Помоги проекту - поделись книгой:
В северной части города, за каналом, стоял большой, но запущенный дом. Он всегда был на замке, так как охотников на него не находилось. По слухам, когда-то в нем жил знаменитый алхимик, он вызывал духов, которые навсегда поселились в мрачных подвалах здания. Глаубер получил разрешение на покупку дома. Прежде всего он принялся за восстановление старой лаборатории. Ученый не только руководил строительными работами, но и помогал ремесленникам в изготовлении печи для дистилляции, разнообразных приборов и стеклянных сосудов. И вот наконец пришло время экспериментов. С двумя помощниками Глаубер приступил к работе. Теперь он стяжал славу не только искусного аптекаря, но и изготовителя многих ценных веществ. Однако он держал в секрете свои методы получения разнообразных кислот и солеи. Глаубер продавал лекарства но низким ценам, и это позволило ему установить связи с богатыми торговцами, аптекарями, ремесленниками. Свои секреты Глаубер мог доверить лишь одному из помощников — Бидстору, высокому рыжеволосому юноше с ввалившимися глазами на бледном осунувшемся лице. Работа с ядовитыми веществами медленно, но неуклонно разрушала здоровье обоих — и Глаубора, и молодого Бидстора.
Глаубер мог получать серную кислоту перегонкой «зеленого витриола» (зеленого камня), квасцов или «белого витриола» (сульфата цинка). В реторте оставалась металлическая зола (окись) — железная зола, цинковая зола или отожженная «терра алюмен» (окись алюминия). Он знал, что с помощью серией кислоты можно получать и другие кислоты, потому что or a обладает способностью вытеснять металлы из солей. Эту тайну он долго держал в секрете от всех, но однажды не удержался и поведал ее Бидстору. Как-то им понадобилось приготовить азотную кислоту. Квасцов был почти целый сундук, Бидстор достал из подвала мешок селитры.
— Сегодня, Бидстор, мы получим «спиритус нитри» (азотную кислоту) не из квасцов и селитры, а другим путем. Насыпь в реторту селитру и принеси бутыль с «ацидум олеум витриоли»[14].
Юноша быстро выполнил его указания.
— Развести огонь? — спросил он.
— Да, будем нагревать.
— Какой приемник поставить?
— Стеклянную бутыль.
Когда Глаубер залил селитру серной кислотой, реторта заполнилась красновато-коричневыми парами. Густая каша вспенилась, а в стеклянную бутыль начала капать желтовато-красная жидкость. Это была концентрированная азотная кислота, которую они называли «спиритус нитри». Эта жидкость обладала сильным разъедающим действием. Она растворяла многие металлы.
— «Спиритус нитри» может и луну растворить? — спросил изумленный Бидстор.
— Да, представь себе — и луну, и марс, и венеру, — ответил учитель.
Они называли серебро луной, железо — марсом, а медь — венерой[15]. Кислотами действовали на окиси, называемые золой, или карбонаты. Полученным продуктам давали самые удивительные названия. Весь пол был уставлен плоскими широкими сосудами, заполненными всевозможными растворами, на дне многих сосудов виднелись красивые кристаллы, окрашенные в различные цвета. Чтобы получить чистые кристаллы, Глауоер растворял их по нескольку раз в воде, а потом оставлял кристаллизоваться. Как только чистота образовавшихся кристаллов удовлетворяла его полностью, он отделял их от раствора и помещал в банки.
Глауберу был известен секрет получения еще одной кислоты, которую он называл «спиритус салис» (соляная кислота)[16]. Бесцветный удушливый газ с резким запахом, выходящий клубами из стеклянной реторты, поглощался водой в приемнике и образовывал почти бесцветный, чуть желтоватый раствор. Глаубер получал его, подогревая поваренную соль к серную кислоту. В рецептуре он записал: «Подогрей одну часть поваренной соли и одну с четвертью части «ацидум олеум витриоли» в стеклянной реторте и собери летучий спирт в стеклянном приемнике с водой». Остаток в реторте Глаубер растворял в воде и оставлял кристаллизоваться. Он получал прозрачные-бесцветные кристаллы, которые назвал «саль глаубери». Мы и теперь еще называем сульфат натрия глауберовой солью.
С помощью соляной кислоты Глаубер получил кристаллы солей многих известных тогда металлов.
