ПИТЕР. Дай ей молока и овсяных лепешек.
БРИДЖЕТ. Может быть, еще что-нибудь дать? На дорогу. Несколько пенсов или даже шиллинг, у нас теперь много денег?
ПИТЕР. Мне не жалко, если лишнее, но ведь так можно и все сто фунтов пустить на ветер, а уж этого мне никак не хочется.
БРИДЖЕТ. Питер, как тебе не стыдно? Дай ей шиллинг да благослови ее на дорогу, а то не будет нам добра.
Питер идет к сундуку и достает один шиллинг.
БРИДЖЕТ
СТАРУХА. Ни пить, ни есть я не хочу.
ПИТЕР
СТАРУХА. Не надо. Мне не надо денег.
ПИТЕР. Чего же вам надо?
СТАРУХА. Чтобы мне помочь, надо отдать всего себя без остатка.
Питер идет к столу, непонимающим взглядом уставясь на шиллинг, потом останавливается и что-то шепчет Бриджет.
МАЙКЛ. Госпожа, неужели некому позаботиться о вас?
СТАРУХА. Некому. Многие меня любили, но никому не стелила я постель.
МАЙКЛ. Госпожа, не одиноко вам скитаться одной?
СТАРУХА. Со мной мои мысли и надежды.
МАЙКЛ. Какие надежды?
СТАРУХА. Надежда вновь стать хозяйкой моих прекрасных полей и надежда изгнать чужаков из моего дома.
МАЙКЛ. Как же вы это сделаете, госпожа?
СТАРУХА. У меня есть добрые друзья, которые помогут мне. Сейчас они собираются вместе. Я не боюсь. Если их одолеют сегодня, они победят завтра.
МАЙКЛ. Я иду с вами.
БРИДЖЕТ. Нет, Майкл, сейчас не время встречаться с ее друзьями, потому что тебе нужно встретить девушку, которая придет, чтобы жить в твоем доме. У тебя много дел. Пора позаботиться об угощении. Девушка придет к тебе не с пустыми руками, и она не должна войти в пустой дом.
СТАРУХА. Когда мне нужна помощь, мужчинам не до свадеб.
ПИТЕР
БРИДЖЕТ. Вы не сказали нам, как вас зовут, сударыня.
СТАРУХА. Одни зовут меня Старой Нищенкой, другие – Кэтлин, дочерью Холиэн.
ПИТЕР. Помнится, я когда-то слышал это имя. Не знаю только, кого так звали. Наверно, я слышал его еще мальчишкой. Нет, нет, вспомнил, я слышал его в песне.
СТАРУХА
МАЙКЛ. Я ничего не понял в этой песне, но скажите, что я могу сделать для вас.
ПИТЕР. Майкл, подойди ко мне.
МАЙКЛ. Подожди, отец, послушай ее.
СТАРУХА. Трудная служба достается тем, кто приходит мне на помощь. У многих румяные щеки станут бледными; многие, свободно гулявшие по горам, долам и речным берегам, будут обречены на каменные улицы в далеких странах; у многих будут сломаны судьбы; многим не придется потратить скопленные деньги; многие не увидят своих детей и на крестинах не выберут им имена. У кого сейчас румянец на щеках, у тех щеки станут из-за меня бледными, но они не будут в обиде, а будут думать, что им честно воздано за труды.
БРИДЖЕТ
Она вешает костюм ему на руку.
МАЙКЛ. О какой свадьбе ты говоришь? При чем тут костюм, да еще завтра?
БРИДЖЕТ. В этом костюме ты будешь завтра венчаться с Делией Кейл.
МАЙКЛ. Я совсем забыл.
Он смотрит на костюм, потом направляется к внутренней двери, но останавливается на полдороге, заслышав крики снаружи.
ПИТЕР. Кричат около нашего дома. Что там случилось?
Снаружи толпа соседей, с ними Патрик и Делия.
ПАТРИК. Там корабли. Французы в Киллале!
Питер вынимает трубку изо рта, снимает шляпу и встает. Майкл роняет костюм на пол.
ДЕЛИЯ. Майкл!
Она отпускает его руку. К ней подходит Бриджет
ПАТРИК. Все парни бегут к французам.
ДЕЛИЯ. Майклу незачем бежать к французам.
БРИДЖЕТ
ПИТЕР. Без толку. Он не слышит нас.
БРИДЖЕТ. Постарайся усадить его возле камина.
ДЕЛИЯ. Майкл, Майкл! Не бросай меня! Зачем тебе французы, ведь у нас завтра свадьба?
Она обнимает Майкла, и он поворачивается к ней, как будто сдавшись.
Снаружи слышится пение Старухи.
Майкл вырывается из объятий Делии, на мгновение останавливается в дверях, потом бежит на голос Старухи. Бриджет обнимает плачущую Делию.
ПИТЕР
ПАТРИК. Нет. Но я видел юную девушку, и она шла как КОРОЛЕВА.
На берегу Байле
УИЛЬЯМУ ФЭЮ,
который с удивительной фантазией сыграл роль Дурака
Дурак.
Слепец.
Кухулин, король Муиртемне.
Конхобар, верховный король Улада.
Юноша, сын Кухулина.
Короли и Поющие Женщины.
