История Русской Церкви

Православная церковь домонгольской Руси

Добрый день! Итак, сегодня, дорогие друзья, мы с вами начинаем небольшой курс, который будет состоять из 5 лекций. Он посвящен истории русской церкви. Наша первая лекция — это история церкви домонгольской Руси.

Когда мы говорим о церкви, у людей простых возникает представление о постройке, о здании. У людей более искушенных возникает представление о церковной организации, о том, что это какая-то структура с патриархом или митрополитом, епископами. Но не это Церковь. Церковь — это экклесия, это сообщество верующих людей, которое как-то организовано в ту или иную структуру, которое естественно имеет молитвенные здания для собрания. А может их и не иметь и собираться где есть возможность. В первую очередь мы будем говорить именно об этом, о сообществе верующих людей. О вере и организации жизни и строе жизни верующего христианского сообщества той страны, которая сейчас называется Россией.

Верующие христиане на Руси появляются довольно рано. Они появляются, по всей видимости, в 8–9 веке. И это не странно, потому что это 8–9 век после Рождества Христова. С юга, с запада Русь уже всё больше окружена христианскими обществами: к югу от Руси Византия, к западу — Священная Римская Империя Германской нации, полностью христианская уже с 6–7 века. Так что анклав языческих сообществ в Европе становится сравнительно небольшим. Это славянские земли к северу от Дуная, это Карпаты, это Рудные горы Чехии, то, что мы сейчас называем Польшей, побережье Балтийского моря и Скандинавия. К этому же нехристианизированному району принадлежат и области Руси. Когда мы говорим о христианизации, мы должны, конечно, представить, а что было до этого. Обычно книги, которые вас знакомят с историей русской церкви… Среди таких наиболее качественных книг я рекомендую книгу нашего замечательного историка Антона Карташова «Очерки по истории русской церкви» в двух томах с древнейших времен до императора Павла I, дальше он не успел написать — умер. Это прекрасная книга, написанная уже в русской эмиграции в 50-х годах 20 века, то есть с использованием современных источников. Можно взять последнюю главу маленькой книги отца А.Шмемана, которая посвящена истории русской церкви. Но как бы там ни было, когда начинается речь об истории русской церкви, конечно, надо сказать о том, что было до этого, на какой субстрат легла христианская проповедь. И беда заключается в том, что этот субстрат специалисты по русской церкви знают, как правило, плохо, представляют плохо и говорят скороговоркой. Это неслучайно. Дело в том, что знания о русском и шире, славянском, язычестве у нас очень фрагментарные, их очень мало. Пожалуй, самая солидная книга по истории русского и славянского язычества это книги академика Рыбакова, который сам очень симпатизировал дохристианскому славянскому язычеству на Руси. Одна книга, здоровенный том, это «Вера древних славян», и вторая — «Вера древней Руси». Он собрал практически всё, он собрал все источники, однако это немного.

Но для нас важен один принцип, который вывели исследователи дохристианского состояния общества. Это то, что вера была, если угодно, родовой. Это не была организованная религиозная вера государственного народа наподобие, скажем, дохристианской веры Греции, Рима, Египта, Вавилонии. Это была вера народа, живущего самой простой сельской жизнью. Как правило, были небольшие родовые святилища, может быть, одно-два-три крупных племенных языческих святилища. Одно из таких крупных святилищ известно на острове Рюген, это сейчас граница нынешних Польши и Германии. Второе известное крупное святилище, имевшее племенное значение, это холм Перынь, знаменитый Перынский скит под Великим Новгородом. Были, наверно, и другие такие центры. Говорят, что одним из центров язычества, памятников никаких не сохранилось, было на территории города Ростова Великого, на территории Ярославской ныне области, города, который имел дохристианское существование именно как религиозный центр.

Обычно ученые, которые говорят о русском язычестве, забывают, что духовное состояние народа, которое описывается как русское язычество, не изначальное. Это забывается всегда. Я ни у Карташова, ни у Шмемана не читал, что на самом деле это вторичная религиозная деградация славянского сообщества. Дело в том, что, мы знаем очень хорошо, славяне и балты принадлежат к индоевропейским народам, а индоевропейская древнейшая религиозность нам известна по памятнику, сохранившемуся на территории нынешней Индии. Это ведически комплекс, Веды, Ригведа, Самаведа, Яджурведа, поздее в Индии добавилась Адхарваведа — это четвертая веда. Но самые ранние Веды и, видимо, большая часть корпуса Ригведы составлены не в Индии. По целому ряду моментов, о которых здесь нет места говорить, можно сказать, что они были составлены в месте прародины ариев. Большинство ученых, хотя споры существуют, прародиной ариев именуют пространство между Вислой и Уралом, т. е. это территория лесостепной и степной зоны нынешней южной России и Украины.

На этой территории существовала религиозная система абсолютно иная, чем та, которую застала христианизация Руси. Это была система с единым Богом — Аджа — нерожденным Богом. Главной идеей была борьба сил зла и сил добра. И человек должен стать на поле боя на стороне сил добра против сил зла, на стороне адитьев против дасьев. И ритуал был той формой, в которой эта битва шла для каждого человека правильным образом. Задача была не столько стяжать что-то благодаря религии, как наивно полагают многие люди, что в древности религия была формой получить что-то: здоровье, богатство, успех на работе, хороший урожай. А задача религии была, если говорить об индоарийской религии, это правильно занять место в борьбе добра со злом, и отказаться при этом от плодов этой своей позиции: не мне, но Агни, то есть тому жертвенному огню, который приносился Богу.

Абсолютно противоположную форму застаем мы в период, когда христианство на пороге Руси. В это время о религии мыслят совершенно иначе. Религия — это средство организации земной жизни, средство достижения некоторых земных целей, тех самых, которых я только что говорил — богатство, здоровье, успехи, власть, всё что угодно. Религия помогает жизни здесь, она ничего не обеспечивает для человека в вечности. И вообще, о вечности думают мало в это время. Религия это родовая религия, это род, предки.

Что же произошло за эти три тысячи лет? Почему так изменилось религиозное сознание от ведического к позднеязыческому сознанию дохристианской Руси? Произошла обычная подмена, которая часто происходит в религии. Дело в том, что служить высокой цели, не думая о собственных благах, достоинствах, это трудно и тяжело. Это требует настоящего духовного подвига. Быть идеалистом в высшем смысле этого слова. Намного легче жить для себя и религию использовать для себя. Когда эта подмена происходит, тогда исчезает стремление к совершенству. Потому что стремление к совершенству — это на самом деле стремление к соединению с Совершенным Богом. Но если теряется стремление к совершенству, уже нет желания соединиться с совершенным Богом, да и есть понимание, что ты не совершенен, то человек, наоборот, на себя ориентирует жизнь. Это особенность любого язычества. Тогда на место ритуала приходить обычное банальное колдовство, когда человек стремится с помощью определенных заговоров заклинаний подчинить себе духов и с их помощью решить свои проблемы. Эта форма религиозной жизни сейчас у ученых получила название шаманизма, и то, что было на Руси, в славянском ареале в предхристианскую эпоху, это, безусловно, одна из форм шаманизма. Никакой принципиальной разницы между сибирским и тувинском шаманизмом и славянским шаманизмов 7–8 веков после Р.Х. нет.

И вот это поле мы называем Русью. Это достаточно условное, и я бы даже сказал, неправильное понятие. Сами древние летописцы, как русские, так и византийские, очень четко разделяли славянское и русское. В Повести временных лет прямо говорится, что русь — это прибывшие в славянские земли варяги, скандинавы. А до этого земля называлась славянской или словенской. Интересно, что племя, которое сохранила имя словене, это племя, жившее вокруг Волхова и по берегам Ильменя, это будущая новгордская область. Русь — это варяжское наименование, и для будущего значения христианства в домонгольской Руси, очень важно понять, что произошло с русью в 9 и 10 веках.

Повесть временных лет говорит о том, что с давних времен, с 8 века, Русь управлялась двумя сообществами, вне её находящимися и славянские земли Европы разделившими. Юг и юго-восточную часть славянского сообщества, включая Киев и Чернигов, Ополье, Полесье, Северскую землю контролировал Хазарский каганат. Северную и западную часть, нынешние земли Белоруссии, Пскова, Новгорода, до Вятки и Ростова контролировали варяги.

Хазарский каганат — это тюркское сообщество, сформировавшееся в начале 8 века и в конце 8 века создавшее государство, причем религиозными системами государства были ислам и иудаизм. Значительная часть знати и правители, каганы (отсюда распространенная еврейская фамилия Коган), были иудаистами. Часть хазар были мусульманами. Варяги были 100 % язычниками. Они разделили между собой Русь и её эксплуатировали.

Варяги именовали Русь Гардарики — страной городов, казалось бы. И многие любящие Россию люди говорят, какая развитая была наша страна, её называли в скандинавских сага Гардарики. Это двойная ошибка: и филологическая, и историческая. Филологически, гардр — это не город, город — это бург. Гардр — это огороженный двор, отсюда наше слово городить, старый индоевропейский корень. Это что-то обнесенное частоколом. С точки зрения исторической, на Руси никаких городов не было. Было два-три протогородских славянских поселения. Киев, который по преданию основали славянские князья Кий, Щек, Хорив и сестра их Лыбедь, Чернигов, возможно, Ростов. Но уже не Новгород, который был основан позже. Городов было очень мало, и норманнов, скандинавов, которые в это время плавали вокруг всей Европы и завоевывали земли по всей Европе — отсюда Нормандия, Англия была завоевана, Сицилию и южную Италию, постоянно пытались завоевать южную Испанию. Норманнская наемная дружина была личной охраной византийского императора. Для них был известен мир городской культуры, поэтому Русь их городами поразить не могла. Поразила другим. В отличие от остальной Европы, на Руси видимо каждое поселение, каждый хутор были частоколом отгорожены друг от друга. Мы и сейчас с вами знаем, когда едем по Европе, мы не видим заборов. Приезжаем в Россию — каждый дачный поселок это сплошные заборы. Забор — это, видимо, особенность русского менталитета, начинается она давно, намного раньше, чем история 19 или 20 века.

В чем же дело? Причина экономическая. На Руси главным объектом торговли, кроме известных лесных даров, воска, меда мехов, были рабы. Рабы были большей частью не чужие, откуда их там взять. Рабы были свои, в этом самая страшная беда, захватывали друг у друга людей и продавали их на невольничьих рынка. Есть подозрения, что Киев возник как перекупочный невольничий рынок. На невольничьих рынка продавали хазарам, и через них на передний восток, грекам-византийцам и на Западную Европу. Это настолько было распространенное явление, что слова обозначающие рабов в греческом и латинском изменились. Древнегреческое слово для раба это дулос, отсюда иеродулос — священная рабыня, теперь это эсклавос, славянин. Древнелатинское сервус, теперь в английском слэйв, французское эсклавос, это славянин. Это имеет прямое отношение к нашей проблеме. Дело в том, что завоевав с юга и севера Русь новые владыки продавали славян не сами их отлавливая, а отлавливали, как и в Африке негров во время работорговли, местные князьки и отдавали в качестве дани варягам и хазарам, которые отвозили их на невольничьи рынки.

