Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

Потом все исчезло, и молодой человек уснул. Только утром видение оставалось настолько явственным, что он показался перед теткой в слезах.

― Да что с тобой? ― спросила ― она. ― Почему ты плачешь?

― Потому что моя мама умрет сегодня в полдень.

― Кто тебе это оказал?

― Она сама.

― Когда? Этой ночью.

― Да замолчишь ли ты? Накаркаешь! ― бросила тетка.

Молодой человек замолчал, но через день он узнал о смерти матери; она умерла ровно в полдень.

Все это лишь прелюдия к отношениям, которые Хоум должен был завязать с духами.

Некоторое время спустя после смерти матери, около 10 часов вечера, уже лежа в постели, он услышал тройной стук внизу, у своей кровати, потом еще три удара и еще три. Он никак не отозвался, но голос ему сказал:

― Это ― духи.

Он не сомкнул глаз всю ночь. Утром лежал бледный и утомленный; через несколько недель началось кровохарканье. Тетка звала его выпить чаю, но вместо того, чтобы пить чай, он сидел, грустно поддерживая голову обеими руками.

― Что с тобой? ― спрашивала тетка.

Он не осмеливался ей про это сказать; помнил, какое нехорошее воздействие оказали на добрую женщину два признания ей такого рода, которые он сделал.

Вдруг он слышит стук по столу, распрямляется и слушает. Его тетя слышала то же, что и он, и не было сил хранить молчание дальше.

― Что это такое? ― спросила она.

― Это ― духи, ― робко ответил молодой человек.

― Но и вы тоже, в вас вселился дьявол? ― спросила тетя.

Это вы тоже имело право быть высказанным.

Незадолго до этого две девушки по фамилии Фокс наделали много шуму в провинции, будучи во власти стучащих духов. Только их духи удовлетворялись стуком в них самих и никогда, подобно духам Xоумa, не поднимали столы, не передвигали мебель, не играли самостоятельно на фортепьяно, не делали руки горячими или холодными.

― Увы! ― ответил подросток на вопрос: «Вы тоже, в вас вселился дьявол?» ― Я про это ничего не знаю, но вот что со мной случилось минувшей ночью.

И он рассказал о том, о чем до сих пор молчал. Как только рассказ был окончен, тетка взяла перо и бумагу и послала за тремя священниками: баптистом, методистом и пресвитерианцем. Те прибыли вместе в три часа после полудня.

― В вас, что ли, вселился дьявол? ― спросил баптист.

 Подросток ответил:

― Не знаю.

― Что вы предприняли, чтобы изгнать дьявола?

― Ничего, ― ответил совсем перепуганный подросток.

Тогда, видя, что он дрожит, к нему подошел пресвитер.

― Во всяком случае, успокойтесь, дитя мое, ― добро сказал он; ― если даже в вас дьявол, то не вы же его пригласили.

― Во всяком случае, ― сказал баптист, ― помолимся, чтобы его изгнать.

И трое священников обратились к молитве, но во время молитвы, после каждой фразы из нее, духи стучали, словно в насмешку над священниками. После молитвы, убедившись, что духи попались упорные, баптист решил обратиться к ним с вопросами. Уже имея опыт такого общения с духами девиц Фокс, он знал, как провести опрос. Вот что было предпринято, чтобы расспросить духов.

Если вы никогда не снимали с них следственных показаний, дорогие читатели, то научитесь, как это делать. Скажите потом, что мои книги не поучительны.

Если допрашиваемый дух отвечает одним ударом, то это означает нет. Если он отвечает тремя ударами, то это означает да. Если он отвечает пятью ударами, то это значит, что он просит азбуку. Когда просит азбуку, то это значит, что он хочет говорить. После этого собеседник духа задает вопрос и одну за другой называет буквы алфавита.

Он доходит до буквы, нужной духу для набора фразы, и раздается стук. Записывают на бумаге указанную букву. Так, буква за буквой, составляется фраза. Это ― ответ на заданный вопрос. Вопрос за вопросом, ответ за ответом, и получается полный допрос. Когда дух в хорошем настроении, ему предлагают карандаш, и он соглашается расписаться.

