ДОМЕНИКО (овладев собой). Филуме, тебе обязательно хочется разозлить меня? Мы дойдем до того, что уже не сможем разговаривать друг с другом. Понимаешь, что ты натворила? Ты сделала из меня огородное пугало! Эти три синьора, которых я никогда не видел даже издали и не знаю, откуда они появились, когда-нибудь рассмеются мне в лицо, потому что они подумают: «Не жизнь, а красота! У дона Доменико на наш век деньжонок хватит!»
РОЗАЛИЯ (отвергая это предположение). Нет, синьор, только не это! Они ведь ничего не знают. Донна Филумена поступала всегда так, как нужно: и разумно, и осторожно. Нотариус вручил деньги водопроводчику, когда тот открыл мастерскую в переулке, сказав, что они от одной синьоры, которая пожелала остаться неизвестной… То же произошло и с торговцем бельем. Этому же нотариусу было поручено ежемесячно высылать Умберто на учение. Нет — нет, вы здесь совсем ни при чем.
ДОМЕНИКО (с горечью). А я только платил!
ФИЛУМЕНА (с неожиданной резкостью). А что я должна была делать? Убить их? Это нетрудно сделать, а, Думми? Уничтожить их — многие женщины так поступают! Вот тогда бы Филумена действительно стала хорошей? (Скороговоркой.) Отвечай! Все мои подруги там… (намекает на дом терпимости) советовали это сделать. «Что ты медлишь? Чего ты боишься?» (Убежденно.) Поступи я так, никогда бы себе этого не простила. Как бы я стала жить дальше? Совесть бы замучила. И вот я поговорила с Мадонной. (Розалии.) Помнишь маленькую Мадонну, покровительницу роз?
РОЗАЛИЯ. Она очень добра, Мадонна, покровительница роз! Каждый день она совершает какое-нибудь чудо!
ФИЛУМЕНА (предаваясь воспоминаниям). Было три часа ночи. Я шла одна по улице. Прошло шесть месяцев, как я ушла из родительского дома. (Намекает на то, что именно тогда она впервые почувствовала себя матерью.) Это был мой первый! Что делать? С кем посоветоваться? В ушах у меня еще раздавался голос подруги: «Зачем он тебе? И не думай! Я знаю одного опытного доктора…» А я все шла и шла, неизвестно куда. Потом я увидела, что стою в моем переулке у алтаря Мадонны. Встала я перед ней. (Уперев руки в бока и, словно желая говорить с Мадонной, как женщина с женщиной, поднимает глаза к ее изображению.) «Что мне делать? Ты все знаешь… Тебе известно даже, почему я согрешила. Ну как мне быть?» Она молчит, не отвечает. (Возбужденно.) «Ты так со всеми себя ведешь? Чем меньше слов от тебя слышат люди, тем больше они верят тебе! Но я должна говорить с тобой! (Дерзко и взволнованно.) Отвечай!» (Повторяет машинально чей-то незнакомый ей голос, который она тогда услышала.) «Дети есть дети!» Я похолодела. Как была, так и застыла. (В оцепенении устремив глаза на воображаемую Мадонну.) Может быть, если б я повернулась, то поняла, откуда исходил этот голос: из дома, с открытого балкона из соседнего переулка или из какого-нибудь окна… Но я подумала: А почему голос прозвучал именно сейчас? Разве люди знают, что со мной случилось? Нет, это была она… Это была Мадонна! Она увидела меня перед собой и захотела ответить мне… Каждый раз, когда ей надо поговорить с людьми, она обращается к одному из нас. Когда мне все говорили: «И не думай об этом!» — Мадонна испытала меня. Откажусь ли от своего решения или нет? Не знаю, может, мне показалось, но Мадонна кивнула головой, вот так. (Кивает головой, словно говорят «Да, ты поняла».) Дети есть дети. И я поклялась. Вот почему я и была