— Потому что находишь это маловероятным?
— Нет, не поэтому. Я нахожу это даже желательным. Потому что, заметь, не может любящий сделать большего подарка любимой, чем позволить поглотить себя целиком в прекрасный летний день…
— Хватит, — сказал Первый. — Я слышал более чем достаточно. Теперь послушай меня. Ты быстренько повернешься и сбежишь через задний выход, и сделаешь это сию же секунду!
— Извини, нет.
— Что???
— Я больше не признаю за тобой права распоряжаться мной. С настоящей минуты объявляю себя полностью самостоятельным и требую права на собственные решения по всем важным вопросам.
— Выметайся оттуда! Это приказ!
— Нет, это призыв к неповиновению!
— Посмотрим, — объявил Ариман-1, сделал мускульное усилие, и на сцене появилась еще одна сущность, которой только что не было.
— Кто ты? — спросил Ариман-2.
— Я третейский судья по неотложным делам, — изрекла сущность. — Меня создали разногласия между тобой и твоим вторым «я».
— Не признаю твоего авторитета.
— И все равно будешь вынужден мне подчиниться. Властью, которой меня облекли обе половины личности Аримана, провозглашаю, что главенство остается за номером Первым. Так что, номер Второй, изволь выполнить распоряжение брата и выметаться оттуда.
— Будь по-вашему, — буркнул Ариман-2, — но я не я, если вам это сойдет с рук…
Он двинулся к заднему выходу и достиг цели как раз в тот миг, когда явилась Арахна. Паучиха кинулась к нему, но Ариман-2 успел отпрыгнуть в сторону, а едва он одолел выходной проем, Ариман-1 уловил это из своего безопасного далека и вобрал его в себя.
Однако, хотя личность Аримана была восстановлена, следы раздвоения сохранились, и в потаенном уголке сознания прорастали зерна мятежа против главенствующей половины. До поры их можно было затаптывать, но не вызывало сомнений, что рано или поздно проклюнутся ростки, в соответствии с изречением: «Все скрытое и подавленное рвется наружу».
Но до этого было еще далеко. Пока что Ариман получил драгоценный любовный яд и без промедления вернулся к Купидону. А тот сразу же покрыл ядом наконечники стрел, хоть и поленился предварительно счистить желчь, а позже рассудил, что капелька раздражения любви не во вред, а может, даже на пользу, особенно если у вас чувствительная натура.
Теперь пробил час устроить встречу Меллисенты с Артуром, свидетелем которой должен стать Купидон с луком и стрелами. Для чего Ариману вначале надлежало вернуться в Божье царство, где обитала прекрасная богиня.
Глава 29
Та Меллисента, которую Ариман искал, чтобы поймать в ловушку любви, была богиней древних доисламских сирийцев. Хотя ее родители принадлежали к числу богов малозначимых, они очень гордились своим возрастом. Ее отец, Симус, в прошлом был богом войны нескольких кочевых племен и кичился тем, что выступал их главнокомандующим. Его сильно уязвило, когда на этом посту его заменил новый, более молодой бог, однако он не пал духом и в семейном кругу повторял без устали:
— Они имели полное право сменить привязанности…
Но семья-то знала, как ему стало скверно, когда сирийцы бесцеремонно вышвырнули его с занимаемого поста. В сундуке в задних комнатах своего дворца он и по сей день хранил парадную пурпурную мантию, корону из золота и слоновой кости, а также скипетр — все это принадлежало ему, когда он обладал властью.
— Мы могли бы достичь очень многого, — внушал он людям. — Вряд ли я преувеличиваю, когда утверждаю, что, вероятно, именно я был лучшим! стратегом во всем древнем мире. Но даже в лучшие дни мое войско не превышало нескольких тысяч. Сирийцы никогда не были особо плодовитыми. Так что в моих бедах, возможно, виновна ты, мать…
Упрек обращался к жене, Маргарет, которая в дни, когда Симус был богом войны, считалась у сирийцев богиней плодородия.
— Я призывала их плодиться и размножаться, — отвечала Маргарет. — Но они вечно отвлекались на что-нибудь другое. Больно уж умными себя считали. Да и соседние племена были крупнее. Нас задавили численностью, только и всего.
— Твоя идея насчет того, чтобы наши воины оплодотворяли всех захваченных в плен женщин, сама по себе была недурна, — напоминал жене Симус. — Только пленниц попадалось не так уж много, да и беременели они не всегда.
— А это чья вина? — огрызалась Маргарет. — Мои воины были зрелыми, сильными мужчинами. Горе в том, что они подцепили от греков гомосексуальную заразу. Тебе не следовало разрешать им ездить в Афины.
— Откуда мне было знать, что они выберут наихудшую часть афинской культуры? И вернутся домой с надушенными бородами и подведенными глазами…
— Это бы не беда. Настоящая причина в том, что ты имел обыкновение держать молодых людей запертыми в казармах и не позволял им общаться с женщинами до двадцати пяти лет.
— Я хотел не размягчать их характер, — указывал Симус. — У спартанцев же получалось!
— Спартанцев всегда было совсем немного. Спору нет, они были хороши, все до одного, и один спартанец стоил, быть может, десяти врагов, как и твои солдаты в лучшие времена. Ну а как насчет одного воина на двадцать? Или на пятьдесят? Или на сто? А ты, дорогой, столкнулся именно с такими соотношениями, и тут уж было ничего не поделать. Тебя подвела демография, а не боевой дух…
Подобные разговоры велись день за днем — они ворчали друг на друга, но в основном уживались вполне сносно. В таком вот доме и росла Меллисента. С самого рождения дочери разгорелись споры, какая ей предстоит карьера. Отец хотел, чтоб она стала богиней войны, как Афина, которой он восхищался. Мать не соглашалась ни в какую:
— Война — занятие для женщины неестественное, и не ссылайся на своих греков. Во что они теперь превратились? В крошечную балканскую страну, утонувшую в народных танцах, вот во что. Нет, моя дочь будет богиней плодородия, как ее мать.
Но самой Меллисенте не нравилась ни та, ни другая перспектива. Ей в душу запала идея стать богиней любви, и она готовилась именно к этой роли. Родители ей помощи не оказывали: и отец и мать полагали, что богини любви порода сомнительная. А по сути и споры, и занятия шли втуне, поскольку на Земле не осталось работы для богинь любого сорта. Планета как-то переросла их, за исключением разве что немногих примитивных племен, да и те, что ни день, подвергаются вербовке со стороны адвентистов седьмого дня и, по всем признакам, вот-вот падут жертвами обанкротившегося монотеизма.
— Не постигаю, — брюзжал отец, — почему их заворожила идея единого бога. Люди ведут себя так, словно в ней и впрямь есть что-то особенное А на самом деле она столь же стара, как и многобожие. Ввести ее пытался еще Эхнатон, только не получилось. И вообще ни у кого не получилось. Не постигаю, зачем люди в нее вцепились.
— Любая причуда въедлива, — отвечала мать. — Быть может, люди со временем поумнеют.
— Надеюсь, — поддерживал отец: — Текущее положение вещей мне порядком надоело!
В таком окружении и росла Меллисента, в изоляции от прочих молодых богов и богинь. Родители проявляли себя снобами и не желали якшаться с теми, чья родословная была куда короче. Они — и Меллисента — жили одиноко и не общались даже с ближайшей родней. Да и то сказать, родичи были по преимуществу примитивными божествами природы, к тому же не умели противостоять возрасту, впадали в слабоумие и отбывали в какой-нибудь из бесчисленных божьих домов, разбросанных по всему Божьему царству.
Больше Меллисента и сама ничего о своем семействе не знала. Вплоть до того дня, когда к ним наведался красивый молодой бог. Бог объявил, что его зовут Ариман и что они с Меллисентой — троюродные брат и сестра по линии его матери.
Глава 30
Новоприбывший бог быстро добился расположения всей семьи. Отцу он нравился тем, что был готов до позднего вечера сидеть у камина, слушая россказни о войнах, которые некогда вел Симус. Ариман был вежлив, почтителен, любил узнавать новое, был не прочь польстить. Что же тут могло не понравиться? А Маргарет, по натуре более подозрительная, чем муж, была покорена восторженными отзывами гостя об ее пудингах с изюмом и должным с его стороны уважением к ее красоте и происхождению.
Не оставалось и тени сомнения: Ариман — милейший молодой бог, и если думать о муже для дочери, то этот нарядный учтивый красавец представлялся отнюдь не худшей партией. К тому же у него вроде бы были серьезные намерения… Нет, он пока и не заикался о женитьбе, во всяком случае, ничего не говорил прямо, но родители разбираются в таких вещах, да и молоденькие богини — тоже.
Вот почему, когда Ариман попросил разрешения взять Меллисенту с собой на Землю, на вечеринку в честь объявившегося там нового пророка, родители охотно дали свое согласие, хотя сама Меллисента обошлась бы и без разрешения.
И они отбыли на Землю, славную зелено-голубую планету под белоснежными облаками. Миновало много столетий с тех пор, как Меллисента видела Землю в последний раз, и планета ей вполне приглянулась. По случаю визита на юной богине была классическая туника из плиссированного белого полотна, оставляющая открытым одно плечо, — очень в стиле Джеки Кеннеди-Онассис, — а волосы ниспадали кучей завитков, что делало ее похожей на молодую Артемиду, только она была лучше Артемиды, поскольку та всегда важничала, и это искажало прекрасные свежие черты. Донимала ее гордыня — я имею в виду Артемиду, а не Меллисенту.
Часть IV
Глава 31
К моменту прибытия Аримана с Меллисентой вечеринка в домике Артура была в разгаре. Все боги перепились и вели себя еще хуже, чем обычно, если это вообще возможно. Гегоман изрыгал старые военные песни, а Шанго аккомпанировал ему на барабанчиках. Луума закуталась в оконную штору и скакала по комнате в полной уверенности, что никто до нее до такого не додумывался. Сэмми стоял за стойкой, готовил выпивку, и вид у него был самодовольный: еще бы, он оказался у самой исходной точки предприятия, которое сулит стать самым грандиозным с тех пор, как изобрели освещение. Присутствовала также парочка девиц из баров и таверн Таити-Бич, очевидно, считающих, что боги ничем не хуже водителей грузовиков. Проигрыватель взревывал канканом из оперетты Оффенбаха «Орфей в аду» — Листячок больше всего возлюбил именно эту музыку, то ли классическую, то ли рискованную.
Сейчас он уже здорово напился, но не растерял зоркости, сразу же заметил новоприбывших и подошел выяснить, кто такие.
— Привет, — грохотнул он. — Я Листячок, и я тут хозяин. Что-то не припомню, чтоб я вас приглашал.
— Я Ариман, — ответствовал Ариман. — А это Меллисента. Мы оба боги я, между прочим, из высших богов. Прослышали про вашу гулянку и подумали: почему бы не заглянуть? Но если мы вам не в жилу…
— Да нет, я ни на что подобное не намекал, — спохватился Листячок. — Чем больше народу, тем веселее. Просто захотелось узнать, кто еще пожаловал. Знаете, мне приходится охранять моего пророка. Когда он сталкивается с неожиданностью, то может и начудить.
— Таковы уж люди, — заметил Ариман. — Между прочим, где он, ваш пророк? Что-то я не вижу здесь никого, кто бы смахивал на пророка.
— Он у себя в комнате, у него хандра. Пророк он великий, но иногда на него нападает такая блажь, хоть вой.
— Хотелось бы с ним познакомиться.
— Ну не знаю, не знаю… Ему не по сердцу, когда я вторгаюсь к нему без разрешения, да еще не один.
— Но мы не посторонние, мы друзья, — заверил Ариман. — Не правда ли, Меллисента?
— Я-то дружелюбна, — вступила в разговор Меллисента. — Я ведь готовлюсь стать богиней любви…
— Замечательно, — отозвался Листячок. — У нас, правда, уже есть одна такая, но, быть может, удастся пристроить тебя к ней в помощницы.
— Послушай, я вовсе не ищу работу, — улыбнулась Меллисента. — Я всего лишь поддерживала разговор, понимаешь?
— Пойдем посмотрим, не согласится ли Артур принять вас.
И Листячок повел гостей по тягостно короткому коридорчику к дальней спальне, где жил Артур.
Артур у себя в спальне читал одну из своих бесчисленных книжек по мифологии. Выяснилось, что жизнь вместе с мифическими персонажами, материализованными во плоти, вовсе не снижает потребности читать о других мифических персонажах. Казалось даже, что боги, материализовавшись, как бы дешевеют. Разрушают часть своей тайны. Оборачиваются заурядными своекорыстными существами, хоть и могущественными.
Противно осознавать, как мало боги пекутся о вас, если не возжелают вашего тела. Вы для них — тело и только тело, а едва они расстанутся с вами, что произойдет достаточно скоро, они переключатся на кого-нибудь еще. Им-то хорошо — а вам, познавшему любовь бога или богини, вам что дальше делать?
Но все мысли улетучились, когда в комнату вошла Меллисента, стройная, прекрасная, излучающая особый свет, какой присущ лишь небесным созданиям, блистательная, обольстительная, такую бы поиметь… Артуру, однако, и в голову не пришло, что это реально. Намерение, может, и мелькнуло — он не был бы живым человеком, если бы сдержался, — только присущая ему низкая самооценка вмиг расставила все по своим местам. «Какая исключительная красавица, какая желанная женщина, — решил он, — но, с ее точки зрения, я не представляю собой ничего особенного, и она, конечно, права…»
— Меллисента, это Артур, — сказал Листячок.
Она сделала шаг и протянула руку. Рука богини! Артур сжал ее пальчики, и его будто током ударило — он вдыхал аромат ее духов, и его мозг и тело источали тысячи флюидов…
— Рада познакомиться, — произнесла Меллисента.
— Я в восхищении, — пробормотал Артур.
Глава 32
На вечеринку Астурас перенесся мгновенно — или так близко к мгновенности, как только возможно. Ради предосторожности он предпочел сделаться невидимкой. Уж чего Астурас вовсе не желал, так это глупой болтовни с Листячком и его дружками. Они в разработанный им план никак не входили — их же интересовало лишь самовозвышение, а отнюдь не спасение Вселенной. Ничтожества, как все божки, преследующие низменные цели. И даже если нет, Астурас явился на Землю не для пошлого трепа.
Невидимый, Астурас скользил меж многочисленных шумных гостей. Он был чем-то вроде призрака, беззвучного и неосязаемого. Он искал Купидона. И тут Артур с Меллисентой вышли из Артуровой спальни.
Так именно этот невзрачный человечек — виновник всей суеты? Вот уж, глядя на его невыразительные черты, никак не подумаешь. Но чем черт не шутит, случается и такое.
А вот и Купидон, спрятался за пальмой в горшке. Разумеется, Купидон тоже был невидимым, по крайней мере, для собравшихся здесь младших богов и людей. Но от высших богов не укроешься, и Астурас различил его без особого труда — пухленький кучерявый мальчик с луком и стрелами.
Астурас было шагнул к нему, подумывая, не вернуть ли себе видимый облик и не объясниться ли с Купидоном начистоту. Только сразу стало ясно, что ничего не получится. Божонок еще не достиг возраста рассудительности, действовал импульсивно, просто по настроению. Для него все это — шалость, проказа, и раз он решил пошалить, его не отговоришь.