В какой-то момент возмутились русские люди, не захотели больше платить эти тяжкие подати, и произошло восстание, и изгнали варягов за море. И начали править сами, но не смогли, потому что была огромная неправда между ними. Позвали варягов, второе пришествие варягов связано с именем Рюрика происходит на Руси, но это языческое призвание. После этого образуется как бы два сообщества. С одной стороны варяжское сообщество и примкнувшие к нему несколько племенных вождей, которые даже норманизируются специально, принимают варяжские имена. И огромно податное население, которое испытывает огромную муку от постоянного насилия со стороны варягов и собственных мелких славянских и угро-финских князьков. Не забудем, что это не только славянская равнина, вместе с ними там живут балты, литовцы, ятвяги, пруссу, леты, угро-финские народы, меря, весь и многие другие. Это сообщество, таким образом, эксплуатируется, и славянами с другими народами не любы эти завоеватели. Они их пытаются сбросить. Одна из летописей сохранила упоминание о храбром Вадиме, который в Новгороде устроил заговор против варягов, но заговор был неудачным, их казнили. И никаких перспектив дальнейшего существование органического на Руси не было. Несколько варяжских крепостей, эксплуатация населения, полное отсутствие культурной жизни.

Надо сказать, что Хазарский каганат был чуть получше, хазары, по крайней мере, сами многое производили, там была большая ремесленная культура. Южные земли Руси жили лучше, северным было совсем плохо¸- варяги ничего не производили, они только грабили — это была их норма жизни — продавали награбленное. В худшем случае, когда уж совсем нечего грабить, нанимались сами в дружины к тем или иным правителям. Это был путь тупиковый.

В этой ситуации мы видим первые ростки христианства. По преданию, еще до изгнания варягов, варяги первого круга, которые выгнали хазар из Киева, Аскольд и Дир, по преданию, уже Аскольд был христианином. Среди потомков Рюрика, мы знаем, что жена Игоря, видимо, славянская девушка из Пскова, кривичка по племени, принявшая варяжское имя Хельга-Ольга (модно было быть варягом, например, мать князя Владимира, которую полоцкая княгиня Рогнеда, варяжка, уничижительно называет рабыней Малушей, сама себя именую Марфедой — вот этот двойной мир)… так вот Ольга крестится, неизвестно где, скорей всего на Руси, не в Константинополе, но не исключено, что в болгарских землях, которые в то время были уже христианизированы. Интересно, что в середине 10 века в дружине князя Игоря половина воинов, которые безобразно напали на Византию и разграбили перед К-полем, обычные норманнские бесчинства, среди них были и славяне, но возглавляемые норманнами. Потом заключили торговый договор, ведь надо торговать, разграбить-то хорошо, но потом куда-то надо сбывать рабов и воск, значит, надо заключать торговый договор. В торговом договоре половина клянется старыми языческими богами, а половина целует крест в церкви св. Илии. Сын Ольги и Игоря Святослав — мать просит его креститься — говорит: «Не могу, надо мной дружина будет смеяться». То есть мы видим это отношение, дружина живет обычным старым, бандитским, языческим в том смысле, что всё для меня, религия для меня, молиться, чтобы удачней совершить воровской поход. О каком крещении может идти речь?

Мы видим, что количество христиан растет. Сын Святослава Владимир, когда берет киевский престол, вообще, человек очень яркий, совсем молодой, ему 20 лет, он совершенно безумно одержим сексуально, потому что этот молодой человек женщину за женщиной захватывает себе в полон. И не просто каких-то, он у своего родственника полоцкого князя захватывает дочь Рогнеду, убивая отца, мать и двух братьев. Он убивает своего брата Ярополка, чтобы завладеть и киевским престолом, и его женой. Его жена тоже своеобразное существо, это греческая монахиня, взятая в полон и к тому времени беременная. От этого странного союза, по всей видимости, и рождается тот самый Святополк, который потом в 1015 году убьет Бориса и Глеба. И по рассказам, сохраненным и русскими, и западными летописями о Владимире или Вольдемаре, как его зовут на западе, Вольдемар — просто скандинавский князь, у него 800 наложниц, которые частью в Киеве, частью в его загородной резиденции Берестове. Такой же строй жизни и у его дружины, в основном варяжской, но отчасти и славянской. А варяжскую он просто нанимает, это его друзья, родственники, нанятые воины постоянно приезжают из Скандинавии, чтобы контролировать эту богатую землю.

То есть это, в общем, бандитское сообщество. Арабские путешественники говорят, что русь, имеется в виду варяги, постоянно ходят с копьями, потому что если у одного немного больше имущества, чем у другого, его тут же попытаются убить, чтобы отнять и поделить его имущество между собой. То есть это абсолютно больное сообщество. И вот в этой ситуации с князем Владимиром, который себя именует каганом, происходит удивительное преображение. Он становится христианином примерно в 30 лет. Очень любили в советское время, да и до революции Карамзин, говорить о сложных политических расчетах Владимира. На самом деле, я думаю, ситуация намного сложней, и намного менее политически расчетлива. Мы должны представить себе этот восточный кусок Европы, еще не христианизированный. В это время происходит стремительная христианизация этого медвежьего угла Европы. В 966 году ляшский князь, будущий король поляков Мешко Первый, крестит повислинские племена и очень быстро создает большое польское государство почти в современных границах. В 987 году венгерский король Штефан крестит Венгрию. Не забудем, что Венгрия — это степняки, это угры, гунны, которые пришли с Востока и поселились на этих больших и удобных для коневодства степях вокруг Болотона. Они крестятся в 987 году. В 993–995 гг. просто близкий родственник Владимира Олав Трюггвасон крестил Норвегию и Швецию, варягов, норманнов. Это было модно, но что значит модно?

Крещение было связано с несколькими очень важными моментами. С принципиальным обязательным изменением точки зрения на всю свою жизнь и на всю свою власть, коль речь идет о королях и князьях. Ты не должен был уже жить для себя, но для Бога и ближнего. Миссионеры из Рима или из К-поля или Болгарии учили тому, что любовь — по тому узнают, что вы ученики Мои, что имеет любовь между собой — если ты Бога любишь, а брата своего (в широком смысле слова, любого человека) не любишь, гонишь, то какой ты христианин? К этому относились очень строго. Вновь крещеным князьям и их окружению нужно было изменит брачные законы, а ведь это нелегко. Представьте себе, что такое разнузданность в этой сфере, бесконечная разнузданность. Полная смена парадигмы после крещения. Надо было изменить отношение к подданным. Если до этого варяги занимались тем, что продавали славяне финнов в рабство, то теперь надо выкупить своих граждан, которых во время войны или набегов захватили другие государства. Не продавать, а выкупать. Если раньше было совершенно наплевать, как живут люди, которые обложены твоей податью. Варяги отличались тем, что они годовую подать два или три раза в год собирали, разоряя народ дотла. Теперь надо было заботиться о нищих, убогих, больных.

Если Владимир еще неграмотен, и король Мешко тоже, то теперь уже не только их детям, но и широкому кругу людей надо было давать образование. А как иначе? Иначе не сможешь читать священных книг, не сможешь просвещаться. Абсолютно меняется парадигма. Люди которые идут на христианизацию, понимают, что не должно быть никакого фарисейства, этого никто не допустит — ни Рим, ни Константинополь. Епископы приезжают не свои, приезжают греки, приезжают немцы, итальянцы, и они строги. Поэтому не до моды тут. По моде хорошо бы ради собственной услады держаться старых верований. До сих пор у нас немало людей, которые вздыхают по древнему язычеству, оно приятно, оно позволяет человеку приятно жить. А тут надо менять весь свой быт, и мы знаем, что как раз Владимир резко изменяет свою жизнь. Остальные тоже: и Олав Трюггвасон считается сейчас святым Скандинавии, таким же крестителем Скандинавии, как и Владимир на Руси, и Мешко очень почитается поляками, и король Штефан почитается венграми. Эти люди не в шутку стали христианами и не ради какого-то политического соображения.

Летопись сохранила, что Владимир выбирает веру. Об этом любят говорить, и особенно любят говорить, что Владимир отверг ислам, потому что на Руси, по его словам, питие веселие есть. Но завывают, что выбор был намного серьезнее, совсем не о питии и не о еде на самом деле шла речь. Дело в том, что выбор между исламом и христианством для Владимира означал в том контексте выбор между Европой и Востоком. Восток — это Хазарский каганат, разбитый его отцом Святославом, который завоевал Белую Вежу и выгнал хазар из Руси. И принятие ислама или иудаизма означало возвращение вот в этот хазарский культурный пласт. Для викинга, у которого уже масса родственников или уже крестились, или собираются, для него этой альтернативы уже не было. Он был ориентирован на западный мир. Оставалось христианство. Какое христианство выбрать — латинское или греческое? Мы не должны забывать, что идет конец 10 века. Если мы посмотрим в это время на западную Европу, мы увидим, что она начинает подниматься и расцветать, это каролингское возрождение. Но на чем она поднимается и расцветает? На рецепции византийского богословия. В это время, 10–11 век, это время пробуждения новых мистических тенденций и в западной, и в восточной Европе, но импульс идет из Византии. Переводится Дионисий Ареопагит, Максим Исповедник — всё греческие авторы. Целая школа философская того времени создается в западной Европе на греческих авторах. Константинополь, безусловно, столица мира, безусловный культурный центра тогда, на порядки более развитый культурно, единственный сохранивший живую преемственность с античной дохристианской традицией, с традицией древней римской империей, которой пытаются подражать Каролинги, создавая Римскую Империю Германской нации, но это именно подражание.

Владимир делает судьбоносный выбор, который так будет осуждать потом Чаадаев, он делает выбор между культурным центром и культурной периферией в пользу культурного центра. Хотя Византийская империя тогда переживает не лучший момент своей политической жизни. Её теснят арабы, она потеряла уже свои огромные владения в Египте, Палестине, Сирии. Это период непростой, но и для Западной Европы он непростой. Арабы теснят и в Западной Европе, реконкиста не началась, идет только высадка арабов на Пиренейском полуострове. Всюду плохо, но культурно Византия тогда центр во всех вопросах: в области богословия, искусства, литературы, в области политического устроения. И Владимир делает выбор в пользу Византии, это великий выбор тогда. Нам в дальнейших лекциях понадобится об этом вспомнить, потому что не всякий выбор был правильным в истории России, но это выбор был тогда, именно тогда, не в смысле вот сейчас мы православные, какой восторг, именно тогда он был очень правильным.

Мы видим как меняется вся жизнь Руси. Мы видим, что сам Владимир женится на византийской принцессе Анне, оставляет свой гарем. Не знаю, куда он девается, но к его услугам он больше не прибегает. Владимир даже решает прекратить наказывать преступников, потому что мы все грешники, все недостойны, и новое греческое духовенство его убеждает, что этого не надо делать, потому что задача правителя защищать людей честных и наказывать, исправлять через наказание или по крайней меры оберегать людей честных, отделяя от них людей нечестных. Надо сказать, что до этого варяжский закон для славянских земель, т. н. Русская правда, то есть правда, данная руссами, варягами славянским землям. Она вводила нормы защиты, не было казней, не было членовредительных наказаний. Было одно, но для варяга очень любимое, деньги. За любое преступление полагалась не просто компенсация пострадавшему, но и огромный денежный штраф в пользу казны. Это было самое главное. Например, за убийство обычного славянина, не княжьего человека, полагалось 40 гривен серебра штраф в пользу казны (это примерно 10 кг) и всего лишь в зависимости от положения убитого от 20 до 5 компенсация его семье. Самое главное получить деньги. Самое страшное наказание, которое знала Русская правда, это за поджог и конокрадство, это продажа семьи и собственности преступника с молотка в рабы — опять же деньги. Все мыслилось в этих категориях.

