Есть и еще проблема. Представляете, на какую высоту должна подниматься кровь к мозгу, каким громадным должно быть давление в кровеносных сосудах! 11-килограммовое сердце жирафа с этой работой вполне справляется. Но вот жираф нагнулся напиться. Голова с пяти метров опустилась до нулевой высоты. Ток крови вниз под громадным давлением должен разрушить сосуды мозга. Однако апоплексического удара (так называли раньше кровоизлияние в мозг) у жирафа не происходит.
Удлиняя шею животного, природа создала систему клапанов и «винтелей», не допускающих катастрофы. Кровяное давление в голове у жирафа колеблется, но не сильно.
Длинные ноги и шея дают жирафу преимущество не только в добывании пищи, но также в обнаружении опасности — сверху далеко видно. Этим пользуются смышленые низкорослые зебры. Они держатся возле жирафов. Насторожились головы-перископы — зебры знают: опасность!
Крепка ли, высока ли у тебя шея? Этот важный вопрос эволюции жирафы решают в брачных турнирах. То, что нам со стороны может показаться дружескими объятиями, на самом деле противоборство — чья шея крепче, кто устойчивей на длинных ногах? Длинная шея позволяет наносить и чувствительные удары.
Эти поведенческие детали механизма естественного отбора позволяют судить о том, как из обычного невысокого животного постепенно выросло длинношеее существо.
Фото из архива
Бабынинские караси
В январе из Бабынинского района Калужской области получил я письмо: «У нас в пруду живут незрячие караси…»
Я немедленно откликнулся, попросил подробностей и получил от Абрамова Сергея Дмитриевича второе письмо. «Совершенно безглазые! Жаберные крышки есть, а глаз нет. Но крепкие!.. Мы поступаем с ними обыкновенно — ловим и жарим. Приезжайте — увидите сами!»
В конце мая мы с внуком, прочитав все, что можно, о карасях, дали телеграмму в Калужскую область: «Едем!»
К вечеру добрались в деревеньку С. (не называю ее во избежание нашествия любопытных удильщиков) и встречены были Сергеем Дмитриевичем. Бросив рюкзаки, сразу пошли на пруд.
Это был не пруд, а прудишко, размером с половину футбольного поля. Соорудили его пятнадцать лет назад одним днем с помощью доброхота-бульдозериста. Вся работа свелась к насыпке вала поперек неглубокой балки. Пополняется пруд вешней водой. В первый год пустили в него лукошко мелких красных Карасиков и столько же белых. Никакая другая рыба, кроме верхоплавок и карасей, в пруду жить не может — тесен и мелок, промерзает почти до дна. Но караси, спящие зиму в иле, тут прижились. А лет пять-шесть назад стали среди них попадаться незрячие. Они не были, однако, хилыми. Наоборот, в садке скорее изнемогали обычные караси. Слепцы же были на редкость выносливыми. Правда, во время нереста, когда обитатели пруда трутся у травки на мелководье, незрячих ловят местные кошки, предпочитающие рыбу всякой другой добыче.
Забросили снасти. Но поплавки слегка шевелились лишь от игры верхоплавок, клавших на снасти икру. Возлагая надежды на утро, мы раскидали приманку. Сергей Дмитриевич с соседом для верности бросили в угол пруда две верши. И все отправились спать.
Утром пруд дымился туманом. Скорее, скорее удочки в воду… Через час первый карась запрыгал на траве в одуванчиках. Но это был обычный белый карась, глядевший на мир круглыми неморгающими глазами. За ним попался второй точь-в-точь такой же. Третий…
Уже наловлено было с полсотни одинаковых, как инкубаторские цыплята, карасей в половину ладони, когда Николай Иванович нас окликнул: «Вот он, попался!» На крючке висела рыба темно-серебристого цвета, вдвое крупнее пойманных карасей и безглазая. На положенном месте были заметны впадины, словно глаза удалили, и неглубокие ямки заросли плотным, как крышки жабер, костным покровом.