Нагревая смесь поваренной соли и песка со «спиритус нитри», Глаубер получил желтовато-коричневую жидкость, которую алхимики называли «аква региа» (царская водка[17]). Однако она была концентрированнее и действовала сильнее, чем; жидкость, получаемая общеизвестным в то время способом — нагреванием азотной кислоты и хлористого аммония. О «царской водке» Глаубер писал: «Она обладает такой силой, что может растворить все металлы и минералы, за исключением луны и сульфура[18]». Упаривая раствор золота, Глаубер получил темно-коричневые кристаллы (треххлористое золото).
Глаубер решил описать все методы и рецепты, которые он: разработал и усовершенствовал. В его методах смеси всегда помещались в реторту, установленную в специальной печи. Вот почему он назвал свое первое большое сочинение «Новые философские печи, или описание впервые открытого искусства перегонки»[19]. В пяти томах были изложены все известные Глауберу способы получения разнообразных кислот, солей
Наступил 1648 год, положивший конец тридцатилетней войне в Германии. Вести из Мюнстера о подписании Вестфальского мира зародили надежду на спокойную жизнь у истерзанного войной и доведенного до крайней нищеты германского народа. Глаубер тоже мечтал. Мечтал снова увидеть родные края,побывать в Карлштадте. Он отправился на пристань. Пестрая толпа запрудила всю набережную. Он медленно пробивался сквозь нее, внимательно всматриваясь в сторону лодок и кораблей, стоящих на рейде.
— Что господину угодно? — спросил у него невысокий, но крепко сбитый бородач.
— Лодку, которая доставила бы меня во Франкфурт.
— Нелегкая задача… Теперь в Германии кругом разбойники. Чего доброго, французы захватят долину Рейна. Путь опасный, вряд ли кто-то станет рисковать.
— А если я предложу деньги?
— Тогда еще куда ни шло. Я бы взялся, да только за пятьсот талеров, не меньше.
— Пятьсот? Да на эти деньги можно купить целый корабль! — воскликнул Глаубер, но тут же принял решение: — когда мы сможем отправиться в путь?
— Ровно через неделю.
В условленный день крохотная лодчонка, легко проскользнув меж огромных кораблей, вошла в мутные воды Рейна. Плыли много дней и ночей. Десятки городов остались позади. Вот и Висбаден, затем — Франкфурт-на-Майие… Но чем ближе Глаубер был к дому, тем сильнее сжималось от боли его сердце. Города пришли в запустение. Впечатление такое, будто ты попал в страну обреченных, страну голода и страданий. Найти работу во Франкфурте было трудно. Он направляется в Вертхайм, где ему удалось снять дом и за короткое время превратить самую большую комнату в лабораторию. Приобрести необходимые для работы химикаты было негде, зато в его распоряжении — богатый набор природных сокровищ; в окрестностях города открыли месторождения угля. Глаубер наполнил мешок блестящими черными кусками и принес их в лабораторию. Он поместил мелкий уголь в стеклянную реторту и развел огонь. Уголь размягчился, из него стали выделяться пузырьки газа, и вскоре клубы дыма заполнили весь сосуд. Приемник же постепенно наполнялся густой черной дегтеобразной жидкостью. Глаубер слил всплывшую жидкость, а черный деготь перелил в другую реторту, добавил туда соляной кислоты и снова подогрел. Из изогнутой трубки реторты начала стекать по каплям прозрачная жидкость, которая очень быстро испарялась. Через некоторое время Глаубер заметил, что стекающие по трубке капли помутнели и стали менее подвижными. Он тут же сменил приемник и отделил новую жидкость. Ее запах был не таким приятным, как запах первой, притом она не испарялась. Перегонка еще не закончилась, когда Глаубер почувствовал зуд на перепачканной жидкостью руке; кожа в этом месте заметно покраснела.
— Вещество оказывает довольно сильное действие на организм. Вероятно, из него получатся хорошие лекарства, — подумал ученый.
Жидкость, привлекшая внимание исследователя, содержала вещество, которое мы сегодня называем фенолом. Им Глаубер с успехом лечил различные заболевания[20].
Прозрачную жидкость, полученную в начале перегонки, Глаубер не изучал. Несмотря на приятный запах, она не представляла интереса для исследователя, так как не оказывала заметного воздействия на человеческий организм. Глаубер не знал, что это была смесь бензола и толуола. Однако он описал способ ее получения в другом большом своем сочинении «Фармакопея спагирика»[21], а в заключение к рецепту добавил: «Так как этот спиритус не действует на тело, я передаю его изучение в другие руки». Этими «другими руками» были руки Фарадея, который спустя почти 200 лет получил и изучил бензол[22].
Лаборатория Глаубера отличалась от обычных аптечных лабораторий. Повсюду громоздились огромные по тем временам печи, стеклянные реторты и приемники. Соли, кислоты и жидкости, получаемые при перегонке, Глаубер переливал в большие бутыли, хранил в сундуках, а то и просто в мешках. На них были загадочные для непосвященных надписи: «спиритус салис»[23], «спиритус волятилис витриоли»[24], «олеум алюминис»[25], «саль аммиак»[26] «саль тартари»[27]. Лаборатория Глаубера скорее напоминала химическую мастерскую. Она явилась как бы прообразом больших современных химических заводов.
Очень часто лаборатория наполнялась густыми едкими парами, так как в ней не было вентиляции. Иногда работающие просто задыхались, им приходилось выбегать из помещения, чтобы вдохнуть глоток свежего воздуха. Вредные вещества мало-помалу накапливались в организме, и хотя Глаубер был наделен отменным здоровьем, работа в лаборатории постепенно подтачивала его силы. Однажды нестерпимая боль в голове и суставах вынудила его слечь в постель. Но Глаубер не пал духом, и когда через несколько дней ему стало легче, ученый вновь принялся за работу.
Внимание Глаубера привлекали многие практические вопросы. Например, его не удовлетворял существовавший тогда способ приготовления вина[28]. Он решает купить виноградник, чтобы найти пути улучшения качества вин, и потому поселяется в Китцингене.
Кроме печей и реторт, теперь в лаборатории Глаубера был установлен и пресс для получения виноградного сока, а также бочки для брожения. Отходы после брожения Глаубер перегонял в реторте. В приемник стекала бесцветная жидкость с приятным запахом. Он назвал ее «спиритус вини»; это был винный спирт.
Однажды он задержался у пресса и реторта для перегонки спирта сильно перегрелась. Жидкость в ней полностью испарилась, и сухой растительный остаток начал обугливаться. Густые клубы дыма выходили из трубки, а в приемник капала желтовато-коричневая жидкость с запахом уксуса. После вторичной перегонки получилась бесцветная жидкость с очень резким запахом уксуса. Она обладала кислотными свойствами, но действовала сильнее обычной уксусной кислоты, так как была более концентрированной. Глаубер установил, что по своим свойствам эта кислота не отличается от уксуса, и назвал ее уксусной кислотой[29]. Ее можно было получить при сухой перегонке любого растительного материала.
Методы производства вина и уксуса были удачными, и Глаубер получил специальное разрешение курфюрста в Майнце на их изготовление. Разрешение давало право не только производить, но и продавать эти продукты, что настроило виноделов города против Глаубера. Одним из его противников был звонарь католического кафедрального собора — Фарнер. Невысокий, пухлый, с маленькими хитрыми глазками Фарнер ненавидел Глаубера — этого худого с серой морщинистой кожей врача, «сведшего дружбу с самим дьяволом». Он ждал подходящего случая оклеветать ученого.
Каждый день десятки больных приходили к Глауберу за лекарствами. Зашел к нему как-то и Фарнер, хотя здоровья ему было не занимать.
— На что жалуетесь? — спросил его Глаубер.
— Иногда, знаете ли, такие рези в животе, что желтые круги плывут перед глазами, порой даже теряю сознание, — слукавил Фарнер.
— Вот вам «панацея антимониалис». — Глаубер протянул руку к одной из склянок с оранжевым порошком: полупятисернистая сурьма[30], которую он синтезировал в своих «печах».
Он лечил множество болезней, применяя этот удивительный порошок.
Прошло несколько дней, Фарнер снова заглянул в лабораторию Глаубера и изумился при виде горы объемистых книг, сброшенных у стены: Глауберу только что доставили из Франкфурта полный тираж «Новых философских печей».
— Вот позволил себе еще раз побеспокоить вас, — начал было Фарнер.
— Как себя чувствуете, уважаемый? — прервал его Глаубер.
— Отлично. Ваше лекарство — чудотворно. На следующий же день почувствовал себя почти здоровым, — солгал Фарнер: накануне, выйдя от Глаубера, он просто-напросто выбросил порошок? — А сейчас чем могу быть полезен?
