Паутина

Хозяйка молча зашла в комнату. Золотову ничего не оставалось, как только последовать за ней.

В комнате на столе в деревянной тарелке аппетитно дымилось паром вареное мясо, дразняще желтели корочки трех положенных друг на друга пирогов, стояли графин с мутноватым напитком и три рюмки.

Иван Яковлевич невольно сглотнул слюну, он еще ничего не ел сегодня. «И когда успела? — недоуменно подумал он. — Это же такая работа — испечь пироги».

Хозяйка чуть приметно улыбнулась, будто догадавшись о мыслях гостя. Кивнула на стол. Выражение лица ее стало таким требовательно-непреклонным, что Золотов понял: откажись он от угощения, и на всю жизнь обидит эту женщину.

Иван Яковлевич неловко подсел к столу. Хозяйка что-то сказала по-своему в коридор, и тут же в комнату вошел подросток лет четырнадцати, одетый в толстый вязаный свитер и черные брюки, заправленные в великоватые ему кирзовые сапоги.

— Азамат, — представился он и прошел к столу. — Бабу говорит, что сейчас я второй мужчина в доме после деда и поэтому должен принять гостя. А слово бабу, ее зовут Дусенка, для меня закон.

— А я начальник особого отдела полка Иван Яковлевич Золотов и пришел сюда, чтобы выяснить кое-какие обстоятельства. Надеюсь, вы мне поможете.

— Вы чекист? — спросил подросток, и в глазах его вспыхнул острый интерес. — Мы все вам скажем, вы только спрашивайте. — Он вполне сносно говорил по-русски. Иван Яковлевич знал, что отец подростка, учитель, воевал на фронте, а мать работала секретарем в сельсовете.

Азамат ловко разрезал сразу три пирога, не трогая их с места, положил несколько кусков на тарелку гостя, себе, налил в рюмку араку.

— Я пить не буду, — пояснил он. — По нашим обычаям одну рюмку на стол не ставят, а две ставят, когда в дом приходит горе. Поэтому я налил три. Пейте, ешьте, пожалуйста.

Золотов был несколько сбит с толку таким поворотом дела. Он шел сюда, чтобы проверить кое-какие свои предположения, а оказался в гостях.

Старуха стояла у притолоки двери, грустно подперев подбородок согнутой в локте правой рукой. Пальцами она прикрывала рот.

— За ваше здоровье, — поднял бокал Золотов, адресуя свой тост хозяйке и Азамату. — Спасибо большое за привет и ласку, — добавил он и выпил.

— Крепкая штука, — прокомментировал свои ощущения от араки Иван Яковлевич.

Стесняясь хозяйки, он принялся за еду.

Старуха что-то сказала, и Азамат потянулся к графину.

— Все, — отвел его руку Иван Яковлевич. — Извини, хозяин, больше не надо. Я на службе, а на службе пить нельзя. Позволил себе только из уважения к бабу.

Азамат, видимо, перевел Дусенке слова военного. Она тихо вздохнула и пожала плечами: мол, что поделаешь, если так.

— Бабу не обижается, — перевел ее молчаливый ответ Азамат. — На войне свои обычаи, — совсем по-взрослому добавил он.

— А где дед? — спросил Золотов.

— На колхозной конюшне. Сегодня он не приходил ночью — дежурил.

— Понятно, — кивнул Иван Яковлевич.

— Мама тоже дежурила всю ночь в сельсовете, еще не пришла.

— А ты ничего не слышал ночью?

— Слышал, — спокойно ответил подросток. — Кто-то ходил по веранде. Каждую ночь наши бойцы ходят: то курят, то в огород бегают…

— А бабу ничего не заметила особенного этой ночью?

Дусенка вздрогнула, взгляд ее по молодому чистых и ясных глаз упал на Золотова и тут же ускользнул в сторону, остановился на внуке.

Азамат что-то сказал ей по-осетински, кивнув на чекиста. Бабу спокойно выслушала подростка, потом, прикрывая рот пальцами правой руки, заговорила. Речь ее звучала размеренно, но глуховато из-за того, наверное, что она не отрывала от губ полусогнутых пальцев. Лицо оставалось совершенно бесстрастным, поэтому Золотов даже отдаленно не мог предполагать, что говорила хозяйка. Азамат тоже сохранял на лице выражение полной непроницаемости. Но вот Дусенка замолчала, и подросток сразу ожил: он улыбнулся, восхищенно поцокал языком.