Теперь Владимир меняет форму. Убежденный духовенством, он вводит наказания за преступления в первую очередь предусматривающие возможность исправления преступника, но и защиту того человека, который нуждается в ней. Киев, а потом и другие города Руси покрываются сетью домов призрения, заведений, где нищие, голодные, убогие, больные получают лечение, кров и еду. Раздачи пищи народу. Образовательная система. Внук Владимира Всеволод, сын Ярослава, владел 5 иностранными языками, собирает огромную библиотеку. Ярослав Мудрый уже очень образованный человек, хотя сам Владимир безграмотный. То есть взрывообразный рост культуры. Строительство храмов. При пожаре в Киеве при Ярославе погибают 60 церквей, значит, сколько их было уже к тому времени. Этот процесс изменения имеет ярко выраженный политический характер. Я уже сказал о выкупе пленных, но не только это. Меняется отношение к гражданскому населению. Мы не знаем, как это было раньше. Может, это когда-то было, но городов не было. Теперь и города, и села управляются местным самоуправлением. Всюду появляется вече, то есть князь правит вместе с народом, вместе с вече. Да княжеская власть сохраняется, да это власть варяжских князей, да она передается по наследству в родстве Рюрика, но уже народ принимает участие в управление, он часть властной системы. Это новость.

Второе. Новые законы, законы Ярославы, говорят о частном землевладении общины, а на север, в Новгороде, Пскове и своеземцы — частное, частнособственническое владение одного человека или одной семьи на землю. Земля, которая по традиции варягов-язычников всегда считалась собственностью князя вся, поэтому свободные людины превращались в арендаторов. Теперь земля возвращается, они опять собственники земли. А вы понимаете, что на самом деле собственность для обыденной жизни самое главное. Если ты возвращаешь собственность и отказываешься от гарема, значит, ты действительно серьезно изменился. Легко говорить и даже свечку зажечь и постоять с ней в храме. Трудно вот эти вещи сделать: область собственности и область физических утех — это самые трудно преодолеваемые вещи для обычного человека. И мы видим здесь преображение.

Обращаясь к усопшему князю Владимиру, говоря перед лицом Ярослава митрополит Илларион Киевский в своем известном послании говорит: «Встань, — говорит он Владимиру, — взгляни на чадо свое Ярослава, взгляни на род свой, взгляни на украшающего престол земли твоей и возрадуйся и возвеселися. К тому же взгляни на сноху твою Ирину, взгляни на внуков твоих и правнуков, как живут они, как хранимы они Господом, как благоверие держат по завету твоему, как в святые церкви часто ходят, как славят Христа, как покланяются имени Его. Взгляни же и на град Киев величием сияющий, взгляни на церкви процветающие, взгляни на христианство возрастающее, взгляни на град, иконами святых освещаемый и блистающий и фимиамом благоухающий и хвалами и божественными именами и песнопениями оглашаемый».

Конечно, это панегирик, но если бы это была абсолютная ложь, народ бы рассмеялся. В этом есть своя правда. Страна расцветает, становится гражданским обществом. Она принята теперь в сообщество европейских народов и государств. До этого нехристианская Русь была просто полем разбоя для варягов, полем воровства для хазар, поле взаимного разбоя славян и финнов, а теперь она становится часть христианского европейского мира. Уже Владимир женится на византийской принцессе. Уже все дети Ярослава женятся или выходят замуж за видных деятелей западного мира, а сам Ярослав женится на Индигерде, дочери Олава Святого. Не буду перечислять, здесь и Франция, и Норвегия, и Польша, например, дочь Владимира Анна выходит замуж за короля Казимира, христианского короля Польши. Сын Ярослава Изяслав женился на сестре Трирского епископа Бурхарда. То есть Русь становится частью общего христианского европейского мира вполне. Тем более что разделение церквей, которое формально произошло в 11 веке, реально произошло только в 13 веке во время завоевания крестоносцами Константинополя. До этого мир не сознавал этого разделения. Это был спор богословов, спор Папы и К-польского Патриарха. Простой народ считал себя единым христианским миром, даже на уровне королей и царей. Никаких проблем не возникало.

Но произошла еще одна вещь, и об этом мы плохо знаем и мало говорим. Дело в том, что христианство пришло на Русь в обличии славянского языка. Христианство это письменная религия, она немыслима без Евангелия, без богослужения, без последований литургии, она не мыслима без массы текстов. Эти тексты были уже до Руси переведены на южнославянский язык, очень мало отличающийся от русского литературного языка, это староболгарский язык, как вы знаете, братьями Кириллом и Мефодием. И на Русь пришло христианство в славянском обличии. У варягов не было письменности тогда и не было своего скандинавского христианского текста, потому что даже христианизация варягов через Рим шла на латинском, а не на норманнском языке. У угро-финских племен тем более не было христианского священного писания на своем языке. Поэтому всё сообщество людей, живших на восточнославянской равнине, будь то балты, славяне, варяги и угро-фины, все служили по-славянски, все читали писание на славянском языке, все читали жития святых по-славянски, все учили грамоту, чтобы читать и христианские, и, скажем, переводные греческие тексты, все учили славянскую грамоту. Потом уже учили греческий, латынь, это уже высший пилотаж. Но 95 % учили именно славянский язык. Поэтому на базе единого славянского языка, который возник из славянского христианского богослужения, возникло новый народ, который называется русским народом и который соединил в себе до этого несоединимые части, языки варягов, финнов, балтов и различные говоры славянских племен, очень сильно отличавшиеся. Полесье, Ополье, говоры Мещеры — они ушли из культурного поля. Они остались на уровне местного говора, но язык культурный стал один, это русско-славянский язык. На нем написаны законы, на него переводятся тексты, на нем говорятся проповеди, это живой язык. Вот благодаря христианству в этой форме, кирилло-мефодиевской византийской форме, благодаря этому формируется русский народ как народ, уже не русь как норманны, а русский народ как соединение огромного культурного поля, куда входят даже многие тюркские народы с юго-востока прилежащие к этой славянской общности. Вот это большое очень поле формируется многоплеменной, на уровне народных говоров различный, но на уровне культурной речи единый русский народ. Это тоже очень важное явление христианизации.

То, что мы застали в 18–19 веке — неграмотный народ — вы знаете, что на Руси в начале 19 века грамотными было где-то 5 % населения, среди крестьян не больше 1–1,2 %. Это полная катастрофа. В то время в Германии уже была 100 % грамотность. Но так было не всегда. Именно то, что христианство пришло в кирилло-мефодиевой форме, на своем, пусть не совсем своем, конечно, церковнославянский язык был совсем не разговорный язык, но он был похож, он был понятный, его легче было учить, чем, скажем, латынь. Из-за того, что он пришел в такой форме, его легче было учить простым людям, чтобы читать Писание, чтобы понимать богослужение в церкви. Поэтому общество в Древней Руси стало, не скажу всеобще, но широко грамотно. Долгое время это была чистая теория. Открытие Арциховским и Яниным берестяных грамот сначала в Новгороде, потом в Старой Руссе, в Смоленске показало, что народ был действительно грамотным, что простых детей учили грамоте, что женщины и мужчины из простых семей переписывались, что люди писали друг другу с ошибками, на словенском говоре славянского языка, но любовные записки самые обычные, которые юноши и девушки всегда писали друг другу пока не стали Вконтакте работать. Это была широкая грамотность, чего не было на Западе, потому что латинский язык требовал особого к себе отношения, и крестьянин и даже дворянин и даже король не всегда могли его выучить — сложный, разработанный язык. Поэтому грамотность на Западе долгое время оставалась уделом монастыря и с 12 века университета, а на Руси она была грамотностью народа. Это, конечно, важная особенность.

Этот панегирик был бы слишком хорош, если не сказать о другой стороне. Во-первых, уровень того же князя Владимира, конечно, не был уровнем каждого. Христианство было встречено по-разному. Одни встретили его с большим энтузиазмом, потому что и раньше уже втайне исповедовали христианство, но боялись сказать об этом, потому что христиан преследовали и даже убивали. Скажем, в 983 году разгневанная толпа киевского народа убила двух христиан, отца и сына, Фёдора и Иоанна, варягов. Федор — это, видимо, Отар или Тор, Иоанн — христианское имя сына. Отец отказался отдавать сына в жертву, а детей отбирали в жертву идолам, считалось, что это очень хорошо. Их в итоге убили. То есть, многие христиане скрывали свое христианство, особенно простые люди. Теперь они могли выйти на поверхность и возрадоваться.

Многие, в общем, симпатизировали, особенно горожане, христианству, слышали о нем от купцов и проповедников, поэтому восприняли христианство достаточно положительно. Но многие восприняли его отрицательно. Дело в том, что человек привык жить в своем шаманском удобном мире и не хотел менять свою жизнь, не хотел менять свой уклад. Так было проще и легче, да и страшно было менять. Ведь на самом деле изменение уклада — это предательство старых богов, и шаманы 19 века говорили, когда обращались в христианство: «Я, конечно, христианин, но я тебе», — говорили они ученому, — «ничего о моей старой вере не расскажу. Как обозлятся мои старые боги, когда узнают, что я их предал не только тем, что я перешел в твою веру, но что я еще и их тайны тебе раскрыл». Двоеверие устанавливается на Руси как абсолютная реальность. Слово двоеверие — это не выдумка ученых 19 века, это старое русское славянское слово, которое используют в летописях для того, чтобы описать состояние умов многих людей. Они приходили в церковь, они молились, они просили Христа и Богородицу, но при этом они воспринимали Христа и Богородицу как самых сильных богов, а есть еще боги овина, болота, ручья, есть боги, защищающие от болезни, есть пращуры, т. е. предки, которые защищают потомков и т. д. и т. д. И нельзя их забывать! Есть домовой, есть леший и всё прочее.

Вот этот мир двоеверия надолго сохранился. С ним связан еще один момент. Дело в том, что шаманизм, выросший из разрушившейся ритуальной религии, сохраняет очень твердое понимание того, что можно и что нельзя в отношении того или иного духа. Каждый дух требует своих жертв, своей пищи, своего обряда, потому что когда-то так было в древнем ритуале. Об этом можно много говорить, ритуал этот было совсем не шаманский, но он тоже был фиксированный, поскольку мы же не знаем, как в мире богов, и поэтому как открылось провидцам, так и надо было совершать ритуал до мелочей. В ведическом ритуале нарушение любой мелочи было катастрофичным, поэтому был специальный, самый главный участник ритуала брахман, который сам ничего не делал и наблюдал только за тем, как соблюдается священнодействие, чинопоследование ритуала.