все эти годы с тобой… Ради них я терпела все! Помнишь того юношу, что влюбился в меня и хотел жениться? А ты уже пять лет ходил ко мне, хотя и жил с женой в своем доме, а я на Сан — Путито в трех комнатах с кухней. О, эти комнаты! Наконец-то я получила возможность уйти от туда. (Намекает на дом терпимости.) После стольких лет знакомства ты снял наконец для меня эти комнатушки! Я хотела обвенчаться с тем бедным юношей… Но ты устроил сцену ревности. Я и сейчас слышу: «У меня есть жена, я не могу на тебе жениться. Если ты выйдешь за него…» Потом ты заплакал. О, ты умеешь плакать, ты… это не я — ты можешь лить слезы! Тогда я ответила: «Ну ладно, такая уж моя судьба! Доменико любит меня всей душой, а жениться не может — женат… Будем и дальше жить в комнатах на Сан — Путито!» Два года спустя твоя жена умерла. Шли годы… а я по прежнему жила на Сан — Путито. И думала: «Он молод и не хочет еще раз связывать себя на всю жизнь с другой женщиной. Придет время, он успокоится и оценит все, чем я пожертвовала!» И я ждала. А когда я время от времени говорила тебе: «Думми, знаешь, у кого еще свадьба? Помнишь девушку, что жила напротив моих окон», ты смеялся. Ты хохотал так же, как в те времена, когда поднимался по лестнице со своими друзьями ко мне не на Сан — Путито, а туда, где я была до Сан — Путито. Не настоящий был этот смех. Ты настраивал себя на веселый лад. Всегда одинаков этот смех, кто бы ни смеялся! Иногда мне хотелось убить тебя за него! (Терпеливо.) Но я ждала. Я прождала двадцать пять лет! Я ждала чуда, дон Доменико! Сейчас тебе пятьдесят два года: старик! Слышишь?… Но и теперь он не помышляет о браке. Ему кажется, что и теперь рано жениться. Несчастный! Таскается за молоденькими девчонками, становится настоящим кретином, носит платки, испачканные губной помадой, и разбрасывает их в доме! (Угрожающе.) Осталось только привести эту девку в дом, где живет твоя жена. Я выгоню и тебя и ее. Мы поженились. Нас обвенчала церковь. Это мой дом!
Звонок в прихожей. Альфредо выходит в дверь направо.
ДОМЕНИКО. Твой дом? (Неестественно смеется. Иронически.) Теперь ты заставляешь смеяться меня!
ФИЛУМЕНА (смотрит на него, с коварством). Смейся! Я с удовольствием послушаю твой смех. Теперь мне безразлично, как ты смеешься.
Возвращается Альфредо, некоторое время смотрит на всех. Озабочен тем, что должен сообщить.
ДОМЕНИКО (заметив это, грубо обращается к нему). Что тебе?
АЛЬФРЕДО. Э… Что мне? Из ресторана принесли ужин!
ДОМЕНИКО. Это зачем? По-вашему, в доме нечего есть?
АЛЬФРЕДО (словно говоря: «Я здесь ни причем»). Эх… дон Думми! (Смотря по направлению к правой двери.) Входите!
Входят двое официантов из ресторана. Несут кастрюли и корзинку с ужином.
1–Й ОФИЦИАНТ (услужливо изгибаясь). Вот ужин. (Другому.) Ставь сюда.
2–й официант ставит на пол корзинку.
Синьор, цыпленок только один. Он большой, его хватит, чтобы накормить четырех человек. Все, что заказали, — высшего качества. (Хочет открыть кастрюлю.)
ДОМЕНИКО (раздраженный, останавливает официанта). Послушай-ка, знаешь, что ты теперь должен сделать. Уйти отсюда.
1–Й ОФИЦИАНТ. Слушаю, синьор. (Вынимает из корзины пирожное и кладет его на стол.) Синьорины любят такие пирожные. (Ставит бутылку вина.) А вот вино. (Слова официанта раздаются в мертвой тишине. Но он не хочет уходить; сбитый с толку, он произносил медоточивым голосом.) А… вы, повидимому, забыли?
