Игра с тенью

Молча прошли длинный коридор, свернули направо и остановились у двери, как две капли воды похожей на остальные. Молодой человек негромко постучал, приоткрыл дверь и спросил:

— Разрешите, Федор Георгиевич?

Лунев перешагнул порог.

ПО СТУПЕНЬКАМ ВНИЗ

— Привет, молодой человек! Чего стал? Проходи, садись вот сюда, — Гончаров отодвинул лежащие перед ним бумаги и дружески кивнул Луневу. Дождавшись, когда Виктор сел возле стола, он продолжал насмешливо: — Что же получается, вышел хлопец погулять, путь изрядный сделал, шутка ли, в Ново-Лодыженский переулок забрался, а его ни с того ни с сего в машину — и на Петровку. Небось так думаешь?

— Точно говорите, товарищ начальник. Именно так, ни с того ни с сего, — заторопился Лунев. — Не по справедливости получается. Это значит, если моя физиономия кому не понравится, значит, сразу можно…

— Сразу, конечно, нельзя, — добродушно ответил Гончаров. — А физиономия у тебя, я бы сказал, ничего, подходящая. Вот только мешки под глазами и в желтизну отливает. Крепко пьешь?

— Выпиваю.

— А почему не на работе?

— В отпуске я, — соврал Виктор.

— Только познакомились, а ты уже соврал, — обиделся Федор Георгиевич. — Я только что по этой машинке проверял, — он показал на телефон, — с работы ты уволился две недели назад… И ведет ныне Виктор Алексеевич Лунев раздольную жизнь. Ни гудков фабричных, ни нормы, один обеденный перерыв. Правильно говорю?

Виктор молчал.

— А ведь так можно в два счета весь капитал прогулять, — невозмутимо продолжал Гончаров. — Или он у тебя велик?

Лунев в ответ широко улыбнулся.

— Тоже скажете, откуда ему взяться! Поднесут — выпью. А насчет работы не беспокойтесь. Отдохну малость и обратно.

— Устал?

— Ага.

— А как ты думаешь, если бы все мы работали так, как ты, до первой усталости, что получилось бы? Подумай!..

— А чего… в порядке.

Парень был явно не подготовлен к такой дискуссии.

— В порядке! — передразнил Гончаров. — От такого порядочка ты, может, первым ноги бы протянул. В семье еще кто работает?

— Мать, — неохотно сообщил Лунев.

— И мать тоже… с перерывами?

— Ударница она у меня, — сказал Виктор и почему-то покраснел.

— Ну так, что же все-таки ты, «герой труда», в Ново-Лодыженском делал? К кому и зачем спозаранку пожаловал?

«Нет, этому не соврешь, — с тоской думал Лунев. — Мужик, видать, дошлый. А потом чего мне бояться?..» — решил Виктор и после секундного замешательства сказал:

— Должок надо было получить, товарищ начальник.

— Ишь ты, кредитор! Кто же тебе должен?

— Старик один. Мухин его фамилия.

— И много должен?

— Десятку.

— Немалая сумма. Что же, видать, нуждается этот старичок.

— Нуждается? — рассмеялся Лунев. — Мне бы да вам, товарищ начальник, его нужду. Богатей.

— А зачем деньги одалживает?

— Это особый должок, — хитро подмигнул Лунев.

— Не понимаю. Давай поподробней, — потребовал Гончаров.

Лунев испуганно поглядел на него.

— Давай, давай выкладывай все как есть, начистоту. А чтобы в прятки нам с тобой не играть, слушай: свой долг ты на том свете получать будешь, потому что вчера убили Мухина. Ясно?

Нижняя губа Лунева по-детски отвисла.

— Я не виноват, — только и смог пробормотать он, тоскливо озираясь по сторонам.

— Зачем пожаловал в Ново-Лодыженский? Кто послал? Что за долг?