С этим пониманием славянские, не забудем, что норманны — это тоже потомки индоариев, и в норманнских сагах намного больше остатков древней ведической религии, чем даже в славянских преданиях. Так вот с этим сознанием люди вошли в христианство. Они восприняли христианство не как неслыханную свободу — где Дух Господень, там свобода. Не как освобождение от закона рабства — вы не под законом, вы в благодати, говорит апостол Павел. А наоборот, как новую форму почитания сильных божеств, где нельзя ничего нарушать. Мы видим по массе тогдашних вопрошаний, причем даже священников, сохранились такие вопрошания Кирика епископа епископу, и там вопросы на уровне: что можно есть в воскресение? Как надо относиться к той или иной одежде? Все эти вещи, которые никакого отношения на самом деле к христианству не имеют, но которые до сих пор очень волнуют многих наших и единоверцев, и сограждан. Можно в брюках? Можно в юбке? Покрыть голову? Не покрыть голову? Можно в праздник есть рыбу, если праздник выпадает на среду и пятницу? Или нельзя? Вот это всё на самом деле оттуда. Представление о том, что все расписано до мелочей. Нет никакой свободы внутренней в предстоянии перед Богом. Это было, мы видим в массе тогдашних текстов даже священников и епископов, не говоря уже о мирянах.

Второй момент, очень печальный, намного даже более печальный, чем этом. Хотя отсутствие свободы — это очень страшная вещь. Но второй момент еще более печальный. Мы видим постоянно. Как была устроена власть формальная в Киевском государстве: старший в роде Рюрика из живых восседал на престоле в Киеве, а по мере старшинства, причем сложно определяемого, там дети, дядья, распределялись остальные престолы в княжеских городах, от больших и значимых, таких как Новгород, Чернигов, Переяславль на Днепре, до совсем маленьких городов. Уже среди 4-го поколения после Владимира, т. е. среди его правнуков, потомков Владимира мужского пола было около 90 человек, соответственно всё перемешалось. Тем более появились вече, а они были довольно влиятельны. Мы знаем из летописи, что очень часто какой-нибудь не очень симпатичный князь должен был занять тот или иной престол просто по старшинство, а горожане говорили «Ты нам не люб, иди». Надо сказать, что нелюбый князь редко смирялся, он приглашал поляков, половцев, других князей и шел громить этот город, соответственно, продавал в рабство завоеванных горожан, грабил церкви и в свою церковь, из того города, из которого он пришел, нес украденное из города, который он ограбил. То есть не было понимания, что святыня есть святыня, а святыня — это та же добыча. Мы знаем, как полоцкий князь ограбил Новгород в начале 13 века, в 1205 году, и в Полоцк вывез сокровища, даже паникадило, Святой Софии. И таких случаев очень много. Князь Рюрик Романович с черниговскими князьями ограбил Киев, чтобы захватить киевский престол, и тоже в Чернигов увезли святыни из Софии Киевской. Это совершенно обычная вещь! Мы видим, что к христианству, к христианской собственности, при всём благочестии, отношение тоже как к добыче. И при этом очень большое личное благочестие многих. Князья не идут в поход, не взяв с собой священника. В поучении Владимира Мономаха, правнука Владимира Крестителя, своим детям говорится, что надо обязательно утром и вечером читать молитвы, причем утренние молитвы читать до восхода солнца. И это не чисто риторическая фраза. Так поступали, говорится, и твой дед, и твои дядья, все так поступали, поэтому и ты так же молись.

С одной стороны это благочестие, с другой ощущение этого растущего, еще не раздавленного, не побежденного властолюбия и своекорыстия. К концу 12 — началу 13 века оно уже расцвело пышным цветом, начались фактически войны князей за власть, мощные гражданские войны, многие тысячи воинов гибли в этих битвах, особенно трагическая битва произошла в 1216 году на Липецком поле, 12 апреля, когда дети Всеволода Константин, Юрия и Ярослав сражались друг с другом, больше 10 тысяч людей погибло. Ростовские князья заманили своих четырех братьев и убили их, чтобы завладеть престолом, князь Черниговский Игорь был умерщвлен, чтобы не быть конкурентом на престоле. Князь Василько был ослеплен с этой же целью. Мы видим, как нарастает этот ком неправды.

Но сказать это было бы сказать не всё. Одновременно растет и иное. Дело в том, что уже в середине 11 века в Берестове, где была летняя резиденция князя Владимира, славянин Антоний, познакомившийся с Константинопольским, византийским и даже палестинским в первую очередь монашеством, основывает монастырь, который потом войдет в историю как Киево-Печерская лавра. Сам Антоний живет в пещере, почти никого к себе не пускает, но его ученик Феодосий становится действительно основателем общежитийного монастыря, т. е. монастыря где монахи живут не в отдельных скитах сами по себе и только собираются на общие богослужения, а монахи живут общей жизнью, помогая друг другу. Этот принцип, основанный когда-то Пахомием Великим в Египте, но для Киева очень важен был Студийский устав, устав Студийского К-польского монастыря. По этому уставу создается монашеская жизнь, и Киево-Печерский монастырь становится центром духовной жизни домонгольской Руси. Из него происходит более 50 епископов, сотни замечательных духовников, священников, монахов, это действительно кузница древнерусской святости. Причем и Феодосий, и Антоний, и его потомки не останавливаются перед тем, чтобы говорить правду в лицо князьям, чтобы богатых останавливать в их произволе, чтобы судьям, которые превратно судят, указывать на то, что если не изменят своего подхода, они погибнут. Это активное вмешательство в жизнь. У Киево-Печерского монастыря очень широкое поле.

В Новгороде чуть позже, в 12 веке, выдающимся подвижником, который для Новгорода был тем же, чем Антоний и Феодосий для Киева, становится Валаам Хутынский, который основывает знаменитый Хутынский монастырь, Хутынь, к северу от Новгорода на берегу Волхова. Это тоже такой центр духовной жизни Северной Руси.

Особенность русского монашество, видимо, вызванная особенностью жизни в новокрещеной стране, это развернутость к миру. Мы почти не находим аскетов, анахоретов, ушедших полностью от мира, разве что Антоний, но он и канонизирован довольно поздно, позже Феодосия. Обычный идеал монашества — это открытость миру, это духовничество, чудотворение, это учительство, ограничение произвола сильных мира сего. В этом смысле удивительный образ дает Авраамий Смоленский, замечательный святой домонгольской Руси, который был настоятелем одного из смоленских монастырей. Он был великим книжником, вообще книжность, это особенность монашества того, домонгольского времени. Они не пренебрегают ученостью в отличие от многих монахов Палестины и Сирии, которые гордились не только тем, что они носят рванье и не моются, но и книг не читают, кроме Священного Писания. Русское монашество отличалось тем, что тоже носило рванье и тоже, к сожалению, не мылось, но оно по крайней мере… Помню, князь Феликс Юсупов написал в своих воспоминаниях после посещения Соловков: удивительно, грязные немытые вонючие монахи, неужели этим можно служить Богу? Конечно, это особенность юга, которая на Руси плохо адаптируется, но не об этом речь. Русское монашество было книжным, а Авраамий Смоленский целую большую школу создал, причем переводческую школу, переводов с латыни, с греческого языка, может даже с еврейского, это было культурное делание. Хотя сам Авраамий за свои большие труды, как это часто бывает, очень много страдал.

Наконец, последнее в духовном поле домонгольской Руси, это странный, чисто русский тип святости, появившийся буквально почти сразу. Он появляется с именами двух сыновей Владимира — Бориса и Глеба. Борис и Глеб, естественно, варяжские имена, и в крещении их назовут Роман и Давид. Эти два князя первые русские святые, они канонизированы до Феодосия, тем более до Антония, до самого князя Владимира, канонизированы не сверху, не распоряжением митрополита, а народным почитанием, а потом уже митрополитом санкционированы. Князья, которые, если читать древние жития, есть несколько изводов древних домонгольских житий Бориса и Глеба, одно из них написано знаменитым Нестором, кстати, слабейшее из всех, и два других неизвестными авторами. Мы видим, что поразило русского человека готовность повторить жертву Христа, готовность умереть, но не пролить кровь, готовность умереть, но не вызвать брани и вражды. Это даже не героический путь древнего мученичества, исповедничества. Никакого исповедничества у Бориса и Глеба не было, они молились, они просили даже милости, пощады, оба, особенно Глеб, у своих убийц, подосланных их братом Святополком Окаянным. Главное, что они, это прямо говорится в житиях, могли пойти против брата, тем более Борис был уже молодым воином, он возвращался с дружиной, он мог после похода, который должен был быть боевым, но он не встретил неприятеля, возвращался в Киев, он мог идти с дружиной, уж точно его бы не убили так просто. Но он отпускает дружину, потому что он не может сражаться с братом, не может проливать другую кровь. Как же так, я христианин должен пролить кровь моего брата. А Глеб тем более. Его предупреждают об убийстве, он все равно идет, потому что не верит, что брат может поднять на него руку. Настолько чиста его душа. Это потрясло русского человека. Насколько это было на самом деле, мы не знаем, наверно, было что-то очень неплохое. Но главное, что это потрясло тогдашних людей. И началось почитание с самого начала: Бориса тут же находят и хоронят в Киеве в 19 году. При впадении Жиздры в Днепр находят выброшенное убийцами тело Глеба, нетленное, его приносят к брату, и начинается их почитание. Так же потом начинается почитание князя черниговского Игоря, так же почитают и последнего императора Николая Второго — в чине страстотерпцев. То есть это нежелание проливать кровь — вот, этим можно сформулировать. Вы помните, в Евангелии эти удивительные слова, когда двое учеников Христа говорят, вот в этом самарийском городе Тебя не приняли, скажи, мы туда низведем огонь, как это сделал Илия. Не знаете, какого вы духа, отвечает Господь. Сын Человеческий пришел не казнить, а спасать. И вот этот принцип оказался пленительным для русского сознания, как оказалось, на многие века. Это тоже уникальная основа, заложенная в домонгольской Руси. Вот такой был удивительный мир, далеко не такой прекрасный, как иногда говорят тот же Георгий Федотов, тот же о. Александр Шмеман, что это была такая великолепная сказка. Нет, это не была сказка, там было очень много гадости, но это был первое открытие Правды, еще не полное, еще не глубокое, но это было открытие Правды о христианстве, возвращение в мир истинного почитания Бога Творца и Сына Человеческого, который является одновременно Сыном Божиим. Это начало преображение русского народа, и собственно говоря, вся дальнейшая его история с падениями и подъемами — это история его пути, начатого в те годы домоногольской Руси. Спасибо.

Православная русская церковь в XIII-первой половине XV века

Итак, дорогие друзья, мы начинаем следующий этап истории русской церкви и в сущности неотделимый от него этап развития русского общества. Это то, что называется в русской истории татаро-монгольским игом. Этот период охватывает, если говорить формально, с момента сражений Батыева войска на реке Сити, это 1238 год, до знаменитого стояние на Угре 1470 год.

Это большой период и он ознаменован целым рядом очень важных явлений, во многом, конечно, не во всем, предопределившим будущее развитие Руси.

Во-первых, само нашествие. Иногда у нас складывается представление, что это нашествие было чем-то совершенно неотвратимым как гигантское наводнение, и отразить его, защититься не было никакой возможности. Между тем, это иллюзия. Войско, которое с Батыем пришло на Русь в 1237 году сначала в Рязань, потом во Владимир, это было 300-тысячное войско, в основном сформированное кыпчакскими племенами с монголами в виде руководителей. И если учесть, что уже когда монголы завоевали Русь, они создали свою административную систему, которая имела одну цель — забор воинов-мужчин в армию. Для всей монгольской империи было единое деление на территории, с которых можно было взять 10 тысяч воинов, тьму. Русь была разделена на 43 тьмы. Русь имела воинский побор 430 тысяч мужчин, которые могли держать оружие. Не факт, что эти люди всегда набирались, скорей всего не всегда и почти никогда, потому что люди уклонялись от воинского побора. Но важно то, что монголы уже после завоевания Руси, после того, как значительная часть людей погибла из воинов и из мирных жителей во время нашествия, тем не менее, могли представить, что Русь может дать 430 тысяч воинов обычным набором, 1 к 10 от мужчин. Мы понимаем, что в чрезвычайной ситуации русская земля могла бы выставить армию с набором 1 к 5 от мужчин была бы равна 1 млн. человек. Это намного больше армии, которая пришла с Батыем. Не забудем, что хотя татарское войско было прекрасно экипировано и воински оснащено, и русское войско было прекрасно экипировано и прекрасно воински оснащено. Если вы даже посмотрите на архитектуру предмонгольского времени, вы увидите, что это в основном провинциальные реплики романской архитектуры запада. И русское войско, русские дружины строились по принципу западного рыцарского войска, это были закованные в латы воины с тяжелым оружием. Так что они могли постоять за себя. Надо сказать, что немного позже князь Даниил Галицкий в 1256 году разгромил татарское войско. Но потом, поскольку он был один, он был вынужден признать их власть. Но в этом не было ничего невероятного.

Почему же Русь проиграла? И так страшно проиграла. По той самой причине, на которой мы окончили прошлую лекцию. Это была причина духовная, не военная или геостратегическая. Это невероятная раздробленность и расколотость русской земли, борьба князей друг с другом, полное забвение в среде княжеской и гражданского населения тех христианских церковных норм единства, братолюбия, жертвенности, которые, как вы помните, утверждались образами Бориса и Глеба на Руси, но которые не реализовались полностью.

И вот теперь первый князь рязанский, на которого пришли татары, призывает великого князя Владимирского Юрия и князей черниговских, братьев, помочь ему. Князь Владимирский вообще, обиженный по ряду причин, было за что, не приходит на помощь, князья черниговские присылают небольшую дружину и медлят: когда они пришли, уже все было кончено. И естественно татарское войско уничтожает, громит рязанскую землю, которая была с ними один на один. Потом точно так же Владимирская земля. Князь Юрий Владимирский, который сейчас канонизирован, причислен к лику святых, во главе своего войска выходит против татар и дает им сражение на реке Сить. Но его собственный племянник Александр Невский не приходит из Новгорода на помощь. Он остается в Новгороде в это время. После гибели князя Юрия отец Александра занимает Владимирский престол. Владимирские войска после тяжелой кровопролитной битвы проигрывают. Большие города Владимир, Рязань завоевываются, мирные жители пытаются сопротивляться, но не могут. В следующем году завоевываются Киев, южные княжества. И так вся земля русская оказывается во власти татар не по причине несоразмерности мощи, а по причине полной нравственной раздробленности, хотя это одна семья, все князья Рюриковичи, близкие родственники, противопоставленные железной дисциплине монгол. Эта дисциплина тоже рухнет, но примерно через полсотни лет.

Это завоевание имеет три исключения. Первое исключение, это Новгород и Псков. Татарские войска после разгрома Владимира пошли дальше, дошли до Торжка, сожгли Торжок, а потом в районе, который назван Игнач Крест, это в районе Селигера или Валдая, остановились и развернулись назад. Очень не исключено, хотя это не зафиксировано ни одним документом, что князь Александр Ярославович договорился заранее с татарами, что он не идет на помощь дяде, а они не громят его вотчину. Князь Александр к тому времени уже два года князь Новгородский.

Второе исключение — это Литва, которая в это время тоже организуется, отдельные литовские племена, еще языческие, начинают собираться вокруг князя Миндовга, и сам князь принимает католическую веру, крестится западным обрядом. Литовцы отражают татар, правда, там идут небольшие отряды, и там болота, но они отражают татар — татары в Литву не идут. Батыево войско идет южнее, идет через Польшу и Чехию в Австрию, но там происходит таинственная, тоже не совсем понятная вещь. Венгрию они завоевывают, подходят к стенам Вены и у Клостенойбурга останавливаются, стоят и поворачивают назад в Степь. Формально понятно почему. Начинаются распри за великий престол главы монголов, великого хана, и Батый спешит в Каракорум. Это понятно. Но он мог оставить гарнизоны, как он это сделал на Руси, он же не эвакуировал Русь. А Венгрию он эвакуирует и дальше не идет. По всей видимости, только перспектива сражения с армией всей католической Европы и императора, а в то время Папа Иннокентий IV созывает всех на защиту от монголов, сама эта перспектива столь была неблагоприятна для Батыя, что он решил из католической части Европы уйти полностью. Поэтому он правит Венгрией один год, а венгерский король бежит на острова Адриатического моря, а теперь он без всяких крупных сражений, сражения были, когда он победил короля Венгрии, без сражений уходит — католический мир освобожден. Ничего подобного не происходит с Русью.

Наконец, Даниил Галицкий. Это третий пример. Галицкое княжество, тоже управлявшееся Рюриковичами, находившееся на самом западе, юго-западе русских земель, в прямом теснейшем контакте с западными государствами, Польшей, Венгрией в первую очередь. Даниил Галицкий решается принять западный обряд, чтобы и ему помогли императорские войска, у него не хватает своих войск. Он говорит о том, что готов это сделать. Не дожидаясь даже его крещения, Иннокентий IV посылает ему корону. Даниил становится королем Волынским и Галицким, но вспомогательные войска не посылает. И народ, и епископы категорически отказываются переходить в западный обряд и, в общем-то, Даниил сам тоже не переходит в конечном итоге и подчиняется татарам.

Вот такой расклад на Руси.

Что означало татарское завоевание? Татарское завоевание означало огромное изменение всей жизни. Первое, почти полное уничтожение ведущего слоя русской земли, культурного народа. Этот слой был или уничтожен физически. Погибли рыцари на поле боя, погибли горожане во время захвата городов. Или был уведен в полон, потому что талантливых инженеров, строителей, ремесленников, врачей татары очень ценили. И если их обнаруживали, уводили в Каракорум, во внутреннюю Монголию, где они им служили и неплохо жили, но для Руси они были навсегда потеряны.

Второе это исчезновение городской культуры. Русь предмонгольская была городской страной, где крупные и небольшие города образовывали культурную и политическую сеть. Теперь все города были сожжены и разорены, кроме двух исключений — Новгород и Псков на севере и достаточно отсталый кусок, прилегающий к Литовскому государству, это нынешняя Белоруссия, Полоцк, Брест, Гродно, то, что называли Чернороссией. Они тут же оказываются под протекторатом Миндовга, и на этой территории начинает формироваться исключительно интересный феномен литовского государства. А во всей остальной Руси города уничтожены, осталось сельское население. Даже те горожане, которые остались, бегут в леса. Сохранились описания того времени у летописцев. Суздальский летописец под 1239 годом пишет: «Тогда же бе пополох зол по всей земли, и сам не ведеху, где кто бежит. Если появится где хоть один татарин, то многие наши не смеют ему противиться, а если из две или трое, то многие русские бросая жен и детей обращаются в бегство». Понятно, что бегут в леса, где можно спрятаться. Особенно печальна участь самых богатых южных княжеств, которые находятся в лесостепной и степной полосе. Там некуда спрятаться, они разорены полностью, и в отличие от остальной Руси (это Киев, Переяславль, значительная часть Галицких земель) они просто включены в татарское государство без всяких князей, и там пасутся кони татарские. Куда деваться народу? Он разорен, сельское хозяйство невозможно. Бегут на северо-восток, в леса, спасаются.

Третье. Полностью прекратилась торговля. Нечем торговать больше, ремесла нет, города разорены, вся земля обложена десятиной доходов, в основном это сельские доходы, то, что дает земля. И уже больше нечем торговать, отдав десятину главное выжить. Начинается борьба за выживание. Самое тяжкое, что может быть, культура всегда умирает, когда борьба за выживание. Потому что когда человек думает, чем ему прокормить себя и детей, ему не до высоких творений. И действительно, на Руси прекращается практически летописание, прекращается полностью каменное строительство, за исключением незавоёванных земель.

Четвертое. Рекрутский набор, о котором я уже упомянул. Молодых мужчин постоянно забирают в Орду. Одного из мужчин от младенца до старца. Понятно, что ни младенец, ни старец в Орде не нужен, значит, берут молодых мужчин. Огромная нехватка людей.

Пятое. Князья теперь подвластны Орде. Раньше как строилась после Владимира система организации жизни: городское вече, князь Рюрикович, он фактически вождь предводитель, а при нем существует вече, которое решает, какой князь люб, какой не люб, какие деньги давать, какие не давать. Народное собрание и княжеская власть, которые находятся в каком-то балансе. Теперь над всем этим появился царь ордынский, или как называют его наши летописи, поганый царь ордынский. Но слово поганый не имеет негативного значения, за него молятся в церквах как за поганого царя ордынского. Слово поганый, paganus, язычник, неверный царь ордынский, не христианин. Это теперь для нас слова поганец и поганка имеют другое значение. Теперь этот царь требует себе повиновения князей. Через князей, которых он ставит, он им дает ярлыки, право на княжение. Он от них требует двух вещей: политической покорности, вплоть до того, чтобы их руками собственных братьев, которые выступают против татар, казнить и разорять; и дани. Сначала дань собирают татары, потом сбор дани переходит князьям. В любом случае и для первой, и для второй роли никакое вече не нужно, оно только мешает. Вечно какое-то свободолюбие, какая-то защита народа. Поэтому вече перестает собираться, постепенно отмирают повсюду на той территории, которая прямо подчинена татарам. На севере, в Новгороде и Пскове, и на западе, в Чернороссии, они естественно сохраняются.

Следующее. Граждане городов, мужи-вечники, как их называет новгородская летопись, превращаются в данников.

Следующий момент связан с крестьянством. Крестьяне, которые бегут с юга на север, желают продолжать делать то единственное, что они умеют делать — возделывать землю. Они оказываются в новой ситуации. Там на юге земля была их, это была вервь, земля общины, кое-где было единоличное владение землей, но это была частная собственность, так признается в киевских законах, они платили налог. Теперь у них нет никакой собственности, они приходят на север, где земля у князя, земля пустая, потому что значительная часть земледельцев севера погибла или взята в плен. Значит, землю можно давать, но это не их земля, они арендаторы на новой землей. Более того, они прибежали без скота, без орудий, им всё дает князь. Денег нет, всё дают натурой. Поэтому они арендаторы, связанные зависимостью с князем. Земли другие, это не черноземье, а суглинок, который дает намного меньший урожай. Таким образом, они попадают в экономическую зависимость. Соответственно они становятся зависимым населением, из которого потом вырастет крепостная зависимость. При этом и своим воинам дружинникам князь не может платить серебра, он им дает тяглые сёла. Слово село для нас имеет понятие деревня, но на самом деле, если вы вдумаетесь в этимологию слова село, оно связано со словом селиться, жить. От дает им людей на земле и помещает их на землю, где люди будут служить на него. Так возникает прототип будущего, от слова помещать на землю, помещичьего хозяйства.

Кроме того, очень важный, редко учитываемый момент, это десятина в женщинах. Монголы требовали десятины во всем, в женщинах тоже. И понятно зачем. Не только для гаремов, огромное собственное войско, одни мужчины. Понятно, нужны женщины, чтобы мужчины чувствовали себя более комфортно. Конечно, никто не хочет отдавать своих дочерей и жен, значит их прячут. Часть женщин тоже выводится, население тоже обескровливается. Но женщин прячут в теремах. Если женщина в Киевской Руси вела публичную жизнь в хорошем смысле этого слова, была общественным существом, то теперь она заперта в тереме, она во многом становится невольницей мужчины. А мужчины, живя без женщин в публичной жизни, дичают и грубеют. Быстро происходит огрубение нравов на Руси.

Наконец, что для нас имеет самое прямое значение, это Православная Церковь. Монголы сначала относились совершенно равнодушно к Православной церкви. Они грабили, когда завоевывали, убивали, не глядя, и священников, и епископов, и монахов. Мнение некоторых наших ученых, например, Карташева, что монголы с самого начала очень благоговели перед Русской церковью, неправильно. Ничего они не благоговели. Разоренные, сожженные, ограбленные храмы — прекрасное свидетельство повсюду. Но монголы были опытными политиками. Они прекрасно видели, что на Западе именно католическая церковь объединила разноплеменный запад вместе, и пришлось убираться вон. Поэтому надо было отделить Русь от Запада религиозной стеной. Сделать так, чтобы русские никогда не могли считать западную церковь своими братьями. А не забудем, что время было такое, что все было еще очень не ясно. Мы все знаем время великой схизмы, но это мы знаем. Никто не считал в Европе, что церковь раскололась надвое. Это был какой-то конфликт среди высшего духовенства, между Папой и К-польским патриархом. Мир продолжал считать себя единым христианским миром. И тому доказательство, в том числе и энтузиазм, с которым в Европе собирались крестоносцы для того, чтобы освобождать Византию. Но когда крестоносцы в 1204 году совсем не из религиозного рвения, а из жадности, завоевали Константинополь, совершенно как татары оскорбили святыни, разорили духовенство, религиозные чувства греческого народа, тогда произошел раскол, вот тогда на самом деле схизма началась с начала 13 века, а не в 11 веке, реальная, в сознании людей.

Но ей было тогда несколько десятилетий, и до таких медвежьих углов как Русь она доходила в очень ослабленном состоянии. Следовательно, для монголов было важно, чтобы Русь усугубила эту разделённость, а не преодолела её. Для этого были основания. Римская церковь не дремала, она постоянно предлагает и грекам, и русским, известны предложения римских легатов Александру Невскому воссоединиться с римской церковью, обещают помощь, обещают владимирскую корону, власть над русской землей и независимость от татар. И я думаю, это не пустые обещания. В 51-м году к Александру Невскому приезжают два епископа, посланника Римского Папы, с этим предложением. Есть постоянная борьба. Что делают татары? Они освобождают русскую церковь от налогов вообще, от всех десятин, до этого всё было. И ставит русскую церковь в привилегированное положение — это происходит в 1270 — с одним условием: никаких контактов с западной церковью. С тех пор в русских церквах начинают молиться о здравии поганого царя ордынского и при этом проклинают латынское богомерзкое служение.

Происходит это разделение, оно очень выгодно татарам. Что это означает практически? Культурная связь с Западом, существовавшая до половины 13 века, несмотря на все эти схизмы, полностью прекращается. Это очень важный момент.

Сейчас евразийцы любят говорить, что Русь раскрылась Востоку. Никому она не открылась. Хан Узбек, который правил в 1313–1341 годах, принимает ислам в качестве государственной религии Орды. Соответственно ислам Русь уже не принимает, поэтому Русь закрыта и для ислама восточного, он чужой, и для запада, который еще более чужой, как ни странно, вроде это христиане, и не забудем, что большинство северных монархов Европы довольно близкие родственники русских князей.

И наконец, последнее последствие, которое имеет и духовное, и светское значение. Это комплекс раба, который, к сожалению, все больше распространяется на Руси и даже приветствуется в летописях, потому что, чтобы выжить и заслужить покойную жизнь, надо лицемерить, надо показывать любовь и дружелюбие к завоевателям, иначе плохо будет, а завоевателя ты естественно ненавидишь. Если ты имеешь какую-то власть, то эту власть татары требуют употреблять, чтобы собирать им дань и налоги. Ты долен из своих собственных братьев и сестер выдавливать последнюю копейку, отношение к низшим как к рабам, и при этом отдавать всё это татарам и кланяться им. Это больное отношение, которое у нас в современной поговорке «я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак». Вот это оттуда происходит.

Было ли воспринято татарское завоевание как раз и навсегда данность? Конечно, нет. Оно было осмыслено в летописях сразу же как наказание за грехи самих русских людей. Все плачи о погибели русской земли, а это замечательные произведения русской литературы, в них рефрен, мы не уберегли нашу вельми красную землю русскую. Не уберегли чем? Не тем, что не готовились к войне — готовились! А тем, что не хранили христианских установлений, тем, что были друг другу волки, а не братья. Тем, что в нравственной жизни не соблюдали христианских принципов. Конечно, весь этот комплекс, не обвиняли другого.

Забегая вперед скажу, когда русские осмысляли Смуту и выход из Смуты начала 17 века, то каждое сословие обвиняло другое, что Русь вошла в Смуту. Тут этого еще нет, обвиняли сами себя, то есть самое здоровое установление. Обвиняли себя в том, что так всё произошло.

И конечно, начинается сопротивление. Первый, Евпатий Коловрат, черниговский воевода, который увидел разоренную Рязань и ушел партизаном и сражался. Самое мощное, первое восстание это восстание 1248 года, когда 2 брата Александра Невского Андрей Владимирский и Ярослав Тверской поднимают восстание, выгоняют баскаков из земель средней Руси. Александр тогда князь Новгородский и Киевский, но Киев сожжен, фактический он князь Новгородский. Что делает Александр? Новгородцы мечтают присоединиться к восставшим южным княжествам Владимирскому и Тверскому. Они смещают одного посадника и выдвигают другого, Онанию, сторонника борьбы. Военное напряжение растет, после нескольких конфликтов оно достигает своего апогея в несколько другой диспозиции в 1255 году. Что делает Александр Невский? Он выступает на стороне татар. Он к тому времени победитель немцев, литовцев и шведов выступает на стороне татар против своих братьев. Андрей бежит в Швецию, а Ярослав бежит в Псков. Александр Невский заставляет новгородцев выплатить дани, угрожая разорением Новгорода от татар. Ослепляет и отрезает носы тем, кто был против, кто были настоящими патриотами, желавшими свободы. Меняет посадника на своего человека.

Что это происходит? То, чем опять в новом контексте будет знаменоваться русская духовная жизнь. Это попытка борьбы за власть, а Александр мечтает стать единовластным правителем Руси, с помощью татар. Татарам только этого и надо.

Отделение церкви от западной, внутренняя междоусобица между князьями Рюриковичами — идеальная ситуация для управления богатой и в то же время потенциально очень сильной страной.

В этот период, тягостный для Руси, с одной стороны продолжается и утверждается канонизация русских князей. Русских князей, которые сражались за землю русскую. Александра Невского никто не канонизирует. Его канонизируют только в 16 веке при Макарии. Канонизируют Юрия Владимирского, погибшего на реке Сити, князя Михаила Тверского, который продолжал дело отца, боролся с татарами как мог, чтобы избежать полного разорения своей земли сам поехал к татарам и погиб, был убит. Эталоном считается князь Михаил Черниговский и его боярин Федор, который то же самое сделал, так же поехал в Орду, и так же погиб там.

Многих мы знаем только по имени, не знаем, где они княжили, не знаем их деяний, но знаем, что их почитали в то время, значит, они чем-то отличились и запомнились как защитники своей земли. Это первый круг русской духовности.

Второй, самый важный, круг русской духовности эпохи татарского гнета, который противостал всем этим негативным процессам. Он был связан с тем единственным ручейком, с той дорогой, которая осталась на Руси не закрытой, после того как обрубили связи с западом, и сами собой обрубились связи с исламизированным востоком. Это связь с Византией.

Византия в то время была слабой страной. После отвоевания К-поля у латинян в К-поле и в большей части тех территорий Византии, которые не были завоеваны, правит династия Палеологов, в Трапезунде, в К-поле, на островах архипелага. В это время происходит то, что культурологи называют палеологовским возрождением, а церковь это связывает с именем Григория Паламы, паламитским возрождением. Что же это за возрождение? Это возрождение в культурной форме известно всем, чудные мозаики, прекрасная поэзия. Не забудем, что Византия — это страна, которая непрерывно существует фактически через Рим с эпохи Платона, досократиков и Гомера. Это непрерывное культурное целое, хотя политически всё менялось. Это страна, которая не претерпевала культурного уничтожения ни разу на протяжении более 2,5 тысяч лет, после того как она вышла из постмикенского регресса в 9 веке до Р.Х.

Она имеет огромный культурный потенциал, которого не имеет ни одна другая страна в Европе. В этом смысле выбор православия, сделанный при Владимире, имел огромное значение для Руси. И вот сейчас он сработал снова. Дело в том, что эта внешняя культура имела и внутреннее наполнение. В чем суть внутреннего наполнения? Мы должны себе представить, что пережила Византия сама по себе задолго до этих страшных событий, когда возник ислам, и под влиянием ислама перешла к арабам значительная, большая часть Византии — Египет, Сирия, Северная Месопотамия, Африка. Переходит по многим причинам. Что пережила Византия? То, что переживают в таких ситуациях все культурные общества. Кроме политического, культурный шок. Те, кто побеждает, значит, у них что-то лучше. Иначе бы они не могли победить. Чем они отличаются? В области культуры, воинского искусства они далеко отстают. Религия. Прямого заимствования ислама греческой элитой не было, они его отвергали. Но начали, поскольку люди образованные, глубоко, глубже самих арабов, изучать основы исламского богословия — тот же Иоанн Дамаскин. И многие начинают прельщаться некоторыми мусульманскими моментами. Во-первых, начинается движение иконоборчества. В исламе нельзя делать изображения, а может действительно нельзя, в Ветхом Завете же это говорится. Долой иконы, долой изображения! Некоторые византийские императоры доходят до безумия, хотя они ни в малой мере не являются коллаборационистами, но они просто начинают воспринимать ту идею.

Другая еще более опасная идея, но более тонкая, это понимания отношений человека и Бога. В исламе в отношении человека и Бога есть онтологическая преграда. Главная поговорка ислама: ты можешь стать другом Бога, вали Алла, но ты не можешь стать Богом. Основа христианского учения, прямо из «Отче наш», это что человек становится сыном Божиим. Идея теозиса, обожения, это главный нерв в христианстве. Без этого вообще никакого христианства нет. Но это теперь кажется невероятной претензией, гордыней, и люди забывают об этом, отходят от этого.

Эпоха между 8 и 10 веком — это время упадка внутри самого христианства понимания многих богословских идей. Начинается контр движение в этой богатой культуре, оно связано с именем Симеона Нового Богослова, 11 век. О нем прекрасная книга епископа Василия Кривошеина. Сделал он очень много, его поэмы потрясающе красивы. Вера замкнулась в монастырях и приняла обрядовый характер. Он первый говорит вновь, что каждый человек где бы он ни жил, монах или мирянин, ребенок или взрослый, мужчина или женщина, богатый аристократ или простолюдин, он может пережить единство со Христом и сохранить навсегда единство с Богом.

Эта идея живого богообщения основная идея Симеона Нового Богослова. Потом наступает опять время, когда его идеи немного забылись. (Хотя ему единственному уже в позднее время дает византийская традиция имя Теолог, Богослов. Есть апостол Иоанн Богослов, Григорий Богослов, один из каппадокийцев, 4 век, и последнему ему — Симеон Новый Богослов.) Она занимает совершенно особое время в византийской православной мудрости. И в 14 веке из-за сложного духовного конфликта и спора с Западом, но опять же этот конфликт был совершенно не политический, но идейный, конфликт идей, который с двух сторон представляли греки. С одной стороны греки латинизированные, с другой греки, выросшие на своей собственной традиции. И вот этот диалог утвердил заново идеи Симеона о возможности прямого богообщения любого человека, и это движение, связанное с именем архиепископа Фессалоник Григория Паламы, Николая Кавасилы, получило название исихия, от греческого «молчание». В молчании, в тишине — мы с вами много говорим, а истина открывается в тишине. В тишине открывается не просто богообщение, его знали и мусульмане, открывается единство с Богом.

Тот же Палама говорит, что уже здесь на земле, в ситуации несовершенства, в которой живет любой человек, в сиянии божественного света человек становится причастником божественного естества через божественную энергию, божественный свет. А там, по ту сторону смерти, когда подвижность свободной воли завершена, там он станет во Христе причастником Божества через ипостась Иисуса Христа, то есть войдет в полноту Отца, став богом по благодати. Вот это новое учение, которое открывает невероятные перспективы перед человеком. Человек, маленькое земное существо, которое в условиях политических неурядиц, гонений и разорений чувствует себя вообще никем, вдруг оказывается сыном Божиим. И вспоминаются слова Евангелия: «дела, которые Я соделал, и вы соделаете, и больше их соделаете». Для человека открываются невероятные возможности.

И это учение, которое в Греции получает огромную актуальность в середине 14 века, практически сразу попадает на Русь. Это неудивительно. В Греции, особенно на Афоне и в монастырях К-поля, немало монахов из Руси и из южнославянских земель — Болгарии и Сербии. Всё переводится на славянский язык, всё привозится сюда. Здесь это духовное возрождение твердо связывается с именем — всем нам оно известно, но не всем известно почему — с именем преподобного Сергия Радонежского. Преподобный Сергий Радонежский входил в переписки со многими греческими отцами, к-польскими епископами, с Киприаном, который был поставлен в К-поле митрополитом Киевским. Преподобный Сергий проводник этой идеи. Мы иногда удивляемся, почему от него происходит такой сонм учеников и собеседников. Не все его ученики, тот же Кирилл Белозерский — его собеседник, он сам по себе пришел к тому же, под тем же влиянием. Почему примерно180 монастырей создано учениками или учениками учеников пр. Сергия? Какой был импульс? Что он им дал? Просто аскезу? Просто то, что он ел заплесневелый хлеб и строил своими руками? Это делали многие! Но он сам явил образ знатока исихазма, стяжателя Горнего Света.

Если мы посмотрим на славословия ему и его ученикам, написанные после смерти, например, Савве Сторжевскому, мы увидим, что главное это именно их исихастский опыт, опыт прямого богообщения. Это пленяло людей, это поднимало их из этой грязи, в которой они находились после татарского завоевания. Грязи не только из-за завоевания, но и из-за междоусобиц, низких целей и интересов, одичания и прочего. И он сам на себе показал пример исихазма. Он бы сын родовитого боярина, коменданта крепости Радонеж, ему бы быть воином. Он уходит от всего этого. Более того, он уходит от всех предложений власти, ради которой другие убивают друг друга. Даже «духовной». Мы помним, как братия выгоняет Сергия из Троице-Сергиева монастыря — он не сопротивляется. Тогда он уже известный игумен, он уходит на реку Киржач и основывает свой скит. Мы помним, как митрополит Алексий незадолго до смерти говорит, что ты должен быть новым митрополитом после меня, становись епископом, а потом возьмешь митрополию всея Руси. И он, всегда послушный священноначалию, говорит: нет, если не хочешь, чтобы я ушел от тебя навсегда, не неволь меня в этом. Митрополит Алексий отступил.

В то же время Сергий оказывается непреклонным сторонником единства митрополии. Здесь очень важный церковный момент. Дело в том, что с самого начала русской земли вся Русь была единым митрополичьим округом. Это у нас сейчас митрополиты — это почетная должность вроде генерал-полковника, а архиепископ вроде генерал-лейтенанта, епископ — генерал-майора. Так Пётр Первый завел, а в Греции было иначе. Были митрополичьи округа (митра — полис — матерь-город), который объединяли большое количество епископий, и так до сих пор остается в Греции. Собор 17–18 года хотел в России это ввести, но не успел. Русь была единой митрополией, разделенной на ряд епископий и арихепископий, и митрополит всегда назначался из К-поля. После того, как произошло татарское нашествие, в 14 произошло важное событие, о котором мы мало знаем, но которое очень существенно. Литовское княжество продолжает развиваться в принципиальном нежелании подчиняться Орде. Если Рюриковичи готовы подчиняться, Гедиминовичи (Миндовга сменяет Гедимин, видимо, не его родственник), их идея другая. В то время литовцы малокультурные люди, у них нет своего письменного языка. Письменный язык — это церковнославянский. Часть из них католики, часть православные, значительная часть язычники. И они решают отвоевать у татар Русь. Им это удается. Сын Гедемина Ольгерд женатый дважды на двух русских княжна Рюриковнах Марии и Ульяне в 1363 году громит татарское войско в пух и прах на Синих Водах, это территория Донецкого бассейна. Этот разгром привел к тому, что вся Западная Русь, Киев, Чернигов, Переяславль, вплоть до Черного моря, которое потеряли еще в 12 веке от завоевания половцами, всё занято Литвой. На престолах там, где князья перешли на его сторону, остались Рюриковичи, там, где князья были коллаборационистами, до конца держались за татар, были смещены, и назначены князья Гедиминовичи. Но что важно! Всюду восстановлено городское управление, вечевой характер страны, нигде не было принуждения к переходу в другую веру, православие — главная религия литовского княжества, но при этом и католицизм так же признан, и язычество еще терпится.

В этой ситуации, когда Литва растет всё больше, и все русские с Востока, и Новгород, и Псков (единственное княжество, которое может брать в князья не Рюриковича, там всё чаще берут литовских), и Тверь, и даже далекая Рязань с новой столицей в Переяславле-Рязанском. Рязань разорена и больше никогда не поднялась. Все смотрят на Литву. Она становится образом освобождения. Естественно этому желает помочь Церковь, потому что она понимает всю вредоносность рабского состояния, поэтому в К-поле сохраняю единство русской митрополии, несмотря на то, что политически Русь разделена между Русью татарской и литовской.

А вот Русь татарская стремится отделиться церковно. Кто больше всего боится победы Литвы? То княжество, которое постепенно становится главным в татарских землях Руси. Вы догадываетесь, что это княжество московское. Московские князья, которые начиная с Юрия Даниловича, сына московского князя Даниила, проводят абсолютно коллаборационистскую протатарскую политику, по приказу татар наказывают жгут и убивают граждан соседних княжеств, если они сопротивляются Орде. Сам Юрий Данилович, оклеветавший Михаила Тверского и фактически убивший его в Орде. Все эти люди боятся Литвы и собственного народа, который с Литвой, а не с ними связывает будущее. Им надо создать свою церковь, церковь, которая не будет больше церковью связанной с Литвой. Не забудем, что митрополит Алексий, и даже митрополит Петр, который перенес митрополичью резиденцию формально в Москву, тем не менее был митрополитом Киевским и всея Руси. Это была так называемая странствующая митрополия, страна разорена, титул Киевский, но живет в другом более благополучном городе. Теперь надо разделить. И когда в К-поле посвящают митрополита Киприана, видимо болгарина, известнейшего исихаста, мистика и мыслителя, митрополитом Киевским и всея Руси, Дмитрий Донской в противовес ему назначает своего духовника попа Митяя, мы даже не знаем, как его зовут, потому что прозвище Митяй — то ли Дмитрий, то ли Михаил. Его иногда называют белым овдовевшим попом, назначает его митрополитом Владимирским и всея Руси, т. е. своим. Отказавшийся принять его епископ Суздальский Дионисий, который сыграет такую роль в Куликовской битве, он заковывается в кандалы. Остальные епископы боятся и подчиняются, но не подчиняется преподобный Сергий, который пишет Киприану, чтобы он не боялся и приезжал на Русь, что он с ним. И Киприан едет в Москву, будучи уверенным, что митрополита постыдятся. Ничего подобного. Дмитрий Донской не стыдится митрополита, он его арестовывает, грабит, раздевает донага, держит в холодной и под охраной высылает снова. Не буду рассказывать, есть великолепная книга Юлиана Прохорова «Повесть о Митяе», где приводится текст повести и дается бесконечно интересный исторический фон.

В конечном счете, Дмитрию Донскому приходится пересмотреть свою позицию, Киприан возвращается в Москву, становится митрополитом, единая митрополия восстановлена, Литва в этой ситуации намного более союзно смотри на Москву, и в этой ситуации происходит Куликовское сражении. Дмитрий Донской долгое время колеблется, он не хочет воевать с татарами. Это невыгодно, татары традиционные союзники против Литвы, но вся Русь против. Как говорится в одной летписи: вскипе русская земля против татар. Дионисий Суздальский в 1377 году пишет князю: брань славна есть лучше мира студна. Куда деваться? Митрополит Киприан, которого поддерживает пусть даже из политических соображений, мы этого не знаем, К-польский патриарх, также выступает за то, чтобы сопротивляться. Литва готова прислать войска в помощь. Некуда деваться Дмитрию. Он выступает во главе русских полков, пришли все. 8 сентября 1380 года в сражении на Куликовом поле темник Мамай разбит Дмитрием. Когда читаешь летописи этого времени, поражаешься, как до этого совершенно с опустившимися крыльями русская земля, которая действительно бежит от одного имени татарина, вдруг вся вскипает духовным подъемом. В чем дело? В том самом! Таинственное соединение с Богом, таинственное переживание себя сыном Божиим дает колоссальные силы в любом деле, от монашеского до воинского служения, но только за правду. Отсюда позднее предание о благословении Сергием Пересвета и Ослабю на Куликовскую битву. В житии, которое написал первый агиограф преподобного Сергия Епифаний Премудрого, нет ни слова об этом эпизоде. Но русская традиция связывает преподобного Сергия с победой на Куликовом поле, и это, видимо, справедливо.

Но сам Дмитрий Донской ведет себя, мягко говоря, безобразно. Когда через 2 года после победы новая татарская рать идет на Москву, он бросает город и поручает его оборону митрополиту Киприану. Митрополит человек невоенный. Что делают русские московские люди? Тоже очень характерно. Собирается вече, на котором выбирают князя, это внук Ольгерда, который чудом оказался в Москве. Он организует сопротивление. Оно неудачное, Москву сжигают, князь погибает. Он герой, и митрополит Киприан тоже герой. Пытаются делать все что можно.

Следующий период это период гегемонии Литвы в Москве. Вспоминать этого не любят, но это так. Дело в том, что Рюриковичи окончательно обанкротились в сознании русских людей. Сын Дмитрия Василий живет в Литве, его держат заложником, там он женится на Софии, дочери Витовта (после Ольгерда был Витовт). Практически Восточная Русь — это татарская часть Литовского государства. Главный политический центр власти — это Орда и Литва.

Витовт постоянно колеблется между православием и католицизмом, между союзом с Польшей и статусом освободителя всей Руси. Поворотное событие это 1399. Витовт талантливый политик и военачальник тщательно готовится. Он заключает союз с Орденом и отдает ему часть своих личных литовских земель, но за это получает орденское войско, он организует войска всех своих литовских земель, заключает договор с Тверью, ведет переговоры с Новгородом, собирается огромное русско-литовско-немецкое войско, чтобы раз и навсегда разгромить ордынцев. Этой войско выступает на восток и встречается с войсками, которыми фактически командует Едыгей, знаменитый опытный старый татарский военачальник, и татарский хан Темир Кутулуй. И в этой битве счастье отвернулось от Витовта. Татары разгромили объединенную армию, прошлись огненным потоком по всей западной Руси, за огромные деньги от них откупился Киев, была сожжена Киево-Печерская Лавра. С мечтами об освобождении Руси было покончено.

Теперь начинает слабеть литовская идея и вообще ориентация на запад. Её подрывают два события. Одно духовное, другое воинское. Духовное событие — это уния 1439 года. Митрополит Киевский и всея Руси Исидор едет на Флорентийский собор, на котором Византийский император и Византийская церковь хотят договориться с западной церковью о воссоединении. Положение К-поля ужасно, почти вся империя завоевана турками-сельджуками. Остался только сам город К-поль, несколько островов, несколько кусков территории на Балканах и в Малой Азии. Дни Великого города сочтены. В этой ситуации император Иоанн просит организовать собор, на котором надо обсудить, может, наши споры гроша ломаного не стоят, может, мы говорим одно и то же, а противоречия имеют филологический характер. Значительная часть греческих епископов с ним согласна. Если будет примирение, это не значит, что византийская церковь станет католической, просто они согласятся, что различия не имеют догматического характера, поэтому могут сохраняться. С той и другой стороны блестящие богословы и догматики, в том числе и Исидор. Флорентийский собор принимает решение об унии, о воссоединении церкви. Церковь вновь едина, различия не важны. Главная догматическая точка, это момент в символе веры. В свое время римляне добавили в символ веры, чтобы противостоять арианам, слова «филиокве», то есть Дух Святой исходит и от Отца, и от Сына. Я сейчас не буду говорить о богословском значении всего этого. Но греки убедили, что аналогом для греческого уха это «пер филио» — через Сына. От Отца через Сына, это прямо присутствует в Новом Завете. Вроде, согласились, Исидор вернулся в Москву в 1441 году. И тут его ждет полная обструкция: ты что с этими латинянами снюхался? Никогда на это не пойдем. Он низлагается и высылается. Он едет на Западную Русь и естественно остается Киевским митрополитом, но в Москве его больше не признают. Сыграла роль эта долгая татарская политика разделения, когда очень слабые в богословии русские люди, это не греки и не латиняне, сам факт того, что признали факт богопротивного латинства — это анафема и пошел вон! И что остается сделать? Выбрать своего епископа, потому что в К-поле признали унию.

И вот тогда в 1448 году впервые на Руси сами выбирают себе митрополита, главу русской церкви, но уже её восточной, татарской, если угодно, части. Этим митрополитом оказывается Иона. Он фанатичный поборник не просто православия, а как говорят, московской автокефалии. Все, казалось бы, работает на Иону. Ферраро-Флорентийский собор имел прямое чисто политическое следствие — весь Запад пошел освобождать Византию от сельджуков с самыми добрыми чувствами. Армию возглавил польский король герой Владислав. Огромная рыцарская армия через Балканы двинулась к К-полю. Но в 1444 году опять отвернулась военная удача, и под Варной была разгромлена турками рыцарская армия, т. е. К-поль освободить и Византию возродить не удалось. Удалось бы, все бы сложилось как-то иначе.

В 1453 году султан Мехмет завоевывает К-поль, последний византийский император Константин XI как истинный воин с оружием в руках погибает сражаясь за свой город. София константинопольская разорена, богослужения прекращены, всё закончилось. На Руси это восприняли так: видите, они изменили Православию, и освободить их никто не смог, и завоевали их турки. Теперь только мы остались, мы московские православные люди единственные. Те, что в Киеве, неважно, они всё равно уже с Польшей в союзе, сомнительные православные. Правда, в К-поле гибель империи вызвала тоже обратную реакцию. Патриарх униат был смещен, избран патриарх Геронтий, турки-сельджуки это тоже только приветствовали, им, так же как и на Руси, было важно, чтобы покоренные греки исповедовали другую веру, не как римляне, чтобы больше походов на Варну не было. Поэтому они приветствовали: православные — это анти-католики. Позиция Геронтия, что лучше турецкий тюрбан, чем папская тиара, была вполне одобряема завоевателями. Ну, коль завоевали, какие же это свободные люди, да пусть православие возродилось, но они разорены, и остались только мы.

Умирая митрополит Иона в 1458 году берет слово со всех епископов татарской части митрополии, не литовской, никогда не брать митрополита из К-поля, всегда его выбирать самим. Вот эта клятва русских епископов может считаться началом период схизмы. Греки никогда не признали это самостийное отсоединение русской митрополии. Они естественно продолжали требовать, чтобы митрополита как и раньше назначала материнская церковь. Материнская церковь назначала митрополита в Киев, Москва отделилась от Киева и К-поля, и К-поль анафематствовал Москву. Это тоже не любят вспоминать. И в течение последующего времени, до Ивана Грозного, К-поль не признавал Московскую церковь. Последний ручеек, соединявший Русь с мировым христианством, прервался. Русь оказалась абсолютно изолирована, культурно опустошенная татарским нашествием, в гордости возомнившая себя третьим Римом и при этом не желавшая видеть нигде авторитета, кроме как в самой себе.

Последствия не замедлили сказаться. Когда-то часть культурного христианского мира, развивавшаяся, это видно по Андрею Рублеву, по Епифанию Премудрому, по архитектуре, вместе со всем христианским миром, пусть как его периферийная и несколько отстающая часть, вроде Скандинавии, она стала стремительно отставать, практически остановилась в своем развитии. Начиная где-то с второй четверти 15 века Русь останавливается в своем культурном развитии, а это момент, когда Европа переживает исключительно быстрый подъем Ренессанса. Другое дело, что Ренессанс Европы проходит через идею восстановления дохристианского гуманизма: человек — мерило всех вещей, человек наравне с Богом. Нет, Бог не отбрасывается, но человек наравне с Богом, мерило всех вещей. Не человек в Боге, как в исихазме, а человек наравне с Богом, человек эмпирический земной, не совершенный человек исихазма, не тот, кто стремится открыть себя Богу, а человек в своей данности. Между фресками палеологовского монастыря Хора, замечательный, последнее, что сделала Византия уже в 15 веке, где дана эта просветленность человеческого совершенства, и статуями Микеланджело и картинами Джотто пролегает очень большое различие. На западе человек как таковой в эмпирической данности, в Византии человек как идеал божественности, как сын Божий. Возможно, если бы Россия не отделила себя от восточной части мира, и может даже, дав эту прививку западу, этот культурный, духовный паламитский ренессанс пришел бы на Запад, там были для этого основания. Но этого не произошло, а что произошло потом, я вам расскажу на следующей лекции.

Церковь в московском государстве вторая половина XV-начало XVII века

Мы с вами прошлый раз остановились на разговоре об отделении от Вселенского православия, которое произошло в московской части Руси в середине 15 века. Вы помните основные даты: 1439 год Московский митрополит Исидор на Флорентийском соборе соглашается вместе с большинством византийских епископов подписать акт об унии, объединить западную и восточную церковь. В Москве это отвергается и в 1148 году избирается после некоторых колебаний свой митрополит Иона. С этих пор Москва отказывается от традиции, что ее глава ставится в К-поле, т. е. разрывает свои связи с К-полем и более никем не связана в отношении подчинения и начальствования. Над ней больше нет никого, кроме Иисуса Христа, и это состояние называется автокефалией — самовозглавлением.

Вскоре, в 1453 году, К-поль завоеван турками, и Византийское государство прекращает существование как государство, но церковь естественно остаётся. В этой ситуации Москва считает, произошло то, что должно было произойти: К-поль соединился с Римом и за это наказан, и Москва — это последняя сила, которая стоит в православии.

Этому пониманию во многом способствовали сами греки. Дело в том, что для русских епископов и мирян, не особо искушенных в богословии, проблема отношений К-поля с Римом была не очень актуальна и важна. Но греки, для которых это было очень важно, в первую очередь вопрос о юрисдикциях, о власти, о традиции, о богословии, они воспитывали русских непримиримыми врагами латинства с 13 века, с того времени, как К-поль был завоеван крестоносцами. Русские оказались хорошими учениками и восприняли римскую церковь как безусловное зло. Этому же помогала и политика татар, которые чтобы отделить Русь от Европы также всячески давали поблажки русской церкви и требовали безусловного неприятия западной церкви.

Теперь это сработало против самого К-поля. Коль учителя, которые так долго учили, что не может быть ничего хорошего из Рима, если они соединились с Римом, значит, они пали и с ними не может быть ничего общего. Правда, очень скоро К-поль порвал с Флорентийской унией, но было уже поздно. Русские епископы почувствовали радость от самостоятельного состояния. Тем более, К-поль был теперь зависим, подчинялся иноверной мусульманской власти.

Как вы помните, в 1458 году митрополит Иона берет слово со всех русских епископов, что они никогда не будут обращаться в К-поль, чтобы получить оттуда главу церкви. Это происходит только в восточной части русского государства, в Московском царстве. В западной части, которую мы называет Литовским государством, литовско-русское государство, объединявшее тогда земли нынешней Белоруссии и Украины, процессы в церковном плане идут совершенно другие. С одной стороны остается подчинение К-полю, автокефалия не признается, и единая русская митрополия делится на две части. На митрополию московскую и киевскую. Киевская продолжает быть зависимой от К-поля, где ставят митрополитов. А Московская становится автокефальной. В результате, московская анафематствуется К-полем, потому что автокефалия провозглашена без согласия материнской церкви, и все связи с Москвой прекращаются на 100 лет. А связи с киевской митрополией продолжаются: связь с греческим востоком, с афонскими монастырями — всё это в полной мере сохраняется для киевской митрополии, куда приезжают и антиохийский, и к-польский патриархи, приезжают за финансовым средствами, потому что восток бедствует. Но приезжают и с учительным словом, привозят книги, живой духовный обмен продолжается.

(Западнорусское православие)