ДОМЕНИКО. Что?
1–Й ОФИЦИАНТ. Ну как же? Вспомните, вы приходили сегодня заказывать ужин. Я спросил еще, нет ли у вас старых брюк. «Приходи сегодня вечером, — ответили вы. — И если что-то произойдет, о чем я думаю все время, так и быть, я подарю тебе свой новый костюм!»
Мрачная тишина. Пауза. Официант безхитростно, не зная сути дела, сожалеет.
Значит, ничего не произошло? (Ожидает ответа.)
Доменико молчит.
1–Й ОФИЦИАНТ. Значит, не произошло то, чего вы ожидали?
ДОМЕНИКО (угрожающе). Я сказал тебе — уходи!
1–Й ОФИЦИАНТ (удивленный тоном Доменико). Сейчас уйдем… (Смотрит снова на Доменико, затем печально). Уйдем отсюда, Карло, — значит ничего не произошло… Не везет мне! (Вздыхает.) До свидания. (Выходит вместе с товарищем в дверь направо.)
ФИЛУМЕНА (после паузы, саркастически, к Доменико). Ужинай! Почему же ты не ешь? Аппетит пропал?
ДОМЕНИКО (в затруднении, со злобой). Поужинаю! Придет время, буду есть и пить!
ФИЛУМЕНА (намекая на Диану). Ах да! Придет твоя дохлая девчонка.
Из передней входит Диана. Это красивая девушка двадцати двух лет, точнее, она старается казаться двадцатидвухлетней, на самом же деле ей двадцать семь. Она жеманно элегантна. На ее фигуре лежит печать снобизма. Смотрит на всех сверху вниз. Важно расхаживая, понемногу разговаривая со всеми, не обращаясь непосредственно ни к кому из присутствующих, что говорит о ее презрении ко всем. Поэтому она не замечает Филумену. Машинально кладет на стол пакеты с лекарствами. Берет со стула белый халат и надевает его.
ДИАНА. Сколько народу в аптеке, целая толпа!.. (Грубо, принимая тон хозяйки.) Розалия, приготовьте мне ванну. (Заметив розы на столе.) О, красные розы!.. Спасибо, Доменико. Какой нежный запах; даже слегка захотелось есть. (Взяв со стола коробку с ампулами.) Купила камфору и адреналин. Кислорода нет.
Доменико словно поражен молнией. Филумена стоит, не моргнув глазом, ждет. Розалия и Альфредо с трудом сдерживают улыбку.
(Садится к столу лицом к публике и зажигает сигарету.) Я думала, если… мой бог, я не хотела бы произнести это слово, но… если она умрет сегодня ночью, я уеду завтра рано утром. Можно уехать с приятельницей: у нее своя машина. В этом доме скучнее, чем где бы то ни было. А в Болонье есть чем заняться: столько накопилось дел. Вернусь через десять дней и зайду навестить вас, Доменико. (Намекая на Филумену.) Ну… а как она? Все еще в агонии? Священник пришел?
ФИЛУМЕНА (овладев собой, с наигранной любезностью, медленно подходит к Диане). Священник пришел…
Застигнутая врасплох, Диана встает и пятится назад.
И сразу же увидел, что агония у меня продолжается. (Хищно.) Снимите хламиду!
ДИАНА (не поняв). Как?
ФИЛУМЕНА. Хламиду снимите.
РОЗАЛИЯ (замечает, что Диана и на этот раз не поняла, и, чтобы предотвратить скандал, советует ей осторожно). Снимите это. (Двумя пальцами трясет на себе кофту.)
Диана, наконец, понимает, что Филумена имеет в виду медицинский халат, и с инстинктивным страхом снимает его с себя.