— Что она сказала? — нетерпеливо спросил Золотов.

Теперь ему казалось, что хозяйка сообщила нечто весьма важное. Так оно и оказалось. Где-то за полночь бабу, рассказал Азамат, встала к скотине. Дело в том, что корова их недавно отелилась, и бабу очень боится за теленка, поэтому в последние дни каждую ночь заглядывает в коровник. Когда она вышла во двор, увидела, как от дома по огороду в сторону леса уходили три человека. Было темно, но глаза ее, слава богу, еще не разучились немного видеть и в такое время. Люди подбежали к плетню, перелезли через него и пропали. Последний, видимо, зацепился, потому что она слышала, как он упал по ту сторону плетня.

Когда рассвело, она сходила на то место и увидела, что плетень сильно пригнут к земле. Наверное, тот, который упал, был тяжелый. Она не стала поднимать шум. Вот если бы люди бежали из леса к дому, тогда другое дело.

— Ну вот, все встало на свое место, — прихлопнул по столу ладонью Иван Яковлевич. — Огромное вам спасибо!

Он встал и пошел к хозяйке с протянутой рукой. Дусенка слегка отстранилась от Золотова. На добром лице ее, где время и жизнь оставили не один автограф-морщину, проступил слабый румянец. Азамат отрывисто, совсем по-мужски, повелительно бросил какое-то слово на осетинском языке. Дусенка прикоснулась пальцами к руке военного и вышла из комнаты.

«Ну и тюфяк же этот командир взвода, не мог опросить хозяев сразу, — заметил мысленно самому себе Золотов. — Мы бы с утра уже точно знали, что имеем факт дезертирства».

— Надо бы посмотреть то место, — обратился к Азамату Иван Яковлевич. — Покажешь?

— Конечно, — ответил подросток. — Бабу мне объяснила. Если бы у бабу сразу спросили утром. Молодой командир приходил сюда, но ни о чем не спрашивал у нас…

— Пошли, показывай.

По пути на веранду Золотов и Азамат завернули в закуток сбежавшего сержанта. Посреди помещения на полу лежали тощие вещмешки дезертиров. Там не было ничего, кроме немудреных солдатских мелочей…

На сыром огородном черноземе довольно отчетливо просматривались следы солдатских сапог. Плетень на том месте, куда привел Золотова Азамат, был сильно завален.

— Торопились, сволочи, — сквозь зубы процедил Иван Яковлевич. — Наследили достаточно.

Он перепрыгнул через плетень, принялся осматривать землю под ним. Ничего заслуживающего внимания Золотов там не обнаружил, но общим итогом своего расследования остался доволен. Уже не приходилось сомневаться, что сержант Кикнадзе и бойцы Маринин и Долгов дезертировали. Это была та необходимая в подобной ситуации определенность, которая придавала работе чекистов по розыску пропавших военнослужащих конкретную направленность.

— Иван Яковлевич, — с просительными нотками в голосе обратился к Золотову Азамат, когда они уже выходили со двора, — я хорошо знаю здешние места.

— Ты это к чему?

— Так, на всякий случай, если будете искать.

Золотов внимательно посмотрел в лицо подростка, стоявшего у раскрытой калитки. Азамат ждал ответа. Худощавое, на редкость смуглое даже для горца лицо его с большими карими глазами, опушенными мягкими ресницами, ничем не выдавало напряженность ожидания.

— Хорошо, — буднично уронил Золотов. — Мы позовем тебя, если потребуется.

Лицо Азамата осветилось откровенно восторженной улыбкой.

— Спасибо, большое спасибо! — поблагодарил он чекиста.

Попрощавшись с подростком, Золотов зашагал к себе в штаб. Теперь он чувствовал себя куда бодрее прежнего, словно определенность в деле об исчезновении военнослужащих добавила ему сил и здоровья. В то же время она утяжелила и заботы Ивана Яковлевича. Нужно создавать новую поисковую группу, вдобавок к тем, которые со вчерашней ночи прочесывают окрестности в поисках вражеских парашютистов. Час от часу не легче.

Вчера уже около полуночи в особый отдел полка поступило сообщение о том, что линию фронта на большой высоте пересек гитлеровский самолет, предположительно транспортный, и направился в сторону Военно-Грузинской дороги в район котловины. И в самом деле, в селе был слышен гул самолета, а бойцы, стоявшие в охранении дороги, вроде бы заметили в небе силуэты куполов трех парашютистов. Правда, было очень темно, но бойцы уверяли, что они видели именно парашюты. То же самое утверждали и бойцы, патрулировавшие в ту ночь по улицам села, и некоторые из сельчан, которые оказались в это время во дворе.

Такое совпадение в показаниях разных наблюдателей убеждало, что они не ошибаются. Золотов доложил обстановку начальству и получил приказ: принять все меры к тому, чтобы еще надежнее прикрыть дорогу в районе котловины, организовать активный поиск и ликвидацию парашютистов. Работа не малая. А тут еще дезертиры. Одно к одному. Вряд ли дезертиры успели уйти далеко. Да и есть ли им смысл уходить в глушь, где без отстрела диких животных не так-то просто раздобыть себе еду. Они наверняка будут держаться вблизи окрестных селений, в ближайших лесах, в которых пасется много домашнего скота. Пожалуй, новую группу организовывать не стоит да и людей для этого нет. Просто объединить в одну задачу поиск парашютистов и дезертиров. Но какова же все-таки задача сброшенных сюда гитлеровцев? Диверсия на Военно-Грузинской дороге? Проникновение в город Орджоникидзе и проведение там диверсионных актов? Пока Золотов не располагал никакой информацией о цели выброски в котловину вражеских парашютистов. Оставалось только строить предположения…

Иван Яковлевич спускался по узким извилистым улочкам села к центральной его части. «Маленькое село, дворов тридцать, — думал чекист, — а народ здесь самый разный: осетины, грузины, русские есть, ингуши. Просто удивительно. Ничего не попишешь — Кавказ», — философически подытожил свои размышления Золотов и был этим доволен, ибо слово «Кавказ» объясняло ему многое.

Военное утро села уже вступило в свои права. В некоторых дворах дымили ротные кухни, над домами витали вкусные запахи незатейливых солдатских блюд.

Военные части задерживались здесь ненадолго, одни уходили на переформирование в тыл, другие приходили, останавливались по пути к Орджоникидзе. Сельчане предоставляли им кров и помогали в обеспечении солдатских кухонь свежим мясом. Скота у горцев было много.

Золотов резко отступил к каменной ограде, когда из-за крутого поворота внезапно вывернулся трофейный мотоцикл с коляской. Сидевший за рулем человек в милицейской форме увидел чекиста и резко затормозил.

— Вы начальник особого отдела полка?! — спросил он.

— Проезжай, проезжай! — раздались крики позади мотоцикла.

Там стояли двое верховых в форме кавалеристов.

— Подождите меня здесь, — попросил Золотова лейтенант, что был за рулем мотоцикла. — Я мигом.

Ему пришлось ехать на самый край села, потому что только там он мог развернуться с мотоциклом.

— Меня послал за вами капитан госбезопасности Кобаев, — доложил лейтенант, лихо подкатив к Золотову. — Садитесь, пожалуйста.

Золотов сел в коляску. Кермена Бибоевича Кобаева, занимавшего в контрразведке фронта довольно высокую должность, Иван Яковлевич знал хорошо. Они давно дружили, вне служебной обстановки были друг с другом на «ты». Конечно, неожиданный приезд Кобаева был связан с предполагаемой выброской вражеских парашютистов.

— Что-то я тебя здесь раньше не встречал, лейтенант. Ты, наверное, из Орджоникидзе?

— Так точно, из Орджоникидзе. Лейтенант Пикаев из милиции. Мы уже получили ваше сообщение о пропавших бойцах, и меня послали к вам.

— Быстро работаете, приятно убедиться в этом. Только они не пропали, а дезертировали из части. Так что ты как раз вовремя со своим приездом.

— Должны подъехать еще два милиционера. Мы и предполагали, что это случай дезертирства.

Лейтенант замолчал. Мотоцикл, как отметил про себя Иван Яковлевич, вел он мастерски, что было нелегко на узеньких и кривых улочках села.

Немного продолговатое лицо Пикаева было сосредоточенным. Лейтенант сидел на мотоцикле, выпрямившись, чуть приподняв плечи, будто под ним был не мотоцикл, а горячий скакун и на Пикаеве не офицерская форма, а бурка всадника.

При въезде на сельскую площадь мотоцикл чуть было не врезался в пароконную упряжку, тащившую противотанковую пушку. На сей раз лейтенант поступил хитрее: он сдал немного назад и въехал в ближайший двор, освободив для лошадиной упряжки дорогу.

Ехали с остановками, потому что то и дело приходилось уступать дорогу военной технике. До самого штабного дома Золотов и лейтенант не сказали друг другу ни слова. Золотов думал о предстоящем разговоре с Кобаевым, а лейтенант не заговорил бы первым из-за своей стеснительности перед старшими по возрасту, по званию. Он считал для себя большой удачей, что именно его послали сюда на помощь особистам.

Начальство Пикаева не забыло, наверное, случай, который совсем недавно произошел в Орджоникидзе. Патрулируя с двумя милиционерами ночью на площади Штыба, Пикаев обратил внимание на мужчину, который быстро шел со стороны Чугунного моста. Что-то в нем показалось лейтенанту подозрительным, документы проверять он не стал, но, оставив за себя сержанта, незаметно пошел следом за мужчиной. Скоро тот свернул в проулок и зашел во двор. Пикаев остановил проезжавшую мимо него патрульную машину…

Человек, за которым шел Пикаев, оказался вражеским лазутчиком, пробравшимся в Орджоникидзе из-за линии фронта, а хозяин дома — темной личностью, содержателем притона, где за плату мог переночевать любой. Как враг вышел на этот притон, Пикаев так и не узнал. Задержанный сразу был передан куда следует.

Приказом по Народному комиссариату внутренних дел Пикаеву объявили благодарность, но непосредственный его начальник все-таки пожурил лейтенанта. Что бы делал он, нырни лазутчик в проходной двор или не окажись на улице вовремя патрульной машины? Заурбек не мог объяснить и самому себе, почему он решил не проверять у подозрительного мужчины документа, а идти следом за ним. Не будь патруля, он и сам задержал бы его, а вот о проходном дворе он как-то не подумал. Заурбек ничем не мог оправдаться, только сослался на свою интуицию. Ни во внешности, ни в походке человека не было ничего особенного. Шел он быстро, уверенно, быть может, только чуть замешкался, увидев издали милицейский патруль или Заурбеку это только показалось… Но тем не менее у Пикаева возникло подозрение, а следом мелькнула мысль: если этот человек в самом деле чужой, то он не пойдет далеко в глубь города, ведь там на каждом шагу патрули, и он не может не знать об этом…

Через несколько минут Пикаев резко затормозил у штабного дома, легко соскочил с сидения.

Золотов одобрительно хмыкнул. Ему понравились сдержанность лейтенанта из милиции на слово, умение вести мотоцикл, проворство…

Кобаев сидел за столом Золотова. Увидев хозяина кабинета, встал.

— Извини, что занял твое место, — с сильным кавказским акцентом заговорил Кермен Бибоевич. Черные блестящие глаза его быстро пробежались по Золотову. — Принимай гостей, товарищ начальник особого отдела.

— Всёгда рады, — без особого оптимизма ответил Иван Яковлевич.

Пикаев вопросительно посмотрел на Кобаева: оставаться ему или уходить?

— Оставайтесь, товарищ Пикаев, — с ноткой шутливой веселости ответил на этот молчаливый вопрос Кермен Бибоевич. — Только не у порога.

Заурбек смущенно улыбнулся. Он с трудом протиснулся между спиной Золотова, подсевшего к столу, и стеной, стал возле сейфа.

— Вот и прекрасно, — заметил Кобаев. — А то у начальника особого отдела такой большой кабинет, что вы со своей могучей фигурой занимаете почти все его пространство.

Насчет могучей фигуры Пикаева Кермен Бибоевич, конечно, переборщил. Заурбек был чуть выше среднего роста, широкоплеч, тонок в талии, производил впечатление в меру сильного человека, и только.

— Теперь можно говорить серьезно, — проговорил Кобаев.

Золотов коротко доложил о факте дезертирства в своем полку, а потом высказал предположения о целях заброски в этот район вражеских парашютистов.

Кобаев слушал Ивана Яковлевича, изредка кивал, будто соглашался с ним.

Пикаев старался ничем не напоминать чекистам о своем присутствии. Если бы можно было не дышать, он не дышал бы. Разговор профессионалов был для него по-настоящему интересным. Обстоятельства, о которых шла речь, переданные и осмысленные собеседниками профессионально, приобретали для Пикаева какой-то особый, загадочный смысл.

Кобаев вынул из своей планшетки небольшую карту, разложил ее перед собой на столе. Иван Яковлевич невольно потянулся взглядом к карте, замолчал. Кобаев вскинул на него глаза.

— У меня все, товарищ капитан госбезопасности. К сожалению, пока одни только предположения.

— А я бы сказал, что вы не очень далеки от реальной ситуации. — Кобаев почему-то перешел с Золотовым на «вы». — Ваши рассуждения и предположения кажутся мне вполне логичными. Давайте проанализируем их, как говорится, с картами в руках… — Кобаев взглянул сбоку на лейтенанта, затем перевел взгляд на хозяина кабинета и продолжал — Выброска диверсантов на левый берег Терека легко объяснима, — продолжил Кобаев. — Здесь с вами трудно не согласиться. Склоны гор у села покрыты густым лесом, где легко найти или оборудовать себе надежное укрытие. Кроме того, близость к самой дороге, доступность подходов к ней — это очень важно.

— Если учесть еще, — решил вставить Иван Яковлевич, — что пойма Терека здесь ровная и голая. Правда, ниже по течению она покрыта зарослями, но тем не менее…

— Они выбросились над лесом, и именно здесь, — пристукнул кулаком по карте Кобаев. — Пойма для них ненадежное место, мы в любое время можем ее прочесать и ничего не упустить. Правый берег тоже покрыт лесом, но… В чем его неудобство для диверсантов? — внезапно спросил у Пикаева Кермен Бибоевич.

— Он слишком далек от дороги. Чтобы подобраться к ней, диверсантам надо пересечь всю пойму, а это не просто. Они же должны знать, как тщательно охраняется нами дорога.

— Верно, — одобрительно бросил Кобаев. — Вы, лейтенант, хорошо следите за логикой нашего разговора.

Заурбек воспринял эти слова не как похвалу себе, а как резюме командира собственных предположений. Пикаев в самом деле следил за разговором, осмысливал его про себя, делал свои выводы.

— Чем дальше диверсанты находятся от дороги, тем вроде бы спокойнее нам, — продолжил разговор Кобаев. — Но они постараются сделать все, чтобы выйти к ней. И пока диверсанты не окажутся в наших руках, мы на чрезвычайном положении. Отсюда вытекает главная наша задача, товарищ начальник особого отдела. — В карих глазах Кермена Бибоевича мелькнуло что-то хитровато-ободряющее. — Предполагаю, Иван Яковлевич, что вас очень беспокоит некоторый момент. Хочу вас обрадовать. Территориальные органы госбезопасности и милиция уже усилили охрану дороги с обеих ее сторон. Мы не исключаем, что у диверсантов может быть и другая задача: например, проникновение в Грузию или в Орджоникидзе. Грузинские товарищи сделают все, чтобы дорога в Грузию для диверсантов была заказана. То же самое ожидает их и на пути в Орджоникидзе. Если они попытаются уйти в глубь Осетии через прилегающие к этой котловине ущелья, то, надеюсь, мы не упустим их здесь. Легче стало на душе? — улыбнулся Кобаев. Полоска его узеньких усиков растянулась вместе с губами, в глазах вспыхнули искорки доброй иронии, и лицо сразу утратило служебное выражение.

Золотов тоже улыбнулся, перехватив понимающий взгляд лейтенанта. Как Иван Яковлевич ни старался скрыть перед Кобаевым озабоченности тем, что в его задачу включат еще и участие в охране дороги и в перекрытии путей возможного бегства диверсантов, ему не удалось.

— Ваша главная задача, — не допустить диверсии на дороге, обнаружить и уничтожить, а по возможности, и взять живыми гитлеровских диверсантов. Ваш участок от сих и до сих. — Кобаев взял со стола остро отточенный карандаш и провел им по карте две жирные линии, перпендикулярно пересекшие дорогу в значительном удалении друг от друга.

— Участок большой, сложный, но у вас два отделения полковых разведчиков, Пикаев и Пащенко, скоро подъедут еще два милиционера из Орджоникидзе…

Кобаев встал и, заложив руки за спину, продолжал смотреть в карту. Золотов было начал тоже вставать, но Кобаев сделал ему запрещающий жест.