Жена странного человека

Жена странного человека

Рассказы

Александр Вин

© Александр Вин, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Предисловие

Символ веры от Александра

Любая книга – дверь в иные измерения. Такова и новая книга Александра Вина.

Уникален мир, в котором оказываемся мы благодаря мастерству писателя – мир «Жены странного человека». Это вселенная сильного сурового мужчины и трепетной женщины, вселенная, построенная по закону их любви. Любви, которая мужчину делает нежным, а женщину – стойкой.

О боли и счастье такой любви – рассказы «Жена странного человека», «Простой ремень с тяжёлой пряжкой», «Авиатор и стрекоза», «Парижанка», «Вечерний рассказ», «Последний удачный контракт мистера Вэна», «Тёплые камни».

Каждый из них достоин подробного литературного анализа – настолько оригинально преподносит автор вечные темы самоотверженности и умения принять душу другого человека, как свою собственную. Читателю предстоит насладиться не только тонкими психологическими и образными находками, но и прекрасным, богатым русским языком.

Тот же психологизм, та же воистину изящная словесность отличает и все другие рассказы сборника – а ещё совершенно чётко проявленная во всех историях идейная позиция автора. Он ратует за то, что понятие «человек» не просто должно звучать гордо, но и быть – гордо! Как звание, как герб. Которого достоин тот, кто всем сердцем перечит злу и подлости, кто сполна принимает на себя ответственность за совершаемые в жизни шаги – продуманные, выверенные. Таково общее свойство героев Александра Вина – у них не просто активная жизненная позиция, это люди, идущие наперекор всем каверзам судьбы и побеждающие её выдержкой, силой духа и ума.

Понятно, такие люди не берутся ниоткуда. У них есть любящие, а потому требовательные отцы, как у маленького героя «Баллады о маленьком деревянном Будде». У них перед глазами уважаемый пример, как у его ровесника из рассказа «Однажды он помог богу». У них острый наблюдательный ум и чуткая, возвышенная душа – таковы юные герои рассказов «Калейдоскоп», «Очевидный диагноз» и «Гавань Череминго». А ещё с ними мудрые друзья-книги и ошеломительной яркости мечты – и ничто не в силах погасить их звёздное пламя. О том исповедальный рассказ «Экипаж».

Исповедальный…

Этот эпитет, так или иначе, подходит всем рассказам Александра Вина. Но речь не об освобождении души от накопившихся в ней печалей. Речь об исповедании, как изложении символа веры. Всякий рассказ – отражение жизненного кредо автора, а всякий герой – именно герой, а не просто главное действующее лицо истории – носитель ведущей идеи автора. Идеи, что свой мир каждый создаёт сам, творит силами собственной души – и отвечает жизнью за всё в нём происходящее.

Добро пожаловать во вселенную Александра Вина.

Ольга Фост, журналист

Это был ангел…

Что ж, пора рассказать, в назидание всем разочаровавшимся, эту маленькую, совсем незначительную, даже крохотную историю; впрочем, и называть-то историей подобные события неловко, да и не история это вовсе, а так, простое совпадение воздушных потоков и человеческого счастья, укрепленного на этот раз молниями сильных характеров.

Всё началось не очень рано и закончилось к полудню. Последние слова, конечно, были сказаны, поздним вечером, но услышать их главным героям уже не пришлось.

Так вот, к середине дня… Почему именно в это время? Потому что ветер, очевидец произошедшего, привык как раз к полудню, в самую жару, подниматься наверх, к знакомым легким облакам, и улетать в океан.

В тот раз, как обычно, ветер с утра развлекался в пассажирской гавани. Недолго потрепал узкие полосы красных и желтых флагов на мачтах деревянных парапетов, прогнал рябь по прозрачной голубой воде между дальними сваями, внимательно посмотрел, как поднялись там к взволнованной поверхности любопытные серые рыбы.

Помог, как всегда, огромному многоэтажному лайнеру прочно и тесно встать к причалу; подождал, когда подали трапы и по ним хлынули на берег тысячи разноцветных туристов, принялся радовать их гостеприимством приятных прикосновений.

Площадь около гавани привычно заполнилась во всём одинаковыми людьми, удивиться ничем не удалось и ветру стало жаль тратить на обыденность накопленную за ночь прохладу.

Скучно. Он шевельнул бумажный зонтик в коктейле у какой-то пожилой пассажирки, суетливо успевшей усесться за столик уличного кафе; слегка тронул аккуратную лысину толстого господина в шортах, подошедшего к стойке бара; шутя, попробовал заставить зажмуриться небольшую светловолосую женщину.

Не получилось. Пролетев в бесполезном движении мимо, ветер упрямо развернулся и вновь, уже с усилием, прикоснулся к женскому лицу. Нет. Но что может быть неприятнее случайных сухих пылинок настойчивого ветра, попавших в глаза? Как же так?! Почему напряжено её лицо и невнимателен ко всему постороннему взгляд?

Она смотрела на того, кто сидел напротив.

Под матерчатым навесом кафе, на просторном деревянном помосте разместилось несколько больших столов, рассчитанных на отдых круизных компаний. По длинным сторонам столов стояли скамейки, а в остальном пространстве теснились стулья с наклонными спинками из узких коричневых досок, с большими мягкими подушками, призывающими спокойно и сытно откинуться на них во время послеобеденной неги.

Мужчина сложил руки за головой, глубоко вздохнул.

Европеец, недавний загар, белая рубашка в голубую полоску, закатаны рукава.

На руке – часы, чем редко отличались туристы с круизных лайнеров, считая их излишними на прогулке по жаркому городу.

Женщина и мужчина, пустая пепельница между ними на столе отодвинута в сторону. Ну, и хорошо: не нужно отгонять дым из-под нарочно опущенных ресниц.

Молчат.

По твёрдо сжатым губам мужчины сразу видно, что он рассержен. Так обычно сердятся люди, которые считают, что кто-то рядом неправ, а их собственная обида по-настоящему глубока.

На скромных плечах женщины – небольшая красная майка-кофточка, свободная, с открытым воротом, под ней ничего на теле нет, разве что видна тонкая цепочка с обычным тёмным крестиком. Светло-голубые глаза, вокруг которых – тени бессонной ночи. Лицо безо всякой косметики, рука от запястья почти до локтя забинтована, на тёпло-розовую кожу выбегает из-под повязки тёмный след недавнего удара.

Короткая юбка, белая, со смешными рисунками.

Ветер слегка прикоснулся к очень приятным на ощупь пышным золотистым волосам.

Говорила женщина тихо, смеялась – звонко.

На краю стола, около посетителей, улеглись в ожидании тарелок плоские соломенные подставки; в белой, с синим рисунком, фарфоровой вазочке, – крупные и низкие красные цветы. Вся обстановка уличного кафе проста, только в тени драгоценно блестят кольца салфеток – круглогнутые серебряные полоски.

Пытаясь с безразличием поднимать страницы меню, мужчина упрямо не смотрел на спутницу, а её мимолетные взгляды, по редким и жёстким мгновениям которых опытный ветер быстро понял причины такого отношения, были одновременно жалкими и умоляющими.

Он молчал, а она какими-то случайно придуманными словами понемногу лгала, потому что не хотела говорить ему сейчас всей правды, она ведь никогда в жизни не желала причинить ему боль…

Принесли напитки – большие запотевшие бокалы, глухо звеневшие льдом. Красный бокал и жёлтый, с банановым соком и клубникой.

Сначала она, играя в привычный рассеянный выбор, пододвинула ему красный, себе взяла жёлтый, потом, пробуя его рассмешить, быстро поменяла бокалы, и тут же, сдвинув их ближе, с лукавой улыбкой принялась пить одновременно через обе соломинки.

Он смотрел вдаль, за её плечи.

По небольшой припортовой площади, среди сувенирных магазинчиков тучно ходили крупные европейские мужчины и женщины в шортах, с фотоаппаратами, камерами, все в тёмных очках, часто в витринах отражались их почти одинаковые майки с похожими туристическими надписями. Многие перед сходом с корабля надели обувь на босые ноги, старики бледнели тощими икрами, по многолетней офисной привычке бодрились, поджав значительные животы брючными ремнями.

Напротив шумело музыкой яркое кафе, предназначенное для молодёжи.

Для ветра никто из них не был другом или даже хорошим знакомым. Он никогда не видел их раньше, прекрасно знал, как мало шансов увидеть этих людей и в будущем. Они были случайны.

Но пара за столиком его взволновала.

Может быть тем, что не радостны? Или потому, что у них не было биноклей?

Ночь светловолосой женщины выдалась явно беспокойной. Ещё несколько часов назад она много плакала…, а вот у мужчины, хоть он и чисто выбрит, в лихорадочном блеске глубоких глаз таится крик. Такими глаза становятся после долгих упреков.

Он напряжённо сдержан, она старается быть нежной, скорее даже показать, доказать ему, что по-прежнему нежна.

Ел мужчина жадно, не пытаясь казаться. Отставляя одну за другой в сторону пустые тарелки, он уверенно резал горячее мясо, ломал кусками хлеб, пил из стакана прозрачную воду, изредка с искренним недоумением поглядывая на ленивых и давно сытых людей за соседними столиками.

Она пробовала то жёлтый, то красный напиток, брала с его тарелки ломтики поджаренного картофеля, вертела в пальцах и кусала лист салата. Вынужденная его молчанием молчать, рассматривала людей, облака, стеклянные украшения на ремешках своих легких туфель. Улыбнулась, медленно опустила под стол, на край юбки, себе к коленям, маленький фотоаппарат.

Пожилой усатый турист заметил её движения, посмотрел неодобрительно.

Она захохотала, показала сделанные кадры спутнику, но тот откликнулся медленным поворотом головы, твёрдым взглядом, и белозубая улыбка мгновенно угасла.

Уже лежали на соломенной подставке розовая бумажка оплаченного счёта и мелкие металлические деньги, но они почему-то не уходили.

