«Евросоюз» Гитлера

Андрей Васильченко

«Евросоюз» Гитлера

© Васильченко А., 2015

© ООО «ТД Алгоритм», 2015

Предисловие

В октябре 2014 года в пригороде Парижа Ла-Целле-Сен-Клу у одного из супермаркетов притаилась группа молодых людей. Когда на улице появилась Марин Ле Пен, возглавляющая «Национальный фронт Франции», то в нее полетели камни. По свидетельствам очевидцев покушавшимся удалось несколько раз попасть в «цель». Злоумышленники дождались, пока Ле Пен сядет в свою машину, и начали кидать камни в автомобиль. Представительница «правых» не пострадала, но у машины есть некоторые повреждения, рассказали в полиции. «Трое или четверо молодых людей опросили местных жителей, чтобы убедиться, что это была на самом деле она», – сообщил анонимный источник в управлении правопорядка одному из французских изданий. Собственно, эту выходку можно было бы счесть простым хулиганством, если бы не ее очевидный политический подтекст. Марин Ле Пен в настоящий момент одна из самых популярных французских политиков, и она готовится помериться силами в борьбе за президентское кресло. В свою бытность аналогичную попытку предпринял ее отец, создатель «Национального фронта», ветеран десантных войск Жан Мари Ле Пен. В схватке за высший пост страны ему приходилось сходиться и с консерватором Жаком Шираком, и с социалистом Франсуа Миттераном. Обычно это противостояние изображали очень условно: с одной стороны – «фашист» Жан Ле Пен, с другой – «светоч демократии», сторонник евроинтеграции Франсуа Миттеран. Парадокс ситуации заключался в том, что в действительности всё было с точностью до наоборот. Жан Мари Ле Пен в годы Второй мировой войны стал сиротой. Будучи подростком, он примкнул к партизанскому движению и с оружием в руках сражался против немецких оккупантов. Уже после окончания мировой бойни он записался в десантные войска и пошел отстаивать интересы своей страны в Индокитае. Франсуа Миттеран, напротив, в ранней юности состоял во множестве фашистских организаций, в частности, был активистом «Французских волонтеров», поддерживал связи с ультрарадикальными «кагулярами». В годы оккупации он оказался в числе коллаборационистов, проще говоря, пособников немецких оккупантов. Он восхищался главой вишистского режима маршалом Петеном и даже заслужил от марионеточного правительства орден «Франциск Галлик», что было высшей наградой на территории оккупированной Франции. Впрочем, перед судом Франсуа Миттеран не предстал. Уличающие его документы исчезли в неизвестном направлении, а сам он убедительно озвучивал версию о своей помощи Сопротивлению, подтвердить которую, правда, почему-то никто не смог. Во всей этой путанице характеристик и понятий, когда сложно определить, кто же на самом деле является «фашистом», а кто – «антифашистом», линия политического водораздела проходит по степени одобрения евроинтеграционных процессов.

Еще в 1991 году Жан Мари Ле Пен заявил в своем интервью российской газете «День»: «Я являюсь противником федеральной Европы, такой Европы, которая потребовала бы от европейских государств отказа от того, что является основой государственного суверенитета, – от национальной валюты, национальной армии, национальной дипломатии и т. д. Я против того, чтобы эти полномочия были бы переданы какой-то сверхнациональной инстанции, каким-то специальным органам власти. Тем более что уже сегодня совершенно очевидно, что такая сверхнациональная власть будет вне пределов досягаемости национального и государственного контроля отдельных европейских народов. Мы можем уже на примере НАТО убедиться, что будущее европейское правительство будет представлять собой лишь орган мондиалистской бюрократии и ничего больше».

Сейчас аналогичной позиции придерживается его дочь Марин Ле Пен, которая пошла по стопам своего отца и возглавила «Национальный фронт». Она не просто, а более чем противница евроинтеграции, так как полагает, что распад Евросоюза приведет к процветанию Европы. В одном из интервью она сказала: «Европейский союз, как и Советский Союз, не подлежит ремонту. Я хочу вернуть Европу к союзу суверенных государств». Надо отметить, что мнение Марин Ле Пен разделяют многие экономисты и политики. Председатель Европейского совета Херман ван Ромпей ранее выразил обеспокоенность в связи с усилением в странах Евросоюза позиций политиков-популистов, в том числе правого толка. Однако на самом деле реальную популярность набирают не конкретные политические или идеологические программы, а негативное отношение к Евросоюзу как централизованной системе. «Что такое Евросоюз? Это СССР в европейском масштабе! И так же, как СССР, проект ЕС потерпел политический и экономический крах!» – заявила Марин Ле Пен уже в другом интервью. В беседе с журналистом «Комсомольской правды» она пояснила: «В действительности ЕС задумывался как противовес США и новый политический игрок на геополитическом поле. Но американская модель интеграции – «плавильного котла» – не может быть применена в Европе. Экономически Евросоюз также потерпел катастрофу. У нас самый слабый экономический рост за последние десять лет! Евро, задуманный в качестве инструмента, финансирующего европейскую политическую целостность, не состоялся в качестве единой валюты, пригодной для всех. Есть такое выражение: костюм слишком мал для одних и слишком велик для других. Единственная страна, которой «костюм» евро пришелся впору, тютелька в тютельку, – это Германия. Она играет на валютном поле и постоянно выигрывает. К чему привело создание Евросоюза? К тому, что у европейских наций забрали суверенитет и шаг за шагом, постепенно передали его в руки технократам, которых никто не избирал и которые ни перед кем не отвечают! У нас псевдодемократия, при которой вы можете говорить, даже кричать, только вас никто не слышит».

Хотя, как показывают последние политические события, в Европе говорить всё, что думаешь, оказывается, нельзя. Более того – в ЕС собираются принять закон, предписывающий гражданам, что и как они должны не только говорить, но и думать. Такое не снилось ни доктору Геббельсу, ни Дж. Оруэллу, написавшему легендарную антиутопию «1984». В ближайшее время в Европе могут возникнуть не только ведомства по надзору за толерантностью граждан, но и специальные исправительные лагеря для «нетолерантной» молодежи. Введение тотального контроля за общественными настроениями будет сопровождаться жесточайшим запретом на любую критику гомосексуализма и феминизма. Все это могло бы показаться «страшилкой», если бы не было правдой: именно такие положения содержатся в рабочих документах Европарламента. Принятие «Европейского национального закона о пропаганде идеалов толерантности» грозит установлением тотального идеологического и мировоззренческого контроля над всей Европой. И если Марин Ле Пен сравнивает Евросоюз с Советским Союзом, то другие евроскептики всё чаще и чаще говорят о сходстве нынешней Европы с Третьим рейхом.

Подобное сравнение может показаться преувеличением или своеобразной метафорой. Однако когда критически настроенные журналисты употребляет в отношении Евросоюза определение «Четвертый рейх», то они не так уж далеки от истины. В ноябре 1944 года в секретном докладе американской разведки сообщалось о тайной встрече, состоявшейся в страсбургском отеле «Мезон Руж». В ней принимали участие представители германской промышленной элиты. В повестке дня значилась разработка плана послевоенного восстановления Германии с целью возвращения нацистов к власти и создания могучей империи – «Четвертого рейха». В документе, направленном руководству США и Великобритании, излагалось, каким образом промышленники собирались воссоздавать Германию на деньги, заблаговременно переправленные в банки Швейцарии и других стран. В числе участников совещания в Страсбурге были представители промышленных групп, концернов и чиновники министерства вооружений. Они сошлись на том, что «Четвертый рейх» должен стать не военной, а экономической империей и в него надо включить не только Германию, но и другие европейские страны. Впрочем, встреча промышленников была отнюдь не первой и планы о «перерождении» Германии возникли отнюдь не на пустом месте.

Когда 16 декабря 1943 года в некогда располагавшемся на Потсдамской площади Берлина гранд-отеле «Эспланада» состоялась встреча участников «европейского кружка», то начальник управления планирования Имперского министерства вооружений Ганс Керль в своем выступлении дал своего рода отчет об итогах деятельности негласной организации, к которой он принадлежал. Он напомнил, что «европейская идея родилась летом 1940 года», но вместе с тем выказал сожаление о том, что сотрудничество в рамках «европейского экономического сообщества» все еще оставляет желать лучшего. Подобного рода высказывания могут поставить в тупик многих наших читателей, которые привыкли к устоявшимся версиям и трактовкам современной истории. На самом деле использование «общеевропейской» риторики можно обнаружить во множестве германских документов эпохи национал-социалистической диктатуры. Европейские историки после 1945 года пугливо обходили стороной планы Третьего рейха по «преобразованию» Европы и «сплочению континента».

Впрочем, некоторые из исследователей все-таки обращали внимание на эту проблему. Почти сразу же после окончания Второй мировой войны свет увидела в высшей мере примечательная работа – книга Людвига Дехио «Равновесие или гегемония. Изучение основных проблем новейшей государственной истории». В этой работе автор трактовал национал-социалистическую политику как попытку установления гегемонии посредством «сплочения» Европы. И это была отнюдь не первая попытка в истории человечества. Отмечалось, что у «европейской политики» Гитлера уже были предшественники, в том числе в других странах, пытавшиеся «сплотить» Европу. Однако во всех этих случаях попытки насильственной интеграции заканчивались полным провалом, неисчислимыми человеческими жертвами и упадком отдельных стран. По мнению Людвига Дехио, гитлеровская политика была самой радикальной и самой разрушительной попыткой установления континентальной гегемонии. Итогом стало фактически полное разрушение европейской системы (напомним, работа увидела свет в 1948 году) и вмешательство в политику неевропейских держав. В 1951 году в Нью-Йорке была издана книга Хаджо Холборна «Политический коллапс Европы». В ней американский автор описывал процесс крушения устоев «старой Европы», которая неизбежно становилась объектом манипуляций и самолюбивых устремлений. В любом случае и Холборн, и Дехио рассматривали события 1945 года как «конец Европы», подразумевая, что Европа должна была уйти с исторической сцены вместе с гитлеровской диктатурой.

Несколько иной точки зрения придерживался автор «Новой истории Европы» Отто Вестфаль. Его книга вышла в 1955 году в Штутгарте. Автор пытался выстроить узор мировой истории с точки зрения «экс-фашизма». Он полагал, что исконные европейские устои были сокрушены в результате геополитического возвышения двух держав: Америки (США) и России (СССР). При этом оба этих геополитических полюса являли собой полную противоположность. Америка была символом динамики и подвижности, а Россия – охранительных тенденций. В итоге оказавшись заложником столь противоречивых позиций, Европа якобы решилась на сплочение под началом Гитлера. Нельзя отрицать, что в этом подходе было много субъективного и неоднозначного. Однако приблизительно в то же самое время в «Ежеквартальнике новейшей истории» была опубликована статья Пауля Клюке, которая назвалась «Национал-социалистическая идеология Европы». Ее автор впервые высказал мнение, что Гитлер пусть не с самого начала, но все-таки пытался осуществить европейскую интеграцию, которая должна была быть использована сугубо в германских интересах. Поскольку именно в середине 50-ых годов начались активные подвижки в деле политической интеграции, которые позже стали рассматриваться как начальная стадия формирования нынешнего Европейского союза, то подобный подход решили оставить без внимания. Он казался излишне провокационным – никто не хотел вспоминать о политических реалиях недавнего прошлого. Европейское общество предпочло надеть розовые очки и притвориться, будто бы европейская интеграция была сугубо послевоенным «изобретением».