ФИЛУМЕНА (которая следит за движениями Дианы, не спуская глаз с ее спины). Положи туда…
РОЗАЛИЯ (предвидя, что Диана не поймет). Повесьте на стул.
Диана кладет халат на стул.
ФИЛУМЕНА (снова принимает любезный тон; намекая на священника). Он видел, как я умирала, и посоветовал дону Доменико перед моей смертью узаконить нашу связь.
Диана хочет снова напустить на себя важность, но не знает, как это сделать; берет со стола розу, делает вид, будто нюхает се.
(Ледяным тоном.) Положи розу!
РОЗАЛИЯ (поспешно). Положите розу обратно.
Диана, словно выполняя приказ командира, кладет розу на стол.
ФИЛУМЕНА (снова становится вежливой). И дон Доменико согласился, что это справедливо: «Она заслужила это. Двадцать пять лет эта несчастная со мной…» И есть еще много причин, которые мы вовсе не обязаны объяснять вам. Он (продолжая подразумевать священника) подошел к кровати, и мы обвенчались… Два свидетеля и благословение святого отца. Есть, наверное, браки, которые полезны для здоровья… То-то я сразу почувствовала себя лучше. Я спрыгнула с постели, переселение на тот свет не состоялось. Разумеется, где нет больных, там не нужны медицинские сестры… и прочие мерзости… (Указательным пальцем вытянутой правой руки наносит Диане несколько точных размеренных ударов по подбородку).
Диана резко и вместе с тем непроизвольно кивает головой, словно говоря — «нет».
…и непристойности… (Снова ударяет Диану.) в присутствии умирающей женщины… Ты же знала, что я умираю… Убирайся-ка отсюда ко всем чертям!
Диана беспомощно улыбается, словно хочет сказать: «Я ее не знаю».
Чтоб твоей ноги здесь не было! Ищите себе другой дом.
ДИАНА (продолжая улыбаться, пятится назад к двери). Хорошо.
ФИЛУМЕНА. А если захотите хорошо пожить, отправляйтесь туда, где была я… (Намекает на дом терпимости.)
ДИАНА. Куда?
ФИЛУМЕНА. Спросите у дона Доменико. Он посещал эти дома раньше, посещает и теперь. Идите.
ДИАНА (поникшая под жгучим взглядом Филумены, внезапно приходит в возбуждение). Спасибо (Отправляется к правой двери.)
ФИЛУМЕНА. Не за что. (Возвращается на свое место в левом углу.)
ДИАНА. Спокойной ночи. (Уходит.)
ДОМЕНИКО (который до этого момента был погружен в странное раздумье, Филумене). Как ты с ней обошлась?
ФИЛУМЕНА. Так, как она заслужила. (Делает презрительный жест.)
ДОМЕНИКО. Слушай, что я скажу… Ты ведьма… С тобой надо держать ухо востро… Теперь я хорошо тебя узнал. Ты, как моль. Как ядовитая моль, которая там, где садится, все губит. Ты произнесла фразу, которая не выходит у меня из головы: «Мне надо от тебя другое… и ты сделаешь это!» Не деньги, нет. Ты знаешь, что получишь их… (Разъяренный.) Что ты еще хочешь от меня? Что у тебя еще на уме? О чем ты думаешь? Почему молчишь? Ну, скажи!
ФИЛУМЕНА (просто). Думми, знаешь эту песенку? (Напевает мотив неаполитанской песни.)
Я приручаю красивого щегла. Его многому надо научить… РОЗАЛИЯ (поднимает глаза к небу). О Мадонна!
ДОМЕНИКО (подозрительно оглядываясь, робко Филумене). Что это значит?
ФИЛУМЕНА (решительно). Щегол — ты!
ДОМЕНИКО. Филумена, говори яснее… Перестань смеяться надо мной! Не своди меня с ума… Меня трясет, как в лихорадке, Филуме…
ФИЛУМЕНА (серьезно). Дети есть дети!
ДОМЕНИКО. Что ты хочешь этим сказать?
ФИЛУМЕНА. Они еще узнают, кто их мать… Узнают, что она ради них сделала… Они полюбят меня! (Воспламенившись.) Им не стыдно будет стоять рядом с другими людьми. Они не будут чувствовать себя униженными, когда им придется пойти в муниципалитет за каким-нибудь документом. Они должны знать, что такое семья, дом… Они соберутся на семейный совет, мои дети, решать важные дела… Они будут носить мою фамилию!
ДОМЕНИКО. Твою фамилию? Какую?
ФИЛУМЕНА. Ту, что ношу я… Мы же супруги Сориано!
ДОМЕНИКО (взбудоражен). Наконец я тебя понял! Мне хотелось услышать, что ты скажешь… о чем заговорят твои нечестивые уста. Мне надо было лишний раз в этом убедиться! Я вышвырну тебя пинком за дверь, размозжу тебе голову, как ядовитой змее, которая не дает спокойно жить честным людям. (Имеет в виду план Филумены.) Что? Что? В моем доме? Мою фамилию? Этим сыновьям?..
ФИЛУМЕНА (угрожающе, чтобы помешать ему произнести еще слово). Что? Чьим?
ДОМЕНИКО. Твоим!.. Если меня спросят, чьи это дети, я отвечу — твои! Но, когда мне зададут вопрос: «От кого?», — я ответить не смогу! Я не знаю этого! И ты сама не знаешь! Ты надеялась исправить ошибку, успокоить свою совесть и спасти себя от греха. Хочешь привести в дом каких-то трех чужих парней. Пока я жив, ноги их не будет в этом доме! (Торжественно.) Клянусь душой моего отца…
ФИЛУМЕНА (неожиданно, в искреннем порыве прерывает его, словно желая предостеречь несчастье, которое может произойти от необдуманного кощунства). Не клянись! Вспомни меня! Двадцать пять лет тому назад я поклялась и теперь прошу у тебя милостыни… Не клянись, ты не сможешь сдержать своего слова… Умрешь проклятым, если сам не придешь когда-нибудь просить у меня милостыню.
ДОМЕНИКО (под впечатлением слов Филумены, словно потеряв рассудок). Что ты еще придумала?.. Колдунья! Но я не боюсь тебя! Ты не запугаешь меня!
ФИЛУМЕНА (вызывающе). А зачем ты это говоришь?
ДОМЕНИКО. Замолчи! (К Альфредо, снимая пижаму.) Подай пиджак!
Альфредо молча проходит в «кабинет».
(Филумене.) Завтра чтобы я тебя больше не видел! Я приведу адвоката и разоблачу тебя. Я попал в ловушку, но у меня есть свидетели… Если и закон не признает моей правоты, я убью тебя! Сотру с лица земли, Филуме!
ФИЛУМЕНА (с иронией). А где же вы тогда поселите меня?
ДОМЕНИКО (выходит из себя). Там, где ты была.
Возвращается Альфредо. Доменико вырывает у него из рук пиджак, надевает его.
Завтра ты отправишься к моему адвокату, понял?
Альфредо кивает головой, что должно означать «да».
Мы еще поговорим, Филуме!
ФИЛУМЕНА. Что ж! Поговорим!
ДОМЕНИКО. Я покажу тебе, кто такой Доменико Сориано и из какого теста он сделан. (Уходит в глубь сцены.)
ФИЛУМЕНА (указывая на стол). Садись, Розали… наверное, и ты проголодалась! (Садится лицом к залу.)
ДОМЕНИКО. Будьте здоровы… Филумена из Неаполя!
ФИЛУМЕНА (напевает).
Я приручаю красивого щегла… ДОМЕНИКО (в ответ на пение Филумены зло хохочет, словно намеренно стремясь оскорбить ее). Запомни этот смех… Филумена Мартурано!..
Занавес.
Действие второе
