Я пытаюсь встать, и каждая кость в моем теле отзывается болью. Мне приходится поддерживать свое полустоячее положение рукой, облокотившись на стену. Рука сама болит от такого давления. Но я смог остановить девушку, которая теперь холодно смотрела на меня.
- Что еще? - спрашивает она, ее голос все также спокоен. - Слушай, если ты еще что-то выронил, найдешь сам.
- Ты вот так просто собираешься их тут бросить? – переводя дыхание, говорю я.
Девушка в кимоно осматривается так, словно она первый раз оказалась здесь. Ее взгляд задерживается на тех двоих, о которых позаботился я в моей бессистемной, импровизированной манере, затем, наконец, с любопытством смотрит на меня.
- Не нужно о них беспокоиться. Этот, - она говорит, кивая на первого, - наверное, получит повязку на глаз и будет играть в пирата до конца своих дней. У другого будут проблемы с носовым дыханием. Но они ведь живы. Я бы больше волновалась о том, что сделает с тобой первый очнувшийся. Но ты все равно хочешь, чтобы им помогли?
- Ну… наверное, - отвечаю я.
- А как же мы? Сам подумай. Кого мы позовем? Полицию? Скорую?
Ее глаза сужаются с каждым предложением, ее слова пронзают меня. Я не думал о полиции. Может, все же скорая... Но они будут задавать вопросы. Но если я скажу про самооборону… полиция будет быстрее, но…
- Нет, только не фараонов.
- И почему это? - спрашивает девушка, но мне кажется, что она уже знает ответ.
Ее глаза продолжают бурить меня. Нет смысла скрывать. Она поймала меня, и если я попытаюсь хитрить, она станет задавать больше вопросов. Так что я говорю прямо:
- Потому что… я убийца.
Когда я говорю это вслух, не только для нее, но и для меня самого время, кажется, останавливается и все замолкает. Я этого не ожидал – вместо удивления, она спокойно посмотрела на меня и подошла. Ее глаза изучают меня.
- Ну, ты не похож на убийцу.
Подняв бровь и положив руку на подбородок, замерев в задумчивом наблюдении, она рассматривает меня. Застигнутый врасплох, я не понимаю ее сомнений и стараюсь все объяснить:
- Это правда! Это произошло всего несколько часов назад, я клянусь. Я взял кухонный нож и раз за разом бил ее в живот - до тех пор, пока все не промокло и превратилось в кашу, а потом я отрезал ей голову. Ты же не можешь сказать мне, что она все еще жива!
Я начинаю хихикать, несмотря на свое состояние.
- Полиция наверняка уже в моем доме, интересуется, куда я пропал, все ломают голову из-за очередной ночной работы. Дай время, завтра это будет во всех утренних новостях!
Я не сразу заметил, что как-то странно смеялся после того, как сказал это – звук лежал где-то между смехом и рыданием. Одетая в кимоно девушка дает мне время на то, чтобы успокоиться, прежде чем снова заговорить.
- Правильно, - говорит она, без тени удивления. - Ну, круто, наверное. Ты меня убедил. Тогда не будем ни с кем встречаться, если ты, конечно, не хочешь, чтобы на следующее утро у тебя перед глазами было железных прутьев больше чем обычно. Видимо, это объясняет, почему на тебе нет майки. Я думала, сегодня так все крутые ребята бегают.
Ее холодные пальцы скользят по моей груди легкими, почти любопытными касаниями.
- Эй, - начинаю я без особых сил.
Она права. Я бросил майку, поскольку она была вся в крови. Убегая из дома, я захватил только куртку.
- Ты не собираешься выдать меня? Я и правда убил кое-кого. Думаешь, я просто отпущу тебя, зная, что ты можешь меня сдать? Какая разница – одного ты убил или двух...
Кажется, это привлекает ее внимание. Она приближает свое лицо к моему, глаза полузакрыты от разочарования.
- Да, - вздыхает она. - Есть.
- Есть что?
- Разница.
Ее присутствие практически подавляет, несмотря на то, что я на голову выше и это она смотрит на меня снизу вверх. Ее пустые глаза не переставая разглядывают меня, и я неосознанно сглатываю. Я такого никогда не видел. Черные зрачки – соблазнительный колодец, в котором можно утонуть. В свои семнадцать лет я думал, что люди могут быть разными: жестокими, обманчивыми. Но никогда - красивыми. Настолько подавляюще красивыми, что я практически забыл себя.
- Я… убийца, - снова повторяю я.
Я чувствую, что сказать мне больше нечего. Девушка отводит очаровывающий взгляд в сторону и опускает голову.
- Я знаю. Я тоже.
Она не объясняет дальше. Нет необходимости. Она поворачивается на каблуках, и с ветром, играющим ее одеждой, и звуком гета по асфальту, начинает удаляться. Я не хочу, чтобы она исчезала. Не этой ночью.
- Подожди!
Я бегу, пытаюсь догнать ее, но мои травмы отзываются болью, и я падаю на землю. Я снова встаю и смотрю прямо на неподвижную девушку.
- Если мы правда одного поля ягоды, помоги мне, - кричу я, забыв про разум и стыд. Глаза девушки расширяются от удивления.
- Одного поля? Ну, конечно, я знаю, каково это - иметь пустоту в груди. Но какой помощи ты ждешь от меня? Жилетки для слез или заботы о твоих ранах? В любом случае, я ничего не могу для тебя сделать.
- Рано или поздно кто-нибудь увидит нас здесь. Ты можешь спрятать меня.
Она обдумывает предложение, почесывая затылок и раздраженно ворча, - наверное, самое человечное, что она делала за все это время.
- Говоришь, я должна помочь тебе найти место, где ты сможешь укрыться?
- Да, место, где никто не подумает искать меня.
- Дружок, в городе полно глаз. Единственное место, в котором у тебя есть шанс найти какое-то уединение - это твой собственный дом, - говорит она, делая недоуменное лицо.
- Ты меня слушаешь, мать твою? - неосмотрительно кричу я. - Я прошу тебя, потому что я не могу пойти домой! Может, эм, не знаю, домой к себе возьмешь, стерва?!
Слова вылетают прежде, чем я понимаю их. Боль заставляет меня выйти из себя. Поначалу я думаю, что пожалею о сказанном, но девушка просто понимающе кивает, пропуская все остальное мимо ушей.
- И все? Ну, это простая просьба. Если мой дом тебе подойдет, то ты можешь оставаться.
Даже не помогая мне встать и не протягивая мне руку помощи, она снова начинает уходить, ее спина говорит мне следовать за ней. С новыми силами, с открывшимся вторым дыханием, я бросаюсь за ней. Стук ее шагов, чувство асфальта и разбитого бутылочного стекла под ногами, казалось, заставляли боль в моем теле и в разуме угасать. Хотя я даже не спросил, с кем она живет или как ее зовут, но думаю, что сейчас это не важно. Я вижу только ее слабоосвещенный силуэт, ведущий меня, словно судьба.
Я вижу только ее.
Спираль Парадокса - 2
Я слышу звук. Зловещий металлический щелчок, идущий из другой комнаты.
Время – около десяти, как мне кажется. Смертельно уставший от работы допоздна, я немедленно отдал себя в распоряжение матраса сразу после того, как добрался до дома. Но не проходит и нескольких минут, как меня будит звук. Я слышу его только раз, но этого достаточно. Дверь в мою комнату открывается, впуская полоску белого света, медленно расширяющуюся с каждым дюймом. Тень закрывает свет, я оборачиваюсь и вижу свою мать.
Именно в этот момент я осознаю происходящее и не желаю больше видеть эту сцену. Из-за света сложно распознать детали ее фигуры, я лишь вижу, что она стоит. Однако, то немногое, что видно за дверью, не дает мне места для сомнений - отец свалился на кухонный стол. Непонятно, он просто без сознания или уже мертв, но вскоре я замечаю то, что сперва принял за пролитый кофе. До меня медленно доходит, что это кровь, растекающаяся по лакированному коричневому столу темно-красным. И тогда тень перед дверью говорит:
- Умри, Томое.
Я помню, что происходит дальше. Моя мать приближается, опускается передо мной на колени, высоко поднимает кухонный нож и опускает его на мою грудь, затем вверх, и снова вниз, много раз, очень много раз, я не мог сосчитать. Потому я вижу, как она подносит тот же нож к своему горлу и одним решительным движением погружает его глубоко в шею.
Все мои ночи завершаются этим кошмаром – худшим из тех, что я когда-либо видел.
Я слышу звук. Зловещий щелчок, от которого я просыпаюсь.
Я поворачиваюсь к кровати, и вижу, что Реги исчезла. Осторожно поднимаюсь, чтобы осмотреться: квартира в углу второго этажа четырехэтажки, дом девушки в кимоно. На самом деле правильнее назвать это комнатой. Коридор длиной в метр, едва заслуживающий этого названия, отделяет входную дверь от маленькой гостиной, которая, судя по наличию здесь ее постели, также является и спальней. Справа к коридору примыкает дверь в ванную. Еще одна дверь в гостиной ведет в другую, судя по всему, неиспользуемую, комнату. Она привела меня сюда прошлой ночью после часовой прогулки. Именная табличка над дверью носила имя «Реги», так что это должна быть ее фамилия.
Эта девушка – Реги – не сказала ни слова, когда мы вошли в комнату, только сняла кожаную куртку и направилась прямо в кровать. Ее апатия почти спровоцировала во мне протест, но последним, чего я хотел, был шум и внимание соседей. Подумав немного, я взял подушку, лежащую на полу, и заснул.
И теперь я просыпаюсь и нигде не могу ее найти. Интересно, чем она занимается. Похоже, мы ровесники. Тогда, может быть, она пошла в школу? И все же, это совсем не подходит такой неряшливой комнате. Из вещей здесь только кровать, холодильник, телефон, вешалка с четырьмя кожаными куртками и одежный шкаф. Ни телевизора, ни радио, ни журналов, нет и стола, на котором они должны лежать.
Я внезапно вспомнил, что она сказала мне прошлой ночью. Когда я сказал, что убил кое-кого, она ответила, что она такая же. Я не воспринял ее всерьез, но, судя по ее комнате, это может оказаться правдой. Ее целью явно была функциональность, эта комната не предназначалась для жизни. Ее можно было бросить в любой момент и сбежать. При мысли об этом по спине бежит холодок. Неужели я подумал, что удача позволит мне вытащить туза пик, но вместо этого она подкинула мне джокера?
Никуда конкретно не направляясь, я блуждаю по городу, чтобы убить время. Поначалу я нерешителен и даже слегка испуган, пытаюсь стать настолько незаметным, насколько это возможно, и думаю, что изначально я принял неверное решение. Но скоро стало понятно, что мир живет как обычно, и никому я не интересен. Дни проходят со скоростью и тяжестью часовой стрелки. Слегка разочарованный, я направляюсь к главной улице.
Здесь я ожидаю увидеть копов, расспрашивающих о Томое Эндзе, или, по крайней мере, людей, которые могли бы бросить на меня взгляд «я видел его в утренних новостях», но их нет. Возможно, тела еще не нашли. Может, я считаю себя слишком важным. Вряд ли я заметно повлиял на реакции людей таким неопытным убийством. В любом случае, похоже, пока я не беглец. Но даже так, я все еще не хотел возвращаться туда.
Наступает и проходит полдень, и я обнаруживаю себя на площади Хатико, рядом с перекрестком Сибуя. Нахожу себе скамейку для отдыха и хочу провести час или два, просто глядя на неоновые огни на зданиях, вытянувшихся высоко в небо. Когда на светофоре загорается зеленый свет, машины останавливаются, чтобы пропустить безумный поток людей, текущих, словно вода из пробитой дамбы, через широкую улицу. Я не могу даже представить, как все это выглядит в праздник. Основная часть этих людей - такие же подростки, как и я, счастливо улыбающиеся, идущие легкой походкой, выглядящие так, словно они самые благословенные личности во вселенной. Это лицо людей в их мире: мире, где они не стремятся больше ни к чему или где должны жить ради хорошего будущего. Не нужно. Их жизнь перед ними, и они знают, что это все, что нужно, чтобы выжить. Так сколько из этих улыбок реальны? Все они или лишь малая толика? Я продолжаю смотреть на их лица, пытаясь выяснить это, но невозможно отличить реальность от подделки. Можно и не пытаться, поскольку это осознание приходит из самого меня. Устав смотреть на людей, ходящих туда-сюда, я обращаю глаза к небу. Будем откровенны. Я настолько же подделка, насколько и все они. Может, в какой-то момент я думал, что моя жизнь хороша и реальна, но скоро реальность лишила меня этих мыслей.
Первый год старшей школы был моим временем. Я был спринтером в клубе легкой атлетики, и я был хорош. Я участвовал во всех соревнованиях, проводимых между школами, и я никогда не проигрывал. Я никогда не видел ничьей спины. Никто ничего не мог сказать о моем умении. Все, что меня волновало - это уменьшение моего времени, и даже нескольких миллисекунд разницы было достаточно, чтобы осчастливить меня. Я был машиной, построенной ради спорта, и я любил его больше всего.
Разумеется, все это однажды зашло в тупик.
Моя семья никогда не была благословлена излишком денег. Отец лишился работы, когда я был в начальной школе, и никак не мог устроиться на новую. Мама родилась в богатой семьей, но была не в ладах с родителями после того, как сбежала, чтобы выйти замуж за отца. Ее мир не научил ее ничему, что происходит после этого. Я думаю, поломанная семья сделала только одну хорошую вещь для меня: заставила повзрослеть раньше, чем остальных детей. Мне приходилось работать после школы, врать о моем возрасте, просто чтобы меня взяли - все ради того, чтобы выцарапать денег на обучение. Меня перестали волновать выходки родителей, и я начал фокусироваться только на том, что мог сделать сам: поддерживать себя, ходить школу и работать до потери пульса ради обучения. Я думал о бегстве как о единственном освобождении от обеих проблем - проблем расходов на жизнь и моих родителей, которые не казались мне чем-то особенным. Это было единственной причиной, почему я продолжал платить за школу и ходить на клубные мероприятия, не обращая внимания на свою усталость.
Наши проблемы лишь начинались, когда в один прекрасный день отец взял машину, не имея прав. Он никогда не был хорошим водителем, но раньше у него не было проблем из-за того, что нужно было потратить время на парковку или маневры. В тот день удача, компенсировавшая отсутствие умения, закончилась, и он стал участником ДТП. Он сбил пешехода. По-видимому, бедолага умер довольно быстро. Это заставило мою мать вернуться к ее семье, склонив голову, и умолять дать денег просто чтобы выплатить компенсацию. Для меня же это было событием, от которого я должен был отвернуться, так что я особо не интересовался подробностями. Что со временем стало волновать меня, так это последствия всего произошедшего. Не прошло и года, как все в школе узнали об аварии, и хотя меня это не очень волновало, я заметил, что отношение ко мне изменилось. Мой тренер, который всегда был полезнее всех, кого я помню, неожиданно начал меня игнорировать.
Старшеклассники, которые так гордились тем, что я был молодой звездой команды по легкой атлетики, вынуждали меня покинуть клуб. Все из-за того, к чему я не имел никакого отношения. Все потому, что я был их сыном.
Моя семья была настоящей проблемой. Потеряв те малые деньги, которые он скопил, чтобы оплатить происшествие, отец не смог удержать семью вместе. Мама начала работать на полставки на работах, к которым общество ее не подготовило, и о которых она не имела никакого представления, но даже этого хватало только чтобы оплатить часть счетов за газ и электричество... Слухи о происшествии начали расползаться среди соседей, разрастаясь и приукрашиваясь до такой степени, что отец не мог выйти из дома – всегда находился какой-нибудь злобный сосед, который пытался донести до него житейскую мудрость. Мама продолжала пытаться работать, но слухи преследовали ее и не позволяли надолго оставаться на одном месте. Помню, как-то раз, когда я гулял, случайный незнакомец бросил в меня камень. А еще вечные угрозы…
И несмотря на то, что нападки становились все хуже и хуже, я никак не мог найти причин, чтобы злиться на них. Ведь тем, кто вел машину, кто правда был виноват, был мой отец. Это все его вина. Но, с другой стороны, не то чтобы я ненавидел моих родителей, потому что тогда я осознал: не важно, что ты делаешь, даже если стараешься изо всех сил; не важно, как быстро и как далеко ты бежишь - все будет одинаково. Ты не можешь сбежать от своей семьи, своего прошлого, от того, кто ты есть. Я говорю о том, что мои предки шли своими путями, пытались прожить свои жизни так хорошо, как только могли, и посмотрите, до чего это их довело. Тогда я перестал бороться с этим. Я обнаружил, что если я просто приму это, не о чем будет плакать.
Это момент, когда ты, ребенок, выбрасываешь свои фантазии, потому что они бесполезны, и на их месте вырастает новая, собственная мудрость.
После этого, чувствуя, что в школе меня мало чему могут научить, я бросил ее. Кроме того мне нужно было целыми днями работать. Если вы не привередливы, то найдете много работы для людей моего возраста. Будучи тем, кто все еще скован по меньшей мере частью сознания, я не мог полностью бросить свою семью, так что мне нужно было вкладывать деньги в дом. Но это не значило, что я обязан говорить с ними. Я ни разу не делал этого после того, как бросил школу. Медленно, подобно яду, удовольствие и возбуждение от бега, которое одно время я считал жизненно необходимым, выцвели и превратились в тусклые воспоминания вместе с лицами людей, однажды поддерживавших меня, и холодным ветром, бьющим мне в лицо. Тогда это было жизненно необходимо, и, обнаружив, что я отказался от этого, я был в немалой степени изумлен. Мой разум отмазывался: мне это больше не нужно, у меня есть более важные дела. Но это были лишь оправдания. Я проиграл. Я сдался.
Это доказательство того, что я подделка. Если «бежать» было своего рода началом, космическим приказом, предназначенным парню по имени Томое Эндзе, то я провалил его. И может, скользнула в моем разуме мысль, все могло быть лучше, если бы я просто подчинился тому зову.
Когда я был маленьким, родители возили меня посмотреть на конный завод. Там я глядел на безымянных лошадей, которых выводили и чьи тела выстраивали ради одного бега. И я плакал, думая, что если истории про прошлую жизнь были правдивее, чем сказка, рожденная наивной идеей судьбы, то я точно был одним из этих прекрасных зверей. Моя страсть родилась там. И она была раздавлена весом реальности. В конечном счете, я оказался подделкой, наполненной лишь лживыми мечтами.
И в конце концов, я стал убийцей. Я смеюсь, хотя в этом нет ничего смешного. Небо, на которое я смотрю, едва меняется, и я снова опускаю глаза на спектакль города, где по крайней мере люди двигаются, никогда не останавливаясь, с их улыбающимися и серьезными лицами. Все куклы, поддельные, как и остальное, не имеющее реальной цели. А может, у них есть реальная цель: дурачиться. Они все-таки в Сибуе. Хотя это то клеймо реальности, которое я не могу вынести.
Беспорядочные шаги толпы возвращают меня к реальности. Над входом в ближайшее здание расположены часы, показывающие, что приближается вечер. Не желая прохлаждаться здесь больше, чем я уже себе позволил, я заставляю себя встать и покинуть толпу людей, никуда конкретно не направляясь.
Даже здесь, в спальном районе, фонари светят не ярче, чем в любой другой части города. Я бесцельно шатался еще три часа, и осеннее солнце давно село, напоминая, что мне все еще нужно место, чтобы переночевать. Внезапно я оказываюсь перед знакомым фасадом здания, где живет Реги. Хотя я считал, что могу избавиться от привязанностей, если того требовала ситуация, мои ноги считали иначе. Я посмотрел на второй этаж и увидел, что в ее окне темно. Похоже, ее нет дома.
- Ну, раз я здесь… - бормочу я, начиная карабкаться на второй этаж и примиряясь с тем, что единственная причина, по которой я вернулся сюда - жалкое желание ухватиться за последнего человека, который мне помог.
Пока я поднимаюсь, лестница из металлических прутьев издает резкий звук, словно хочет обозначить мое присутствие. Я обнаруживаю, что газета, утром подсунутая под дверь, исчезла. Сначала я подумал, что она внутри, но когда я постучал, ответа не последовало. Значит, она по крайней мере один раз возвращалась домой. Я наудачу покрутил ручку двери, решив удалиться, если она будет заперта.
Но она беспрепятственно открывает замок, и дверь слегка приоткрывается. Как я и видел с улицы, свет внутри не включен. В тишине очень хорошо слышен механический щелчок ручки, и на секунду он останавливает руку и погружает разум в сомнения. Подумав, как нелепо я выгляжу, пока так долго стою и ничего не делаю, я медленно приоткрываю дверь и прокрадываюсь внутрь. Едва ли я мог подумать в детстве, что буду вторгаться в чужую квартиру спустя несколько дней после убийства, и тем не менее именно это я и сделал. Хотя Реги сказала, что рада видеть меня в ее доме, но я не знаю, это ли она имела в виду.
Пока мозг занят придумыванием оправданий, тело крадется дальше, закрывая дверь, проходя мимо прихожей, через короткий коридор и, наконец, в гостиную. Здесь кромешная тьма. Ничего не слышно, кроме моих приглушенных шагов и подозрительно неровного дыхания. Блин, это выглядит как обычный взлом и проникновение. Черт, мне нужен свет. Свет, где, черт возьми, тут выключатель? Я подношу руку к стене и пытаюсь нащупать клавишу.
В этот момент я слышу отчетливый звук открывающейся входной двери. Человек включает свет быстрее, чем я успеваю подумать, кто это. Лампа освещает комнату теплым светом, а она удивленно моргает, прежде чем начать говорить:
- О, ты здесь. Надеюсь, ты не делал ничего непристойного, а то свет был выключен и все такое, - говорит она таким тоном, словно ругает одноклассника.
Закрывает дверь и снимает куртку, садится на кровать, копаясь в пластиковом мешке, который держит в руках. Достает маленькую чашку.
- Хочешь есть? Не люблю холодное.
Она бросает мне чашку, и, приглядевшись, я вижу клубничное Хааген-Даз. Почему ее не волнует мое вторжение - для меня такая же загадка, как и то, почему она покупает еду, которая ей не нравится. Взяв холодную чашку в руки, я начинаю размышлять. Она знает, что я убийца, хотя я не знаю, насколько серьезно она это воспринимает. И, тем не менее, она предложила мне свою комнату. Я помню, как подумал утром: ее комната выглядела так, будто она была беглецом, готовым сорваться с места в любую секунду.
- Проясним одну вещь, Реги, - говорю я ей. - Мне стоит следить за тобой по ночам?
Вопреки моим ожиданиям, она от души смеется.
- Странный ты. Хороший способ перефразировать вопрос, - выдавливает она между приступами смеха, приводящего ее и так непричесанные волосы в еще больший беспорядок.
Это зрелище подсказывает мне быть еще более осторожным. Со временем ее смех стихает, и она делает глубокий вдох, прежде чем продолжить говорить.
- Ну, хм, ты прав, тут не так много людей, которые умеют драться лучше, чем я. Но ты же здесь? Нам обоим есть что скрывать, так что давай просто не будем касаться этой темы и не станем ссориться. Это все, о чем ты хотел поговорить?
Девушка в кимоно смотрит на меня с опасно спокойным лицом ребенка, ожидающего новый подарок, ее ухмылка наполнена смыслом.
- Нет, есть еще кое-что. Почему ты помогла мне?
- Потому что ты попросил меня. Просто я была свободна, так что почему бы и нет. Кстати, тебе же негде спать? Я думала об этом, когда говорила, что можешь пожить некоторое время у меня. В любом случае, не похоже, что Микия собирается в ближайшее время меня навещать.
Потому что она была свободна? Что это за причина? Я в последнее время много туплю, но не до такой степени, чтобы поверить ее словам. Я пялюсь на нее, но это не вызывает никакой реакции. Она просто игнорирует меня, и – я чувствую – не из-за безразличия, а из-за величественного забвения, которое просто случалось с ней. Очаровательный парадокс. И все же я понимаю, что у Реги нет причин врать мне. Может, она и правда пустила меня просто так. Она могла бы придумать несколько уловок, чтобы вытянуть из меня деньги, но не стала этого делать. И даже так…
- Ты серьезно? Ты пускаешь меня, не задавая вопросов и даже не подозревая меня? Ты точно не обдолбалась?
- Ты очень рискуешь моим расположением, дружок. И, отвечая на твой вопрос, - нет, я не употребляю наркотики. И, отвечая на вопрос, вертящийся у тебя на языке, - нет, я не сообщила о тебе в полицию. Хотя я сделаю это, если попросишь.
Ну, тут не о чем беспокоиться. Я не могу представить эту девушку, говорящую с полицейскими вежливым тоном.