Большой дом в Дандилгане, не «большой древний дом Кухулина», а дом собраний, расположенный ближе к морю. На заднем плане большая дверь, и в нее виден туман, похожий на морской туман. На сцене много кресел и длинная скамья. Одно кресло, которое больше других, стоит ближе к авансцене и повернуто к залу. Немного сзади стол, на нем бутыли[2] с элем и рога, из которых пьют. Сбоку небольшая дверь. В дверь на заднем плане входят дурак и слепец, оба в лохмотьях. Маски делают их лица шаржированными и нелепыми. Слепец опирается на палку.
ДУРАК. Ну и умный ты, хоть и слепой! Из тех, у кого оба глаза на месте, нет ни одного умнее тебя. Кто еще догадался бы, что птичница уходит поспать в полдень? Мне бы никогда не удалось ничего стащить, если бы ты не сказал, куда идти. Ну, а уж повар из тебя! Ты взял у меня украденную курицу, сам ощипал ее, сам поставил варить в большом горшке, а я мог идти, куда заблагорассудится, бегать с ведьмами взапуски там, где волны наплывают на берег, и нагуливать себе аппетит. Теперь я нагулял его, и курица подоспела.
СЛЕПЕЦ
ДУРАК
СЛЕПЕЦ
ДУРАК. Что это ты разахался?
СЛЕПЕЦ. Это кресло мне знакомо. Сегодня сюда приедет верховный король Конхобар. Вот и поставили тут его кресло. Ему хочется стать хозяином Кухулина на веки вечные. За этим он и едет сюда.
ДУРАК. Верно, он великий человек, если хочет стать хозяином Кухулина.
СЛЕПЕЦ. Так оно и есть. Он великий человек. Ему уже подчинились все короли Ирландии, кроме Кухулина.
ДУРАК. Хозяин Кухулина! А я-то думал, Кухулин может делать все, что хочет.
СЛЕПЕЦ. Так все и было, так все и было. Но слишком уж он зарвался, вот Конхобар и приезжает сегодня, чтобы взять с него клятву верности, которая прекратит его вольности и сделает его послушным, не хуже домашней собачонки, чтобы всегда держать его под рукой. Конхобар усядется в это кресло и возьмет с Кухулина клятву верности.
ДУРАК. Думаешь, у него получится?
СЛЕПЕЦ. У тебя совсем нет мозгов, вот ты и не понимаешь.
ДУРАК
СЛЕПЕЦ. Хватит, хватит. Еще не готово.
ДУРАК. А ты говорил, что готово.
СЛЕПЕЦ. Да? Может быть, готово, а может быть, и нет. Крылышки, верно, уже побелели, а ножки еще красные. И мясо от костей не отстает, его зубами не отдерешь. Но ты не сомневайся, Дурак, я уж сварю ее как следует, прежде чем ты вцепишься в нее зубами.
ДУРАК. От голода у меня живот сводит.
СЛЕПЕЦ. А я тебе кое-что расскажу. Ублажу тебя, как ублажают кооролей, пока они ждут обеда. В моем рассказе будут и битва, и герой, и корабль, и сын королевы, который постановил во что бы то ни стало убить того, кто нам с тобой знаком.
ДУРАК. Кто же это? Кто плывет сюда, чтобы убивать?
СЛЕПЕЦ. Да погоди-ка, лучше послушай. Пока ты воровал курицу, я сделал себе нору в песке и, лежа в ней, слышал, как шли трое и все еле ноги волочили, да еще стонали из-за своих ран.
ДУРАК. Ну же! Расскажи о битве.
СЛЕПЕЦ. Битва и вправду была, великая битва, смертельная битва. Юноша высадился на берегу, и тамошние стражи спросили, как его имя, но он отказался им ответить, а потом одного убил, остальных обратил в бегство.
ДУРАК. Хватит тебе. Пора есть курицу. Хорошо бы, она была побольше. Хотя бы с гуся.
СЛЕПЕЦ. Помолчи! Я еще не все тебе рассказал. Тот юноша мне известен. Воины, которые бежали мимо меня, кричали, что у него рыжие волосы и он приплыл из страны Айфе, и он хочет убить Кухулина.
ДУРАК. Да кому же это под силу?
СЛЕПЕЦ. Замолчи! Замолчи!
ДУРАК
СЛЕПЕЦ. Замолчи, говорю тебе!
ДУРАК. А Кухулин знает, что он явился его убить?
СЛЕПЕЦ. Откуда ему знать, если он витает в облаках? Он и думать-то забыл о здешних делах. Ну, вернется он с облаков, а тут кто? Обыкновенный юнец? Вот если бы это была белая лань, которая на заре должна обернуться королевой…
ДУРАК. Хочу курицу. Была бы она величиной со свинью, да с гусиным жиром, да со свиной корочкой.
СЛЕПЕЦ. Не спеши, не спеши. Я знаю, кому юнец приходится сыном. Никому об этом не скажу, а тебе скажу. Такая тайна стоит обеда. Ты же любишь, когда тебе рассказывают чужие тайны.
ДУРАК. Ну, выкладывай.
СЛЕПЕЦ. Этот юноша – сын Айфе. Уверен, он – сын Айфе, я сразу догадался, чей он сын. Помнишь, как я рассказывал тебе об Айфе, великой женщине-воительнице с Севера, которую победил Кухулин?