Полудемон. Король Алекс

* * *

Рене Гирр гнал коня, пока бедное животное не пало. Потом он задержался на час — и конь опять встал на ноги. От зомби уже начало пованивать, но преимущества были налицо. Конь — зомби двигался чуть медленнее обычного коня, зато был неутомим и бежал даже со сломанными ногами.

К сожалению, его хозяин не страдал неутомимостью. Третьи сутки в седле сделали некроманта неотличимым от его созданий. Проще говоря, сейчас когда‑то симпатичный сорокалетний мужчина очень походил на вампира. Такой же бледный, с красными глазами и резко запавшими щеками. Довершали картину неделю нечесаные волосы и черный плащ. Почему черный? Так удобно же! Белый плащ каждый день стирать приходится, а черный можно носить, пока он не станет серым.

Рене был некромантом. Сильным. Грамотным. А еще — ученым. То есть сперва он был ученым и даже преподавал в Королевской Геральдической школе. Историю искусств. А некромантия…

Если человеку дан талант к некромантии — это нельзя зарыть в землю. Только поднять из земли. Или оно само поднимется. Увы. Рядом с магом огня случаются возгорания. Маг воды постоянно живет рядом с водой — если не разливаются реки, то льют дожди, а некромант… рядом с некромантом, который не знает о своем даре, будут различные формы нежити.

Рене узнал, что он некромант довольно рано. Лет в девять.

У него умер любимый пес. Джок. И мальчик ревел весь вечер, повторяя одну и ту же фразу: 'Не хочу, чтобы он умирал! Хочу, чтобы Джок вернулся!!!'.

Мудрость 'бойся своих желаний, они и исполниться могут' Рене постиг в ту же ночь, обнаружив у себя на одеяле мертвого пса, в комьях могильной земли.

Крик мальчика разбудил родителей.

Маргит и Вайс Гирр оказались мудрыми людьми. Они не стали кричать: 'демон!', 'нечистый!', 'темный!', 'искушающий' и — венец всему — 'некромант'!!! Они поняли, что их ребенок… да — да, именно то самое. Но будучи людьми образованными, решили разобраться самостоятельно.

Они не желали маленькому Рене жизни в монастыре. Или — того хуже, смерти на костре. Когда на мальчика будут взваливать все беды — от вороны на крыше до плохого урожая репы в соседней деревне. Некромантов и в монастырях сжигали. Такой судьбы родители для мальчика не хотели.

Поэтому Маргит просидела всю ночь рядом с сыном, убеждая его, что ничего страшного не происходит. Это Джок, да. Просто он устал — и ушел от тебя на собачье небо, сынок. А ты его оттуда вызвал. И теперь придется ему, бедненькому, оставаться в мертвом теле. А надо его отпустить обратно. Ты же его любишь? Любишь. Вот и не заставляй его мучиться.

А Вайс с утра пораньше отправился в книжную лавку, в которой (он это точно знал) из‑под полы приторговывали еще и магическими книгами.

Там и был приобретен первый учебник некромантии для сына. 'Записки некроманта — практика Альфреда Люциуса, мои первые шаги, ошибки и их исправление'.

Эту книгу Рене выучил от корки до корки.

День Джок провел у него в комнате. Когда настала ночь, Рене уложил пса обратно в его могилу. И — как‑то, он сам не знал как, отпустил его душу. Кто сказал, что у животных нет души? Рене мог бы поклясться, что душа Джока, улетая вверх, задорно тявкнула ему на прощание. И словно мокрый холодный нос ткнулся в ладонь. 'Не грусти без меня, мальчик. Мы еще побегаем наперегонки по весеннему лугу'.

Рене начал заниматься некромантией всерьез. Тайно. Явно на людях, сын ученого Вайса изучал историю искусств, как и его отец. Когда ему исполнилось двадцать лет, Вайс Гирр умер. Рене получил его должность в Королевской Геральдической школе и быстро осознал, что ему — мало. Мало денег. Мало возможностей. Да и дар некроманта надо было использовать. Иначе возникала опасность самопроизвольного выброса магической энергии. Рене недолго думал. Его скрыли маска и плащ с большим капюшоном. В таком виде юноша и постучался в лавку амулетов, предлагая свои услуги тем, кто стоит по другую сторону закона. Он оказывал услуги различным людям. Мог вызвать призрака, поднять покойника, призвать усопшего, вызвать демона, узнать, жив или мертв человек, навести или снять порчу — все перечислить было сложно… единственное, чего он никогда не делал — не использовал свой талант для убийства.