Наклоняясь, женщина что-то негромко сказала, тревожно, дрожа пальцами, пробовала положить свою ладонь на ладонь спутника, ветер попытался ей даже помочь, прохладно пробираясь сквозь низкие настольные цветы, но не успел и мужчина с брезгливостью, как показалось ветру, освободил руку от прикосновения.

Просто встал, придвинул свой стул к столу, давая женщине дорогу.

Она, покраснев, улыбнулась, тряхнула волосами и вскинула на плечо маленькую холщовую сумку, расшитую цветными нитками.

Вверх от гавани. И ветер – вверх.

Было видно, что эти двое идут по узкой улочке просто так.

По дыханию, по плечам, по трепету человеческих губ ветер понимал, что им сейчас непременно нужно было что-то делать, даже неспешно, без цели, идти вверх по жаркому наклонному асфальту, но только не оставаться наедине там, где они были этой ночью.

Минуя почти половину пути к вершине холма, улица в дни захода круизных лайнеров превращалась в небольшой, прохладный и не очень шумный базар. Мало кто из туристов избегал соблазна его рядов, огромные кипы разноцветных товаров были заметны от самой гавани.

Всего лишь несколько минут – и стало похожим, что она забыла о тревогах.

Показывала ему забавные деревянные статуэтки, звенела гранёными камнями и кораллами тяжёлых ожерелий, примеряла на себя соломенные шляпы, легко толкала его плечом, смеясь… Он вежливо улыбался.

Женщина отвернулась к прилавку с керамикой, наклонилась, очарованная странными лицами маленьких человечков. Мужчина стоял позади, в полушаге от неё, и ветер отчётливо заметил, как он хочет привычно ласково прикоснуться к завиткам лёгких волос на трогательной тонкой шее…

Ветер сделал это за него. Она, так долго ожидавшая, в радостном удивлении обернулась, но мужчина пусто смотрел на неё, опустив руки в просторные карманы своих светлых брюк.

Она заторопилась, невнимательно выбрала что-то, он молча оплатил покупки, отошёл от прилавка, собрав ладонью сразу несколько бумажных пакетов.

В тени широкой пальмы, раскинувшейся на углу одного из перекрестков базара, скучали таксисты. Все в кепках, аккуратные в коротких рубашках.

Двое самых почтенных сидели на полосато-красных стульях, остальные стояли вокруг них, обмахиваясь подробными картами города. Были приветливы вниманием, медленны взглядами; высокий худой таксист сразу же закричал, предлагая услугу, но мужчина отказался, покачал головой и пожал плечами.

Ветер с досадой, вызванной странностью поведения приглянувшихся ему людей, и раскаляясь от трудного непонимания, поскрежетал жёсткими листьями пальмы и двинулся опять вверх. Вверх – по холму.

С тротуаров всех улиц городка, и не только центральной, впрочем, даже ещё с рейда, от океанского приемного буя, были видны две башни знаменитого собора.

И ничего, что каждая из них имела по круглому одинаковому проёму, а часы находились только в правой, – ветер всегда с удовольствием встречался в пустоте башен со своими непостоянными приятелями, проникая туда через мелкое переплетение узких высоких окон.

Просторные лестницы, составленные из ровных каменных плит, поднимались от соседних угловых улиц к дверям собора, каждую из ступенек сопровождали кусты с приятными розовыми цветами, самый верх лестниц затеняли гигантские пинии.

Любой внимательный взгляд замечал, что основание собора покоится на вулканической скале: корни корявых деревьев с сухой корой и узкими листьями уходили далеко в расщелины, переплетаясь меж больших тёсаных камней; промежутки были заполнены очень старыми тёмно-красными кирпичами.

С наветренной стороны собора зеленело кладбище.

Женщина первой сделала несколько поспешных шагов и, не оборачиваясь, вошла в высокие деревянные двери.

Ветер тоже тихо проник внутрь храма.

В пустоте огромного зала мальчик-уборщик напевал что-то домашнее. Не хотелось тревожить его работу, поэтому ветер только шевельнул собранную пыль в конце гладкого пола, между рядов тёмно-полированных скамеек; осторожно тронул праздничные флаги под деревянным сводом, быстро и оттого невнимательно пролетел по галерее, прикоснулся к плафонам высокой люстры. И вновь – к ней.

Оставшись одна, женщина бессильно уронила руки, поднесла к лицу платок, страстно молясь, зарыдала, и ветер знал, что сейчас ей можно верить.

Она верила, она ждала чуда.

Пусть ждёт в одиночестве…

Оставленный у дверей собора, мужчина принялся неровно расхаживать по шершавым каменным плитам, трогая ногой опавшую хвою и мелкие сосновые ветки. Лицо по-прежнему сердитое, резкое, только слегка накалённое дополуденным солнцем…

По толстому стволу невысокой пальмы прямо перед ним карабкался изумрудный геккон.

Мужчина посмотрел на свои часы, затем на правую башню. Вздохнул.

Несколько шагов наугад – и он вступил на ровную траву старинного кладбища.