Даже и единичный урод в живой природе всегда у людей возбуждал любопытство, тут же была, как сказал бы ученый, популяция животных с уродством, передающимся по наследству…
Часов с девяти на хлебный мякиш стали дружно идти незрячие караси разных размеров — больше ладони и в половину ее. Вынули верши — их туда на приманку из хлебных корок тоже набилось изрядно. В полдень мы сели на бережку — как следует рассмотреть весь улов.
Первые наблюдения: не попалось ни единого красного карася ни в вершу, ни на крючки. И это было обычным. Никто не знает, есть ли они в пруду, хотя все помнят: красных карасей выпускали. Ловятся караси белые (научное название: карась серебряный). Эта братия в нашем улове не была одинаковой — различались размером, окраской, не всё однозначно было с глазами.
Обычный нормальный карась имел глаза плоские. У половины примерно глаза были выпуклые, как у лягушек. Незрячие были все одинаковы. Но попались два экземпляра карасей одноглазых (ловили таких и раньше) — один («лягушачий») глаз есть, другого нет. Все безглазые караси имели окраску более темную, чем обычные.
Поснимали мы карасей так и сяк. (На публикуемом снимке справа — обычный карась, в середине — с выпуклым глазом, слева — безглазый.)
Провели мы на месте анатомирование — под жаберной крышкой глаза не оказалось. И, не мешкая, стали собираться в Москву. Улов «для сковороды», чтобы в жаркий день не испортился, Сергей Дмитриевич переложил крапивой, побрызгал водой. А пяток карасей характерных поместили мы в формалин, важно было диковину показать рыбоводам-специалистам.
* * *
Мой подарок озадачил ученых несильно, хотя любопытство было всеобщим. «Ну-ка… Да, действительно совершенно безглазые… ну что же — типичные фенодевианты», — сказал генетик.
Прежде чем объяснить мудреное слово «фенодевианты» — немного общеизвестного о карасях. Все знают: карась хорош жаренный в сметане! «Уху из карасей варить не следует — пахнет тиной», — писал знаток рыб России зоолог Леонид Павлович Сабанеев. Карась действительно «тинная рыба» — живет в заросших озерах, пойменных бочагах, торфяных ямах, однажды я обнаружил карасиков даже в неглубоком колодце — икру, как видно, занесли утки.
Чем хуже заглохший, «заросший» водоем для других рыб, тем лучше он для выносливых карасей, писал Сабанеев.
Караси бывают двух видов: золотые, почти круглые, похожие на тяжелые слитки меди, и серебряные, называемые иногда карасями речными. У этих тело более удлиненное, они меньше, чем золотые, любят копаться в иле, они подвижнее золотых и, что особенно важно отметить в этой беседе, необычно разнообразны по форме. В двух расположенных рядом озерах живут иногда заметно отличные друг от друга серебряные караси. Объяснений этому много — неодинаковые водоемы, неодинаковая пища в них. Однако гораздо важнее другое: серебряные караси легко скрещиваются с другими рыбами: с линями, сазанами и карпами, например, а также с красными карасями. Мало того, серебряный карась зачастую размножается однополым путем — в водоеме живут только самки. Икра оплодотворяется молоками рыбы иного вида, но слиянье половых тел при этом не происходит. Отцовская линия в развитии плода отсутствует — из икры появляются только однополые самки.
Причуды наследственности, нестабильный генетический механизм серебряного карася дает не только вариации по окраске и форме, но также всякого рода резкие уклонения от формы, иначе говоря, уродства: изменение плавников, глаз, чешуи. В различной мере уклонения эти свойственны многим рыбам.
У серебряного карася они встречаются чаще. Не случайно именно серебряный карась является родоначальником разнообразных золотых рыбок.
Тысячу лет назад китайцы, заметив частые уродства серебряного карася, стали намеренно их культивировать и вывели рыбок, передающих уродства свои наследству. Пучеглазые телескопы и фантастические вуалехвосты с громадными плавниками, рыбки ярко-красного, черного или пестро-мраморного цвета — не более чем уродцы серебряного карася, продукты прихоти человека. Эти жители аквариумов и небольших бассейнов в дикой природе, если их выпустить, неизбежно и быстро погибнут. Сама природа, порождая уродства, как правило, не даем им развиться в потомствах, безжалостно выбраковывает. В популяциях карасей, живущих нередко там, где «бракеры» — хищные рыбы — отсутствуют, уродства сохраняются относительно долго. Причем условия водоема провоцируют эти уродства. Недостаток пищи, теснота, ведущая к близкородственному скрещиванию, вызывают наследственные «уклонения». Подобная «игра генов», не поддающаяся исследованию на основе строгих законов, открытых Менделем, озадачивает генетиков. Животных из этого ряда они называют фенодевиантами.
Бабынинские караси относятся к этому феномену.
Можно предположить, как появилось безглазие. У карасиков, пущенных в пруд, генетическая предрасположенность к уродству была.
Скученность в маленьком водоеме привела к имбридингу (близкородственному скрещиванию), и, как следствие этого, пробудились «дремавшие» гены — появилось потомство с хорошо заметным поражающим нас уродством: безглазые, одноглазые, пучеглазые караси. Любопытно, в шести других, больших по размеру, прудах возле деревни С. незрячие караси не встречаются.
А как же жить-то без глаз? Человека, получающего восемьдесят процентов информации из окружающего мира с помощью зрения, феномен бабынинских карасей поражает. Но вспомним, как живут караси. Копание в иле хорошего зрения и не требует, важнее чувствительный нос, обоняние. Обоняние у рыбы незрячей, компенсируя зрение, развивается хорошо. И потом бабынинские безглазые караси заметно жизнеспособней обычных. Будь в воде хищники — окуни или щуки, — незрячим пришлось бы плохо. Но хищников в маленьком прудике нет. Создались условия для процветания, пусть временного, организмов уродливых.
Такие вот размышления вызывают бабынинские караси. Спасибо Сергею Дмитриевичу Абрамову, известившему нас о необычном явлении в жизни природы.
Фото автора.
Городские квартиранты
Этого рыжего соколка в разных местах Европы зовут по-разному: мышеловка, боривитер, пустельга. В старину его звали еще трясулька. Все, кто видел, как птица, чуть трепеща крыльями, «ложится» на ветер и зависает в одной точке над полем, уловит в этих названиях смысл.
Пустельгой соколок на Руси прозван за пристрастие ловить мышей («пустое дело, ловчую птицу из этого сокола вынянчить невозможно»).
Это действительно прирожденный мышелов, хотя ловит он также суслят, хомячат, ящериц, жуков и даже дождевых червяков («видели, ходит за плугом вместе с грачами»).
Охотник пустельга — неустанный. В день десять — пятнадцать мышей — обычная для нее норма. В «мышиные» годы ловит пустельга за день до трех десятков полевок, прекращая охоту лишь в сумерки, когда на вахту над полем заступают ее конкуренты — совы. Нетрудно представить, как велика польза от этой птицы, как много хлеба помогает она сберечь. И потому традиционны ее хорошие отношения с человеком. Пустельга не боязлива.
Изредка прямо над головой удается увидеть ее подсвеченный солнцем веер из перьев. Обеспокоенная, она лишь чуть отлетает, отступает на ветру и вновь зависает, обшаривая глазами землю. Заметив мышь, пустельга парашютирует на крыльях, а у самой земли камнем падает вниз. И вот уже села в сторонке, аккуратно закусывает либо понесла добычу припрятать.
Встречается пустельга повсеместно от южных степей до Финляндии, но чаще эту «висящую в воздухе птицу» встречаем мы в лесостепи, где много корма на открытых пространствах и есть места для гнездовий. Строитель пустельга никудышный. Занимает пустующие сорочьи и грачиные гнезда, а иногда с боем выдворяет из них хозяев. Но всюду, где есть возможность, предпочитает селиться в каменных щелях — на башнях, на старых церквах, на высоких постройках, а также в обширных дуплах деревьев.
Терпимость к присутствию человека, пожалуй, даже доверчивость сделали эту птицу в некоторых местах почти городской жительницей — охотно селится на высоких домах.
Нынешние многоэтажные корпуса, глядящие окнами в поле, повсеместно пустельгу привлекают. О гнездах и даже колониях соколов сообщают из Варшавы, Мюнхена, Лондона, Ленинграда, Полтавы. Птицы селятся в чердачных вентиляционных проходах, во всякой удобной щели, даже и на балконах, доставляя людям редкое зрелище — наблюдать за развитием соколиной семьи. Отмечены гнездовья пустельги в окраинных кварталах Москвы. И целая колония соколов устойчиво вот уже несколько лет держится в Зеленограде. Этот город-сад, окруженный полями, не случайно понравился пустельге: укромные места для кладки яиц в домах-башнях соседствуют с угодьями для охоты. Загнездилась сначала парочка соколов (1980 год). Потом две пары. В этом году на заметке пять гнезд, расположенных поблизости друг от друга, — все в вентиляционных чердачных щелях домов.
На днях с оператором телевидения мы четыре часа просидели на чердаке, с расстояния в один метр наблюдая за жизнью гнезда… Четыре птенца-пуховичка дремали на кирпичах, тесно прижавшись друг к другу.
Родители, подавая крики тревоги, мелькали в светлом проеме стены. Наконец мать, успокоившись, села на краешек ниши, черным внимательным глазом изучила нас, сидящих рядом с гнездом, потом, поворачивая голову туда и сюда, осмотрела птенцов и, убедившись в их невредимости, стала поправлять оперение, а потом даже малость и задремала. Разбудил ее крик прилетевшего папы. Он был с добычей, и самка слетела ее принять. Мы настроили камеры, ожидая появления матери с мышью. Но она явилась с пушком на клюве — принесенную мышь съела сама.
Еще в момент ухаживания соколок преподносит подруге мышей, доказывая способность прокормить все семейство. Только после этого происходит спаривание. Сидя на яйцах, самка отлетает лишь поразмяться. Корм приносит самец. Но отдает его появившимся малышам только самка. Ей одной понятно, когда и как кормить малышей.
Вот, оглядев внимательно птенцов, мать нашла, что пора бы им подкрепиться. Не дожидаясь появления супруга, она обратилась к запасам. У нас на глазах из щели между кирпичами был извлечен закоченевший вчерашний мышонок. Придерживая еду лапой, мать прямо-таки изящно отделила каждому из птенцов по кусочку. Один из них был активней других. Получив порцию, он запросил добавки.
Мать внимательно на него посмотрела и добавила.
Четыре часа сиденья на чердаке без дела порядком бы утомили. Но тут мы не заметили, как пролетело время. Птенцы, просыпаясь, следили за летавшими мухами, пытались их даже ловить. Врожденная способность блюсти чистоту заставляла их время от времени выдвигаться на край гнезда и выстреливать в небо Зеленограда белую пульку. Гнездо, однако, было не слишком опрятным. Птенцы сидели просто на кирпичах, без всякой подстилки. Кругом лежали клочья мышиных шкурок, кости, хвосты.
В щели мы обнаружили еще одну припасенную мышь.
Уже в сумерках, пятясь, мы удалились вглубь чердака. Пустельга-мама проводила нас внимательным взглядом и осталась на месте. Отец в это время покрикивал где-то над крышей, извещая о принесенной добыче.
Зеленоградцы гордятся доверием соколов. Тут создана самодеятельная орнитологическая служба, опекающая птиц. Возглавляют ее рабочие одного из предприятий Владимир Климов и его мать Людмила Васильевна. Они наблюдают за жизнью доверчивых поселенцев, кольцуют птенцов. Кольцевание помогло установить: зимовавшие где-то пустельги возвращаются на полюбившиеся городские квартиры.
Фото автора.
Жил-был у дедушки беленький козлик
В этой истории волк не участвует. Речь пойдет лишь о дедушке и о козлике. Точнее, о козлах.
Пострашнее волка бывают болезни. И одна из них, серьезная, посетила столяра Петрова Николая Павловича, живущего в городе Сходня. Врачи сказали: операция! Но один из них, старичок, возразил: не спешите, попробуйте регулярно пить козье молоко, знаю случаи — помогало. Так, Николай Павлович с лечебной целью завел козу. И, как показало время, не прогадал. Поздоровел. И вся семья его — бабушка, дочка и внучка — оценили достоинства молока. У козы появились козлятки. Их тоже оставили. И теперь у Петровых три взрослые козы, три молодые и среднего возраста и козлик Февраль.
Встретил я Николая Павловича на лужке, сидел он на раскладном стульчике в окружении своих любимцев. У столяра строгое расписание: два часа пастьбы утром, два — после обеда. Три раза в день — дойка. Девять литров молока ежедневно. «Три литра — себе. А шесть разбирают соседи для ребятишек. Очередь — список составили».
Всё показал мне Николай Павлович — как доят коз, как кормят, почему послушно они следуют за ним через мост ко двору, какие характеры у его Марты, Белки и Розы, сколько сена и сколько веников готовит на зиму и сколько семей получают желанное молоко. Я тоже в разговоре припомнил: многие в нашем селе во время войны при крайне скудном, почти бесхлебном питании выжили благодаря козам.
Уже после беседы с Николаем Павловичем заглянул я в пожелтевшие книги-справочники, где козьему молоку пропеты хвалебные гимны. «Целебный продукт… Только козье молоко может быть для ребенка полноценным заменителем молока материнского». Приводятся в книге состав молока, богатство его витаминами и минеральными солями, его особая мелкая структура жира, хорошо усвояемого. Было, оказывается, в России в начале века общество козоводов, были лечебницы, где детей выхаживали козьим молоком. В Швейцарии был (может быть, есть и сейчас) санаторий, где людей ставили на ноги без лекарств, горным воздухом и козьим молоком. Приводятся данные также об устойчивости самих коз к различным заболеваниям. Так, например, козы почти не болеют туберкулезом. Во Франции во время эпидемии чумы у скота не пострадали только козы, то же самое отмечено было и на Кавказе.
Еще одно важное по нынешним временам у козы преимущество. Прокормить ее можно там, где корове не прокормиться. Даже на лужке, на приколе, она будет сыта. И на зиму ей надо не бог весть сколько — немного веточных веников, пудов десять — пятнадцать сена, отходы с кухни и со стола.
В пище, которую мы потребляем, самый ценный продукт — молоко. И, конечно, не надо доказывать, что молоко, полученное от собственной козы или коровы, ценнее «треугольного, пакетного», как назвал его Николай Павлович. Корову в личном хозяйстве завести сегодня решится не всякий, хотя те, кто завел, не жалеют. А коза придется ко двору многим.
Маленький разговор о козе — напоминание: она существует не только в сказках.
Фото автора.
Чувство дома
Было время майских жуков. Перед самым закатом солнца мы шли по опушке и вдруг увидели парочку кабанов. Две любопытные морды были обращены в нашу сторону. Мы замерли, ожидая, что свиньи нырнут в орешник. Но звери подпустили к себе вплотную, не проявляя ни малейшего беспокойства. И тут мы увидели: кабаны гуляли в человеческом обществе — на пенечке, опираясь на палку, сидел лесник. Оказалось, два кабана целый день странствовали в лесах и теперь возвращались домой — лесник вышел их встретить…
Кордон Борщевня стоит близ Оки. Во время весенних разливов из окошка кордона видно море воды. Позапрошлой весной на маленьком — пять на пять шагов — островке лесник в бинокль увидел двух крошечных кабанят. Едва рожденные, они застигнуты были стихией.
Лесник успел добраться на островок до того, как вода его скрыла, и принес домой двух полосатеньких поросяток. Каждый был с рукавицу. Молоком из соски, кашей и молодой крапивой сироты были вскормлены и стали расти здоровыми, крепкими кабанами, получившими имена Чуша и Хрюша.
Лесник мудро решил не делать из зверей пленников. Лес — рядом, ворота в загоне открыты — выбирай себе жизнь по душе. Свободу кабаны оценили — каждое утро трусцой выбегали из загородки и исчезали в лесу. Но к вечеру той же легкой трусцой они возвращались в загон, давали себя почесать, поласкать, принимали подсоленное угощенье. Постепенно радиус странствий Чуши и Хрюши стал расширяться. Их видели в двенадцати километрах от кордона.
Несомненно, они встречали в лесу сородичей и могли бы пристать к какой-нибудь группе. Но нет, близко к сумеркам брат и сестра неизменно появлялись возле кордона и под громкий собачий лай пробегали в открытый загон.
Собак на кордоне у лесника Бруцкуса две. Овчарка, находящая нетерпимым присутствие кабанов во дворе, и маленькая дворняжка, у которой с кабанами возникла — не разлей вода — дружба. Собака покровительствовала поросятам, пока они были малютками. Потом кабаны стали больше своего покровителя, но привязанность не угасла. Три друга вместе шастали по лесам. Был случай — собака спасла кабанов. Они попали в загон к охотникам. Но выстрел не прогремел: «Это ж кабаны Бруцкуса!» — понял, увидев собаку, стрелок.
Можно только предполагать, в каком положении оказывалась собака, когда трое друзей попадали в суровое общество диких сородичей Чуши и Хрюши. Гостеприимства наверняка не было. Собака в лесу для всех животных — существо нежеланное. И лесник, к великому огорченью дворняжки, посадил ее на цепочку. Вся радость жизни теперь для собаки сводилась к ожиданью друзей. И они возвращались. Если бы у дворняжки были часы, она могла бы их проверять — в восемь вечера раздавалось приветственное похрюкивание.
Из лесу кабаны приносили запах болот, запах общенья с родней. Что мешало двум кабанам однажды остаться на ночь в лесу в компании себе подобных? Почему стремились они на кордон, где лают собаки, трещит мотоцикл и пахнет дымом из печки, сложенной во дворе?
Есть такое понятие «чувство дома». Оно свойственно человеку, оно свойственно и животным. Это чувство заставляет голубей возвращаться на голубятню с громаднейших расстояний. Известны поражающие воображение случаи, когда собаки, увезенные на сотни километров, находили дорогу домой. Еще больше прославились этим кошки. Сотни километров, лабиринты городских улиц, потоки транспорта на дорогах, множество разных препятствий — и все-таки кошка вдруг оказывалась на пороге родного дома, повергая в изумление и смущенье хозяев. Какой компас, какие силы ведут животных? Удовлетворительного ответа на этот вопрос пока что не существует.
Чувство дома… Немаленькое, сильное чувство. Оно знакомо многим из странников, не покинуло это чувство и двух кабанов, выраставших рядом с курами и собаками. Соблазны полной свободы, возможно, одержат над чувствами верх (и это было бы самым хорошим концом в истории с кабанами), пока же Чуша и Хрюша каждый вечер приходят из леса домой.
Фото автора.
Журавлиный характер
В дикой природе подобная сцена немыслима — журавли пугливы и осторожны. Только редкие наблюдатели знают, как эти птицы весной танцуют, как играют, подбрасывая вверх палочку и делая выпады клювом…
Журавлей с поврежденными крыльями, случалось, приносили на птичий двор. И тут среди уток, кур, гусей и индюшек журавль характером выделяется. Довольно быстро он привыкает к неволе. И сразу становится высшим авторитетом. Он силен. И никому не позволит себя обижать. В природе журавль не боится лисицы, отгоняет ее от гнезда, пуская в ход сильные крылья и клюв. На птичьем дворе эту силу чувствуют все. Но взрослый журавль не драчлив. Он полон достоинства. Движения его уверенны, несуетливы. Нередко он выступает третейским судьей в потасовках между петухами. Возле него находят защиту те, кто слабее. Журавль — хороший, неутомимый ходок, и, если двери птичника не закрыты, он выходит пройтись по деревне, не страшась никого. Так рассказывают те, кто наблюдал эту птицу в неволе.
Уникальная возможность наблюдать, изучать и даже разводить журавлей появилась с созданием специального питомника на усадьбе Окского заповедника. Сейчас тут полсотни птиц — старых и молодых. И, самое главное, — разных видов. Большинство из нас знают серого журавля. Но есть еще степной журавль красавка.