Но и одного таланта было достаточно, чтобы травить его, как зайца.

Рене было тридцать пять, когда умерла Маргит, его мать. Жениться он не торопился, справедливо предполагая, что жена может и не одобрить его… увлечение. А за некромантию теперь полагалось сожжение на костре.

Жить хотелось больше, чем жениться. А для удовлетворения похоти существовали и доступные девицы из веселых домов.

Рене попался, когда случайно увидел юную Кассандру Лайкворт. Девушка приходилась племянницей одному из преподавателей богословия — суровому и истинно религиозному Герману Лайкворту, с которым Рене постоянно полемизировал на занятиях.

То, что казалось некроманту вполне обычным и даже обязательным для юных учеников — то есть рассеянность на уроках, невнимание, невыученные задания, самовольные отлучки и прогулы, в глазах Германа превращалось чуть ли не в преступление. Размахивая руками, он перечислял прегрешения попавшихся к нему в лапы учеников перед всей школой — и отправлял их для вразумления поркой — на конюшню. За что и получил от учеников прозвище 'Богомол'.

Сам Рене отлично об этом знал. Как и об отношении Германа к религии. К некромантам. К женщинам, наконец.

Кассандра была дочерью его недавно умершего старшего брата. Алексиус Лайкворт в отличие от Германа, был ценителем прекрасного во всех его видах, будь то отличное вино, дорогие ткани или прекрасные женщины. Он жил со вкусом, не отказывая своей дочери ни в чем. И до семнадцати лет Кассандра жила, как маленькая принцесса. А потом у Алексиуса случился спазм сердца. И Кассандра превратилась в сиделку при своем отце на долгих пять лет. За это время семья слегка обеднела, но не сильно. Хватило бы Кассандре на приданное. Но девушка выйти замуж и оставить отца отказалась. Дочерняя любовь. А когда отец умер, оказалось, что все его состояние переходит к брату. Так составил завещание еще их отец. Кассандре же выделяется приданное, когда она решит выйти замуж.

Не то, чтобы Герман запрещал племяннице выйти замуж или уговаривал вступить в монастырь. Просто мужа он ей собирался подыскать в соответствии со своими представлениями о хорошем человеке. Молодого, порядочного набожного парня из порядочной и очень верующей семьи. И каково это было Кассандре? Девушка привыкла за время болезни отца быть себе полной хозяйкой. Более того, ее отец к религии относился примерно как к червякам. Я иду. Они ползают. Мы друг другу не мешаем, но и пересекаться с ними незачем. А зачем? Что человеку обсуждать с червяками?

Во время правления Александра Раденора такое отношение к церкви было нормальным и даже слегка приветствовалось. Это его сыночек, Рудольф, чтоб его Искушающий лично сожрал, начал потихоньку давить на всех, кому была безразлична церковь.

Кассандра же была копией своего отца. Ей было безразлично, что, как, зачем… Ей и в голову не приходило вставать затемно, чтобы на рассвете попасть на службу в храме. Молиться? Зачем? Если Бог — добр, он и так увидит, что зла она никому не делала. Если же нет — моли, не моли…

Высказывать все это дядюшке она не стала. Девушке хватило ума разобраться, к какому человеку она попала в руки. И она приняла самый скромный и богобоязненный вид. Покрыла слишком яркие волосы платком, заказала одежду поскромнее и потемнее, вдохновенно цитировала Заветы Светлого Святого — и в душе откровенно потешалась над дядюшкой.

Почему так?

Бороться она все равно не смогла бы. При первом же бунте дядюшка мог бы избить ее, посадить под замок, объявить сумасшедшей, заточить в монастырь — правосудие Рудольфа давало ему все карты в руки. Оставалось притворяться покорной. И ждать своей минуты. Человека, за которого можно будет выйти замуж и избавиться от омерзительного родственника.

Но кого выбрать? Сначала вопрос стоял именно так. Потом Кассандра задалась другим вопросом — как найти такого человека? Потому что ее дядюшка общался тоже только с закоренелыми и закостенелыми в своей вере существами. Людьми Кассандра назвать их не могла. Так, не пойми что. В глазах — пустота, в голове — Заветы Светлого Святого, на языке — молитва. Кому‑то нравится, а кто‑то и травится.

