толкового не сыщется?
Столпились мастера кучей посреди тронного зала, часы из рук в руки передают, и так и сяк вертят. Жмут плечами, сообразить не могут ничегошеньки. Разгневался царь - полетели направо-налево головы: маши, палач, топором усерднее! Глядишь, десяток-другой часовщиков казним, остальные со страху поумнеют. Их ведь много, со всего мира аж... Но и десяток казнили, и второй, и третий - толку нет.
А темно тем временем сделалось - глаз коли, ночь от дня не разберёшь. Людей страх берёт: вроде как весь мир сжиматься начал, воздух тяжестью давит, дышать трудно...
Авшраду уж и самого поприжало. Жуть, да и только. Мастерам башки порубил, придворные со слугами и того глупее. И сам не сообразит: гладкие часы со всех сторон, нигде ни зацепочки. Чего этот дед бесовский с ними делал?! Ходили ведь, гады, дёргалась треклятая стрелка...
Худо царю. Слуги носятся по дворцу, совсем ошалели. Орут. На улице народ бесится. Какая уж тут власть? Тут не до жиру, быть бы... Да не будешь, пожалуй.
- А-а, проклятый старик! Наворотил, поганец!
Шарахнул царь со злости Точные Часы о стену, и разлетелись они на тыщу осколков.
Вот и всё. И ничего больше.
Профессия: демон
"Интересно, кому пришло в голову переименовать этот городишко в Паучий?" - размышлял я, миновав дорожный указатель, который оповещал путешественников, что они пересекли черту, вообще-то, Снайдерсвилля, но сейчас - Спайдерсвилля. "Н" было исправлено на жирно намалёванное "п". Наверное, подростки постарались. Им вечно некуда лишнюю энергию девать.
Прежде я в Снайдерсвилле не бывал. Но зимой туда переехали мои хорошие друзья, Кимберли и Джон Коулмены, и теперь вот пригласили погостить. Первую половину своего отпуска я потратил на ремонт собственной квартиры, а вторую решил провести у них. Надо же и отдыхать когда-нибудь!
Кимберли и Джон придерживались такого же мнения. В честь моего приезда приготовили потрясающий итальянский обед из четырёх блюд - и это не считая ананасового пирога. А на вечер, как выяснилось, уже предусмотрели "культурную программу".
- Если ты думаешь, что Снайдерсвилль - захолустная дыра, то сильно ошибаешься, - заявила Ким. - У нас полно мест, где можно развлечься.
- Кино, боулинг и ближайший бар? - поддразнил я. Но Кимберли пропустила провокацию мимо ушей.
- Если потянет на высокие материи, есть театр. Небольшой, но там каждый месяц новые спектакли, и концерты часто бывают. Но сегодня я предлагаю пойти в "Тауэрс".
- Что за "Тауэрс"? - поинтересовался я.
- Клуб. Именно клуб, а не просто бар, прошу заметить, - Кимберли со значением подняла указательный палец. - И вечером там выступает Пэдж. Будет весело.
- Уж извини, я не в курсе насчёт ваших местных знаменитостей, - продолжал я подкалывать Кимберли. Но она опять не поддалась:
- Ну да, можно сказать, у нас он знаменитость. А может, будет и не только у нас.
Для меня это мало что прояснило. На помощь пришёл Джон:
- Пэдж Дэнисон. Пробует себя в комическом амплуа и, надо сказать, удачно. Над его шутками третий месяц смеётся весь город. Ну, или большая его часть. В общем, сам узнаешь. На будущий год Пэдж собирается поступать в театральный институт, поэтому Ким и говорит, что он не только у нас может стать знаменитостью. А пока - на снайдерсвилльской сцене, в клубах и в театре. Да, забыл сказать: мы с ним знакомы немного. Как переехали сюда, подружились с одной семьёй, Пауэллами. Пэдж им приходится племянником, и живёт у них.
- Ясно, - коротко отозвался я. Слишком уж много сведений про чужие планы на будущее и родственные связи Джон вылил мне на голову, чтобы ещё больше вдаваться в детали и о чём-то расспрашивать.
Но в "Тауэрс" мы вечером всё-таки отправились.
Сперва публику развлекала девица в костюме из перьев и блесток, распевая латиноамериканские песенки. Большинство посетителей танцевали, остальные пили за столиками или у стойки. Потом ди-джей начал играть электронную музыку, и сидеть не остался почти никто. Кимберли и Джон пошли на танцпол. Звали меня, но я отказался, предпочёл коротать время в компании коктейля "мохито". Почему-то танцевать не хотелось. Возможно, из-за того что я был один. Коулмены могли бы предвидеть ситуацию и пригласить какую-нибудь свою знакомую, чтобы мы составили друг другу компанию. Но не позаботились об этом.
Когда музыка стихла и сообщили, что будет выступать Пэдж, все разом, как по команде, уселись за столы и стали смотреть на сцену. А едва он вышел из-за кулис, раздались дружные аплодисменты и приветственные возгласы.
Надо же, какой этот доморощенный юморист пользуется популярностью! Я по-настоящему заинтересовался, хотя шел в "Тауэрс" с довольно скептическим настроением.
Пэдж оказался молодым человеком лет двадцати с небольшим, худым и маленького роста. Парень как парень, с виду ничего особенного. Разве что осветлённая и намеренно растрёпанная шевелюра резко контрастирует с довольно смуглым цветом кожи. Одет он был в линялую футболку и непомерно широкие штаны, которые держались на нем, кажется, только чудом, болтаясь ниже, чем им положено. Ну, клоун ведь так и должен выглядеть - по-дурацки.
Он вразвалку прошелся туда-сюда по сцене, при этом выражение его лица было ужасно высокомерным. Уже одно это вызвало смех. А потом начались шутки, и я вынужден был признать: моё предвзятое отношение к "провинциальному юмористу" оказалось более чем напрасным. В тот вечер я чуть не до колик в животе хохотал вместе со всеми. То есть... почти со всеми. Джон сказал правду: остроты Дэнисона вызывали смех не у всех, а
Выбирая кого-нибудь из присутствующих, он начинал откровенно издеваться над этим человеком. Первой от его словесных атак пострадала девушка с, мягко говоря, избыточным весом. Пэдж прошелся по всем ее предкам до десятого колена, после взялся за гардероб, меню и, когда она уже не знала, куда себя девать, завершил свою импровизацию, поведав, как "очаровательная малышка" ходит купаться на море: при этом цунами сметает с лица земли не менее десяти японских городов.
Я прекрасно видел, что толстушка сгорает от стыда, на её щеках так и полыхали багровые пятна. И все видели. Но если бы она встала и ушла, это только усилило бы общее веселье. Девушка понимала ситуацию, и мужественно пыталась изобразить, что ей тоже смешно. Но удавалось ей это плохо, кривившая губы гримаса мало походила на улыбку. Наверное, больше всего на свете девушке хотелось высказать Пэджу всё, что она о нём думает, не стесняясь в выражениях. А может, и запустить в него чем-нибудь тяжёлым. Но для зрителей такая выходка только добавила бы в спектакль комичности: как же серьёзно всё воспринимает эта дурочка, не понимает юмора!.. И девушка вытерпела пытку молча.
Пэдж на этом не успокоился. В тот вечер его мишенями стали ещё двое: человек, лицом и комплекцией похожий на бульдога, и долговязый рыжий очкарик. Сыпля потоками колкостей, Дэнисон не переставал забавно паясничать и кривляться. Завершилось выступление за полночь. После этого мы пробыли в "Тауэрсе" еще немного, и поехали домой.
- Ну как тебе? - спросила меня Кимберли по дороге.
- Клуб или этот ваш юморист? - уточнил я.
- И то и другое.
- Клуб - не хуже других, а Пэдж... ну да, в таланте ему не откажешь. Но всё-таки как-то это жестоко.
- Люди вообще жестокие существа, - философски изрёк Джон. - Но в жизни Пэдж не такой. Обычный парень. Хочешь, как-нибудь сходим вместе в гости к Пауэллам, познакомишься с ним.
- Не уверен, что хочу, - осторожно заметил я, припомнив, как корчились на стульях, мечтая на время исчезнуть с лица земли, Пэджевы "жертвы".
- Да ладно, Макс, не будь таким трусом, - не удержалась, поддела меня Кимберли, отомстив за мои недавние подковырки.
Но так уж получилось, что со снайдерсвилльским юмористом меня познакомили не Коулмены. В жизни бывают странные совпадения.
На второй день моего прибивания в городе Кимберли и Джон умудрились ужасно повздорить. Началось, как часто бывает, с ерунды - одна захотела украсить стену гостиной классическим пейзажем, другой считал единственно возможным вариантом модернистскую живопись. Продолжилось взаимными упрёками, и я испугался, что дойдёт до оскорблений и битья посуды. Не дожидаясь финала, сбежал осматривать Снайдерсвилль в одиночку. В конце концов, и в маленьких городках бывает, на что поглядеть... А если даже и не на что, гулять всё лучше, чем наблюдать за ссорящимися мужем и женой.
Часа два я бродил без всякой цели по улицам, паркам и площадям, выпил капучино в летней кафешке и, наконец, добрался до набережной речки Снайдер. Миновав пару скамеек, решил, что на третью присяду отдохнуть. Но меня опередили. Из двери под вывеской "Бар "Причал" нетвёрдой походкой выплыл парень и плюхнулся на "мою" скамейку. Одежда на нём сегодня была более приличная, и волосы не торчали в разные стороны, но их ненатурально светлый цвет в сочетании со смуглым лицом не оставлял сомнения, что передо мной звезда снайдерсвилльской сцены Пэжд Дэнисон.
Поделиться книгой: