Победитель, или В плену любви

Александр тут же подвинулся, освобождая ей место на скамье, показал меч и с волнением спросил:

— Ну, как он вам?

Манди аккуратно подвернула юбки, села, внимательно осмотрела меч и сказала торжественно:

— Замечательный. То есть станет замечательным, когда вы его полностью приведете в порядок.

— Представляете, нашел в оружейной под целым ворохом дротиков и посеченных доспехов. Харви говорит, что меч старый, но это неважно. Настоящая мастерская работа — я это чувствую по стали. — И он погладил клинок, что-то беззвучно бормоча.

Манди посмотрела на его ловкие, изящные руки, столь не похожие на громадные лопаты-ручищи Харви, и спросила, поддразнивая:

— Вы не забудете меня, когда станете великим рыцарем?

Он широко улыбнулся, обнажив прекрасные, не тронутые гнилью и не прореженные ратными стычками зубы:

— Конечно же, не забуду, хоть вы к тому времени станете сиятельной леди, и толпа поклонников будет становиться в очередь, чтобы поцеловать подол вашего шелкового платья.

Она засмеялась, но это была скорее защита, чем проявление веселья, и спросила язвительно:

— Неужто я стану подобной леди Элайн?

Он некоторое время помолчал и сказал, проведя тыльной стороной ладони по лбу:

— Она только играет. Признаю, что играет она мастерски, но все равно это лишь игра.

— А я думала, что вы сделались ее покорным рабом.

Александр покачал головой.

— Мне нравится находиться рядом с нею, нравятся ее манеры, аромат ее благовоний, изящество движений. — Он пожал плечами. — Почему бы и нет? Такие вещи воздействуют на чувства, но я улавливаю разницу между игрой и действительностью. Я смотрю на нее и на вас и понимаю, где правда, а где — лишь лукавое зеркало.

Манди покраснела, хотя комплимент можно было расценить и так, что достоинствами леди Элайн девушка не обладает. Александр тем временем принялся полировать клинок, добавив:

— У нас много общего, неслучайно мы друзья.

Манди кивнула и отозвалась:

— Друзья.

Слово было удобно и приятно и предполагало разговоры без особых обязательств, которые накладывало физическое влечение. Но разве не было бы приятно, посмотри, оцени он ее так, как леди Элайн Лаву. Даже если это окажется опасной игрой…

Мысль отозвалась стеснением в животе, дыхание прервалось.

И в это время зазвучал рожок, возвещая время обеда. Александр отложил меч и, подчиняясь внезапному импульсу, отвесил церемонный реверанс и предложил Манди руку.

— Демуазель, — сказал он с лукавым видом.

Манди чуть вздрогнула — какая забавная пародия на реализацию ее тайного желания — и, ответив приличествующим случаю реверансом, взяла Александра под руку и с высоко поднятой головой позволила ввести себя в трапезную, ступая с таким видом, словно она была одета не в простенькое льняное платье, а в самые изысканные шелка.

Но только они пристроились к мискам, наполненным жирной свининой, тушенной с репчатым луком и бобами, как Харви, быстро войдя в трапезную с копьем в руках, — он в тот день был сменным начальником караула — поднял тревогу. Быстро подойдя к помосту барона, он едва поклонился и кратко доложил:

— Мой господин, к Лаву приближается отряд. Идут под знаменем Ругона и везут осадные машины.

Бертран перестал жевать и сказал хрипло:

— Ругон не осмелится!

— Но это так, мой господин. Они приближаются к южной стене. Какие мне отдать распоряжения?

Бертран вытер свой столовый кинжал чистым полотенцем, вогнал его в ножны и вскочил; объедок мяса свалился на пол.

— Если Амон де Ругон пришел осаждать мои стены, то он пришел за смертью! — прорычал Бертран и стремительно вышел из трапезной — увидеть неприятеля своими глазами.

Александр и все остальные в трапезной последовали за бароном.

Отряд Амона де Ругона был не особенно велик, но прекрасно вооружен и дисциплинирован. Сам Ругон, стройный мужчина на третьем десятке, с каштановыми волосами, ехал во главе войска. Чуть позади его левого плеча гарцевал оруженосец с черно-желтым — цвета Ругона — стягом на древке воздетого к небу копья. Позади отряда катили повозки с различными воинскими припасами; несколько открытых телег перевозили таран и камнеметы.

Глаза Бертрана чуть не вылезли из орбит, когда он увидел все это.

Харви прислонился к каменному зубцу, еще раз посмотрел на незваных гостей и спросил:

— Выслать герольда, чтобы выяснить их намерения, мой лорд?

Бертран едко парировал:

— Я и без герольда все вижу! Ничего, все, что он получит от меня, — это смерть! — и он бросил несколько отрывистых распоряжений по организации обороны.

Не шелохнувшись, Харви отчетливо повторял сказанное.

Александр знал, что означает мрачное, каменное выражение лица брата. Харви считал Бертрана тупицей, но был не настолько глуп сам, чтобы сказать это вслух. Человек, который не соблюдает законов войны, вряд ли может рассчитывать, чтобы с ним обходились подобающим по этим законам образом в случае, если потерпит поражение. И как часто за высокомерие господ расплачиваются их солдаты…

Манди вцепилась в рукав Александру и, глядя на силы, подступающие к замку, спросила:

— Что произойдет, если Ругон победит?

Александр болезненно сморщился. Он не мог сказать девушке, что при худшем исходе Амон де Ругон попросту прикажет повесить всех, кто причастен к угону скота, — в назидание тем, кто вздумает шутить с ним.

— Это будет зависеть от его чести и милосердия, — сказал он деревянным голосом.

— Леди Элайн о нем очень высокого мнения. Она говорит, что… — Манди оглянулась и, понизив голос, закончила: — что он стоит двух таких, как ее муж.

Александр фыркнул:

— Это запросто, разве что кроме как в состязании едоков.

Тут Александр услышал, что его подзывает Харви и, извинившись, поспешил по стенному бордюру к брату.

— Мне нужно знать с точностью до последнего древка и стрелы, чем мы располагаем. Доложишь мне сразу, как только соберешь сведения.

Сердце Александра заколотилось, а во рту пересохло.

— Где ты будешь?

— На этой или какой-нибудь другой стене. — Харви нахмурился и пробормотал: — Де Ругон или дурак, или знает нечто нам не известное…

Александр взглянул на войско, разворачивающееся у стен, и вопросительно взглянул на Харви.

— Лорд Бертран находится в невыгодном положении, если Львиное Сердце вновь на коне. Лаву поддерживает Филиппа Французского, и это делает его изменником. Эти, которые внизу, могут оказаться только первыми из стервятников. А что, Амон де Ругон имеет право на самую большую кость. Думаю, что он хочет урвать кусок, пока еще есть что урвать.

— Так ты полагаешь, что прибудут и другие… стервятники?

Харви пожал плечами.

— А то. Не думаю, что это — простой жест Ругона. Он сравнительно молод, но он — закаленный крестоносец. — Харви одарил брата безрадостной улыбкой. — Так что ты был прав, протестуя против угона скота.

— Насчет отъезда я тоже был прав, — возразил Александр с той же гримасой. — Теперь нам придется не слишком уютно.

— Совсем неуютно. Но, по крайней мере, научишься драться за свою жизнь. И не стой как болван! Иди, добудь сведения!

ГЛАВА 9

Чья-то нога сердито пнула Александра в бок.

— Да не сплю я! — возмутился Александр и перехватил башмак. Ну конечно, братец резвится.

— Тогда поднимайся, бездельник! Пора! — прогрохотал Харви. Он был уже полностью одет, а в руке держал огромный ломоть хлеба. Другой рукой он подхватил одежду Александра, швырнул брату и присел на край постели. Откусив от ломтя, он только кивнул: давай, мол, собирайся.

Хрипло прокукарекал петух. Александр отбросил плащ и сел. Живот сводило, глаза жгло от недосыпания. Люди в казарме поднимались со стонами и ворчанием. Он спросил себя, не пролежали все они полночи с открытыми глазами с умом, пораженным мрачными, кровавыми картинами, которые рисовало их воображение.

Казарму освещали факелы, воткнутые в кольца на стенах. А небо за окном оставалось угольно-черным: рассвет еще не наступил. Александр поднялся и побрел к кадке ополоснуть лицо; все напомнило Кранвелл, когда его поднимали к заутрене, молиться и петь в монастырской часовне. Он долго шел по темным лестницам, полусонный, досматривая уплывающие сновидения. Скелеты, ухмыляющиеся со стен. Вчера вечером он видел их так ясно — и, казалось, что смотрится в зеркало…

Он окунул лицо в воду, утерся и выглянул в окно. Стены и башни окутывала тьма, размывая контуры. Только над восточной стеной небо чуть побледнело.

Вновь прокукарекал петух, и на этот раз отозвались еще несколько голосов из разных частей замка.

Начинался четвертый день осады; пока что Лаву держался, но опасность взятия крепости нарастала. Состоялось два приступа, и длинные черные потоки на стенах, оставленные кипящей смолой, свидетельствовали о неудачах Ругона. Но и Лаву пострадал, Валуны, брошенные камнеметами, оставили на стенах глубокие рытвины; больше всего пострадала южная стена. Накануне штурмовая команда подтащила к воротам таран, а длина осадных лестниц позволяла попытаться взобраться на любую из стен.

Первые вылазки были отбиты — с немалыми трудностями для осажденных; и эти первые неудачи, казалось, ничуть не смутили Амона де Ругона. А то, что он не отошел, а разбил лагерь чуть дальше, чем в полете стрелы от крепости, укрепило Харви и других опытных рыцарей гарнизона в подозрении, что де Ругон ожидает подкрепления, — а значит, надо попытаться что-то предпринять против тех, кто сейчас осаждает Лаву, прежде чем предположение станет свершившимся фактом.

Холодная вода несколько взбодрила; Александр вернулся в караульное помещение, отломил хлеба, намазал его свиным студнем и налил кубок вина. Он жевал и глотал без всякого аппетита, просто потому, что знал: надо подкрепиться перед предстоящей схваткой. Следующий раз удастся поесть — если удастся вообще — через добрые шесть часов, то есть после сражения…

Затем он проверил свое оружие: копье, щит, длинный кинжал и старый меч, теперь полностью подновленный, отточенный и отполированный до убийственного блеска. Все это теперь понадобится в бою. Первые приступы отражали стрелами, камнями, дротиками и кипящей смолой, и дело не доходило до рукопашной. Ее черед придет в ближайший час.

Небо на востоке стало пепельным. Александр удостоверился, что ножны прочно прикреплены к поясу, и вышел из караульной, направляясь к месту построения.

— Не надо так волноваться, — сказала Элайн, взглянув на Манди. — Когда Амон возьмет Лаву, он пощадит жизни защитников. Он гневается на Бертрана, а не на солдат. — Она бросила взгляд на окно. Сквозь закрытые ставни приглушенно доносились голоса воинов, топот и ржание коней.

Элайн и Манди разрезали льняное полотнище на полосы для перевязок. На нескольких подносах были разложены толстые иглы и суровые нити, стояли мисочки с толченой костью и фляжки с бальзамом. Манди знала, что сегодня ей придется зашивать не ткань, а человеческую плоть.

Она искоса посмотрела на леди Элайн. Ее властная напарница, несомненно, волновалась, хотя и старалась этого не показывать. Имя Амона де Ругона то и дело всплывало в разговоре, словно Элайн пробовала эти звуки на вкус. А еще она говорила «когда», а не «если».

— А почему вы так уверены, что Амон возьмет Лаву? — спросила с любопытством Манди. — Харви говорит, что силы осаждающих не столь велики, чтобы представлять реальную угрозу.

Элайн закончила ровный, как стрела, разрез, а затем взглянула на Манди с кошачьим блеском в глазах и бросила негромко:

— У Амона в рукаве запасено несколько фокусов.

— Откуда вы знаете? — спросила Манди, беспокойство которой пока что не развеяли слова сиятельной дамы.

Элайн вела себя очень странно с тех пор, как войско Ругона появилось у стен Лаву. Она ничуть не страшилась опасности и чего-то выжидала; а вчера, когда никого, кроме Манди, не было рядом, принялась танцевать и кружиться по комнате, что-то мурлыча себе под нос.

Элайн так долго молчала, что Манди подумала: ответа уже не получить, но наконец леди со вздохом отложила ножницы.

— Я знала Амона, когда была совсем ребенком, а он — оруженосцем в свите моего отца… Я хотела выйти за него замуж, но у отца были собственные планы устройства моего семейного благополучия, и юный оруженосец со скромным состоянием в эти планы никак не вписывался. Все, что нам выпало — это несколько свиданий украдкой за лето перед моей свадьбой… — Элайн сделала изящный и неопределенный жест, и Манди заметила, что на руке у леди больше нет тяжелого перстня с рубиновой печаткой. — И хотя ничего большего, чем слова и нежнейшие поцелуи, не произошло, отец бы убил нас обоих, если бы узнал; а ни у Амона, ни у меня не было смелости или безрассудной отваги ваших родителей, чтобы тайно сбежать. А с тех пор я дважды стала женой и однажды — вдовой. Он же ни разу не был женат, но добился немалых успехов, сражаясь под знаменами Львиного Сердца. Бертран совершил ошибку, угнав стадо Ругона: Амон — сподвижник короля.

Элайн сошла с помоста, приблизилась к очагу и подбросила поленьев в огонь под котлом.

— Амон пришел не только ради Лаву, — сказала она, отстраняясь от взметнувшихся языков пламени, — а еще и ради меня.

Когда солнце окрасило розоватым светом восток, отряд защитников Лаву сосредоточился у ворот перед вылазкой. В зависимости от характера или состояния своих нервов рыцари или горячили своих коней, или успокаивали их, поглаживая или ласково бормоча.

Харви сидел на коне у левого плеча Бертрана, действуя как его телохранитель и знаменосец. Незавидная роль, поскольку захват вражеского знамени считался несомненным фактором победы и его хранитель становился важной целью атак. Но из всех рыцарей в отряде Лаву Харви был самым сильным и искушенным во владении оружием.

Александр пристально поглядел на Харви и в который раз пожалел, что не может держаться в седле с такой же высокомерной уверенностью. Все внутренности сводили спазмы, предательская слабость сковывала руки и ноги. Он понимал, что не сможет как следует управляться со щитом и копьем, что окажется легкой добычей, и приготовился к гибели. Кое-кто из сидящих рядом воинов бормотал молитвы, но обращение к Всевышнему не приносило Александру облегчения, поскольку прошлый опыт молений вызывал мрачные воспоминания.

Покачивая копьем, он слушал скрип наматываемых на лебедки ржавых цепей; тяжелая завратная решетка начала медленно подниматься. Плотно закрытый шлем Харви с узкими прорезями на лицевой части повернулся, и боевая рукавица рыцаря взметнулась, приветствуя Александра. Молодой человек ответил таким же приветствием и одарил брата слабым подобием улыбки. Старомодный шлем Александра был с опускающимся забралом и оставлял открытым рот и нижнюю челюсть. Кольчуги для Александра в арсенале Лаву не нашлось, приходилось обходиться стеганым гамбезоном, поверх которого было надето нечто вроде длинной овчинной безрукавки. Единственное, что утешало — то, что одежда намного меньше стесняла движения, чем кольчуга и латы.

Арнауд де Серизэ толкнул Александра локтем.

— Держись поближе ко мне. И не связывайся ни с кем, кто лучше вооружен. Если почувствовал, что увяз в бою, — отступай.

Александр кивнул, но на самом деле мало что понимал, подавленный слепым страхом. И спросил рыцаря:

— А вы не боитесь?

— Чего? — резко вскинулся Арнауд. — Рискуем всего-то жизнью.

Решетка уже поднялась достаточно, открывая проезд. Александр повозился, перехватывая поводья и щит левой рукой; правой предстояло орудовать копьем. Самсон в нетерпении перебирал копытами; Александр ощутил испарину и сказал хрипло:

— Я не хочу умереть.

Арнауд бросил твердо, почти высокомерно:

— А ты и не умрешь. Не так-то это просто. Из-за этого мне еще придется переносить страдания… — Он окинул Александра сердитым взглядом. — Знаешь, юноша, почему Харви обязал меня защищать тебя?

Александр медленно покачал головой.