И Кассандре были предложены на выбор два вдовца — один с восемью, а второй с пятью детьми — и молодой человек ее возраста, отличавшийся крайней набожностью и по этой причине не решавшийся даже заговорить с девушками. Кассандра подозревала, что если она выйдет замуж за этого ребенка, то так и останется навек девушкой. Вряд ли этот истинно верующий даже подозревает, что детей не находят на грядках. Кроме того он был ниже Кассандры на полголовы, у него были узкие плечики человека, который ни разу в жизни не занимался физическим трудом и омерзительный белый налет на губах. Девушке постоянно хотелось сплюнуть при виде этого зрелища. Она бы жалела мальчика, будь такой ее братом. В роли ее жениха он вызывал только тошноту. Не настолько уж девушка отчаялась, чтобы решиться на подобное замужество.

Пришлось вести себя с мальчиком настолько чопорно и холодно, что бедняга стал сначала заикаться в ее присутствии, а потом и исчез из ее жизни, сообщив Герману, что его племянница — просто алмаз и так тверда в своей вере…

Вдовцы тоже не привлекали. Обладатель восьми детей отличался вдобавок к набожности редким сластолюбием. И постоянно норовил облапить девушку или потискать под столом ее ногу. Кассандра представила себе, что ее ждет рядом с подобным похотливым козлом — и ее затрясло. Постоянные роды, после которых даже не дают передохнуть. Измены? Да лучше б изменял, но нет! Вера не позволяет! А загонять женщину своей 'верой' в могилу?! Это — как? Небось, не лопнул бы за пару недель от воздержания! Плюс еще восемь детей.

Этого жениха Кассандра отшила еще решительнее. Хватило несколько раз подлитого в его кубок сильного слабительного. И, конечно, длинной булавки. Которая по странному совпадению оказывалась открытой в тот момент, когда мужчина пытался полапать ее под столом. Получив шесть или восемь дырок в руке, он стал воздерживаться от подобных 'ухаживаний'. А сильное слабительное, которое действовало по три — четыре дня и вовсе заставило отказаться от визитов к Герману Лайкворту. Жениться он хотел, но на домашней курице, а не на дикой кошке. Если сейчас — слабительное, кто сказал, что потом не будет яда?

С третьим кандидатом не понадобилось даже и этого. Увидев полное отсутствие интеллекта и свет веры в глазах второго вдовца, Кассандра стала заводить в его присутствии (и заметим, в те моменты, когда дядюшка оставлял их наедине) речь о том, что мечтает жить в монастыре! И служить Светлому Святому. Через две — три луны до кандидата в мужья дошло, что ему тут не обломится — и он оставил Кассандру в покое.

И дядюшка принялся приискивать новых мужей. Спору нет, он действительно хотел для своей племянницы самого лучшего, то есть мужа, похожего на самого Германа, как две капли воды. Набожного и рассудительного.

Вот только Кассандра такого мужа не хотела. Лучше уж сразу — головой на мостовую. Все быстрее, чем умирать каждый день, задавливая в себе последние искры разума, веселья, искренности, живости…

Поэтому девушка стала еще более набожной. Дядюшке и в голову не пришло, что молясь по пять раз в день и бегая в храм — по три раза, его племянница использует это время чтобы погулять по городу, пострелять глазками по сторонам, а там, глядишь, и найти себе кого‑нибудь.

С Рене они встретились чисто случайно. Кассандра шла с обеденной службы. А Рене, немного перебрав вчера после выгодного заказа от гильдии воров, остался ночевать у профессионально милой и услужливой девушки. И ближе к обеду, расплатившись с ней за услуги, отправлялся домой.

Погода была вовсе не божественной. Ветер пригнал с моря тучи, хлынул дождь — и Рене был вынужден переждать его в лавке пекаря. Туда же вбежала через несколько минут и Кассандра. Встряхнулась, сбросила с плеч промокший плащ — и некромант замер. Кассандра не была красавицей в классическом понимании этого слова. Слишком рыжие волосы, чуть раскосые зеленые глаза, белая кожа, украшенная на переносице несколькими веснушками, слегка неправильные черты лица — слишком крупный смеющийся рот, слишком резкие и высокие скулы, но разве это имело значение?

Когда сердце внезапно замерло, а потом застучало так, что даже дышать было сложно. И что‑то тихо шепнуло в глубине души: 'если ты ее упустишь, дурак, всю оставшуюся жизнь жалеть будешь'!

И Рене решился. Пусть он выглядел непрезентабельно после вчерашнего! Неважно!

Важно было другое. Узнать, кто его красавица и откуда. Остальное можно будет сгладить потом.

Надо сказать, Кассандру он не испугал. Отца своего она видела и более растрепанным, после веселых пирушек. Скорее наоборот, вид Рене доказывал, что человек это хоть и состоятельный, но не чурающийся радостей жизни. А после обитания с дядюшкой для Кассандры это было большим достоинством. Возраст? Ну да. Рене было уже почти сорок. А Кассандре — двадцать четыре. Она не успела выйти замуж до того, как болезнь свалила ее отца, а потом, когда она переехала к дядюшке, стало поздно. Дядя постоянно напоминал ей, что она — перестарок. И вряд ли найдется хоть кто‑то, кто на нее позарится. Но дядя оказался неправ.

Нашелся.

Разговорившись — ливень длился чуть ли не полчаса — Рене и Кассандра удивились, что не встретились раньше. Нашли много общих тем для общения. И с радостью отметили определенную общность взглядов. Рене как некромант, вообще мало уважал обычаи, нравы и традиции. Не говоря уж о религии. Что ему было — уважить ее и самосжечься? Ага, уже побежал в храм, только штаны подтянуть осталось.

Кассандра же, как женщина, кругозор которой формировался отцом — и собственно ей самой, привыкла к свободе. И встретив в Рене уважение и понимание — расцвела.

Некромант зачастил в храм. На дневную службу, когда ему это позволяли занятия. Кассандра и так ходила туда три раза в день. Рене ждал ее после службы и провожал домой. Они разговаривали, шутили, смеялись…

Через две луны Рене решил, что именно эта женщина ему и нужна.

Кассандра решила это намного раньше, поэтому согласие на его предложение руки и сердца последовало незамедлительно.

Препятствием оказался уважаемый и благочестивый Герман Лайкворт. Рене он любил, как кошка — трёпку. И к просьбе выдать за него племянницу отнесся без малейшего понимания. Некромант получил решительный отказ. Девушку заперли в своей комнате. Что ж, это было предвидено.

И Рене, откланявшись и напоследок обозвав будущего родственника последними словами, перешел к плану 'Б'.

Некромант не умел взламывать запоры и замки. И похищать прекрасных дам — тоже. Зато с этим прекрасно справились его знакомые из гильдии воров, которым некромант оказывал частые услуги, не делясь с законом ни сведениями о клиентах, ни гонорарами. Клиентов все устраивало. Некроманта — тоже. Кассандру вытащили из дома быстрее, чем ее дядюшка прочел бы молитву. Остальное тоже не составило труда. Слуга Светлого Святого за небольшую плату обвенчал вполне совершеннолетнюю и отдающую себе отчет в происходящем девицу с таким же разумным и взрослым некромантом (в своей профессии молодожен, правда, не признался).

Явившемуся утром дядюшке были предъявлены запись о браке и простыня с доказательством того, что брак состоялся.

Уважаемому Лайкворту это решительно не понравилось, но деваться было некуда. Совершеннолетием для женщин считался двадцать второй год, Кассандре было даже больше. Надежда выдать ее замуж умирала с каждым днем. Поэтому дядюшка плюнул племяннице на порог и отправился домой.

Молодожены счастливо прожили два года. Пока в городе не разразилась эпидемия лиловой ветрянки. Название было забавным. Сама же болезнь…

Она летела на крыльях ветра. Передавалась с прикосновением. С укусом блохи. Да что там, достаточно было даже просто потрогать тряпку, которой вытирали пот больного, чтобы заразиться. И ветрянка выкашивала целые города. День все было, как обычно. К вечеру температура начинала повышаться. Больной человек два дня метался в жару. На третий день покрывался лиловой сыпью. На четвертый сыпь переходила в мелкие, но ужасно болезненные язвочки, которые через два дня расползались вширь, превращаясь в настоящие ранки, а еще через два — три дня человек умирал. Исключений не было. Были те, кто умирал раньше — и те, кто умирал позже. Почему ее не лечили?