Убедившись, что их никто не слышит, звонарь зашептал:
— Хочу сделать вам одно предложение. Человек вы ученый. Просто диву даешься, как это можно написать столько толстых книг. Конечно, многое узнаешь из них, но уверен, что вам известно еще больше секретов и таинств. У меня много золота, господин Глаубер, продайте мне несколько методов, которые вы держите в секрете. Не можете же вы готовить лекарства, используя все ваши методы сразу. Продайте их мне, прощу вас.
Глаубер задумался. В самом, деле, а почему бы и нет?
— Давайте поговорим, — предложил он Фарнеру.
Согласился! Фарнер метнул злобный взгляд в сторону ученого. На следующий день, стараясь не попадаться на глаза прохожим, звонарь направился в дом Глаубера. Тот посвятил его в секреты своего нелегкого мастерства, но обещанного золота взамен не получил.
В первое же воскресенье после случившегося церковь — па ложному доносу — предала анафеме работы Глаубера, запрети» прихожанам брать у него лекарства.
Коварство Фарнера не знало границ. Он упорно распространял слухи, будто Глаубер, «этот шарлатан и еретик», продал ему свои «секретные методы», а изготовить лекарства, руководствуясь ими, нельзя. Кое-кто из виноделов — те, кому невыгодно было соседство сильного конкурента, — помогали злобному звонарю в травле ученого.
Три года боролся Глаубер с клеветниками, но в конце концов вынужден был отступиться. В конце 1655 года он покинул Китцинген и возвратился в Амстердам, где купил дом и небольшой участок земли, который вскоре превратил в цветущий сад.
С утра и до позднего вечера работал Глаубер в своей новой лаборатории. Теперь в его распоряжении было шесть помощников. Нагревая мочу, смешанную с известью, ученый получил газ, который назвал «аммиак»[31]. Этот газ вступал во взаимодействие с кислотами и образовывал бесцветные кристаллические вещества — «саль аммиак». Глаубер собрал газ в приемник, предварительно налив туда серной кислоты. В приемнике образовались бесцветные кристаллы, обладающие удивительными свойствами. Удобрив ими песчаную почву в своем саду, Глаубер получил богатый урожай фруктов. Соль эту он назвал «саль аммиак секретум глаубери» (сульфат аммония). В саду Глаубер выращивал и лекарственные растения. Из листьев, веток, плодов и корней он извлекал ядовитые вещества. Он знал, что в очень малых количествах эти яды могут действовать и как лекарства. Он заливал измельченные растения «спиритусом нитри» (азотной кислотой), через несколько дней процеживал раствор и прибавлял «ликвор нитри фикси» (углекислый калий). На дне сосуда образовывался тонкий осадок или,как записал Глаубер в рецептуре, получалось «улучшенное растительное или животное начало в виде порошка». Эти вещества мы теперь называем алкалоидами[32]. В наши дни стрихнин, бруцин, морфин и другие подобные вещества извлекают почти так же, как это делал в свое время Глаубер.
Глаубер получал и продавал большие количества селитры. В его рецептах записано: «Клади «ликвор нитри фикси» в «спиритус нитри» до тех пор, пока перестанет слышаться шум от растрескивания маленьких пузырьков на поверхности. Потом кипяти, пока не образуется корочка, дай остыть, чтобы осели кристаллы».
Это описание подтверждает, что Глаубер имел некоторые представления о реакциях, идущих до конца, о состоянии равновесия и о нейтральных средах. Об окончании реакции он судил по «звуковому индикатору»: должны перестать лопаться пузырьки выделяющегося углекислого газа. Нередко при нагревании стеклянные реторты лопались — и приходилось все начинать сначала. Зная, что у Глаубера много денег, стеклодувы продавали ему реторты по баснословным ценам. Это заставило его освоить и стеклодувное дело[33]. В одной из четырех комнат своей лаборатории Глаубер построил стекловаренную печь. Молодой ученик его, по имени Гейнц, оказался способным стеклодувом и часто помогал ученому в этой работе. Как-то Глayбер заметил, что при добавлении различных веществ цвет стекла менялся.
— Гейнц, что ты добавил? Стекло стало желтым.
— То же, что всегда: песок, известняк и немного… вот этого. — Юноша указал на корзину с белым порошком (природным карбонатом, загрязненным соединениями железа).
— Ну-ка, прибавь горсть «магнезии нигра» (пиролюзита)» Гейнц поспешил выполнить указание хозяина.
— Теперь возьми пробу стекла.
К их общему удивлению, после остывания стекло стало светло-фиолетовым.
— Да это же аметист!