И Лунев рассказал следующее: в день своего первого посещения квартиры Мухина, позавчера, он, как обычно в обед, отправился к пивному павильону, расположенному неподалеку от дома. Посещение пивнушки стало постоянным и, пожалуй, единственным развлечением парня. В театры он забыл когда ходил, кино тоже не жаловал. Последний раз смотрел «Великолепную семерку». Фартовые ребята! А когда не было денег на четвертинку и на пиво, Виктор коротал досуг на соседнем дворе за игрой в «козла».

В пивном павильоне Лунев считался своим человеком. Как заправский выпивала, фамильярно, на «ты» обращался к буфетчику и всем видом пытался показать посетителям, что где-где, а здесь он старожил. Однако чаще всего денег у него не хватало даже на «чекушку». В таких случаях Лунев медленно потягивал кружку мутного бочкового пива, слизывал языком пену с губ и задумчиво поглядывал по сторонам, выискивая, к кому же из посетителей можно пристроиться, чтобы продлить пиршество.

Позавчера его поманил грузный, приземистый мужчина лет пятидесяти, широколицый, с выпяченной нижней губой, одетый в парусиновый, мешковатый костюм.

Завсегдатаям павильона мужчина был знаком. Звали его Яковом Васильевичем, поговаривали, что у Яшки куча денег, что занимается он разными махинациями, но чем именно, толком никто не знал.

— Здорово, Витек! Выпей за компанию, — Яков Васильевич широким жестом опрокинул в пустую кружку бутылку пива.

Кося глазом, парень поглядывал на соседа. Выпяченная губа придавала тому вид брезгливца, обиженного на самого себя: как это я оказался в этой забегаловке. И будто в подтверждение Яков Васильевич предложил:

— Чего тут толкаться? Среди пьянчуг этих… Пойдем посидим, поговорим по-человечески. Пойдем, пойдем, не бойся, плачу я.

В ресторане «Чайка» посетителей почти не было. Виктор, привыкший к своему павильону, довольно улыбался. Еще бы! Белые занавески, крахмальная скатерть, поблескивающие бокалы, неслышно скользящие официанты.

Яков Васильевич заказал пол-литра, закуску, горячие блюда и, откинувшись на спинку стула, процедил:

— Видать, не богато живешь.

— Всякое бывает, — уклончиво ответил Лунев. — Сейчас точно, не при деле.

— А есть люди — живут королями. Ни забот, ни хлопот. Деньги к ним сами текут. Да, вот у меня родственница в Ленинграде. Старуха, одна-одинешенька, квартира, ковры, брильянты. Между прочим, зубной врач, золотыми протезами занимается. Мильённое дело! А помрет, кому достанется — государству! Родственников никого!

— Паразиты, а не люди! — с обидой отозвался Лунев. — Нет того, чтобы рабочему человеку помочь.

— Они помогут, жди… — поддакнул Яков Васильевич.

Официант принес еду, разлил водку и отошел. В молчании выпили.

— Не знаю, как быть, — продолжал Яков Васильевич. — В Ленинград податься, что ли, хотя и здесь можно деньги делать. Ты парень неплохой, — он хлопнул Виктора по колену, — держись за меня, не пропадешь.

Лунев хмелел. Он потянулся было за быстро пустеющим графином.

— Обожди, — Яков Васильевич перехватил его руку. — Налакаться всегда успеешь. Давай о деле поговорим.

— О деле так о деле, — согласился Виктор. — Что нужно?

— Совсем чуток. Значит, так, слушай, живет в Ново-Лодыженском переулке Семен Мухин, сквалыга лютый, вещи скупает. Старик осторожный.

— Барыга, — понимающе кивнул Виктор.

Яков Васильевич покосился на него.

— Так вот, пойдешь сегодня к старику, предупредишь, чтобы вечером в девять часов ждал дружка, принесет ему стоящую вещь, рублей на пятьсот потянет.

— Пятьсот?! — ахнул Виктор.

Яков Васильевич довольно хмыкнул.

— Пробрало. Жемчуг принесет.

— А если старик спросит, кто придет, что тогда?

Яков Васильевич ответил не сразу. Он внимательно оглядел Виктора, отвел глаза.

— Скажи, что придет Лаше. Запомнишь? Ла-ше. И не советую где-нибудь называть это имя. Тебе сколько годков, Витек?

— Двадцать два, — проглотив от волнения слюну, ответил Лунев.

— Так вот, сболтнешь — до двадцати трех не дотянешь. Гарантирую.

— Зачем болтать! — обиделся Виктор. — Я сам по себе, он сам по себе… И это все, что надо сделать?

— Почти. Вернешься сюда к пяти часам, посидишь вот там, у сквера, подождешь. Встретишь Лаше. Передашь ему, что сказал Мухин, и получишь червонец. У нас как в банке — не пропадет.

В Ново-Лодыженский Виктор отправился сразу же из ресторана. В голове слегка шумело, настроение было превосходное. Шутка ли, десятка, а поручение выеденного яйца не стоит. Пришел, передал — и адью! Почаще бы такое перепадало. А что касается Лаше, Яшки, старика, какое ему в конце концов дело, чем они занимаются. Его хата с краю…

Открыла пожилая женщина, мельком глянула, пропустила и небрежно бросила:

— Вторая направо.

— Войдите! — послышался старческий голос, когда Виктор постучал. Мухин стоял на коленях возле дивана, искал туфли и ворчал: — Куда, чертовка, запрятала? Чего надо? — блеклые, в синеватых прожилках глаза уставились на гостя.

«Ну и хозяин! Ни здрасте, ни сядьте…» — подумал Лунев и, понизив голос, передал все, что ему поручил Яков Васильевич.

Старик пожевал губами, сдвинул кустистые седые брови и пробормотал:

— Ни черта не понимаю, что за Лаше! Ты толком говори, кто придет?

— Яков Васильевич сказал, что Лаше придет.

— Яшка! Ну, это другое дело. Так бы и сказал, а то Лаше. И кличка-то вроде собачьей. Говорил Яков, что ему нужно?

— Вещь принесет.

— Что именно?

— Жемчуг.

— Жемчуг? — удивился старик и вытянул гусиную шею с резко выступившим кадыком. — Не знаешь, сколько хочет?

— Просил приготовить пятьсот рублей.

— Ишь ты! Пятьсот! Слыхано ли, пять тыщ за безделушку…

Наступило молчание. Старик не переставал жевать губами. Наконец сухо произнес:

— Хорошо, пусть приходит ровно в девять, сам открою, — он встал с дивана, шлепая ночными туфлями, прошелся по комнате и поинтересовался: — Тебе кто открыл дверь?

— Какая-то женщина.

— Ишь, стерва! Всегда норовит первой. Лишь бы узнать… Ладно, иди. Так и передай: ровно в девять.

…В пять часов вечера в условленном месте возле ресторана «Чайка» Лунев ждал Лаше. Давно миновало условленное время, но к нему никто не подходил.

«Надули, гады! — уныло подумал Лунев. — Вот невезение!»

И в ту же секунду вздрогнул от неожиданности. Рядом сел высокий худой мужчина с узким горбоносым лицом. Одет он был в серый костюм и в такого же цвета широкополую шляпу.

«Лаше!» — догадался Лунев.

Лаше удивлял своей несоразмерностью. Выше среднего роста, худощавый, узкоплечий, с удлиненным лицом, на котором, словно приклеенные, чернели тоненькие усики и золотистыми искорками поблескивали глаза, он с середины туловища будто превращался в другого человека. Длиннющие, почти до колен, руки заканчивались широкими ладонями с короткими мясистыми пальцами. Лаше слегка косолапил. Размер ноги его был никак не меньше сорок четвертого. Казалось, болезненный гений доктора Моро очеловечил и искусственно соединил гориллу и рысь.

— Заждался? Думал, что не приду? — на тонких губах Лаше дрожала улыбка.

— Здравствуйте, — почему-то робея, вежливо ответил Виктор.