Дефект бабочки. Другой мир

— А какое у меня положение?

Действительно, я вдруг поняла, что мой статус здесь совершенно не определен.

— Положение прислуги, — соизволил ответить Рениэль.

— Разве я давала свое согласие работать у Вас прислугой? И обычно прислуге платят.

Похоже, я его все таки, допекла. Скорее всего, сам он просто не задумывался над этим вопросом. Эльф внимательно посмотрел на меня, откинулся на спинку кресла и с чуть заметным ехидством спросил:

— А ты бы предпочла статус подозреваемой? Камера до сих пор свободна.

Приплыли. И с него ведь станется посадить меня под замок хоть до морковкина заговенья. Поняв, что ответить мне нечем, комендант выдержал театральную паузу и встал, обращаясь к магу:

— Господин Лис, прошу Вас подписать протокол, — и обращаясь ко мне, — ты можешь быть свободна.

Свободна? Это такая издевка, что-ли? Я встала, и опираясь на палку, поковыляла к двери.

— Ира, — окликнул меня Вил, — когда расследование наконец-то закончится, — он глянул на эльфа, — Я с удовольствием помогу тебе устроиться. А живу я в городе Таррин, он тут недалеко, вон на карте нарисован, — и дедок кивнул на карту, висевшую в кабинете на стене, — Придешь в магистратуру и скажешь, что тебе нужен Вил Лис.

— Я с удовольствием еще поговорю с Вами, господин Лис, — и я вышла за дверь.

Медленно поднимаясь к себе в комнату я размышляла о том, что, похоже, по своей воле меня отсюда, не выпустят и еще о том, что город Таррин судя по карте, стоит на берегу той самой речки протекающей мимо нашей крепости.

Ненастным вечером мы сидели всей компанией на кухне. Я резала грибы для похлебки, Дана рапу, которая, во многих здешних блюдах заменяла нашу картошку. Гриня крошила лук. За окошком завывал ветер, качая ветки деревьев, но на кухне у нас было тепло. Огонь весело плясал на углях и казалось будто на стенах разыгрывается представление из театра теней. За стеной, с другой стороны камина, там, где находился главный зал, раздавался неясный шум — это отдыхали эльфы. Тихо, прилично, и не скажешь, что вояки, мне показалось даже что играет флейта. Сегодня почти все собрались там, за исключением стражи на воротах и обзорной башне.

Нога моя уже зажила. С происшествия в лесу прошло две недели. На следующий день после разговора с магом меня вызвал к себе Рениэль. Перед ним на столе стопкой лежали золотые монетки.

— Я подумал над твоими словами, — без предисловий начал комендант, — здесь оплата за год, — и придвинул мне стопку.

— Сколько здесь? — мне не хотелось почему-то пересчитывать деньги.

— Двенадцать золотых, — ответил Рениэль.

— Значит, Вы платите мне по одному золотому за месяц? — задала я следующий вопрос.

— Ты считаешь, что этого мало? — с иронией поинтересовался эльф — поверь мне плата вполне достойная. Вряд ли ты где-нибудь получишь больше.

— Я проработала у вас восемь месяцев, — я отсчитала восемь монет и положила их в накладной карман фартука, — могу я идти?

— Да можешь.

Итак, теперь у меня было восемь золотых. Лет через двадцать завидной невестой стану, аккурат в сорок лет, самый возраст.

Грибы закончились и я взялась за морковку. Гриня, закончив с луком, потянулась как кошка, демонстрируя серебряную брошку с непрозрачным желтым камешком с коричневыми полосками, которая скрепляла концы шейного платка на ее выдающейся груди. Она весь вечер привлекала к ней внимание. Я и Тим делали вид, что не замечаем, а Дана только посмеивалась. Наконец Дана сжалилась:

— Откуда у тебя краса такая?

— Один хороший эльф подарил.

Тим зло фыркнул. Грэн взглянул на Гриню но только покачал головой. Дана же продолжила подначивать:

— За красивые глаза видно, а девица?

— А если бы и так, — и Гриня победным взглядом окинула меня, — если уж благородным можно.

Я удивленно посмотрела на нее. То, что Гриня, не понять с чего, считала меня аристократкой, выяснилось уже давно, но что она сейчас имеет в виду?

— Это ты о чем? — решила выяснить я.

— Да так, — хитренько улыбаясь, начала отнекиваться девушка и видно, чтобы замять разговор, задумчиво продолжила, — вот уже три года здесь живу, а ни одной эльфийки не видала. Дана, а они какие?

— Красивые, — вклинился в разговор Тим, — красивее тебя намного.

— Что с того, — фыркнула Гриня, и победно закончила — они то где? А я то здесь!

— То-то гляжу, совсем голову потеряла. Думаешь, тебя кто из эльфов замуж возьмет? Жди как же, — уже со злостью закончил парень.

— А я за тебя тогда выйду, — томно повела плечиками Гриня, как бы в шутку, но с видом абсолютной уверенности в своей неотразимости.

— А действительно, почему ни одной эльфийки здесь нет? — я решила перевести тяжелый для Тима разговор в другое русло.

— Так эльфийки никогда на границе не бывают. Если только по важному делу, ненадолго, — ответила Дана.

— А почему? У нас жены с офицерами и на границу едут.

— Так и в Рондане так-же. В Таррине, говорят, господа офицеры даже балы устраивают. А уж про простой люд и речи нет — все семьями живут, кто в городе, кто на хуторах.

— А почему у эльфов по другому?

— Так кто ж его знает. Эльфы они эльфы и есть.

Я заметила, что Дана, как и ее муж Кален, никогда не интересовались ни культурой, ни традициями, ни характером эльфов. Они вообще, похоже, относились к своим хозяевам как к явлению природы объяснению не поддающемуся. Восемь лет назад у них сгорел дом и коровник со всей живностью — все, что у них было. Они не захотели отдавать в виру сыновей, и пошли сами. А сыновья остались на полученные деньги восстанавливать хозяйство.

— Эльфы считают своих женщин идеалом красоты, изящества и благородства, — пояснил Грэм. Он был когда-то учителем в общественной школе и здорово помог мне в эти месяцы. От него, в отличии от супругов, всегда можно было узнать что-то новое, — Их не должна коснуться никакая грязь. И поэтому здесь, на границе, рядом с непервородными, им делать нечего.

— К тому-же, — добавил он — все эльфы кто здесь служит, молодые. Им еще и сорока нет. Только коменданту пятьдесят примерно, а господину Таниэлю двести. Так что мало здесь женатых.

— А грязь, это значит люди? — хмыкнула я, вычленив главное в его ответе и кромсая морковку на кубики.

— Вслух тебе этого конечно не скажут… — протянул Грэн.

— Наговариваете Вы, Грэн! — возмутилась Гриня, — кто их достоин, того так не считают.

— А достойный, это какой именно? — тихо спросил Грэн.

Но девушка то ли не знала ответа, то ли не нашла нужным объяснять. За столом повисла тишина.

Потом стало не до разговоров. Дана приготовила еду и мы с Гриней начали накрывать столы в главном зале к ужину, разносить супницы, относить обратно грязные тарелки. Собрались мы снова уже через час, чтобы самим поужинать. Наконец перемыв посуду можно было с час отдохнуть. За окном уже давно было хоть глаз выколи, ветер разгулялся не на шутку и завывал в дымоходе как волк в капкане. Дана понесла дозорным поесть, а все остальные вновь сидели за столом. Обстановка после ужина несколько разрядилась. Эльфы, судя по тишине в зале, разбрелись по своим комнатам.

— А давайте песни попоем, — предложила Гриня.

Голос у нее был слабенький, но приятный и слух хороший. Все согласились, что это неплохая идея. Грэн достал свой музыкальный инструмент очень похожий на нашу гитару. Гриня запела. Сначала песенку про девушку, которая никак не может выбрать себе жениха. Песенка была смешная — один девице не нравился за то, что неверный, другой влюблен в подругу, третий — ветреный и так далее по порядку — флегматичный, пьяница, маленький, а седьмой, который деве подходил по всем статьям сам ей отказал. Вот такая, понимаешь, неприятность. На последнем седьмом куплете Кален всегда хохотал до слез, хлопая себя ладонями по коленкам. Я серьезно подозревала, что какая-то селянка, когда-то так же отказала ему, и сейчас песня как бы ей мстила за это. Потом пришла очередь песни про тяжкую судьбу замужней женщины, которая эту тяжкую долю в вине топит и потом гуляет по саду. Песня заканчивалась призывом к совету матриархов-богинь наказать похотливого гада. Потом Тим решил тоже показать себя. Он порадовал нас песней про то, как ночевал с чужой женой и без нее теперь ему белый свет не мил. Песня была очень красивая, особенно мне в ней нравился образ дерева усыпанного красными ягодами. Смотрел при этом Тим прицельно на меня, хотя никакого мужа у меня не то что не было, но и не предвиделось. Впрочем, все это было игрой для одного зрителя и все понимали, что этот зритель вовсе не я.

— Ира, — обратилась ко мне Гриня, — а ты споешь свою песню?

— Какую это песню? — удивился Кален.

— Да вот Ира вспомнила песню, какую у нее на родине поют и перевела ее.

Я действительно перевела одну из своих любимых песен пока сидела с больной ногой. Всем естественно захотелось послушать — до этого момента я не пела на таких вот посиделках.

— Хорошо, это песня про такое сказочное существо… — тут я замялась, подбирая нужное объяснение, — полукровка от помощников богов — у них большие белые крылья они умеют летать, и людей.

Я напела Грену мелодию, он подобрал аккорды и я начала:

Недоразвитые крылья нефилима Не поднимут меня в воздух, Хоть ты тресни, хоть убей;

Не знаю, почему из всей Канцлера Ги я выбрала именно эту песню. Может, повлияли предшествовавшие события, но мне казалось, что эта песня имеет непосредственное отношение ко мне сейчас.

Как слабы и жалки люди — Кто сказал бы только им: От бессилия и от дури Не излечит даже мертвый нефилим.

На последних словах я подняла глаза и увидела в арочном проеме в неверном свете пляшущих язычков пламени камина, Таниэля. Он стоял, скрестив руки на груди и наклонив голову внимательно слушал. Меня привел в замешательство его пристальный взгляд — как будто он вдруг разглядел во мне то, о чем раньше даже не подозревал.

Я еще вспоминала этот взгляд, когда с Гриней поднималась к себе в комнату по витой лестнице, держа в руках светильник. Без него там вполне можно было свернуть себе шею. Посредине пути, на втором этаже к нам навстречу вышли два эльфа. С одним из них у Грини был роман. Правда я так и не разобралась, в какой стадии, да и разбираться не хотелось. А вторым был Даэлин. Я от удивления чуть не выпустила фонарик, когда они церемонно поклонились нам и улыбнулись.

— Разрешите проводить вас, девушки?

— Конечно, мы разрешаем! — игриво и немного жеманно улыбаясь, поспешила ответить Гриня.

Дальше мы поднимались под ее щебетание, разбившись на пары. Это было не очень-то удобно- лестница была узкая и мы то и дело задевали друг друга локтями, но выйти на шаг вперед мой спутник не пожелал.

— Твоя нога уже не болит, Ира?

— Нет, спасибо.

— Если что-то будет беспокоить, я всегда к твоим услугам, — с улыбкой добавил он.

Я даже не нашлась, что ответить и просто кивнула. Может это его комендант просил меня лечить в случае чего, так же как когда-то попросил подвезти? Сам уже боится. Да, наверное, именно так.

Тем временем мы дошли до нашей комнаты. Я открыла дверь и спросила:

— Гриня, ты идешь?

— Нет, я позже вернусь, — ответила та.

— Возьми фонарь, — я протянула светильник и в этот момент Даэлин перехватил мою руку. Забирая фонарик, чтобы передать его Грине, он немного задержался и погладил мне пальцами тыльную сторону ладони. В полном замешательстве я попрощалась и закрыла дверь. Спала я очень крепко и даже не услышала, когда Гриня вернулась.

Следующий день был посвящен стирке. Именно прожив здесь восемь месяцев, я поняла, что человеку, придумавшему стиральную машинку необходимо поставить памятник. И назначить какой-нибудь день в году днем стиральной машинки. Я подвинула деревянную табуретку на низких ножках к чугунному чану в метр высотой и метра полтора в диаметре. Дрова под чаном уже прогорели и теперь только тлели угли, не давая воде остыть. В течение часа, время от времени, я перемешивала в нем длинной палкой двадцать простыней. Сейчас их можно было уже вынимать и достирывать в деревянных тазах с выложенными на дне гладкими плоскими камнями. В следующей партии будут оставшиеся простыни и наволочки. Затем дойдет очередь до скатертей, полотенец и салфеток. Одежду коменданта и его помощника мы с Гриней уже перестирали, хорошо хоть остальные эльфы о своей одежде заботились сами. Вечером я не буду чувствовать свою поясницу, а ведь это еще мы используем хорошее мыло, Гриня говорит оно дорого стоит в Рондане. Разминая простыни на камнях, я размышляла под болтовню напарницы, надолго ли меня хватит при такой жизни. Затем Тим запряг в тележку пегую низкорослую лошадку, мы сгрузили туда выстиранное белье и отправились на речку полоскать.

Мы с Гриней как раз выжимали последнюю простынь, взявшись за разные концы, когда на берег вышел Даэлин. Гриня тут же умудрилась поменять позу на грациозно — завлекательную. Как у нее это получилось, в таких исходных условиях, ума не приложу. Эльф уселся на валун и принялся любоваться рекой. Камень между прочим — холодный, я заметила, эльфы вообще гораздо лучше переносили холод, чем люди. Когда мы собрались уходить он окликнул меня:

— Ира, не могла-бы ты задержаться? Я думаю Гриня теперь справится одна?

— Конечно, господин Даэлин, — улыбаясь пропела девушка и ушла, ведя под уздцы лошадку.

— Тяжелая работа вредит женским рукам, — он взял меня за кисть и начал поглаживать, улыбаясь, — я могу достать хороший крем для тебя.

— Спасибо господин Даэлин.

Интересно, а раньше его мои руки совсем не интересовали, с чего вдруг такая забота? Хотя, сопоставив вчерашнее и сегодняшнее, я кажется, начинаю понимать куда дело движется.

— Можешь называть меня просто — Даэлин.

— Насколько мне известно, так могут обращаться друг к другу только друзья.

— Ты не хочешь стать моим другом? — и опять очаровательная улыбка.

Надо сказать, она ему очень шла, такая открытая, немного мальчишеская. Я растерялась. Нет, если быть откровенной, он мне нравился, и конечно приятно, если за мной будет ухаживать такой парень, вот только было одно но. И это но, необходимо выяснить сразу.

— Я очень уважаю вас, — осторожно начала я.

— Ира, я говорю не об уважении, это и так понятно. Я желаю быть твоим другом.

— А что вы подразумеваете под дружбой, — спросила я, и уточнила, — под нашей дружбой?

— Ира, — он провел ладонью по моей щеке, — ты же взрослая девушка? Какими, как ты думаешь, могут быть близкие отношения между мужчиной и женщиной?

Что-ж, по крайней мере честно. Я медлила с ответом, подбирая нужные слова. Оскорблять эльфа — себе дороже, Тим и Грэн просветили меня, рассказав несколько случаев из жизни.

— Ты согласна? — наклонившись ко мне, спросил он.

— Нет. Извините, но это противоречит моим правилам.

— И какие-же это правила? — он так удивился, что даже забыл улыбаться.

— Такие, что близость о которой Вы говорите, возможна только с мужем.

Положим, на самом деле я так не думала, однако ему об этом знать необязательно. Но это был хороший предлог — здесь действительно к внебрачным, а особенно добрачным связям относились крайне негативно. Причем как у людей, так и у эльфов. Даэлин задумчиво рассматривал волны на реке, не отпуская мою руку. Затем понимающе и вальяжно усмехнулся:

— Ира, я думаю, твой будущий муж будет к тебе снисходителен. Особенно если ты принесешь в приданное пятьдесят золотых. Только, — тут он посерьезнел, — в таком случае я хочу быть твоим единственным другом.

Прекрасно, просто прекрасно. Меня почему-то даже не очень обидело предложение эльфа. Скорее было немного смешно — надо-же, значит жениться на нас позорно, а все остальное вполне так себе ничего. Интересная мораль. Я задумалась. Зачем обманывать саму себя — искушение было сильным. Парень красивый, а пятьдесят золотых… За эти деньги можно купить две лошади и корову. Мне за это работать пять лет, это если повезет найти хорошее место. А если не повезет? Что меня ждет на землях людей, без родных, без поручителей? Я с сомнением посмотрела на него. Он снова улыбался, глядя прямо в глаза, но вот улыбочка стала другой. Было в ней что-то от самодовольства барыги, заключившего выгодную сделку. Появилось ощущение, что сейчас он начнет вертеть меня из стороны в сторону, чтобы получше разглядеть купленный товар. Я вспомнила опасения Тима — теперь-то я их поняла. А еще поняла, как он будет ко мне относиться, если я соглашусь. Тим был моим единственным другом здесь, он больше всех помогал мне выучить язык, даже когда очень уставал, старался облегчить мою работу, где это было возможно. Предложил помочь устроится в Рондане. Наконец не испугался нежити, а это даже словами не описать. И при этом ему от меня ведь ничего не надо, он просто верил в меня. Верил в мою честь, как он ее понимал. И неважно то, что наши с ним понятия о морали не совпадают на самом деле. Если он во мне разочаруется, я останусь совсем одна и деньги меня не согреют.

— Нет, господин Даэлин. Извините, — я попыталась уйти.