— Нет, мы просто научились получать разноцветные стекла — это еще один секрет.
— А не могли бы мы делать драгоценные камни? — спросил Гейнц и глаза его заблестели.
— Попробуем.
Запершись в доме Глаубера, дни и ночи напролет готовили они разнообразные смеси. Труд увенчался успехом: из расплава получилось стекло — красное, как рубин. Глаубер добавил для этого к расплавленной массе желтый порошок золота. Чтобы получить порошок, он растворял золото в «царской водке», а затем прибавлял «тинктура силикум» — силикат калия, полученный сплавлением смеси поташа и песка.
Стекла поражали великолепием цветовых гамм, но и они уже не радовали Глаубера. Работа с вредными веществами на протяжении всей жизни все губительнее сказывалась на его здоровье. В начале 1660 года наступил частичный паралич ног. Глаубер похудел, кожа на лице стала изжелтасерой… Работа в лаборатории замерла — помощники один за другим покинули дом ученого. Лишь Гейнц остался рядом: он не терял надежды узнать секреты, которыми владел учитель. Корыстолюбивому юнцу невдомек было, что успехи Глаубера крылись в особой проницательности его незаурядного ума, в его огромных творческих возможностях.
В следующем году Глауберу удалось отпечатать семь томов своего труда «Оперы омниа»[35], где он описал все составы и наблюдения, сделанные им за многолетнее служение науке.
С каждым днем Глауберу становилось все хуже. Болезнь надолго приковала его к постели. Потеряв надежду разбогатеть, молодой Гейнц не замедлил покинуть учителя. Умер ученый в полном одиночестве. Его похоронили 10 марта 1668 года[36] на кладбище Вестер-Керка, неподалеку от Амстердама.
РОБЕРТ БОЙЛЬ
(1627-1691)
Вот уже более года в Англии шла кровопролитная гражданская война. Республиканцы во главе с Кромвелем вели ожесточенную борьбу с приверженцами короля. Королевская армия терпела поражение за поражением. В одном из сражений был убит богатый землевладелец Ричард Бойль, герцог Коркский» Холодная серая мгла опустилась на Лондон. В тот хмурый вечер семья Бойлей торжественно отмечала годовщину со дня смерти герцога.
В большой зале леди Ренилаф распорядилась зажечь все канделябры. Приглашенные по этому печальному случаю гости — среди них был и известный поэт Джон Мильтон — негромко переговаривались за длинным дубовым столом, во главе которого сидела хозяйка, леди Ренилаф, — одна из четырнадцати детей герцога Коркского. По обе стороны от нее находились братья: старший — лорд Брохил и восемнадцатилетний Роберт Бойль[37].
Роберт осушил бокал и прикрыл ладонью глаза. Его мысленному взору предстала милая сердцу Ирландия… замок Лисмор — там он родился, там провел свое детство, колледж в Итоне, верный наставник и учитель Марком, увлекательные путешествия по Италии и Франции, годы упорной учебы в Женеве… И вот теперь он в Лондоне…
Слова брата вернули его к действительности:
— Мы всегда будем помнить отца. Он был строг, порой даже суров с нами, детьми, однако каждому из нас помог найти свое призвание в жизни. Я занялся литературой, отец ничуть не противился этому, хотя в душе прочил мне карьеру военного.
Роберт с детства грезил наукой. «Хочешь стать ученым — учись», — говаривал он. Отец нанял брату лучших учителей, послал учиться в Италию, а затем в Швейцарию.
Леди Катарина Ренилаф украдкой смахнула навернувшуюся на глаза слезу и тихо произнесла:
— Господа, прошу всех в зеленую залу. Там мы сможем несколько отвлечься от горестных воспоминаний.
В этой зале дочь герцога обычно принимала известных по тем временам ученых, литераторов и политиков. Здесь не раз велись жаркие споры, и Роберт Бойль по возвращении в Лондон стал одним из завсегдатаев подобных собраний. Однако будущий ученый мечтал от абстрактных споров перейти к настоящему делу.
Вот уже несколько дней в доме сестры велись необычные диспуты. На этот раз гостем леди Ренилаф был француз Рене Декарт Картезий[38]. И Роберт Бойль стал одним из самых серьезных его оппонентов. В тот печальный вечер они продолжили прерванную накануне беседу:
— И все же не могу согласиться с вами, — обратился Бойль к Декарту. — Не следует ставить разум превыше всего. Фрэнсис Бэкон[39] сказал: «Знание — сила, сила — знание». Но откуда происходит знание?
— Предвижу ваш ответ, — воскликнул Декарт. — «Из опыта».
— Разумеется. Опыт — лучший учитель.
— Но что представлял бы ваш опыт без разума? Все, что дает нам наука, есть плод разума.
— Я отнюдь не отрицаю роли разума, — заметил Бойль. Возможно, я покажусь банальным, но хочу еще раз процитировать Бэкона: «Философ… не должен поступать, как паук: растрачивать разум на хитросплетения; он должен поступать, как пчела: собирать факты и с помощью разума превращать их в мед». Ваше учение о материальном мире построено на идеях Демокрита[40], утверждавшего, что тела состоят из мелких неделимых частиц — атомов. Сегодня многие философы и естествоиспытатели придерживаются этой точки зрения, однако согласитесь, что господствующим пока остается учение Аристотеля[41]. Четыре его элемента (огонь, воздух, вода, земля) и три начала алхимиков (ртуть, сера, соль) признаны всеми.
Надолго затянулся спор ученых, однако одна мысль не давала покоя молодому Бойлю: неужели Аристотель прав? Возможно ли, чтобы все тела состояли лишь из четырех элементов? И если это так, почему же алхимики не сумели найти философский камень и с его помощью превратить все вещества в золото? Этот вопрос следует решить с помощью эксперимента. «Ничего от слова, все от опыта»[42] — вот истинный девиз науки.
Многие естествоиспытатели поддерживали в этом Бойля. Они нередко собирались в доме одного из ученых, чтобы вместе обсудить результаты своих опытов и сделать необходимые теоретические выводы. Некоторые из них имели большие лаборатории. Мечтал о собственной лаборатории и молодой Бойль, однако просить сестру о материальной поддержке не осмеливался. Пожалуй, лучшее, на что следует рассчитывать — это Стэльбридж[43]. Многочисленные постройки имения можно переоборудовать под лаборатории; к тому же оттуда рукой подать до Оксфорда, да и Лондон недалеко: можно будет по-прежнему встречаться с друзьями…
Они называли свою группу «Невидимый колледж»[44]. Никто ее знал о встречах энтузиастов-экспериментаторов, целью которых были проблемы новой, зарождающейся науки.
В верхнем этаже замка в Стэльбридже размещались спальня, кабинет, просторная зала и богатая библиотека. Каждую неделю извозчик доставлял из Лондона ящики с новыми книгами. Бойль читал с невероятной быстротой. Порой он просиживал за книгой с утра до позднего вечера. Тем временем близились к завершению работы по оборудованию лаборатории. Кроме большой кирпичной, Бойль приобрел еще и железные печи, установленные на трех толстых железных подпорах. Эти печи были неимоверно тяжелые, однако их передвигали, если на то была необходимость. К концу 1645 года в лаборатории начались исследования по физике, химии и агрохимии. Бойль любил работать одновременно по нескольким проблемам. Обычно он подробно разъяснял помощникам, что предстоит им сделать за день, а затем удалялся в кабинет, где его ждал секретарь. Там он диктовал свои философские трактаты[45].
Ученый-энциклопедист, Бойль, занимаясь проблемами биологии, медицины, физики и химии, проявлял не меньший интерес к философии, теологии и языкознанию. Последователь Фрэнсиса Бэкона, по мнению которого основным источником знания был опыт, Бойль придавал первостепенное значение лабораторным исследованиям. Наиболее интересными и разнообразными были его опыты по химии. Бойль считал, что химия призвана стать одной из основополагающих наук в философии. Если для современников ученого химия была лишь искусством, помогавшим аптекарям делать лекарства, а алхимикам — искать философский камень, то для Бойля она была наукой, которая, отпочковавшись от алхимии и медицины, вполне может стать самостоятельной[46].
…В лаборатории, как обычно, кипела напряженная работа. Горели печи, нагревались в ретортах разнообразные вещества. В кабинет к Бойлю, намеревавшемуся сделать утренний обход помещений, вошел садовник и поставил в углу корзину с великолепными темно-фиолетовыми фиалками. Восхищенный их красотой и ароматом, ученый, захватив с собой букетик, направился в лабораторию: предстояло перегонять «витриол» (сульфат тяжелого металла) для получения «олеума витриоли» — концентрированной серной кислоты. Бойль открыл дверь — густые клубы дыма выходили из стеклянного приемника.
Поделиться книгой: