Кот, который читал справа налево (сборник)

Два полотна, написанные маслом, были разрезаны по диагонали каким-то острым предметом. Картина в раме лежала на полу, стекло было разбито, как будто его продавил каблук. Скульптура из глины красноватого оттенка, казалось, была специально сброшена с мраморной крышки столика; на крышке виднелись царапины.

Полотна, написанные Зоей Ламбрет и Скрано, единственные, с которыми детально ознакомился Квиллер во время первого посещения галереи, не были повреждены.

Он припомнил скульптуру, которую видел во время своего предыдущего визита. Продолговатой формы фигура со случайно на первый взгляд расположенными выпуклостями в конце концов оказалась женской. Табличка, оставшаяся на пьедестале, гласила: «Ева, работа Ригза, глина».

Лежащую на полу акварель Квиллер на прошлой неделе не видел. Картина напоминала зигзагообразную головоломку из множества цветов – просто приятный для глаза узор. Она носила название «Внутреннее», имя художника было Мэри О.

Квиллер внимательно изучил полотна, написанные маслом. Они представляли собой волнистые линии, нанесенные широкими мазками на белом фоне. Цвета были самые разнообразные: красный, пурпурный, оранжевый, розовый, – и казалось, что полотна буквально вибрируют, как натянутая струна.

Квиллер задумался: «Неужели на эти расшатывающие нервы образчики современного искусства находятся покупатели?» Лично он предпочитал своего второразрядного Моне.

Подойдя ближе, чтобы рассмотреть таблички, он увидел, что одна картина носила название «Пляжная сцена № 3», работа Милтона О. Другая, «Пляжная сцена № 2», – того же автора. В любом случае таблички с названиями были полезны для понимания картин. Картины начали напоминать Квиллеру марево жары и волны, набегающие на горячий песок.

Он обратил на них внимание Банзена:

– Посмотри на эти две картины, Одд. Можешь ли ты сказать, что они изображают пляжные сцены?

– Я бы сказал, что художник был пьян в стельку, – ответил Одд.

Квиллер отступил на несколько шагов и начал пристально вглядываться в эти полотна. Внезапно он разглядел несколько стоящих фигур. Между красными, оранжевыми и пурпурными полосами располагались белые просветы, которые образовывали контуры женских тел, абстрактных, но узнаваемых. Он подумал: «Женские фигуры в этих белых полосах… Женское тело, изваянное из глины… Нужно еще раз взглянуть на акварель».

Когда он знал, что ищет, найти уже было нетрудно. В изогнутых цветных линиях, составлявших картину Мэри О., он сумел различить окно, кровать, на которой возлежало тело, похожее на женское.

Квиллер сказал Одду Банзену:

– Я бы хотел уйти отсюда и зайти к Ламбретам домой. Может, Зоя захочет поговорить со мной. У нее должны быть фотографии погибшего. Я позвоню в редакцию.

Передав по телефону все детали дежурному редактору и получив «добро» от редакции, Квиллер втиснулся в малолитражку Одда, и они поехали на Самплит-стрит, 3434.

Дом Ламбрета был современным, скромно спроектированным зданием, заменившим собой прежние трущобы.

Квиллер позвонил и подождал у дверей. Большие окна были занавешены портьерами, но все равно было видно, что во всех комнатах горит свет.

Он еще раз позвонил. Наконец дверь открыла женщина в брюках, ее руки были воинственно уперты в бока. Квиллеру показалось, что он ее уже где-то видел. Выражение ее миловидного лица было весьма суровым.

– Да? – спросила она вызывающе.

– Я друг миссис Ламбрет, – представился Квиллер. – Хочу спросить, могу ли я ее видеть и предложить ей свою помощь. Мое имя Джим Квиллер. Это мистер Банзен.

– Вы оба из газеты. Она не хочет видеть сегодня никаких репортеров.

– Мы тут с неофициальным визитом. Мы ехали домой и подумали, что смогли бы чем-нибудь помочь. Вы ведь мисс Болтон?

Из глубины дома донесся тихий, усталый голос:

– Кто там, Батчи?

– Квиллер и еще какой-то человек из «Прибоя».

– Все в порядке. Пусть войдут.

Газетчики вошли в комнату, обставленную в современном стиле. Мебели было немного, но вся она была превосходного качества. Зоя Ламбрет, одетая в темно-красные брюки и блузку, стояла прислонясь к дверному косяку. Она выглядела изнуренной и смущенной.

Батчи сказала:

– Ей следует прилечь и отдохнуть.

– Все в порядке. Я слишком потрясена, чтобы лежать, – возразила Зоя.

– Она не хочет принять успокоительное.

– Присядьте, джентльмены, – предложила Зоя.

Лицо Квиллера выражало сочувствие. Даже его усы, казалось, выражали скорбь. Он тихо сказал:

– Нет нужды говорить вам о моих чувствах. Хотя знакомство наше было очень коротким, мне кажется, я потерял близкого человека.

– Это ужасно. Просто ужасно. – Зоя села на самый краешек дивана, сложив руки на коленях.

– Я посетил вашу галерею на прошлой неделе по вашему приглашению.

– Я знаю. Эрл говорил.

– Просто невозможно представить, какой это, должно быть, шок для вас.

Батчи прервала его:

– Я не думаю, что ей следует об этом напоминать.

– Батчи, я должна об этом говорить, – возразила Зоя. – Иначе я сойду с ума.

Она взглянула на Квиллера своими широко распахнутыми карими глазами, которые он так хорошо помнил со времени их первой встречи. Теперь они напоминали ему глаза с Зоиных полотен.

– Это по привычке вы зашли в галерею после закрытия?

– Совсем наоборот. Я редко туда хожу. Это выглядит непрофессионально – бродить по галереям, где выставлены твои работы. Особенно в нашем случае – муж и жена. Это бы выглядело странно.

– Галерея произвела на меня впечатление высокопрофессиональной, – сказал Квиллер. – Весьма подходящей для финансового района.

Батчи с искренней гордостью в голосе произнесла:

– Это была Зоина идея.

– Миссис Ламбрет, почему вы сегодня зашли в галерею?

– Я была там дважды. В первый раз я зашла перед самым закрытием. После полудня я все время провела в магазинах и заехала спросить, собирается ли Эрл остаться в центре на обед. Он ответил, что сможет освободиться не раньше семи вечера, а может, и позже.

– Который был час, когда вы закончили разговор?

– Парадная дверь была еще открыта, так что было, видимо, не позже половины шестого.

– Он не объяснил вам, почему не может покинуть галерею?

– У него было много работы, поэтому я поехала домой. Но я очень устала, и мне не хотелось заниматься стряпней.

– Она работает день и ночь, готовится к персональной выставке, – заметила Батчи.

– Так что я решила принять ванну и переодеться, – продолжила Зоя, – и вернуться в центр к семи часам, чтобы оторвать Эрла от его работы.

– Вы позвонили ему и сообщили о том, что вернетесь в галерею?

– Кажется, позвонила. А может быть, и нет. Не помню. Я думала о том, что нужно позвонить, когда в спешке одевалась. Я не помню, позвонила или нет!.. Вы знаете, как это бывает. Вы делаете все автоматически, не думая. Иногда я не могу вспомнить, чистила ли я зубы, и должна посмотреть на зубную щетку – влажная ли она?

– Когда вы приехали в галерею во второй раз?

– Почти в семь, я полагаю. Эрл забрал машину, чтобы отдать в ремонт, поэтому я вызвала такси и велела водителю привезти меня ко входу в галерею со стороны аллеи. У меня был ключ к задней двери, на всякий случай.

– Дверь была заперта?

– Вот и это я не могу вспомнить. Она должна была быть закрыта. Я вставила ключ в замочную скважину и повернула дверную ручку, не задумываясь об этом. Дверь открылась, и я вошла.

– Вы не заметили какого-нибудь беспорядка на первом этаже?

– Нет, потому что свет был выключен. Я пошла прямо к винтовой лестнице. Как только я подошла к мастерской, я почувствовала что-то неладное. Было тихо, как в склепе. Я даже не сразу решилась войти в его офис. – Зоя болезненно поморщилась. – Но я вошла. Первое, что я увидела, – бумаги и все остальное разбросано на полу, а затем… – Она закрыла лицо ладонями, и в комнате воцарилось молчание.

Чуть погодя Квиллер мягко сказал:

– Не хотите ли вы, чтобы я известил Маунтклеменса, хотя он сейчас в Нью-Йорке? Мне известно, что он хорошо относился к вам обоим.

– Как пожелаете.

– Вы уже предприняли какие-нибудь шаги по организации похорон?

Батчи сказала:

– Пышных похорон не будет. Зоя этого не одобряет.

Квиллер встал:

– Мы сейчас уйдем, но только позвольте мне узнать, миссис Ламбрет, может, я могу что-нибудь для вас сделать? Иногда, чтобы помочь человеку, нужно просто с ним поговорить.

– Я здесь. Я присмотрю за ней, – сказала Батчи. Квиллер подумал, что эта женщина ведет себя как хозяйка.

– Еще один вопрос, миссис Ламбрет. У вас есть хорошая фотография вашего мужа?

– Нет, только портрет, который я написала в прошлом году. Он находится в моей студии. Батчи вам покажет его. Я думаю, что мне пора идти наверх.

Без дальнейших объяснений она вышла из комнаты.

Батчи провела репортеров в студию, расположенную в задней части дома. Там на стене висел портрет Эрла Ламбрета, холодного, высокомерного, написанный без любви.

– Великолепное сходство, – с гордостью заметила Батчи. – Она действительно ухватила в нем самую суть.

Щелчок камеры Одда Банзена был почти не слышен.

Восемь

Когда Квиллер и Одд Банзен уезжали из дома Ламбрета, они молчали до тех пор, пока обогреватель, установленный в машине Одда, не выдал первое теплое дуновение. Только тогда Одд обрел дар речи.

– Кажется, подвизаясь на поприще рэкетира от искусства, Ламбрет все делал правильно, – сказал он. – Хотел бы я пожить так же. Готов побиться об заклад, что тот диван стоит не меньше тысячи баксов. А кто была эта большая задира?

– Батчи Болтон. Она преподает скульптуру в Пенниманской школе изящных искусств.

– И она действительно полагает, что она главный режиссер представления? Она просто упивается всем происходящим.

Квиллер согласно кивнул:

– Мне тоже не показалось, что Батчи потрясена смертью Эрла Ламбрета. Интересно, как она вписалась в картинку? Друг семьи, я полагаю.

– Если тебя интересует мое мнение, – сказал Одд, – то я не думаю, что эта кукла Зоя близко к сердцу приняла случившееся.

– Она уравновешенная, умная женщина, – ответил Квиллер, – даже если и кукла. Она не принадлежит к тому типу женщин, которые бьются в истерике.

– Если моя жена когда-нибудь увидит меня лежащим в луже крови на полу, я хочу, чтобы она билась в истерике, и как следует! Я не хочу, чтобы она мчалась домой, подкрашивала губки и вообще приводила себя в порядок для того, чтобы принимать посетителей. Представь себе даму, которая не помнит, звонила ли она своему мужу и была ли заперта дверь галереи!

– Она была в шоке. В голове у нее все смешалось. Она все вспомнит завтра или послезавтра. Что ты думаешь о портрете ее мужа, который она написала?

– Превосходно! Эрл – холодная рыба. Я сам никогда не смог бы сделать фотографии лучше, чем этот портрет.

– Раньше я пребывал в уверенности, что все эти современные художники пишут только точки и кляксы, потому что просто не умеют рисовать, – заметил Квиллер. – Но сейчас я уже не так в этом уверен. Зоя действительно талантлива.

– Если она действительно так талантлива, почему же она попусту тратит время на этот модернистский хлам?

– Возможно, потому, что это продается. Кстати, я хотел бы познакомиться с нашим репортером, ведущим уголовную хронику.

– Лодж Кендал? Ты с ним еще не знаком? Он всегда бывает в пресс-клубе наверху во время ленча.

– Я бы хотел поговорить с ним.

– Желаешь, я организую вашу встречу завтра? – предложил Одд.

– О’кей. Куда ты теперь направляешься?

– Обратно в лабораторию.

– Если это по дороге, может, подбросишь меня к дому?

– Без проблем.