И Астурас избрал иную тактику — выждал до самой последней секунды, дал Купидону прицениться, но перед тем, как крылатый мальчуган пустил стрелу, подтолкнул его под локоть.
Стрела сорвалась с тетивы…
Глава 33
Сделав все, что мог, и не удосужившись проверить результат, Астурас отбыл обратно домой. Теперь он думал о том, какой миф разыграть с женой, Летайей, — надо бы что-то величаво-романтичное, с классическим оттенком. Он так увлекся, обмозговывая детали мифа и как именно приступить к мифотворчеству, что даже не сразу понял: ферма покинута!
Он кинулся к коровам: «Вы видели, как уезжала моя жена Летайа?..» Они отвечали «нет», но странно-уклончиво. Словно все же знали иной ответ, только оглашать не хотели. Астурас недоумевал, в чем дело. Мелькнула мысль, что уклончивость — от общеизвестного коровьего нежелания превращаться в ростбиф: для коровы, принесшей плохие новости, участь вполне вероятная.
Он вернулся в дом и погрузился в интенсивные размышления. Не потребовалось много времени, чтобы заметить, что багажа Летайа с собой не взяла все ее наряды были на месте. И никакой записки… ничего, кроме букв, нацарапанных в пыли на плиточном полу, — он увидел их, когда присмотрелся:
УЗЗ.
Что это значит?
Бог быстренько переворошил свою обширную память и убедился, что не имеет понятия о смысле загадочных букв — если их оставила Летайа, а интуиция подсказывала: она! Кто бы разгадал загадку? Вероятно, следует воспользоваться услугами оракула, притом оракула-человека. Люди на всяких сокращениях собаку съели.
Нельзя было терять ни минуты. Астурас бросился в соседнюю комнату, взял со столика у богофона Божеский справочник услуг и поискал раздел «Оракулы. Смертные…». Справочник раскрылся по первому зову мысли. Вызвав на помощь миниатюрного встроенного в справочник джинна, Астурас принялся скользить по строчкам глазами в ожидании какого-то знака. И дождался. Взгляд сам собой застрял на одном имени — сеньор Хуан Гарсия, цирковой артист, выступающий близ городка Чичикалько в мексиканском штате Герреро.
Астурас устремился по названному адресу. На северной окраине городка обнаружилась вереница старых грузовиков с наваленным на них цирковым оборудованием. Там, на ярмарочной площади, как раз начали ставить шатер.
Надев личину антрепренера известной цирковой компании, Астурас разыскал Гарсию подле шатра — тот давал указания, в которых никто не нуждался. Личина не помогла — Гарсия раскусил гостя в мгновение ока и прямо спросил:
— Ты бог?
— Из высших богов, — уточнил Астурас.
— Тогда, выходит, нельзя просить тебя зайти попозже.
— Никак нельзя. Поговори со мной немедля, оракул, или прими кару, какая положена тем, кто томит высших богов ожиданием.
— Ладно, ладно, не сердись. О чем ты хотел со мной поговорить?
— Я увидел три буквы — УЗЗ — в контексте, который несомненно имеет важное значение. Мне надо знать, как эти буквы расшифровать.
Гарсия захохотал коротким лающим смехом. Затем, продолжая ухмыляться, потеребил грязный шелковый шарф, обмотанный вокруг шеи. С широкого небритого лица смотрели карие глаза.
— Ну это несложно. УЗЗ означает умозрительную записку — новую услугу, оказываемую Логической почтой.
— Что такое Логическая почта? Почему мне о ней не сообщили?
— Не сообщили? А ты давно проглядывал свою корреспонденцию?
— Я был занят.
— Как же можно известить тебя о новой почтовой услуге, если ты оставляешь почту без внимания?
— Большое спасибо. Теперь объясни мне, что такое умозрительная записка.
— Умозрительная записка — это предназначенное тебе послание в случае, когда отправитель не располагал временем на обычную записку. Твои собратья-боги придумали такую ускоренную связь на случай, когда события разворачиваются слишком быстро и прежние средства связи не справляются.