Вернемся к вопросам отца Мозеса; баптистского священника звали Мозес.

― Здесь ли душа моего отца? ― спросил он.

Послышался удар; то есть нет, как мы уже сказали, если следовать демоническому словарю.

― А душа моего брата? ― продолжал священник.

― Нет, ― повторил дух, стукнув еще раз.

Затем дух произвел пять ударов, прося азбуку и показывая таким образом, что, в свою очередь, намерен кое―что сказать. Заклинатель называл буквы по алфавиту и через пять минут работы получил следующий ответ:

― Как ты осмеливаешься спрашивать, есть ли тут души двух живых людей? Душ твоего отца и твоего брата здесь нет, потому что они живы, но души твоей матери и твоей сестры здесь.

И в самом деле, сестра и мать пастора умерли.

Заклинатель задумал смутить духа, спросив его:

― Как их звали?

Дух назвал обеих по именам, данным при крещении, и по фамилии. Священнику этого было довольно; он ретировался, уведя двух своих собратьев и заявив, что немощен, против подобных странностей.

Вы представляете себе, какой шум в городе вызвал этот сеанс. Священники, за исключением пресвитерианца, повсюду говорили, что в юного шотландца вселился бес, а для американцев видеть дьявола в обличье шотландца было захватывающим спектаклем. Просили показать молодого одержимого, предлагали заплатить за то, чтобы его увидеть; выстраивались в очередь перед дверью. Если бы тетка Хоума сумела воспользоваться случаем, то она разбогатела бы. Но нет; она была женщиной болезненной, нервной, беспокойной; она заупрямилась, заперла дверь и осталась бедной.

С появлением или, скорей, манифестацией духов молодому человеку стало лучше, кровохарканье прекратилось. Это улучшение было отнесено на счет демона. Тетка предпочла бы видеть, что болезнь продолжается; для нее племянник умер, ушел к дьяволу с его духами. Ясно, что в доме не было больше ни минуты покоя: воцарилась нескончаемая сарабанда ― пляска стульев с креслами, кроватей со столами, совков с каминными щипцами, жаровен с кастрюлями. Дьявол вселился не только в несчастного Хоума, но еще во всю мебель и утварь. Однажды утром тетка объявила, что не в силах больше этого выдержать и в тот вечер выставила Хоума за дверь. Чтобы сыграть шутку с духами, она сделала это на ночь глядя, когда дождь лил как из ведра.

Изгнанный теткой из дому, подросток попросил гостеприимства у соседа по имени Эли. Тот пожалел и впустил его; его и его кортеж. Первую ночь духи, которые, несомненно, боялись быть снова выставленными за дверь, вели себя довольно спокойно. Но со следующего дня не смогли удержаться, и кавардак возобновился. Мистер Эли решил удалить своего гостя в деревню. Подросток был совершенно пассивен; зависимый от других, он и не мог никак проявить собственной воли. Позволил поступить с собой, как было угодно, и уехал в деревню.

Там он провел месяц в окружении духов, живя в фамильярном, никем не нарушаемом общении с ними. Однако это положение farnient (итал.) ― ничегонеделания тяготило подростка или, вернее, молодого человека, ибо среди всего этого он достиг своего совершеннолетия. Он хотел чем-нибудь заняться, постараться помогать другим, развить в себе известную ловкость. Он понимал, что положение, в каком находится, не для него.

Эли, покровитель, направил его к мистеру Грину, своему другу в штате Нью-Джерси. Там он провел пару месяцев: пляска столов от него отвязалась, но оставалось состояние сомнамбулизма. И он решил переменить атмосферу, попросил у мистера Грина рекомендательные письма; тот вручил ему письмо к мистеру Карингтону, в Нью-Йорке.

В Нью-Йорке он познакомился с профессором-шведенборгистом. Нужно ли мне, дорогие читатели, рассказывать вам, что сам Шведенборг ― из Германии или, вернее, жил в Германии и умер в 1772 году ― глава знаменитой секты, мало того, религиозной секты, которая имеет отделения в Лондоне и в Америке? Профессор Бушер ― так звали шведенборгиста ― возымел желание сделать из Хоума священнослужителя своей религии. Хоум попытался, но вскоре отступил за отсутствием призвания.

Тем временем он получает письма от одного знаменитого нью-йоркского врача; этот врач предлагает ему лечь к нему на лечение. Хоум соглашается.

В своем качестве врача, новый хозяин Хоума был неверующим. Духи не захотели, чтобы их горячо любимое дитя оставалось у скептика, и увлекли его в Бостон. Там Хоум начал давать сеансы. Поскольку он решил, что в него вселился дьявол, это была самая скромная выгода, какую он мог извлечь из вселения дьявола. С этого времени заявила себя огромная популярность, которая следовала за ним повсюду. Чтобы его увидеть, съезжались изо всех уголков Америки, и бог знает, сколько у нее таких уголков на площади 277 тысяч квадратных лье. Скоро молодой человек понял, что больше не нуждается ни в чьей поддержке, и что его рекомендация заложена в нем самом. Но в разгар успеха возобновилось кровохарканье. Хоум консультировался у лучших медиков Европы, и они порекомендовали ему поездку в Италию. Покинуть Америку было слишком ответственным решением, чтобы Хоум осмелился его принять, не посоветовавшись с духами. Привлеченные к консультации, духи были одного мнения с врачами. Ну, и ничто больше не удерживало Хоума в Бостоне. Он простился с Соединенными Штатами, пересек Атлантику, коснулся Англии и в апреле 1855 года прибыл во Францию. Там он провел лето.

Сеансы очень утомили его, страдающего еще от того, каков он; он не обмолвился ни словом о своем могуществе и довольствовался изучением французского языка. Это было игрой, если иметь ввиду помощь духов-полиглотов; через пять месяцев Хоум говорил по-французски так, как говорит сегодня, то есть очень хорошо.

В сентябре он уехал во Флоренцию. Едва прибыл в город рода Медичи, как ему нанесла визит миссис Триллоп, известная туристка. Она пыталась его увидеть, когда он был проездом в Лондоне; но слишком страдающий Хоум от этого уклонился. Во Флоренции он чувствовал себя лучше и не видел никакой помехи принять миссис Триллоп.

Однажды, когда миссис Триллоп вошла к Хоуму, или, скорее, однажды, когда Хоум вошел к миссис Триллоп, у него не нашлось способа, чтобы защититься. Потребовались сеансы. Хоум, как никогда, достиг самого большого могущества, духи не оставляли его ни на минуту: один-два всегда были под рукой, куда бы он ни направлялся. Никогда султан в Константинополе, никогда шах в Исфагане, никогда раджа в Лахоре или Кашмире не удостаивались служения своих рабов с большей расторопностью и преданностью.

Хоум вершил нечто удивительное у мадам Орсини, дочери Григория Орлова, ― постоянно, и у очаровательной мадемуазель Венцель, чего я, к глубокому сожалению, не видел. Я знал обеих: в то время у них были самые милые дома во Флоренции; обеих уж нет.

Мадам***, женщина прекрасного воспитания, добрый гений французов, пошла по их стопам и заняла их место, не принуждая забыть о них и без того, чтобы они забыли о ней. У нее духи творили чудеса. Это доказывает, что духи любят сердечных людей. Они поднимали столы, устраивали для стульев и кресел стиплчез ― скачки с препятствиями, играли на фортепьяно двумя руками без корпуса и, наконец, вещь самая экстраординарная, заставили дух отца написать своей дочери следующие пять слов:

«Моя дорогая Антуанетт… Григорий Орлов».

И это почерком, настолько похожим на почерк покойного, что один его друг, которому показали запись, не колеблясь, признал знакомую руку.

Но во Флоренции опасно слишком предаваться чудесам; свидетель тому Савонарола, кто был заживо сожжен за то, что позволил себе чересчур увлечься подобными занятиями. Хоуму дали понять, что святая инквизиция начала им интересоваться, и он уехал в Неаполь с графом Александром Браницким.

Граф не боялся духов; не сомневаюсь, что он вообще не боялся ничего на свете. Он только что бесстрашно отправился в Африку убедиться, не испугается ли львов. У меня будет случай рассказать о его матери, мадам Браницкой, в связи с Потемкиным ― ее дядей. Его мать жива еще, слава богу, и от нее самой я слышал рассказ о смерти на краю рва фаворита Екатерины Великой, накрытого голубой шинелью.

Итак, Хоум уехал в Неаполь с графом Александром Браницким. Но, уезжая, не избежал наказания; сначала банкир, к которому у него было кредитное письмо, отказал ему в деньгах. Потом восстал народ, что давно не рвал на куски и не видел растерзанного на части колдуна, этот добрый флорентийский народ, и это от него ускользало. Три дня народ осаждал виллу Коломбаю, где жил Хоум. И нужен был, по меньшей мере, граф Браницкий, чтобы вынудить снять осаду. Возможно, если хорошенько рассудить, это было не заслугой графа Браницкого, а работой духов. Когда человека ставят в безвыходное положение, нужно его выручать; не трудно быть умным, когда позволяют провести себя, как дурака.

Правда, духи почти покинули Хоума. Через шесть недель после его приезда в Неаполь,10 февраля 1856 года, они объявили ему, что вынуждены, к великому сожалению, удалиться. Куда они делись? Об этом они не сказали ни слова: это было их тайной; предупредили только, что вернутся к нему 10 февраля 1857 года. Хоум использовал их временное отсутствие, чтобы отправиться в Рим и стать католиком. Он не был, как следует, осведомлен о вере своих компаньонов и был не прочь с ними вместе испить немного святой воды. Очевидно, если бы его духи были злыми ― клевретами, посланными сатаной, то они не сохранили бы власти над католиком, какую обрели над протестантом. Однако же его заставляло верить, что духи ― добрые, то обстоятельство, что всякий раз, когда он советовался с ними по религиозным вопросам, они отвечали: «Молитвы, молитвы, молитвы!» В итоге однажды в Риме он пообщался с верховным изгонителем духов ― с папой. Хоум испросил аудиенции у Пия IX.

Пий IX слыхал толки о шотландском чародее; принял его по первой же просьбе, лишь поставил ему условие: прибыть в Ватикан в сопровождении священника. Хоум явился не только в сопровождении священника, но доктора богословия ― преподобного Тальбо.

Как-то в присутствии его святейшества преподобный Тальбо рассказал о власти Хоума над столами, стульями, фортепьяно, над мебелью вообще. К несчастью, Хоум потерял свое могущество и не сумел предоставить возможности святому отцу судить о реальности этих чудес. Святой отец дал ему поцеловать распятие, сказав:

― Вот наш святой престол; станьте как можно ближе к нему, и вы спасены.

Здоровье Хоума поправилось во время путешествия по Италии, и он вернулся во Францию с графом Браницким. Там, на улице Мадам, он жил очень уединенно и видел только польское общество.

К декабрю слава о чудодействах Хоума в Италии распространилась по Франции, его затребовали ко двору. Хоум ответил, что обретет свою силу только 10 февраля 1857 года и, следовательно, до той поры не помышляет о выступлении, поскольку не может уподобиться охотнику, который отправляется прочесывать заведомо пустые кусты.

Через некоторое время он обратился к отцу Равиньяну. Поведал ему свою историю. Отец Равиньян выслушал его со вниманием, затем:

― Вы были одержимы дьяволом, дитя мое; ― сказал он ему, ― но, слава богу, вы теперь католик; не рассказывайте больше об этом.

Хоум покачал головой:

― Я знаю моих духов, ― возразил он, ― это шотландские духи, очень настырные; они мне сказали, что вернутся 10 февраля, и вернутся.

― Предадимся 9-дневному молитвенному обету, ― сказал отец Равиньян.

― Я очень этого хочу, ― ответил Хоум, который, все еще боясь поссориться с духами, был бы не прочь от них избавиться.

Организовали 9-дневный молебен. Последний его день приходился именно на столь страшащее 10 февраля. И хотя 9-дневка заканчивалась, Хоум провел день в молитве.

В 11 часов вечера 10 февраля Хоум ложится спать; в полночь бьют настенные часы. Но еще не затих их 12-й удар, как застучали духи, не в дверь, ― это бы ничего, им не открыли бы и все ― но в обычном для них месте: в подножье кровати. Духи были настолько рады вернуться в свое прежнее обиталище, что бесновались всю ночь. Хоум не сомкнул глаз. С рассветом он послал за отцом Равиньяном, который тут же примчался.

― Все в порядке, дитя мое? ― сходу спросил он.

― Все в порядке, отец, ― ответил Хоум безнадежным голосом. ― Они вернулись.

― Могу ли я их услышать?

Достойный проповедник еще не высказал до конца свое пожелание, как духи, словно они почитали за честь ему услужить, начали тарабанить справа и слева, по паркету и потолку.

Отец Равиньян не мог этому поверить.

― Кто-то сидит в соседней комнате, ― сказал он.

Он пошел посмотреть в комнату справа, потом ― в комнату слева. Комнаты были совершенно пусты. Он обратился к молитве, но стало еще хуже. Всякий раз, когда он поминал бога, духи стучали сильней.

― К несчастью, я должен вернуться к себе, сын мой, сказал отец Равиньян; ― но прежде, чем удалиться, я вас благословлю.

Хоум опустился на колени, отец Равиньян его благословил. Но то ли в удовлетворение духов праведных, то ли во гнев духов адовых, в момент благословения стук удвоился. Осенение крестом, казалось, вывело их из себя. Отец Равиньян вышел. Едва заклинатель-проповедник оказался за дверью, как доложили о месье маркизе де Бельмоне ― камергере императора.

Месье де Бельмон прибыл узнать, вернулись ли духи, как они это обещали. Ему достаточно было лишь довериться слуху, чтобы убедиться в их присутствии. Он слышал их стук везде: по всем столам, стульям, креслам и особенно по кровати. У Хоума не было больше мотивов для отказа отправиться ко двору. Рандеву с ним было назначено во дворце Тюильри. И оно состоялось вечером 13 февраля.

Оставим Хоума у подножья парадной лестницы.

С легкой руки Данжо современного нам двора, пошло гулять то, что произошло на этих незабываемых сеансах, о которых столько и так по-разному судачат, и которые навели императрицу на мысль удочерить юную сестру Хоума. Хоум, человек популярный, герой дня, человек необходимый, человек желанный, был, покамест, самым несносным человеком в мире. На следующий день после выступления в Тюильри, блистательного во всем, что было показано, вновь появился аббат Равиньян.

― Все в порядке, сын мой? ― спросил он Хоума.

― Все в порядке, отче, ― ответствовал Хоум безнадежным голосом, ― я могуществен как никогда!

― Не надо было ездить в Тюильри.

― Разве я мог отказаться?

― Там вами обуяла гордыня.

― Пожалуй, так; признаю. Сомневались, и я захотел доказать.

― Вам нужно запереться и не открывать никому, кем бы он ни был, не слушать и не слышать.

― Невозможно. От этого я сойду с ума.

Отец Равиньян ушел, на все махнув рукой. Он перестал разбираться в том, что происходит, если только не происходило чего-нибудь сверхъестественного. После него прибыл граф де Комар. Это был большой друг графа Браницкого, шурин принца де Бово. Он посоветовал послать за другим священником. Хоум послал за аббатом де Г…