Потому что лиловая ветрянка не была болезнью в полном смысле этого слова. Наполовину болезнь, наполовину проклятие. Вот уже несколько сотен лет летающее по миру. История возникновения болезни была печальна. Когда волшебница, принадлежащая магии жизни, внезапно влюбляется в некроманта — им не дадут жить спокойно.

На замок, где счастливо жили и экспериментировали влюбленные, напали фанатики, истинно верующие в Светлого Святого.

До сих пор неизвестно, что именно там произошло. Магов убили. Обоих. Замок спалили. Очевидцы умерли через достаточно короткое время. Больше пяти лет не прожил никто из людей, участвовавших в убийстве. Мало того, умирали и их родные и близкие.

А потом несколько отчаянных голов решили покопаться на развалинах замка — вдруг чего да найдется в подвалах?

Они заболели на второй день после возвращения из замка. Тогда вымерла вся деревня. И еще несколько. И три города, прежде чем остановили эпидемию.

Маги жизни были бессильны. Они говорили, что это — обычная ветрянка, только измененная. Извращенная и усиленная. Проклинали экспериментаторов. Возмущались. Пытались найти средство от болезни. Перепробовали все. От растений — до магии. Но все было напрасно.

Для излечения ветрянки требовался квалифицированный некромант.

Потому что эта болезнь была предсмертным проклятием двух влюбленных. Болезнь, которую изучала маг — целитель, чтобы бороться с ней, стала последним проклятием некроманта — и как всякое проклятие могла быть снята только некромантом. После этого вылечить ее остаточные симптомы не составляло труда для любого мага жизни.

Рене был более чем квалифицированным, потому он и не заболел. Некромант, не умеющий защититься от чужих проклятий?! Ха! А вот Кассандру он отстоять не успел. Дорогая супруга (отлично знавшая, чем занимается муж — и ни капли не возражающая) пыталась поддерживать хорошие отношения с дядюшкой. Зачем? А вот затем. Герман Лайкворт был известен своим благочестием. Разве станет он дружить с женой некроманта?! Да никогда. Даже с женщиной, мужа которой просто подозревают в чем‑то плохом — и то не станет. Этим надо было пользоваться. И Кассандра регулярно навещала дядюшку, выслушивала его проповеди, ходила с ним в церковь, приносила пирожки собственного изготовления по праздникам, одним словом, подлизывалась, как могла. Особенно зла она на дядюшку не держала. Она понимала, что благочестивый Герман искренне хотел ей добра. Просто у них разное его (добра) понимание. Что поделать. Ну, дурак. Но не злобный же.

Хотя Кассандра отлично понимала — если дядюшка узнает, что ее муж некромант — непременно донесет. Так что ж. Значит, он не должен об этом узнать. Вот и все.

Дядюшка заболел одним из первых. И Кассандра, в тот день бывшая у него. Тем и была опасна лиловая ветрянка, что первый день был почти обычным. Никто не знал, от кого может заразиться. У больного только чуть темнели вены — становясь из голубых — лиловыми.

Рене сразу же увидел, что жена — больна. Стоило ей переступить порог. Прочитать в ауре супруги болезнь — проклятие для некроманта не составило труда. И он тут же взялся за ее лечение. Снять проклятие было делом пары часов. Дать дорогой супруге настойку от обычной ветрянки и проследить, чтобы в ауре не осталось даже следа болезни — и того проще. Собрать все вещи супруги и посадить ее в спешно нанятую карету — вот это самое сложное.

Кассандра решительно не хотела ехать. Незачем. Болезнь ей уже не опасна. Второй раз лиловой ветрянкой никто не заражается. Она останется с мужем. И вообще, она беременна!

Рене, отлично знавший о беременности (ну он же некромант! Какой опытный некромант не сможет различить число душ рядом с собой?) понял, что логические доводы на Касси сейчас не подействуют. И вплотную занялся успокоением дорогой супруги. Это заняло два часа. Очень приятных, надо сказать, часа. Но и потом Кассандра не хотела ехать. Убедило ее только обещание мужа приехать, как только закончится эпидемия.

Рене не обольщался. Луну, пока идет эпидемия, он будет нужен. Потом его захотят убить. За что? Хм, был бы некромант, а костер найдется. Так что по окончании эпидемии придется уезжать. Но чтобы не бедствовать на новом месте, надо продать все имущество. А Касси, любимую и обожаемую, надо отправить из города заранее со всеми деньгами, которые удастся собрать.

И Рене бросился искать семью, которая так же захочет уехать из города. Хотя бы на время.

Долго искать не пришлось. Через два дома от него жил кучер, гонявший почтовые кареты. Услышав от некроманта про лиловую ветрянку и увидев доказательства — характерное изменение цвета вен — с синего на лиловый у одного из своих детей, Рубен Шихли готов был целовать руки и ноги некроманту. За предупреждение и спасение.

Они выехали в тот же день. В карете Рубена, который обязался доставить Касси в Лимдор — небольшой городок на границе с Риолоном. И опекать там до приезда за ней некроманта — или человека, которому некромант отдаст письмо и кольцо.

Оплатой стало безукоризненное здоровье семьи кучера, который увозил из города живую и здоровую Кассандру, а заодно свою мать, жену и двоих детей. Пока никто еще не узнал. Пока не началась паника. Не вспыхнула эпидемия. Не перекрыли дороги. В Лимдоре собирались переждать и они — пару лун, пока не пройдет эпидемия. Но на всякий случай некромант дал супруге несколько хороших защитных амулетов, настроенных на альтернативное отражение непроизнесенной злой воли. А в переводе на нормальный язык — так. Если владельцу такого амулета кто‑то пожелает подохнуть — издохнет сам. Пожелает ногу сломать — и сам окажется на костылях. Пожелает сгореть — хорошо, если сам спасется от пожара.

Надолго таких амулетов не хватало, но Рене искренне надеялся найти свою супругу раньше, чем в них кончится сила.

Кассандра рыдала и обещала дождаться.

Рене проводил карету до ворот — и отправился к магу жизни.

Глупо?

Да!

Смертельно опасно?

Да!

Он не мог поступить по — другому.

Просто не мог.

Благородство? Идиотизм? Наивность?

Сложно подобрать определение для ведущих его чувств.

Он знал, что некромантия объявлена вне закона. Знал, что выздоровевшие люди потом побегут к холопу Светлого, исповедуясь и каясь, чтобы их 'не запачкала темная скверна'. Знал, что его может просто разодрать на клочки озверевшая толпа.

Он все знал.

Но это был его дом. Его город. Его люди, с которыми он разговаривал на улицах и выпивал в трактире. Вместе молился и вместе нарушал закон. Смеялся и танцевал на праздниках. Через два дома от него жила Фаншетта Мерло — симпатичная когда‑то девчушка, в которую он был тайно влюблен в юности, а теперь счастливая толстушка, мать шестерых детей. Она каждый раз улыбалась Рене, а ее муж, знаменитый на весь город сапожник, частенько приглашал его в гости. Дети лезли к Рене на колени и просили рассказать сказку 'пло лыцалей…'.

Если он уедет, они наверняка умрут. Ведь у них нет денег на излечение. Да и некроманты не страдают любовью к людям и желанием помогать закону.

Рене же…

Он никогда не был отверженным. А когда у него появилась Касси — стал еще и на редкость счастливым некромантом. И стал задумываться о людях.

Трактирщик дядюшка Дженн. И его три хорошенькие дочки, разносящие тяжелые подносы — и очаровательно краснеющие от каждого грубого слова. В таверну дядюшки Дженна ходили даже благородные господа, потому что там никто не смел даже повысить голос. Не то, что грязно выругаться, а просто — заорать на соседа.

Тень Ришель. Ночной король, с которым Рене работал уже почти двадцать лет. Еще тогда, когда Тень был просто удачливым мелким воришкой, а Рене только — только пробовал свою магию. И его сынишка. Дитя беглой монахини, умершей при родах. Единственный и нежно любимый своим отцом.

И множество других людей, которых Рене почти не знал. Но и бросить не мог.

Маг жизни встретил Рене профессионально — приветливо, и Рене не стал терять времени. Он снял маскировку с ауры, быстро объяснил, что к чему и попросил мага пойти с ним к Герману Лайкворту.

Германа удалось вылечить до появления язв. Нельзя сказать, что он радостно принял жизнь из рук некроманта, но Рене злобно рявкнул, что если дядюшка его жены желает помереть, пусть убивается сам! Ему Касси ни в жизнь не простит смерти единственного близкого человека. И вообще, если дражайший родственник желает помереть — нельзя ли отложить это на после эпидемии?! Сейчас каждый здоровый человек будет на счету!

К градоправителю отправились все вместе.