На некоторое время возобладала тенденция не столько анализировать процессы, связанные с попытками нацистов осуществить евроинтеграцию, сколько публиковать документы по данному вопросу. Первопроходцами в этой теме можно назвать Герхардта Хасса и Вольфганга Шумана, авторов выпущенного в 1972 году в Восточном Берлине сборника документов «Анатомия агрессии. Новые документы относительно военных целей немецко-фашистского империализма во время Второй мировой войны». Составители сборника документов хотели доказать, что Третий рейх намеревался провести «преобразование» Европы исходя из интересов финансового капитала. Всего в книгу вошло 49 документов, которые большей частью хранились в Государственном архиве Потсдама, лишь некоторые из них были позаимствованы из Федерального архива в Кобленце (ныне Федеральный архив в Берлине – Лихтерфельд). Документы охватывали период с 1940 по 1944 годы. В традиционном для марксистской историографии стиле составители сборника сосредоточили свое внимание на экономических составляющих проблемы, выведя на первый план Имперское министерство экономики, Имперскую индустриальную группу и концерны вроде «ИГ Фарбен». Лишь в документах, относящихся к 1943–1944 годам, можно было обнаружить следы процессов, которые происходили в недрах Имперского министерства иностранных дел. В «Анатомии агрессии» читателям предлагалась картина двухступенчатого «обсуждения планов по преобразованию Европы». В целом это совпадало с условной периодизацией войны, в которой выделялось два крупных периода: 1940–1941 годы и события, произошедшие после 1943 года. Подобный подход кажется обоснованным. После военного поражения Франции Третий рейх осуществлял контроль над значительными территориями Западной и Центральной Европы, что неизбежно приводило к вопросу: как далее должны были использоваться эти пространства? По мнению составителей сборника, в этих дискуссиях возобладала хозяйственно-экономическая составляющая. В подтверждение этого приводились документы относительно возможного таможенного и валютного союза с Норвегией и странами «Бенилюкса». Одновременно с этим указывалось на готовность Имперской индустриальной группы осуществить капитальную интеграцию промышленных предприятий Голландии. Приводились свидетельства того, что намерение осуществить подобную хозяйственную интеграцию имелось у возглавляемого Германом Герингом Имперского министерства экономики. Последующие десять документов, относящиеся к 1941–1942 годам, демонстрировали, что Имперская индустриальная группа была заинтересована в непрерывной экономической экспансии, в частности в пространство Юго-Восточной Европы.

После поражений 1943 года планы Третьего рейха относительно военного превосходства на континенте пришлось корректировать. С этого момента на первый план выходят намерения мобилизовать европейские страны для исполнения немецких военных планов. На примере многочисленных документов Имперского министерства иностранных дел Хасс и Шуманн показывают, что именно в этот период времени возникает т. н. «европейский комитет», который начинает разработку проекта по созданию «европейского союза государств». На флаг поднимается лозунг, гласящий, что Европа должна объединиться, если она не хочет полностью утратить свое геополитическое значение. Под немецким руководством предполагалось преодолеть мнимую коммунистическую угрозу, предотвратить внутриевропейские войны будущего, а также обеспечить не менее мифическое «повышение благосостояния» и «социальную справедливость». В одном из этих документов говорилось: «В отчаянной борьбе за будущее Европы мы являемся передовыми бойцами нового, лучшего порядка, в котором все европейские народы найдут достойное место».

С одной стороны, в «Анатомии агрессии» приводятся в высшей мере примечательные документы, которые свидетельствуют об интересе немецкой экономики к «преобразованию» европейского пространства, но, с другой стороны, нельзя не отметить, что в данном сборнике явно была недооценена идеологическая составляющая запланированных нацистами евроинтеграционных процессов. Политика Третьего рейха вовсе не определялась намерениями «финансового капитала», скорее наоборот, промышленники были вынуждены обслуживать политику НАСДАП. Тем не менее ряд идей из этого сборника можно назвать в высшей мере интересными. Впервые были проведены параллели между «преобразованием» Европы в годы Второй мировой войны и формулировками, и понятиями, которыми оперировали современные политики, занятые процессами евроинтеграции. В обоих случаях можно было обнаружить ярко выраженный антироссийский компонент. И второй момент: объединение Европы как под началом Третьего рейха, который руководствовался, по мнению составителей сборника, принципами экономической экспансии, так и в послевоенный период было непрерывным процессом. То есть нынешний Европейский союз, желая того или нет, являлся преемником «европейского союза государств», запланированного национал-социалистами.

Вторым принципиальным сборником документов можно назвать составленный Гансом Вернером Нойленом томик «Европа и Третий рейх», который был издан в Мюнхене в 1987 году. Появление этого сборника не в последнюю очередь было «спровоцировано» изданием «Анатомии агрессии». В противоположность историкам из ГДР Нойлен хотел показать, что «в тени свастики просчитывалось множество европейских проектов» и что Гитлер был принципиальным противником «европейской политики». Кроме того, автор-составитель хотел сформировать четкую базу, позволившую бы оценить все проекты евроинтеграции, которые разрабатывались в недрах ведомств Третьего рейха. В данном случае он исходил из того, что «проигранная борьба за действительно европейскую концепцию означала политическое поражение в войне». В сборнике приведены документы из множества стран, но если говорить о собственно германских проектах, то они были отражены в 27 документах, которые были позаимствованы из Политического архива министерства иностранных дел, Федерального архива ФРГ, «Кабинета документов европейской истории, современности и будущего планирования», а также из частных коллекций. Нойлен предпочел не сосредоточиваться только на именах нацистских «величин» – Гитлера, Геббельса и Риббентропа, по этой причине встречаются документы, авторы которых на тот момент и вовсе не были известны публике.

Материалы из сборника «Европа и Третий рейх» дают представление о том, что планы по созданию «европейского союза» были разработаны едва ли не до уровня деталей, хотя и остались неопределенными сроки их реализации. Катализатором в разработке «европейской концепции» выступили события, которые позже назовут «коренным переломом в ходе войны». После 1943 года была четко озвучена точка зрения, что «немецкой крови пролито слишком много», а потому против СССР должна была воевать вся Европа («перспективная мобилизация сил Европы во имя нашей победы»). Разумеется, в различных ведомствах придерживались различных воззрений на то, в какой степени должна быть осуществлена политическая интеграция Европы, равно как оставалось неясным, насколько самостоятельными могли быть в рамках «Новой Европы» оккупированные Германией территории и ее союзники. Например, в Имперском министерстве иностранных дел разрабатывались проекты, предполагавшие, что «органическая реорганизация Европы» должна базироваться на «самостоятельности европейских наций». Также в сборнике впервые было заявлено о планах СС по созданию своеобразной «европейской конфедерации». Нельзя не отметить, что в книге Нойлена ощущается явное отсутствие документов, посвященных экономическим и хозяйственным вопросам задуманной нацистами евроинтеграции. По большому счету Нойлен вообще не уделял достойного внимания периоду 1940–1941 годов, который, по его мнению, прошел «в опьянении от победы над Францией». Однако нельзя не отметить, что автор фактически впервые познакомил читателя с принципиальными разработками, которые были предприняты Вернером Дайцем и Карлом Клодиусом. Принимая во внимание, что в сборнике, изданном в ГДР, был явный перекос в сторону экономики, то «Анатомия агрессии» и «Европа и Третий рейх» в некоторой мере органично дополняют друг друга.

Собрание исторических источников, подготовленное Нойленом, должно было рассказать о проектах «реорганизации» Европы, которые нередко противоречили друг другу. Однако нельзя не отметить, что подбор документов был сделан так, чтобы по возможности максимально реабилитировать идею европейской интеграции, избавить ее от «нацистского прошлого». Другой же сборник документов уже самим своим названием проводил параллели между планами Третьего рейха и воплощенным в жизнь Европейским союзом. В данном случае мы ведем речь об изданном в 1985 году на английском языке первом томе «Документов к истории европейской интеграции». Если все серию редактировал Вальтер Липгенс, то составителем первого тома был Михаэль Залевский. Если учитывать название серии в целом, то заголовок первого тома («Континентальные планы Европейского союза. 1939–1945») не оставлял никаких сомнений: европейская интеграция была непрерывным процессом и начата она была во времена нацистской диктатуры. Всего же Залевский опубликовал в своем сборнике 43 переведенных на английский язык документа. Однако перевод дублировался иллюстрацией микрофильмированного документа в оригинале, а потому указный том можно формально считать двуязычным.

Подбор исторических источников, осуществленный Михаэлем Залевским, можно назвать наиболее репрезентативным, всеобъемлющим. В некоторых моментах составитель даже пошел против собственных убеждений. В частности, он приводит документы, которые относились к эсэсовским проектам. В них было слишком много пропагандистских клише, а потому было очень важно показать самое важное в этих документах, а именно намерение осуществить форменную колониальную экспансию. В первую очередь это относилось к так называемым «восточным территориям». В итоге «Новый европейский порядок» предполагал массовые переселения европейских этнических групп. В итоге нацистская политика геноцида увязывала в себе как расово-политические, так и сугубо экономические моменты. Михаэль Залевский пытается провести границу между «неевропейскими» идеями, в рамках которых тем не менее использовалась «европейская лексика», и проектами периода Второй мировой войны, которые в итоге все-таки вылились в создание нынешнего Европейского союза. Следуя принципам западной политкорректности, Залевский лицемерно заявляет, что истинное «европейское сообщество» строится исключительно на принципах взаимоуважения и демократии, а национал-социализм извратил европейские традиции. Подобные заявления можно считать не более чем лицемерным реверансом в сторону господствующих в Западной Европе либерально-политических представлений.

С середины 90-х годов обнародованием документов, посвященных планам Третьего рейха относительно «преобразования» Европы, занимается немецкий профессор Герд Зимон. Большую часть своей научной жизни он провел в стенах Тюбингенского университета, где занимался междисциплинарными исследованиями. Формально сфера его научных интересов должна была ограничиваться межотраслевой семасиологией, однако, расширяя область своих интересов, профессор Зимон занялся изучением проблемы политического использования германистики, что в итоге вывело его на публикацию ранее неизвестных научному сообществу документов, которые рассказывали о разработке проекта «европейского союза» в годы национал-социалистической диктатуры.

Есть и полная противоположность в деле изучения этой проблемы. В качестве примера можно привести получившую широкую известность в Западной Европе книгу «Нацистские корни брюссельского Евросоюза». Данная книга далека от академических стандартов, и если бы не ее объем (почти 300 страниц), то её можно было бы принять за большой рекламный буклет. Подобное впечатление могло укрепиться, если бы вы прочитали подзаголовок этой книги: «Все, что вы всегда хотели знать о «брюссельском ЕС», но никто не осмеливался вам рассказать!» Однако за всеми гротескными фразами, во многом кичевой версткой и дизайном издания кроется очень серьезная проблема. Книга была написана целым коллективом авторов, который вдохновился к действию примером оставшегося в живых заключенным «лагеря смерти» Освенцим Августа Ковальчика. В незамысловатой форме, через кричащие надписи (что как бы намекает на массовое отупение европейцев, которые перестали воспринимать мысль, если она не заключена в броский, «рекламный» облик) рассказывается о возможной преемственности между Третьим рейхом и современным Европейским союзом. Во введении к изданию говорится: «В этой книге рассказывается о том, что многие читатели могут по очевидным причинам сначала отвергнуть. Они могут заявить, что, если бы задокументированная здесь столь серьезная историческая информация была правдой, они, несомненно, услышали бы об этом раньше. Учитывая это, мы, авторы, сочли своей обязанностью побудить наших читателей не только прочесть эту книгу, но и обратиться к документальным источникам, указанным в сносках на ее страницах». Концептуальной основой книги является гибрид двух конспирологических теорий: «всемирного заговора банкиров» и «нового мирового порядка». В данном случае речь идет о политических манипуляциях, предпринимаемых химическими и фармакологическими концернами, которые, по сути, и определяли сначала политику Третьего рейха, а сейчас – политику Европейского союза. Поскольку цели этих концернов не поменялись, то можно говорить не просто о структурном сходстве политики нацистов и политики ЕС, но об их непосредственной преемственности. Нельзя не отметить, что данная модель во многом (хотя и отнюдь не во всем) была близка марксистской историографии. В частности, в аннотации к «Нацистским корням…» говорилось: «Из этой книги вы также узнаете о том, что Первая мировая война, еще одна крупнейшая трагедия двадцатого века, была, в сущности, первой попыткой завоевания мира ради интересов этой корпорации. Более того, претерпев неудачу в покорении Европы и мира военным путем, нефтефармацевтический картель вложил средства в третью попытку – экономическое и политическое завоевание Европы посредством «брюссельского ЕС». Поэтому неудивительно, что главные архитекторы брюссельского ЕС были наняты из числа технократов, которые уже разрабатывали планы для послевоенной Европы, завоеванной коалицией нацистов и картеля». В настоящее время любые конспирологические теории воспринимаются публикой как «веселая наука эпохи постмодерна». Однако в указанной книге приведены документы, которые представляют интерес для общего исследования проблемы. Опять же сам факт появления этой книги говорит о том, что взаимосвязь Третьего рейха и Европейского союза более не является «тайной за семью печатями».

Как выглядела бы Европа, если бы Третий рейх одержал победу во Второй мировой войне? На этот вопрос можно ответить весьма и весьма приблизительно. На самом деле нацистская Германия не была сплоченным государством. Разрываемая многочисленными внутренними конфликтами верхушка рейха не позволяет говорить о классическом тоталитаризме, скорее о «феодальной анархии» или поликратии. В условиях существования подобных режимов очень сложно прогнозировать события, тем более говорить о превалировании в будущем каких-либо концепций. А потому сложно сказать, какой именно из проектов европейской интеграции стал бы воплощаться в жизнь. Хотя некоторые из публицистов утверждают, что возможно «Новая Европа» и нынешний Европейский союз не очень сильно отличались бы друг от друга. И подобная точка зрения находит все больше и больше сторонников. Об этом свидетельствует популярность романа-памфлета «Он снова здесь», который был написан Тимуром Вермешем. Согласно сюжету Гитлер оказался в современном Европейском союзе и весьма доволен тем, что многие из его идей оказались воплощенными в жизнь. В любом случае можно утверждать, что ни национал-социалистическая «Новая Европа», ни нынешний Европейский союз не являются собственно Европой. В обоих случаях мы видим принципиальный отказ от именно европейских традиций, подчинение национальных интересов отвлеченной, но доминирующей идее, превалирование во внешней политике антироссийских и откровенно русофобских тенденций. Западный либерализм и национал-социализм гитлеровского образца роднит не только это, но и приверженность рационализму, стремление к планированию не только процессов, но любого пространства и даже человеческой жизни. Хотя бы поэтому нам необходимо знать, как начиналась действительная европейская интеграция и с чьим порождением нам приходится сейчас иметь дело.

Глава 1. Евросоюз – детище СС?

На краю окутанного десятками легенд и сказаний Тевтобургского леса в XIV столетии возникло крошечное поселение Флото. Сейчас в этом немецком городке проживает 19 тысяч человек, а в начале 50-х годов ХХ века в нем было всего лишь 8 тысяч жителей. Если бы не каменные дома, то в те дни Флото можно было принять за большое село. Люди, жившие в городке, знали друг друга по имени. Появление нового человека никогда не оставалось без внимания, тем более, если новый горожанин был школьными учителем. Появившийся в 1953 году во Флото Александр Бомхофф с самого начала показался местным обитателям странноватым. Вместо того чтобы пойти работать в школу, он открыл собственное заведение, которое назвал «Общеевропейский учебный проект». На занятиях, проходивших в рамках проекта, он бесконечно рассуждал об объединенной Европе, об отмене границ, о едином европейском экономическом пространстве, об общей европейской валюте. Не меньше горожан смущало и то обстоятельство, что Александр Бомхофф выглядел как сорокалетний мужчина, хотя, согласно документам, он должен был быть пожилым человеком, появившимся на свет еще в XIX веке.

Если бы горожане могли узнать некоторые детали из недавней биографии Бомхоффа, то они были бы удивлены еще сильнее! 2 февраля 1951 года спецслужбы организовали бегство Бомхоффа из ГДР в Западный Берлин. Оставалось только дивиться тому, зачем шефу западногерманской разведки Гелену потребовался какой-то школьный учитель? В те времена Гелен, получавший активную поддержку от ЦРУ и фактически находившийся на финансовом содержании американских спецслужб, создавал разведывательную сеть в Восточной Германии. Он забрасывал своих агентов на территорию ГДР, но отнюдь не вызволял оттуда рядовых школьных учителей. Однако, как и стоило предположить, школьный учитель Александр Бомхофф оказался не так уж прост. В ГДР он вел двойную жизнь. С одной стороны, он был примерным гражданином, активистом союза «За новую школу», участником профсоюзного движения, даже избирался делегатом на Третий народный конгресс. С другой стороны, он не раз пересекал границу по поддельным документам, выписанным на имя некого Доррника. В Гамбурге Бомхофф-Доррник встречался с представителями подпольной организации, известной как «группа Дальке». Она состояла из бывших офицеров СС, которые готовились к вооруженным действиям на территории ГДР. Однако конспиративная деятельность Бомхоффа не могла остаться незамеченной. В поле зрения американских спецслужб эти подпольщики попали еще в 1948 году – их было решено использовать в собственных целях. Однако 28 марта 1950 года Бомхофф был на время арестован советскими сотрудниками министерства государственной безопасности. На свободу он вышел в декабре. Именно после этого был решено организовать побег Бомхоффа в Западный Берлин.

Но даже подпольная деятельность Бомхоффа никак не могла объяснить, почему он выглядел лет на 20 моложе, нежели ему полагалось согласно документам. Пройдут годы, прежде чем станет известно, что под именем Александра Бомхоффа скрывался эсэсовский офицер Александр Долецалек (билет № 216 983). В биографии Долецалека есть два интересных факта: во-первых, он вступил в СС еще до того, как Гитлер пришел к власти, а это означает, что юноша был убежденным национал-социалистом. Во-вторых, в семье Долецалека всегда интересовались панъевропейскими теориями, которые высказывались в 20-е годы графом Куденхове-Калерги, рассматривавшим Пан-Европу как противовес Советской России. Эти факты позволяют понять, почему «школьный учитель» столь рьяно проповедовал идеи «Единой Европы». Именно Долецалек в свое время родил и развивал идею интеграции европейского пространства на базе СС. В 1943 году в качестве начальника группы D Главного управления СС он стал разрабатывать планы преобразования Европы. Впрочем, в эти разработки едва ли не каждый месяц приходилось вносить поправки, диктуемые положением на фронтах. В итоге Долецалек предложил детальную программу, включавшую в себя так называемые «Пять тезисов». Особый интерес представляет «Третий тезис», который непосредственно касался предстоящего переустройства Европы. В нем Долецалек говорил о преодолении европейского эгоизма, о складывании единого европейского пространства, о взаимодополнении европейских народов, об устранении границ между европейскими странами. После того как была высказана идея введения единого европейского паспорта, можно было смело утверждать, что Долецалек вынашивал планы создания «Европейской конфедерации». Он подчеркивал, что новое надгосударственное образование должно было строиться якобы на «свободном волеизъявлении народов». Подобного рода проекты должны были стать очевидным сигналом для западных держав, что руководство СС было готово отказаться от сугубо империалистических планов, в обмен на вовлечение в подготовку войны против СССР.

«Европейская конфедерация» должна была возникнуть после подписания разработанной все тем же Долецалеком «Европейской хартии». Некоторые из ее пунктов на первый взгляд могут показаться весьма демократичными. Например, Долецалек рассуждал о мнимых свободах, которые планировалось предоставить европейским народам и национальным культурам. Эта часть документа представляется в высшей мере важной, а потому позволим себе процитировать её полностью.

Шесть основных свобод:

1. Свобода народов от насилия со стороны мировых держав.

2. Свобода народов в выборе форм национальной самоорганизации.

3. Свобода народов от инородного угнетения и ассимиляции.

4. Свобода личности от принуждения к самоопределению.

5. Свобода национальных культур от любого принуждения и от глобализации.

6. Свобода веры от безбожия и политических злоупотреблений.

Семь основных прав:

1. Право человека на труд и возможность трудиться.

2. Право человека на свободное развитие его возможностей и на выбор любых профессий в соответствии с талантами и трудолюбием.

3. Право человека на уровень жизни, полагающийся его способностям и трудолюбию.

4. Право человека принимать решения в процессах формирования общества.

5. Право человека на собственность и на землю.

6. Право человека на досуг, на отдых и на участие во всех проявлениях культурной жизни.

7. Право человека на поддержку в случае непредвиденной нужды.

Впрочем, к началу 1945 года стало ясно, что в планы преобразования Европы было необходимо вносить новые и весьма существенные коррективы. Нисколько не сомневаясь в том, что Германия была обречена на поражение, Александр Долецалек в апреле 1945 года стал разрабатывать программу «Европейского освободительного движения», которое должно было действовать исключительно легальными средствами. Предполагалось, что движение будет способствовать складыванию так называемого «Европейского мирного порядка», то есть континентальной системы, воздвигнутой на базе «Европейской конфедерации». В этой программе на себя обращают внимание несколько пунктов: «5. Устранение многовековых противоречий между братскими европейскими народами через сотрудничество в рамках Европейской конфедерации. 6. Внутри Европейской конфедерации все европейские народы будут обладать свободным правом на существование, национальный уклад жизни и политическую самоорганизацию… 8. Наличие европейского суда, в котором будут улаживаться конфликты между европейскими народами, что позволит избежать насилия… 11. Устранение этнических границ в Восточной и Юго-Восточной Европе… 12. Плодотворное сотрудничество в рамках общей европейской экономики». По сути своей Долецалек весной 1945 года озвучил концепцию создания Евросоюза, предвосхитив многие из идей, которые были воплощены в жизнь десятилетия спустя.

Весьма интересным кажется предположение, что если вначале Долецалек вдохновлялся панъевропейскими идеями графа Куденхове-Калерги, то после окончания войны уже граф с интересом изучал разработки эсэсовского офицера. В любом случае во время визита в Цюрих в сентябре 1946 года Уинстон Черчилль произнес речь, в которой заявил о необходимости создания «Соединенных Штатов Европы». Текст этой речи, был подготовлен графом, который после знакомства с бумагами Долецалека внезапно пересмотрел некоторые из своих идей. Интерес западных спецслужб к проектам Александра Долецалека был легко объясним. Во-первых, СССР планировалось противопоставить некую «Единую Европу», а не разрозненный конгломерат европейских государств. Во-вторых, бесконечные делегации, прибывавшие из разных стран для участия в «Общеевропейском учебном проекте», являлись идеальным прикрытием для ведения вербовочной деятельности. По большому счету Долецалеку даже не пришлось вносить существенные коррективы в свои разработки. Он без проблем поменял одних покровителей на других. Сначала он выстраивал свои программы в недрах СС, затем – под патронажем Гелена, из-за спины которого постоянно выглядывали «ушки» ЦРУ.

Может быть, в начале 50-х годов ХХ века проект объединенной Европы, раскинувшейся от Англии до Польши, выглядел диковато. Но пропаганда, которую вел Долецалек, оказывала влияние на умы тех, кто позже будет подписывать Шенгенские соглашения и Маастрихтские договоры. Планы, разработанные позавчера в недрах СС, сегодня являются политическими реалиями объединенной Европы. В высшей мере показательно, что Долецалеку без проблем простили его эсэсовское прошлое. Он даже не прошел через стандартную процедуру денацификации, обязательную даже для мелких партийных чиновников. А ведь Долецалек был не просто «европейским мечтателем» из планового отдела СС (как его пытаются изобразить некоторые исследователи). Он был причастен к разработке плана «Ост», к подготовке массовых депортаций и к задуманной этнической перекройке континента. Но в данном случае европейские политики еще раз продемонстрировали исключительную избирательность. Про эсэсовское прошлое Долецалека просто-напросто предпочли забыть. А потому едва ли стоит изумляться тому, что современный Евросоюз сквозь пальцы смотрит на марши ветеранов СС в Прибалтике и на Западной Украине. Чему удивляться? Ведь родом они из одной эсэсовской колыбели.

Глава 2. «Объединенная Европа» в отблесках Сталинграда

2 февраля 1943 года закончилась Сталинградская битва, которая по праву считается одним из кровопролитнейших сражений в истории человечества. Она не только положила начало перелому в ходе войны, но не оставила и следа от присущей Третьему рейху слепой веры в «непобедимость немецкого оружия». Не удивительно, что именно с февраля 1943 года некоторые из нацистских бонз стали допускать, что война может закончиться для них вовсе не «победоносным финалом». Хотя бы по этой причине они стали модифицировать стратегию и тактику пропаганды. Еще в сентябре 1942 года министр пропаганды Йозеф Геббельс требовал решительно пресечь слухи о предполагаемом возникновении «новой Европы» – межгосударственного образования на пространстве европейского континента. На одном из совещаний он заявил о том, что Германия воюет исключительно за материальные интересы (нефть, зерно и т. д.), а отнюдь не во имя фантома, а именно идеи «новой Европы». Прошло буквально несколько месяцев, и тон заявлений, сделанных главным нацистским пропагандистом, кардинально изменился. Уже 15 февраля 1943 года Геббельс издал циркуляр, в котором предписывал активно навязывать «новый, европейский облик немецкой внешней политики». В одной из директив сообщалось: «Нецелесообразным считается изображение европейского будущего, которое могло бы подтолкнуть представителей иных народов к мысли о том, что они длительное время будут находиться в немецком подчинении». Было решено изменить вектор нацистской пропаганды: на вооружение брался лозунг «Европейцы против русского большевизма», а сама Россия изображалась как главный антагонист Европы. Именно образ этого мнимого врага должен был сплотить континент под началом Третьего рейха. Данная мысль не раз повторялась не только Геббельсом, но и Гитлером, который назвал вермахт «защитным экраном европейского континента». Именно с этого времени в Третьем рейхе стали разрабатываться планы, предполагающие «объединение» Европы, направленное против России. 13 марта 1943 года Геббельс дал интервью одной из датских газет, в котором назвал ошибочным представление о том, что Германия хотела подчинить европейские страны своей воле. Более того, он заговорил о «преобразовании Европы», в рамках которого Третий рейх якобы был готов отстоять права всех европейских наций. Как видим, идея «объединенной Европы» была всего лишь тактическим шагом, который должен был ускорить мобилизацию сил для борьбы с Россией. Впрочем, в более приватной обстановке ни Геббельс, ни Гитлер и слышать не хотели о самостоятельности европейских государств: для них «объединенная Европа» была всего лишь уловкой.

Однако одно дело – пропаганда, а другое дело – реальная внешняя политика, которая должна была, с одной стороны, учитывать «веяния времени», а с другой – не забывать про то, что «объединенная Европа» являлась всего лишь пропагандистским мифом, призванным в первую очередь сплотить «континентальные силы» для борьбы с Россией. В 1942 году глава внешнеполитического ведомства рейха Иоахим фон Риббентроп, подобно прочим нацистским министрам, открыто выказывал свое негативное отношение к идее «новой Европы». Он публично демонстрировал свое недовольство по поводу запланированной серии радиопередач, называвшейся «Европейский час». Впрочем, уже тогда он не исключал возможности создания при своем министерстве некоего «Европейского комитета». Осенью 1942 года Риббентроп продолжает настаивать на том, что надо всячески избегать любой конкретики, касающейся послевоенного устройства Европы. Процесс создания «Европейского комитета» в структуре МИДа и вовсе затянулся. Поначалу Риббентроп предполагал его основать после окончания «французского похода», то есть после военного разгрома Франции. На практике же первый проект этого учреждения был разработан только 26 сентября 1942 года. Именно тогда один из служащих германского МИДа официально озвучил идею создания специального («европейского») комитета, который должен был возглавлять лично Риббентроп. Оценку этого проекта было поручено провести эсэсовскому офицеру Вернеру Бесту, занимавшему в структуре МИДа пост министериаль-директора. По большому счету про «Европейский комитет» забыли на несколько месяцев. Ситуация изменилась только после Сталинграда. На этот раз Риббентроп решил не дожидаться инициативы своих подчиненных, а потому сам разработал основные документы, которые должны были способствовать «объединению» Европы. 21 марта 1943 года он подготовил докладную записку, которая должна была лечь на стол Гитлеру. В этом документе министр иностранных дел рейха решился заявить о необходимости создания «Европейской федерации». В частности, в ней отмечалось, что Риббентроп и ранее предполагал подобную возможность. Впрочем, он никак не связывал идею федерации с разгромом немецких войск под Сталинградом; напротив, он указывал, что ее создание должно было быть отмечено «крупными военными успехами Германии». Первоначально в «Европейскую федерацию» предполагалось включить: Германию, Италию, Францию, Данию, Норвегию, Финляндию, Словакию, Венгрию, Румынию, Болгарию, Хорватию, Сербию, Грецию и Испанию. Основание федерации должно было произойти на территории «Остмарка» (так в рейхе называли бывшую Австрию) либо в Зальцбурге, либо в Вене. По мнению Риббентропа, создание «Европейской федерации» могло решить несколько проблем, в том числе втянуть во Вторую мировую войну на стороне Германии страны, придерживавшиеся нейтралитета. МИД волновали не столько Швейцария, сколько Швеция, Португалия, а также позиция Турции. Но все-таки главной целью «Европейской федерации» было ее противопоставление России. Риббентроп в своем документе отмечал: «Русские почувствовали бы, что Россия противостоит всей Европе, а потому русская боевая мощь была бы ослаблена».

Немаловажным кажется то обстоятельство, что Риббентроп в своей записке упоминает планы рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Почему-то принято считать, что глава МИДа и шеф СС не очень ладили друг с другом. Мол, Гиммлер был фанатичным нацистом, а Риббентроп – консервативным дипломатом. Но это не более чем заблуждение. Гиммлер был знаком с фон Риббентропом еще с конца 1932 года, когда в доме последнего шли переговоры о формировании правительства во главе с Гитлером. Более того, в мае 1933 года Гиммлер произвел Риббентропа в штандартенфюреры СС, а 20 апреля 1940 года ему был присвоен чин обергруппенфюрера СС. Риббентроп не только сотрудничал с СД, но и считался личным другом Гиммлера (насколько Гиммлер мог вообще дружить с представителями политической элиты рейха). Накануне своего назначения имперским министром иностранных дел Риббентроп со своей супругой прибыл в гости с ночевкой в дом Гиммлеров. В феврале 1939 года Маргарета Гиммлер, которая вместе с Риббентропом отдыхала в санатории, охарактеризовала его в своем дневнике как «друга семьи». Поэтому нет ничего удивительного в том, что Гиммлер решил объединить планы «СС-центричной Европы» с планами «Европейской федерации», которые были разработаны Риббентропом. Об этом имперский министр иностранных дел отдельно сообщил Гитлеру: «Я уже обсудил с Гиммлером, что при определенных обстоятельствах мы могли бы сформировать несколько первоклассных эсэсовских подразделений из европейцев, которые впечатлились бы нашими европейскими лозунгами. Они могли бы стать ценным дополнением для нашей борьбы. Детали этого проекта уже продуманы до мелочей и отдельно будут обсуждаться с Гиммлером в самое ближайшее время. Однако без упомянутых лозунгов все эти начинания не будут иметь успеха». Как видим, «объединенная Европа», разрабатываемая в недрах Главного управления СС Александром Долецалеком, и «Европейская федерация», предложенная имперским МИДом, были не конкурирующими, а взаимодополняемыми проектами. В этих проектах имелись незначительные отличия, но это не меняло ситуацию в целом.

Несмотря на множество доводов, приведенных в пользу создания «Европейской федерации», Гитлер решительно отказался от реализации данного проекта. Сам же Риббентроп видел в «Европейской федерации» нечто больше, нежели просто пропагандистский инструмент. В те дни он писал: «Любые заявления о новой Европе, газетные статьи и прочие акции, по моему мнению, не только бессмысленны, но и вредны, так как уменьшают силу пропагандистского эффекта, которого мы могли бы добиться самим фактом учреждения [“Европейской федерации”]». Риббентроп намеревался соединить два несовместимых на первый взгляд проекта: национал-социалистический Великогерманский рейх и федеративную Европу. Однако у этих проектов была одна общая составляющая – антироссийская направленность. И далеко не случайно идеи создания подобного рода гибрида стали возникать тогда, когда в кровавых боях под Сталинградом наметился коренной перелом в войне. Нельзя сказать, что проекты Риббентропа оказались совсем невостребованными. Например, современная объединенная Европа (лишь слегка изменив «авторство») воплотила их в жизнь. Были реализованы на практике идеи «европейской экономики, строящейся в бестаможенном пространстве посредством общего и унифицированного планирования». А еще Евросоюз позаимствовал от «Европейской федерации» Риббентропа редкостное лицемерие. Согласно официальным документам «Европейская федерация» планировалась для того, чтобы «защитить европейский континент от внешних врагов». На практике же ее создание должно было стать очередным шагом для продолжения агрессивной войны, которая была развязана в отношении России. В Третьем рейхе любые декларативные заверения о «суверенитете», о «свободе», о «судьбоносной взаимосвязи европейских народов» (а именно такая лексика использовалась в «европейском проекте» Риббентропа) были всего лишь ширмой, за которой скрывалось намерение продолжать войну на Восточном фронте.

Сталинградская битва и коренной перелом в ходе войны заставили нацистское руководство искать новые формы стратегического и тактического планирования, что в полной мере относилось и к внешней политике. Несмотря на то что Гитлер отверг план создания «Европейской федерации», предложивший его министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп решил не останавливаться в разработке «европейского проекта». Он предпочел сосредоточить свое внимание на «Европейском комитете», создание которого было запланировано еще в 1941–1942 годах. Но официально этот комитет появился на свет лишь 5 апреля 1943 года. В его состав входило, включая самого Риббентропа, четырнадцать дипломатов. Работа комитета была почти секретной. Известно, что он был разделен на три рабочие группы. Заседания «Европейского комитета» проходили в конфиденциальной обстановке. Из немногих сохранившихся документов явствовало, что «на настоящей фазе ведения войны главной задачей комитета является подготовка документов и предложений, касающихся послевоенного преобразования Европы». И далее: «Разработка конкретных планов оформления будущей Европы не является первоочередной задачей». В самом Имперском министерстве иностранных дел лишь единицы знали о существовании комитета. Можно предположить, что, вопреки запрету Гитлера, Риббентроп совместно с Гиммлером продолжал разрабатывать программу «объединения Европы». Об этом свидетельствует подготовленный 9 сентября 1943 года документ, в котором содержалось 17 тезисов «преобразования Европы». Отмечая, что «объединение Европы было исторически неизбежным процессом», авторы документа указывали, что соединенные европейские народы должны были сформировать «единый фронт против большевизма» (тезис XI). По сути, это было развитием мысли о том, что Россия была врагом «объединенной Европы», а потому так называемое «европейское равновесие» должно было уступить место «европейской солидарности» (тезис Х). Если оценивать документ в целом, то можно уверенно говорить, что речь шла о незначительном развитии некогда предложенной Риббентропом идеи «Европейской федерации». Новыми были интонации и нотки, отчетливо указывавшие на сохранение за Германией положения «континентального гегемона» («объединение Европы было начато Германией», «Германия стремится к объединению Европы» и т. д.), что лишь отчасти было завуалировано фразами о «добровольности» объединения и сохранении за европейскими странами их государственного «суверенитета». Но при всем том подчеркивалось, что любое государство должно было «быть лояльным Европе» и обязано «активно сотрудничать в деле решения общеевропейских задач». Поскольку повестка дня должна была определяться Третьим рейхом, то на практике эти пункты должны были означать беспрекословное подчинение Германии и активное участие во всех ее начинаниях. Только так можно понять, что означал тезис VIII: «Задачей нового европейского порядка является устранение причин, которые в прошлом были поводом для внутриевропейских войн, окончание эпохи внутриевропейских войн и преодоление европейского партикуляризма». Не надо быть провидцем, чтобы прочитать между строк: «Ведение войн за пределами объединенной Европы и узаконивание германской гегемонии». Опять же в тезисе IX говорилось о том, что «страны оси» (читай: Германия) должны были гарантировать Европе защиту от внешней агрессии.

Необходимость маскировки господствующего положения Германии на континенте отмечалась многими немецкими дипломатами. Например, в подготовленных в конце февраля 1943 года «Предложениях по унификации европейской и восточноазиатской политики больших пространств» советник Кольб отмечал: «В Европе господствует опасение, что национал-социалистическая Германия хочет навязать европейским народам свою волю». Сложно сказать, понимал или нет дипломат, что эти опасения были отнюдь не беспочвенными. В любом случае Кольб предлагал объединить в рамках «новой Европы» все государства безотносительно их формы правления: тоталитарной, монархической или парламентской. Подобного рода замечания отчетливо указывают на то, что идея «объединенной Европы» носила не столько политический, сколько геополитический характер. «Упорядочивание» политики больших пространств с одной стороны в Европе, с другой стороны на Дальнем Востоке имело в своей основе только лишь один посыл – складывание мощного блока, ориентированного против России. Подобно тому, как не играл никакой роли политический характер «объединенной Европы», так не имело никакого значения, каков был политический строй в самой России. Традиционные оговорки относительно большевизма носили в большей степени пропагандистский, нежели стратегический характер. Спроектированная в Третьем рейхе «объединенная Европа» при любом стечении обстоятельств должна была противостоять России.

Постепенно идея создания «Европейской федерации» стала обретать пусть и не повальную, но все-таки заметную популярность среди нацистских дипломатов. Летом 1943 года свои разработки на суд Риббентропа представил посол Ганс Фровайн, в свое время принимавший участие в деятельности специальной парижской делегации, которая должна была заключить мир между Францией и рейхом. 7 июня 1943 года он направил в Берлин «Основные соображения относительно плана новой Европы». В нем он предлагал сформировать «Европейское сообщество», члены которого должны были заключить специальный «Европейский пакт». Особо интересной выглядела его идея касательно учреждения «Европейского суда», которая, вне всякого сомнения, была воспроизведена в современном Евросоюзе. Однако более инициативным был немецкий дипломат Сесиль фон Ренте-Финк. 6 сентября 1943 года он подал на имя Риббентропа докладную записку, в которой предлагал меры, как адаптировать идею «Европейской федерации» к требованиям национал-социалистического режима. Уже в преамбуле этот политик отмечал, что необходимость интеграционных процессов в Европе возрастала прямо пропорционально тому, как затягивалась война. Сесиль фон Ренте-Финк предполагал: «Очень важно пробудить и постоянно поддерживать у народов Европы надежду, что победа немецкого оружия дарует континенту порядок, долгожданный мир, национальную самостоятельность, материальное благосостояние и социальную справедливость. Германия вела эту борьбу как передовой боец нового, лучшего порядка, в котором всем европейским народам будет отведено достойное место». Долго рассуждая о национальных интересах отдельных народов, немецкий дипломат в конце концов все-таки раскрывает истинные задачи этого проекта: «Если мы одержим победу в войне, то влияние Германии в Европе будет настолько велико, что мы в любое время сможем осуществить наши намерения в политической, экономической и военной сферах, не прибегая к особым соглашениям». Как говорится, победителей не судят. Во имя победы в мировой войне национал-социалисты были готовы поддержать идею «европейской интеграции» и условного национального суверенитета, чтобы после предполагаемого поражения России вновь установить единоличный контроль над континентом. Принимая во внимание, что Сесиль фон Ренте-Финк был кадровым дипломатом и не принадлежал к числу фанатичных нацистов, можно еще раз подтвердить мысль о том, что «объединенная Европа» как главный противник России могла иметь любой политический окрас. Только в нацистском варианте антирусская составляющая проекта была более ярко выражена. Один из немецких дипломатов того времени вспоминал: «Нам приходилось писать для психопатов, конкурируя с всё теми же психопатами». Когда летом 1943 года Виперт фон Блюхер, немецкий посол в Финляндии, прибыл из Хельсинки в Берлин, то «старые коллеги» едва ли не хором заверяли его, что в будущем войну против России будет вести «сформированная на федеративной основе Европа». Хотя бы по этой причине нет никакого смысла рассуждать о том, каково было соотношение нацистов и консерваторов в МИДе Германии: «поход на Восток» продолжили бы и «Европейская федерация», и «Великогерманский рейх».

При изучении современных учебников по европейскому праву и учебных пособий по европеистике буквально бросается в глаза, что их авторы (как российские, так и европейские) настойчиво обходят стороной сюжеты, связанные с подготовкой нацистами европейской интеграции. В этих книгах история образования «объединенной Европы» прерывается на инициативе Аристида Бриана (1927 год) и возобновляется с Гертенштейновской конференции (1946 год). У любого читателя может сложиться впечатление, что за два десятилетия, которые разделяют эти события, не предпринималось ни одной попытки создания чего-то, хотя бы издали напоминающего современный Евросоюз. Тем удивительнее тот факт, что все основные евроинтеграционные разработки были сделаны в годы нацистской диктатуры. Вдвойне удивительно, что столь гордящиеся своим прошлым европейцы старательно пытаются забыть реальную историю. Не потому ли, что конструкции, подобные «объединенной Европе», могут иметь любой политический окрас, но сохраняют неизменный антироссийский стержень?

Глава 3. А был ли антифашист? (К истории одного документа)

В ноябре 1941 года в Третьем рейхе статс-секретарю имперского министерства иностранных дел Вайцзекеру был представлен меморандум, который касался возможного устройства «послевоенной Европы». Автором этого документа был профессор Альбрехт Хаусхофер, сын знаменитого основоположника геополитики как науки Карла Хаусхофера. Предполагалось, что на основании этого меморандума должен был быть подготовлен доклад для Гитлера. Начав свои рассуждения с того, что «события последних лет продемонстрировали, что нерегулируемая болезненным международным правом анархия множества суверенных государств была прекращена», Альбрехт Хаусхофер предлагал фюреру свое видение будущей Европы. Документ по своему объему напоминал скорее небольшую книгу, а потому для нас особый интерес представляют мысли и идеи, которые касались «обустройства» России. Исходя из того, что «в современной мировой войне ни одна из мировых держав не могла претендовать на абсолютную победу, т. е. на надконтинентальный диктат», Альбрехт Хаусхофер предлагал учитывать, что «азиатское властное ядро великороссов – в сталинском или же другом виде – сохранится от Волги или от Урала вплоть до озера Байкал». Вывод о том, что сугубо военно-насильственное подчинение «русской Евразии» было столь же маловероятно, как и подчинение Китая, заканчивался рядом практических предложений. Во-первых, Хаусхофер говорил о «проблеме геополитической изоляции Сталина (и великороссов) в Сибири». В этой связи заявлялось: «Сталин или его последователи, которые могут придерживаться как идей мировой революции, так и великорусского национализма, будут тактически заинтересованы во включении в процесс переговоров», от которых, собственно, и надо было их изолировать. Чтобы облегчить «сибирскую изоляцию», Хаусхофер великодушно предлагал не завоевать Россию восточнее линии: Белое море – Онежское озеро – Волхов – Среднерусская возвышенность – Дон – устье Волги. Причина столь разительного «благородства» крылась в том, что автор документа полагал русских (так же, как и сербов) народом, который на протяжении долгого времени не сможет смириться с немецким диктатом. Весьма показательно, что в соответствии с расовыми законами Третьего рейха считавшийся на четверть евреем Альбрехт Хаусхофер причислял к числу «антинемецких народов» европейских евреев («в первую очередь восточноевропейских евреев»).

Программа «преодоления великорусской проблемы», предложенная Альбрехтом Хаусхофером, предусматривала целый ряд мер по расчленению России (читай: СССР). Предлагалось предоставить условную самостоятельность прибалтийским государствам. Карелия должна была отойти к Финляндии, что якобы должно было обеспечить безопасность всей северной Скандинавии от некой «великорусской угрозы». Рассуждая о лишении России выхода к морям, Хаусхофер многозначительно намекал на «судьбу Петербурга». По большому счету вся северная Россия должна была перейти под контроль рейха и его сателлитов. Аналогичная судьба ожидала Украину, Белоруссию и Кавказ. Хаусхофер говорил о создании неподконтрольного Москве «пояса государств», который должен был протянуться от Белоруссии через Украину к Кавказу и закончиться на Гиндукуше. Внешне этот процесс должен был быть замаскирован как взлет национального самосознания ряда народов, этносов и племен. На самом же деле предполагалось всячески развивать и культивировать в упомянутых областях русофобские настроения. Критика большевизма должна была носить условный характер, так как в первую очередь надо было вызывать ненависть к «великороссам». Поощрение русофобии должно было происходить по предложению Альбрехта Хаусхофера через формирование новой политической и культурной «элиты» тех этносов, которым разрешено было бы получить собственную государственность под немецким патронажем.

Практический план по геополитической изоляции русского народа в Сибири примечателен хотя бы в силу нескольких обстоятельств. Во-первых, немецкого геополитика вовсе не интересовала идеологическая составляющая этого проекта: с большевиками или без, со Сталиным или без – но русские должны были оказаться в геополитической обособленности. Во-вторых, этот план был подготовлен человеком, которого в отечественной историографии было принято называть «консервативным антифашистом». Поводом для подобного рода умозаключений послужили два ареста и «Моабитские сонеты», которые были написаны Альбрехтом Хаусхофером зимой 1944–1945 годов, то есть накануне того, как он был расстрелян без суда и следствия в Берлине. Но на практике оказалось, что процитированный выше документ был написан сразу же после того, как Хаусхофер-младший был освобожден после первого ареста из тюрьмы гестапо. В 1941 году с ним обращались в высшей мере корректно, и двухмесячное пребывание в казематах никак не повредило его физическому и психическому самочувствию. Да и предлогом для ареста стала отнюдь не мнимая антифашистская деятельность Альбрехта Хаусхофера. Его небезосновательно подозревали в организации перелета Рудольфа Гесса в Англию, который заместитель фюрера по партии совершил в мае 1941 года. Альбрехт Хаусхофер, хотя и не был национал-социалистом, но, благодаря своему близкому знакомству с Рудольфом Гессом и Иоахимом фон Риббентропом, сделал стремительную и блестящую карьеру в дипломатической сфере. Он считался специалистом по тайным дипломатическим миссиям, за что в коридорах МИДа Альбрехта прозвали «Его серейшее Высокопреосвященство» («серый кардинал»). К великому разочарованию Карла Хаусхофера, его сын не разделял антианглийских воззрений, равно как без восторга относился к идее «евразийской оси: Берлин – Москва – Токио», которую создатель геополитики вынашивал еще с 20-х годов. Напротив, Альбрехт Хаусхофер благоволил англичанам, будучи в Великобритании со специальными миссиями множество раз.

В начале августа 1940 года Рудольф Гесс неожиданно для Альбрехта Хаусхофера завел с ним разговор о судьбе. При этом заместитель фюрера ни словом не намекнул, что подвигло его на ведение подобных бесед. Несколько позже он все-таки сообщил Хаусхоферу-младшему, что Гитлер не намерен продолжать военные действия против Великобритании. Подобное решение было продиктовано расово-политическими соображениями. Гитлер считал, что Германия не должна быть заинтересована в военном поражении Англии, так как это могло привести к падению власти белых в Индии и Индокитае. По прошествии некоторого времени Рудольф Гесс поинтересовался у Альбрехта Хаусхофера, сохранил ли тот свои связи с англичанами. Особый интерес представляли «дальновидные политики». В ответ Хаусхофер-младший недвусмысленно намекнул, что национал-социалистическая Германия уже давно истратила свой лимит доверия. А потому любая попытка связаться с англичанами была бессмысленной. Судя по всему, Рудольф Гесс остался недоволен этой реакцией, так как несколько дней спустя с аналогичным вопросом он обратился уже в Карлу Хаусхоферу. Беседа получилась весьма откровенной. Хотя Гесс так и не пояснил, чем было вызвано его беспокойство. Он решил сохранить в тайне намерение Гитлера напасть на СССР. В итоге в сентябре 1940 года терзаемый сомнениями Хаусхофер-старший попросил своего сына написать письмо Гамильтону Дугласу. В этом письме предлагалось организовать на территории одной из нейтральных стран встречу с Рудольфом Гессом. Письмо было направлено в Англию окольными путями, а потому достигло адресата только в апреле 1941 года.

Поскольку из Лондона не последовало никакого ответа, Рудольф Гесс стал искать другие возможности для начала «мирных» переговоров. Не исключено, что Гитлер знал об этой инициативе и, в принципе, поддерживал ее. Весной 1941 года Хаусхоферы вновь оказались втянутыми в эту «миролюбивую» операцию. После долгих бесед и споров отец не смог удержать сына от поездки в Женеву, где предполагалось встретиться с Карлом Якобом Буркхардтом. Это был общественный деятель, известный своими широкими связями в Лондоне. Кроме этого он всегда выражал недовольство тем, что Германия воевала с Великобританией. За день до отбытия в Женеву Альбрехт Хаусхофер рассказал о своей миссии матери. Та отметила в дневнике: «Только если бы мое одобрение могло помочь этому предприятию, то оно непременно бы удалось. Но я и Альбрехт не верим в успех. Но все-таки надо попытаться». 3 мая 1941 года Альбрехт позвонил домой из Швейцарии и сообщил, что его миссия не полностью провалилась и еще имелись шансы на успех. Он планировал вернуться домой и рассказать все детали. Однако вскоре события стали сменять друг друга как в калейдоскопе. 10 мая 1941 года Рудольф Гесс, не дожидаясь возвращения Альбрехта Хаусхофера, на своем самолете направился в Великобританию. Он решил действовать на свой страх и риск, желая вынудить англичан начать «мирные» переговоры.

По большому счету большинство геополитических проектов, предложенных немцами в 1940–1941 годах, предусматривали создание подобия «объединенной Европы», что в свою очередь было продиктовано необходимостью вынудить Великобританию заключить сепаратный мир с Третьим рейхом. Гитлер как «легитимный» представитель «объединенной Европы», в том числе марионеточных государств, созданных на территории СССР, должен был изменить позицию британского правительства. По большому счету план, подготовленный Альбрехтом Хаусхофером в ноябре 1941 года, был не чем иным, как попыткой выведения Великобритании из войны. Именно это предположение позволяет понять суть пассажей о том, что в «сибирской изоляции» Сталин должен был быть лишен возможности контакта с «морскими державами». Альбрехт Хаусхофер еще 8 сентября 1940 года докладывал Рудольфу Гессу о возможности достижения мира между рейхом и Великобританией на базе антирусской политики. Он сообщал: «По моему убеждению, нынешняя война научила нас тому, что Европа стала слишком крошечной для того, чтобы вести прошлый беспорядочный образ жизни. Новый порядок, направленный против русской Евразии во имя поддержания мира во всем мире, возможен лишь при условии теснейшего англо-немецкого сотрудничества». Нельзя сказать, что проект Альбрехта Хаусхофера так и остался проектом: во-первых, многие из его идей были взяты на вооружение оккупационными властями, а во-вторых, сразу же после написания этого меморандума, было заявлено о продлении Антикоминтерновского пакта, к которому к ноябрю 1941 года присоединились уже многие европейские страны.

Итак, «Моабитские сонеты» и последовавший весной 1945 года расстрел Альбрехта Хаусхофера были единственными моментами, которые позволяли на протяжении многих лет говорить об антифашизме этого специалиста по тайным дипломатическим операциям. Надо признаться, что даже автор этого материала не сразу обратил внимание на то, что второй арест Альбрехта Хаусхофера произошел в конце 1944 года, а потому никак не мог быть связан с делом о «заговоре 1944 года». К этому моменту следствие было закончено, а все участники заговора были казнены. Нельзя не обратить внимания на то, что Хаусхоферу-младшему не было предъявлено никаких обвинений, а в апреле 1945 года он был расстрелян без суда и следствия. Рейх так стремительно избавлялся не столько от антифашистов, сколько от ненужных свидетелей. Аналогичным образом был казнен эсэсовский врач-садист Зигмунд Рашер, которого сами же национал-социалистические власти обвинили в систематическом похищении детей. В этой связи надо задаться вопросом: а был ли антифашист? Ничто, кроме «Моабитских сонетов», не говорит об антифашизме Альбрехта Хаусхофера. Он составлял планы по расчленению России и преданно выполнял тайные миссии, поручаемые руководством Третьего рейха, что вызывало явное недовольство его отца – Карла Хаусхофера. Того самого отца, который ратовал за континентальный мир и геополитическое сближение России и Германии. Того самого отца, которого сын в своих сонетах лицемерно обвинил в помощи Гитлеру и национал-социалистам.

Глава 4. Европейское экономическое сообщество – наследие гитлеровского режима

Принято считать, что образование общеевропейского экономического пространства началось в 1958 году, после того как были подписаны Римские договоры, на основе которых было создано Европейское экономическое сообщество (ЕЭС). Однако более детальное изучение исторических фактов позволяет предположить, что основная разработка принципов ЕЭС происходила значительно раньше. По большому счету старт этому процессу был дан в 1940 году, когда в ходе скоротечных боевых действий немецкие войска захватили Данию, Норвегию, Голландию, Бельгию и Францию. Фактически сразу же в различных министерствах и инстанциях Третьего рейха стали возникать планы по управлению оккупированными территориями. 30 мая 1940 года немецкий дипломат Карл Август Клодиус предложил руководству Имперского министерства иностранных дел интегрировать Голландию, Бельгию, Люксембург и Норвегию в состав так называемого «великогерманского экономического пространства». Буквально два дня спустя другой дипломат – Риттер – предложил сформировать «глобальное экономическое пространство», которое должно было охватывать территории с общим населением более 200 миллионов человек (включая Голландию, Бельгию, Люксембург, Данию, Норвегию). В перспективе в него должны были быть влиты страны дунайского региона, Финляндия, Швеция и Прибалтика. Одновременно с этим собственную инициативу проявил Вернер Дайц, который еще в сентябре 1939 года стал инициатором создания «Общества европейского хозяйственного планирования и экономики больших пространств». 31 мая 1940 года Вернер Дайц подготовил меморандум, в котором предлагал создать Имперский комиссариат экономики больших пространств.

В этом документе Вернер Дайц отмечал, что построенная на морской торговле «либеральная империя фунта стерлингов» (Британская империя) должна была распасться, дав жив жизнь нескольким валютно-экономическим блокам: блоку доллара, блоку йены, блоку рупии и континентальному блоку марки. Блокада Англии в ходе начавшейся Второй мировой войны должна была неизбежно ускорить этот процесс. Дайц подчеркивал, что блокада как военно-политическое средство должна была дополняться мерами по формированию общеевропейской континентальной экономики, которая непременно находилась бы под германским контролем. В перспективе планировалось образование единого экономического сообщества, которое бы простиралось «от Гибралтара до Урала, от Нордкапа до острова Кипр». Лозунгом предполагаемого объединения должны были стать слова: «Европа для европейцев». Показательным является тот факт, что будущее европейское экономическое сообщество должно было рассматривать Сибирь, Средиземноморье и Африку как зоны для последующей колонизации. Созданное с началом Второй мировой войны «Общество европейского хозяйственного планирования и экономики больших пространств» рассматривалось Вернером Дайцем в качестве первого шага на пути к формированию глобальной континентальной экономики. Как ни странно, общество формально подчинялось Имперскому министерству воспитания, хотя на практике занималось организацией сотрудничества множества экономических структур. Но все-таки «Общество европейского хозяйственного планирования» было в первую очередь научной структурой, которая разрабатывала варианты преобразования европейской экономики. Хотя бы по этой причине требовалось появление сугубо политического института, занимающегося практическим воплощением уже имевшихся наработок. По предложению Дайца таковым должен был стать Имперский комиссариат экономики больших пространств. Интересной кажется мысль о конкуренции плановой экономики Советского Союза и запланированного европейского экономического сообщества. Впрочем, фраза Дайца о «грядущих военных целях» позволяет предположить, что формирование европейского экономического сообщества имело целью ускорить подготовку к началу войны против СССР.

Можно отметить, что планы, предложенные Клодиусом, Риттером и Дайцем, во многом носили «эйфорический» характер». Перефразируя знаменитое название статьи Сталина, можно сказать, что в те дни у многих «было головокружение от успехов на Западном фронте». Некую порцию отрезвления внесли решения, принятые 9 августа 1940 года Комитетом по торговой политике, в который входили представители самых различных министерств. В них ясно говорилось: «По возможности пресечь обсуждение немецких планов по экономической перестройке Европы». В итоге принятый в недрах Имперского министерства экономики первый проект по переводу немецкого хозяйства на «военные рельсы» более напоминал документ, рожденный во время кайзеровской Германии, нежели в годы национал-социалистической диктатуры, ориентированной на «экономику больших пространств». Но даже в этом варианте в нем имелось несколько в высшей мере показательных пассажей. Во-первых, ясно говорилось о том, что грядущее экономическое преобразование Европы было вызвано победами Вермахта, а в последующие годы экономика будет носить военный характер – отчетливое указание на экспансию на Восток. Во-вторых, военно-хозяйственная политика рейха была ориентирована на прекращение «балканизации Европы», что в свою очередь якобы должно было способствовать повышению уровню благополучия европейцев. При этом между европейскими странами должны были быть устранены таможенные барьеры, а также должна была появиться общеевропейская валюта – естественно, это должна была быть рейхсмарка. В самой Европе должно было произойти «разделение труда», то есть устранение конкуренции и сворачивание в ряде стран дублирующих друг друга производств.

Как видим, позиция структур и инстанций Третьего рейха была весьма противоречивой. С одной стороны, говорилось о грядущем европейском экономическом сообществе, с другой стороны, официальные лица весьма сдержанно рассуждали на эту тему. Это отмечали даже зарубежные наблюдатели. Особое внимание привлекала позиция Имперского министра экономики и Президента имперского банка Вальтера Функа. 25 июля 1940 года тот выступил с отдельным заявлением. В своей речи Функ лишь вскользь коснулся темы общеевропейской экономики, отметив необходимость «укрепления чувства солидарности европейских народов и способствования сотрудничества во всех областях экономики». При этом он отметил, что главной целью будущей европейской экономики должно было стать обеспечение «Великогерманского пространства» и благополучие немецкого народа. Нечто аналогичное Функ заявлял несколькими днями ранее: «Германия обладает всей полнотой политической власти в Европе, а потому преобразование экономики будет отвечать ее потребностям. У нас есть политическая воля, чтобы использовать эту власть. Все страны должны равняться именно на нас. Экономика отдельных европейских стран должна быть приспособлена к нашим надобностям».

Как видим, заявления были предельно откровенные. При этом заместитель Функа, статс-секретарь Имперского министерства экономики Густав Шлоттерер занимал более гибкую позицию. Конечно же, он ни в коей мере не оспаривал мысль об экономическом диктате Третьего рейха. Но в то же самое время он прекрасно понимал, что нельзя было добиться нужного результата только мерами принуждения. Шлоттерер пытался организовать «добровольное» сотрудничество немецких промышленников и их европейских коллег. Именно Шлоттерер был инициатором формирования единой европейской транспортной системы и рационализированной европейской промышленности. В свою бытность служащего Имперского министерства экономики Шлоттерер подчеркивал: «Экономическая Пан-Европа предполагает не объединение государств, а объединение национальных экономик на базе договоров, заключенных между нациями». Первыми этот девиз поддержали промышленники угля и стали из Рура; те самые, которые некоторое время спустя, после войны, стали одними из первых инициаторов европейской интеграции, тогда еще на стадии создания «Европейского объединения угля и стали».

Надо отметить, что вопрос о формировании европейского экономического сообщества оказался разделен между множеством различных министерств и инстанций Третьего рейха. Кроме Имперского министерства экономики им также занималась специалисты Имперского министерства иностранных дел. Также со временем к борьбе за «европейскую экономику» подключились структуры СС и Имперского министерства оккупированных восточных территорий (А. Розенберг). Нельзя не отметить, что разработкой той же самой проблемы формально независимо друг от друга занималось огромное количество более мелких ведомств:

– упоминавшееся ранее «Общество европейского хозяйственного планирования и экономики больших пространств»,

– Центральный научно-исследовательский институт национального хозяйства и глобальной экономики,

– Имперское ведомство изучения пространств и регионального планирования,

– Немецкое общество мировой экономики,

– Научный институт «Немецкого трудового фронта»,

– Институт мировой экономики при университете Киля,

– Институт глобальной экономики при Гейдельбергском университете и т. д.

Излюбленной темой национал-социалистических экономистов была идея глобальной экономики, которая с 1942 года была воплощена в идею так называемого европейского экономического сообщества. Впервые этот термин был употреблен Вернером Дайцем в 1916 году. Предполагалось, что эта идея должна была стать экономическим дополнением теории о «жизненном пространстве». Поначалу мыслилось создать некое ганзейское объединение общеконтинентального масштаба. Но постепенно идея была превращена в мысль о необходимости создания имперского планового хозяйства, где централизованная власть должна была регулировать экономические и хозяйственные отношения отдельных европейских регионов и территорий. Уже в августе 1939 года при Верховном командовании Вермахта была создана специальная группа «Военная экономика», которая занялась изучением проблем экономики больших пространств в условиях войны. Глобальная экономика должна была стать инструментом, позволяющим «создать экономическую базу для политического господства в Европе» (естественно, речь шла о господстве Третьего рейха). Идея европейского экономического сообщества продолжала разрабатываться в Третьем рейхе до самого окончания Второй мировой войны. Но национал-социалистические теоретики никак не могли решить проблему координации национальных экономик. В 1944 году профессор Эрих фон Зиверс писал о «вопиющей неопределенности» при обращении к проблемам глобальной наднациональной экономики. Впрочем, это не мешало большинству идеологизированных экономистов сходиться во мнении относительно того, что единая европейская экономика должна была обеспечить самодостаточность континента.

В Третьем рейхе было две школы, два различных подхода к проблеме европейского экономического сообщества. Вернер Дайц придерживался биологической точки зрения, которая предполагала, что общее хозяйство можно было создать только у этнически родственных народов. Прочие авторы придерживались прагматического подхода, то есть ориентировались на общие хозяйственно-экономические цели. Гораздо больше подходов обнаруживалось при обсуждении вопроса суверенитета отдельных стран «Новой Европы», которые должны были войти в европейское экономическое сообщество. Вернер Дайц настаивал на «обнулении» государственного суверенитета в пользу так называемого «суверенитета наций» – его фразеология была ближе всего к построениям национал-социалистических теоретиков, которые планировали сформировать новую систему международного права. Однако некоторые из немецких экономистов выступали в пользу самостоятельности европейских государств, которые должны были составить европейское экономическое сообщество. Именно их построения были использованы в 50-е годы при подготовке «Римских договоров» – было решено даже не менять терминологию, взяв на вооружение столь популярный в Третьем рейхе лозунг о создании европейского экономического сообщества. Наверное, прозорливее всех оказался Арно Зельтер, который даже в годы диктатуры настаивал на соблюдении принципа добровольности при вхождении в европейское экономическое сообщество. В одной из своих статей он заявил: «Мир и достаток в Европе не могут долгое время поддерживаться при помощи штыков и солдатских сапог». Также можно выделить построения представителя концерна «ИГ Фарбен» доктора Антона Рейтингера, который предполагал, что европейская экономическая кооперация должна строиться на принципах добрососедства и взаимоподдержки. Экономика больших пространств в его понимании должна была быть социальным благом для всех народов. Он писал: «Мы должны мыслить не в великогерманском духе, но по-европейски, в лучшем смысле этого слова. Мне кажется, что мы как европейцы должны стремиться к тому, чтобы Европа, опираясь на открытия и достижения нашего времени, стала политическим, экономическим и культурным общежитием». Впрочем, эти «благие намерения» никак не изменяли национал-социалистический вектор большинства экономических построений.

Было бы в корне неверным полагать, что экономические планы для послевоенной Европы строились только в Третьем рейхе. Аналогичные попытки предпринимались в Англии и в США. Только принимая во внимание эти сведения, можно понять суть подготовленного в 1943 году Карлом Августом Клодиусом специального доклада «Об экономическом преобразовании Европы». В нем речь шла не столько о реальной перестройке европейской экономики, сколько о попытке дать пропагандистский ответ «западным проектам». Немецкий дипломат подчеркивал в своем докладе, что самым эффективным средством психологического воздействия на европейские народы мог бы стать предложенный Германией план «позитивного» преобразования послевоенной Европы. Клодиус писал: «Обсуждение этой темы европейской общественностью смогло укрепить народы в чувстве, что Германия считает вполне естественным наличие у европейских наций после достигнутой победы права определять свою собственную судьбу под немецким патронажем». Упомянутой европейской общественности предлагалось явить несколько тезисов. Войну предлагалось представить всего лишь как попытку Германии обеспечить Европе экономическую независимость. В данном случае речь шла о своеобразной континентальной автаркии. Но она не должна была превратиться в континентальную изоляцию. Сотрудничество больших пространств должно было дать импульс для развития всего мира. Обеспечить хозяйственную кооперацию и некую европейскую экономическую солидарность планировалось при помощи следующих средств: запрет на приобретение товаров за пределами континента, если таковые имелись в Европе; запрет на продажу товаров за пределами Европы до того момента, пока на них существовал спрос в самой Европе; цены на европейскую сельхозпродукцию должны были устанавливаться независимо от «мирового рынка» («Если бы после окончания войны европейское сельское хозяйство оказалось в состоянии свободной конкуренции с заморскими производителями, то это бы означало крах для некоторых стран Европы»); устранение таможенных границ внутри Европы; введение общей европейской валюты.

По мере того как Вторая мировая война вступала в новые стадии, к проекту по созданию европейского экономического сообщества подключались все новые и новые министерства. После того как главой Имперского министерства вооружений и боеприпасов стал Альберт Шпеер, эта структура тоже решила поучаствовать в преобразовании европейского хозяйства. Новый министр заново сформировал управление планирования, во главе которого поставил старшего правительственного советника Арнольда Кёстера. Проработав некоторое время в новой должности, осенью 1943 года Кёстер подготовил меморандум, который назвал «Европейское хозяйственное планирование». В этом документе отмечалось, что Германия использовала оккупированные территории исключительно в принудительном порядке, что было не совсем целесообразно. Автор документа верно отмечал, что эксплуатация местного населения приводила к росту враждебности, пассивному сопротивлению и саботажу. Чтобы добиться действительно тотальной мобилизации европейской экономики, Кёстер предлагал создать специальное Управление европейского хозяйственного планирования. Конечно, Германия должна была оставаться континентальным гегемоном, но откровенная эксплуатация, насилие и меры принуждения должны были быть замаскированными, не столь явными.

Подводя некоторые итоги, можно уверенно говорить о том, что интеграционные процессы, начатые в сфере европейской экономики в конце 40-х годов, в частности создание Организации европейского экономического сотрудничества (а далее «Европейского объединения угля и стали» и Европейского экономического сообщества), были отнюдь не случайными. Принятая в весьма показательную дату – 9 мая 1950 года – «Декларация Шумана» только не посвященному в детали истории человеку могла показаться качественно новым моментом в истории развитии Европы. Рассуждения о «конкретных действиях, призванных вначале обеспечить европейскую солидарность на деле» на практике оказались калькой с экономических проектов Третьего рейха. «Европейское экономическое сообщество» как понятие возникло в кайзеровской Германии, но как идея было оформлено именно в годы национал-социалистической диктатуры. В этой связи едва ли можно удивляться тому, что в настоящее время немецкая экономика стала неким диктатором в хозяйственной жизни Европы. Остается открытым лишь один вопрос: если Третий рейх планировал применить европейское экономическое сообщество как хозяйственную основу для начала войны против СССР, то для какой войны сейчас планируется использовать эту глобальную экономику?

Глава 5. «Четвертая евроинтеграция»: путь агрессии и порабощения

Было бы ошибкой полагать, что разрабатываемые в годы национал-социалистической диктатуры проекты объединения европейского пространства были поголовно пангерманскими, агрессивными и расово-биологическими. В те годы в Германии были и свои исключения. Например, в свое время отколовшийся от социал-демократов младоконсервативный публицист Август Винниг в 1938 году опубликовал работу, которая называлась «Европа – мысли немца». На страницах этой книги он умудрился не упомянуть ни Гитлера, ни национал-социализм. Винниг полагал, что объединяющим Европу компонентом должно было стать христианство. Не придерживался национал-социалистических постулатов и берлинский профессор А.Бринкман, также издавший в 1938 году книгу, посвященную проблеме объединения Европы. «Дух наций» (именно так называлась эта работа) был попыткой заложить основу для взаимопонимания европейских наций, что в свою очередь, по мнению Бринкмана, должно было привести к образованию «Европейского Сообщества». Профессор даже позволил себе несколько смелых идей, например, заявив, что имеется более высокий долг, нежели служение своему Отечеству. За подобного рода пассажи книга сразу же попала под огонь критики со стороны национал-социалистических обозревателей. Один из них писал: «“Дух наций” не нуждается в осуждении, так как книга уже вынесла сама себе приговор. Еще никто не предпринимал попытку показать немецкий взгляд на вещи в столь извращенном виде… Автор является несомненным сторонником интернациональной дружбы и международного сотрудничества».

Однако все-таки самым показательным был пример Гизелера Вирзинга. Его вряд ли можно было назвать антифашистом, но тем не менее в своих «европейских разработках» он пытался дистанцироваться от идей национал-социалистического экспансионизма. Вирзинг по сути своей был типичным интеллигентом-оппортунистом, который согласился служить преступному режиму. Будучи выходцем из среды консервативно-революционных кружков, Гизелер Вирзинг достаточно долгое время изучал попытки объединения европейского пространства. В своей книге «Эпоха Икара» он попытался изложить свои выводы, не прибегая к национал-социалистической фразеологии. В основном он размышлял о национальном распределении «больших пространств». По сути, автор этой книги приходил к выводу о необходимости федерализма, что подчеркивал еще в своей ранней работе «Промежуточная Европа и немецкая судьба», которая увидела свет в 1932 году, то есть за год до прихода Гитлера к власти. Некоторые из идей Вирзинга кажутся в высшей мере интересными. Например, он считал Вторую мировую войну четвертой попыткой осуществить объединение Европы. Предыдущими тремя были: Наполеоновская империя, «Священный союз» и система, созданная Аристидом Брианом (эту работу было бы недурственно изучить современными специалистам по европейской истории и европейскому праву, которые отсчитывают начало процесса евроинтеграции с 50-х годов ХХ века). По мнению Вирзинга, все попытки объединить Европу были обречены на провал – по этой причине он сравнивал Европу с Икаром, который, взлетая к Солнцу, неизбежно лишается крыльев и камнем падает вниз. Вирзинг даже сделал по-своему пророческое предположение. Нисколько не сомневаясь в том, что «четвертая попытка объединения Европы» закончится полным провалом, он говорил: «Германия и Япония оказались втянутыми в войну, так как Англия не имела права претендовать на мировое господство. Однако оно достанется гигантам-молохам, вселенским монстрам – американизму и советизму, которые превратят Европу и Азию в арену бесконечного противостояния друг с другом». Каких бы взглядов в душе ни придерживался Гизелер Вирзинг, его книга была опубликована в 1944 году, когда он был главным редактором известного пропагандистского журнала «Сигнал».

Наверное, есть необходимость повторить прописную истину: исключения всего лишь подтверждают правило. Работы Виннига, Бринкмана и Вирзинга были всего лишь производными от гигантской работы, которая проделывалась в Третьем рейхе, начавшем «четвертую евроинтеграцию». Когда была напечатана книга «Эпоха Икара», то планы по созданию «Европейской конфедерации» вынашивались не только в Имперском министерстве иностранных дел. К 1944 году стала стихать даже так называемая «война меморандумов», вызванная началом агрессии в отношении СССР. В 1941–1942 годах многочисленные структуры и функционеры рейха буквально соревновались между собой, предлагая многочисленные проекты по эксплуатации и использованию «восточных оккупированных территорий». Из всех этих документов надо обратить внимание на доклад генерального комиссара Крыма Альфреда Фрауэнфельда, который в прошлом был гауляйтером Вены. Фрауэнфельд относился к числу так называемых «национал-социалистических утилитаристов», а потому он предложил использовать возможные евроинтеграционные процессы для усиления эксплуатации советских оккупированных территорий. Он не верил в силу террора, но нисколько не сомневался в конечных целях грядущей колониальной политики. Этот документ автоматически выводит нас на новый меморандум, который был подготовлен в июне 1944 года старшим советником Имперского министерства восточных территорий Вальтером Лабсом. Им предлагалась новая система управления «восточными территориями». Лабс исходил из того, что итогом войны должно было стать складывание «Европейской конфедерации», в которой «определяющее руководство на основании своей природной, военной и экономической мощи должен был осуществлять рейх». Подобно Фрауэнфельду, Лабс не верил в то, что «восточные территории» можно было контролировать только при помощи силы. Предлагалось влить «восточные территории» в состав «объединенной Европы». Лабс был предельно откровенен: «Это должно делаться не из чувства миролюбия, а исходя из позиций трезвой и реалистичной политики». Собственно, предложенный рецепт был очень прост: для усиления эксплуатации надо было дать мнимое ощущение включения в «европейское пространство» на правах «равных участников». Лабс приводил многочисленные примеры того, что открытое порабощение и откровенное превращение «восточных территорий» в колонии привели бы к обратному результату, а именно к усилению борьбы местного населения против немецкой оккупации. И далее: «Принимая во внимание характер восточных народов, рейх не может сейчас рассчитывать на их преданность и благодарность. Поэтому на восточных территориях неизбежно должны присутствовать крупные части Вермахта и немецкой полиции. Однако меры по управлению этими территориями надо осуществлять незаметно, исподволь. Поскольку в ходе боевых действий эти районы были очень сильно разорены, то без проблем можно будет претворить в жизнь перспективную немецкую политику». Как видим, предлагалась система тихого закабаления, которая должна была претворяться в жизнь через навязывание мнимых европейских стандартов и отвлеченных «европейских идей». Аналогичные идеи высказывались в 1944 году и бывшим руководителем хозяйственного управления генерального комиссариата «Мелитополь» Хайнцем фон Гомайером. В его представлениях «Европейская хартия» должна была стать своего рода политической уловкой – на практике никто не должен был представлять европейским народам никаких прав. «Надеюсь, я не позволю себе слишком много, когда заявлю, что войну можно проиграть с политической точки зрения даже после того, как одержана ратная победа».

Несмотря на то что перспективы создания «Европейской конфедерации» представлялись весьма туманными, хотя бы в силу того, что военные шансы Германии сокращались с каждым днем, весной 1944 года была предпринята попытка сформировать социальную доктрину для будущего «объединенного европейского пространства». С 14 по 19 марта в силезском городке Бад-Зальцбрунн проходила конференция. Ее официальным организатором выступал «Немецкий трудовой фронт». Это было отнюдь не кулуарное мероприятие: на него прибыли делегаты из семнадцати европейских стран (в основном деятели, ответственные за социальную политику). Если бы не знать, где, когда и кем проводилось указанное мероприятие, то принятые на нем документы могли показаться не просто безобидными, но в высшей мере прогрессивными. В итоговом документе говорилось о праве на труд, признавались различия в социальных традициях разных народов. Некоторые из участников должны были вновь собраться в октябре 1944 года, чтобы принять за основу обобщающие тезисы новой социальной концепции общества. Можно даже утверждать, что в 1944 году была предпринята попытка сконструировать социальный уклад, который некоторое время спустя будет называться евросоциализмом. В одном из ключевых докладов на конференции говорилось: «Нынешняя война позволит сформировать принципы, на основе которых европейские народы создадут свой социальный порядок. Ни либерализм, ни марксистский большевизм не в состоянии указать путь для их спасения от социального кризиса. Издавна здоровые инстинкты европейских народов направляли их против любых материалистических реформ и революционных планов. Европейские народы надеются, что ответственные руководители смогут наконец-то создать истинно социалистический порядок, который будет отвечать не только требованиям разума, но и нравственной справедливости и естественным народным чувствам». Пройдет тринадцать лет и слова, прямо-таки позаимствованные у выступавших на конференции в Бад-Зальцбрунне, будут звучать во время подписания Римских договоров: «Социальная политика сообщества многообразна… Необходимо улучшать условия труда и жизни с тем, чтобы создать возможность гармонизации в ходе таких улучшений… Договор рассматривается как путь социального прогресса, непрерывного улучшения жизни народов, объединившихся в Сообщество».

На практике же новый социальный порядок гарантировал благоденствие отнюдь не для всех. Процветание должно было быть «уравновешено» беспощадной эксплуатацией иностранных рабочих, военнопленных, угнанных в рабство жителей оккупированных стран. На них даже не планировалось распространять принципы «нового социального порядка», который должен был лежать в основе «новой Европы». Если в 1941 году в рейхе на принудительных работах находилось около 3,5 миллионов человек, то к 1944 году эта цифра составила почти 6 миллионов. Ни о какой «европейской солидарности», которую превозносили национал-социалистические пропагандисты, не было и речи. В зависимости от «расовой ценности» иностранные рабочие разделялись на «гастарбайтеров» (это слово в официальный обиход было введено именно во времена диктатуры) или самых настоящих рабов. Иностранец даже теоретически не мог быть начальником немецкого рабочего. «Гастарбайтерам» было запрещено создавать собственные профессиональные объединения. Руководство «Немецкого трудового фронта», конечно же, постоянно заявляло о недопустимости эксплуатации иностранных рабочих, но это было не более чем лицемерное суесловие.

К 1944 году «объединенная Европа» перестала быть простым пропагандистским лозунгом, она стала идеей, потворствующей эксплуатации оккупированных Германией территорий. Отнюдь не случайно, что, в то время как большинству ведомств Третьего рейха было запрещено упоминать о «едином европейском пространстве» даже не как о политической разработке, но и как об отвлеченной идее, в Имперском министерстве вооружений вокруг бригаденфюрера СС Ганса Креля, руководившего управлением планирования, складывается так называемый «европейский кружок». В нем обсуждались не столько вопросы послевоенного обустройства Европы, сколько проблемы использования европейской рабочей силы для производства вооружений. В то же самое время близкий к Имперскому министерству экономики предприниматель Рихард Ридль вынашивал собственные планы преобразования континента, что должно было обеспечить его дешевыми рабочими руками. Он входил в наблюдательный совет «Донау Хеми АГ». А осенью 1944 года подготовил объемный документ – «Путь к Европе. Мысли об экономическом союзе европейских государств». Ридль был прагматиком, а потому видел послевоенную Европу в качестве федерации, которая базировалась на «блоке свободных наций». «Германия должна была выступать своего рода «знаменосцем», но отнюдь не поработителем Европы». Покровительствовавший Ридлю имперский министр финансов граф Шверин Крозиг до самых последних дней существования Третьего рейха был одержим идеей «объединенной Европы». Весной 1945 года(!) в одном из писем, адресованных Геббельсу, он сообщал: «Сейчас, когда не является достаточным просто уйти в глухую политическую оборону, разоблачая хаос, в который может быть повергнута Европа (это, конечно, тоже необходимо, но явно недостаточно), мы как никогда нуждаемся в том, чтобы явить миру облик будущей Европы».

Как и предвещал Гизелер Вирзинг, «четвертая европейская интеграция», прикрытая событиями Второй мировой войны, закончилась полным провалом. Но современные европейские политики, судя по всему, услышали советы, которые давали самые различные функционеры Третьего рейха. «Пятая интеграция» началась не с насилия, не с агрессии, не с завоеваний. Но меняет ли это её природу? Разве для построения модели евросоциализма не требуется массы тех, кого будут откровенно эксплуатировать во имя умозрительных идей? Разве слова о справедливости и суверенитете не служат всего лишь прикрытием для новой колониальной политики? Впрочем, на этот раз европейский колониализм приобрел более изощренные формы – современным европейским политикам никак нельзя отказать в том, что они учатся на ошибках национал-социалистических теоретиков.

Глава 6. «Добропорядочные европейцы», или Кто на самом деле придумал НАТО?

9 мая 1945 года в своем личном особняке, расположенном в Осло, был арестован глава оккупационного правительства Норвегии, коллаборационистский политик Видкун Квислинг. Его поспешно судили, после чего расстреляли. Во время судебного процесса Квислинг пытался говорить о каких-то странных вещах, но его не слушали. А между тем это были в высшей мере поучительные показания. Чтобы понять их смысл, вернемся из 1945 года на несколько лет назад. В сентябре 1942 года на 8-м съезде норвежской пронацистской партии «Национальное собрание» («Национальное единение») Видкун Квислинг произнес: «Мы должны быть хорошими норвежцами, славными германцами и добропорядочными европейцами. Эти понятия не исключают одно другое, но напротив, не мыслимы друг без друга». Это программное заявление Квислинга, чьё имя уже было нарицательным, а сам он воспринимался как главный пособник немецких оккупационных властей, было своеобразным итогом развития программы «объединения» Европы. Квислинг был одним из активнейших приверженцев идеи «европейской гармонии», что предполагало складывание «единой Европы», в составе которой Норвегия должна была сохранить формальную автономию.

Еще в 1930 году Квислинг написал книгу «Россия и мы», которую весьма активно переиздавали в 1942 году в европейских странах, находившихся под пятой немецкой оккупации. На страницах этой работы Квислинг изложил идею созданию «Северного Альянса», в который должны были войти немцы, скандинавы, голландцы, британцы, британские доминионы и США. По задумке Квислинга «Северный Альянс» должен был стать эффективным орудием в борьбе против большевистской России. В мае 1933 года, незадолго до того, как Квислинг учредил фашистскую партию «Национальное собрание», этот норвежец предложил создать таможенный союз, на базе которого должен был возникнуть «Союз северных народов». В 1937 году в английском ежеквартальном журнале «Британский союз» была опубликована статья Квислинга, в которой излагалось видение «Мировой Северной Федерации». Третий рейх, скандинавские государства, британцы, фламандцы и голландцы должны были урегулировать торговую и финансовую политику, что должно было стать первым шагом на пути к формированию глобального антироссийского альянса. Квислинг писал в указанной статье: «Блок этих наций – «Союз северных народов» – будет непобедим. Такой союз будет много эффективнее в борьбе против большевизма, нежели обанкротившаяся либерально-марксистская женевская Лига [наций] … Путь к организованной гуманности лежит через создание Северного Альянса, в который войдут нордические народы, обладающие общей валютой, претворяющие в жизнь общую торговую и таможенную политику. Нашей целью будет втягивание всех прочих стран в этот союз, приобщение их властных верхушек к нашей системе».

Казалось бы, начавшаяся Вторая мировая война должна была поставить крест на этих планах. В любом случае Квислинг приложил немало усилий (хотя и совершенно тщетных) к тому, чтобы Великобритания вышла из состава антигитлеровской коалиции. 11 октября 1939 года он опубликовал открытое письмо, в котором предлагал европейским странам прекратить «братоубийственную» войну. Однако на этот призыв предпочли не обращать внимания ни в Англии, ни в Третьем рейхе. А вскоре последовала оккупация Норвегии. Квислингу пришлось адаптировать свои планы к новым политическим условиям. В феврале 1943 года он составил специальный меморандум. В нем он писал: «Мы ведем войну не для того, чтобы победить Англию или Америку, но во имя новой объединенной Европы». Квислинг полагал, что для достижения целей войны надо было непременно решить ее главный вопрос – «русскую проблему»: «Русская проблема – это главнейший вопрос современной мировой политики». Квислинг прекрасно понимал, что сугубо военное завоевание России едва ли было возможно. По этой причине норвежский фашист предлагал, что в отношении России «новая объединенная Европа» должна была проводить политику в стиле «разделяй и властвуй». Квислинг писал: «Предложенный план предполагает отделение от России следующих территорий: Восточная Карелия, Эстония, Латвия, Литва, Бело-Рутения [часть Белоруссии и Восточной Украины – Прим. автора], Западная Украина, Бессарабия, Крым, Грузия, Армения, Азербайджан, – в целом населенных 50 миллионами человек. У России останется приблизительно 20 миллионов квадратных километров территорий со 140 миллионами жителей, которым будут противопоставлены 360 миллионов жителей Европы (без учета Британских островов). Но даже в этих условиях Россия все еще сохранит предпосылки, чтобы остаться державой мирового уровня. Мы должны сделать ее сторонницей континентальной системы». При этом Россия в качестве «континентального сателлита» должна была быть разделена на множество «самоуправляемых» территорий, весьма напоминающих «крестьянские республики». Власть нового «российского» правительства, которое Квислинг мыслил исключительно как марионетку рейха, должна была быть условной. Квислинг даже не скрывал того, что главным советником нового «российского» правительства должен был стать германский посол. А новой «русской» армией должны были командовать исключительно немецкие офицеры.

На этот документ обратил внимание рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. В указанное время в недрах Главного управления СС уже велись разработки планов «объединения Европы». Некоторые детали общения главы СС и главного норвежского коллаборациониста до сих пор неизвестны. Но факт остается фактом: в 1944 году Квислинг предложил Гиммлеру проект так называемого «Европейского пакта». Этот документ нам интересен прежде всего тем, что в нем Квислинг предложил создать «Европейский конгресс», в котором без проблем можно узнать прототип современного Европарламента. Проект показался слишком «революционным» как Гиммлеру, так и Гитлеру, с которым Квислинг встречался в январе 1945 года. Впрочем, даже если бы верхушка Третьего рейха решилась на формирование «Европарламента», который должен был располагаться в Вене, это вряд ли бы смогло изменить геополитическую обстановку в Европе.

Только принимая во внимание все эти сведения, можно понять, о чем Квислинг говорил во время суда и перед расстрелом. Он пытался утверждать, что представлял британские интересы. Отчасти это было правдой. В период с мая 1927 года по декабрь 1929 года Квислинг был советником норвежского посольства в Москве. Однако он преуспел не столько в отстаивании интересов своей страны, сколько в работе на англичан. За это он даже получил почтенный титул Командора Британской Империи. На первый взгляд, может показаться странным, что «английский агент влияния» создал пронацистскую партию и перешел на сторону Германии. Однако во всех своих планах, относившихся к «объединению Европы» и к образованию «Северного Альянса», Квислинг почти всегда защищал позиции Великобритании. Попытка огласить эти геополитические планы как раз и привела к тому, что Квислинга судили излишне торопливо, а затем не менее поспешно казнили. Британцы, фактически контролировавшие послевоенную Норвегию, вовсе не хотели, чтобы некоторые из их проектов были «омрачены» тенью фашизма. Наверное, не слишком хорошо выглядело, если бы общественности стало известно, что возникший в 1949 году Североатлантический Альянс (НАТО) фактически был создан по лекалам, предложенным еще в 1930 году Квислингом. «Европейские» политики даже не стали особо мудрствовать с названием – «Северный Альянс» Квислинга без проблем трансформировали в Североатлантический Альянс (НАТО). Когда в 1957 году возник Европарламент, то про Квислинга и вовсе забыли. Опять же тот предлагал разместить «Европейский конгресс» в Вене, а не в Страсбурге, хотя на этот принципиальные различия между проектами заканчиваются.

Сейчас на эти факты пытаются не обращать внимания, так как поборникам «европейской политики» придется объяснить, почему «Объединенная Европа» и НАТО в точном следовании планам Квислинга приложили руку к распаду Советского Союза, отторгнув от России традиционно дружественные нам народы. Пример Квислинга показывает, что структуры вроде НАТО и наднациональные образования наподобие «Объединенной Европы» могли ранее, могут и по сей день носить какой угодно идеологический характер: либеральный, консервативный, нацистский. При смене идеологических масок оставался неизменным их стержень, так сказать, их суть – а именно антироссийская и антирусская направленность. В этой связи любые рассуждения о «миротворчестве» НАТО кажутся столь же нелепыми, как и разговоры об исключительном «миролюбии» частей Вермахта и ваффен-СС.