Помоги проекту - поделись книгой:
Максим вечно спешит. Говорит он быстро и много, всегда делает несколько вещей одновременно, не выносит стоять в очереди. Он хочет «оптимизировать» свое время. Его напряжение и нервозность всегда заметны. Максим — классический представитель так называемого типа А. Уже более тридцати лет назад было установлено, что такие люди чаще болеют гипертонией и больше подвержены риску инфаркта.
Впрочем, сейчас, похоже, постоянное ощущение нехватки времени перестало быть главным фактором риска. Гораздо опаснее неприязнь, цинизм и недоверчивость, нередко испытываемые людьми, принадлежащими к типу А. Ведь когда Максим злится на кого-то в супермаркете за то, что тот слишком медленно выкладывает на кассе покупки из своей тележки, это пагубно сказывается на его сердце, поскольку такие эмоции могут стать причиной повреждения стенки артерий. В тот самый миг, когда он говорит жене: «Уж если твой брат звонит, наверняка ему опять от нас что-то нужно», — он уменьшает защитную силу своих иммунных клеток, препятствующих образованию раковых опухолей. Результаты сорока пяти исследований показали, что риск преждевременной смерти у наиболее агрессивных людей на сорок два процента выше, чем у тех, кого не так просто вывести из себя[25]. При этом причиной смерти могут стать не только сердечные заболевания, но и другие болезни, в том числе и рак. Еще одно исследование было проведено со студентами-медиками[26]. Выяснилось, что наиболее раздражительные из них в пять раз больше подвергаются риску инфаркта в последующие сорок лет, чем те, кто легко сохраняет невозмутимость.
Несмотря на то что раздражительность — фактор риска гораздо более весомый, чем высокий уровень холестерина или гипертония, врачи не очень склонны уделять ей внимание. И еще меньше готовы с ней бороться. Это напоминает недавнюю историю с неправильным питанием и курением: раньше врачи нечасто говорили с пациентами на эти «личные» темы. Ведь это затрагивает наши привычки, которыми мы дорожим настолько, что предпочитаем считать, будто они могут быть опасны только для других. А изменить себя, если недружелюбие и недоверчивость глубоко укоренены в характере, — неужели это возможно? В это трудно поверить, и тем не менее да. По моим наблюдениям, одним из самых эффективных методов является групповая терапия. Соприкосновение с болью других людей, с их страхами, а кроме того, с их подлинными чувствами, с их ранимостью и, наконец, с их достоинством прекрасно воспитывает в нас доброжелательность к ближнему. На этих занятиях, как редко где еще, с людей спадают их маски. А когда другой человек без маски, его, оказывается, очень трудно ненавидеть и даже презирать. Одно американское исследование показало, что краткий курс групповой терапии, проведенный с личностями типа А, сокращал на пятьдесят процентов риск наступления смерти в течение пяти лет после инфаркта[27]. Такого эффекта не удавалось достичь ни одним лекарством. Так что если, томясь в пробках или стоя в очереди, вы слишком часто ощущаете, как накатывает волна злости, подумайте о том, почему бы не поработать над собой, пока злость не сотворила свое пагубное дело.
Праздник комплиментов
Я люблю комплименты. Люблю и слышать их в свой адрес, и говорить сам. Жизнь коротка, и не стоит пренебрегать любой возможностью доставить удовольствие друг другу. Но как часто мы стесняемся говорить комплименты и еще большую неловкость испытываем, принимая их.
Например, если я скажу Марии, что мне нравится ее платье, она с напускной скромностью ответит: «Да ну, обычное платье, ничего особенного» — и этим словно увеличит расстояние между нами. Анна на подобный комплимент отреагирует горделиво (а может быть, она просто смущается и не знает, что ответить): «Еще бы, это Chanel!» — и опять мои слова проскользнут мимо. А Белла спрячется за своей вечной иронией: «Ты небось тоже хотел бы носить такие платьица?» К счастью, есть те, кто умеет принимать похвалу. Комплимент должен быть как маленький праздник, который мы отмечаем вместе. Но для этого нужно приоткрыть свою защиту, не бояться стать чуть уязвимее. Ведь человек, который рассказывает мне обо мне самом, становится мне ближе!
Если я похвалю сад своей знакомой, она ответит: «Как я рада! Я с ним столько возилась и очень его люблю. Мне так приятно, что ты тоже чувствуешь такие вещи». Когда я говорю о том, что мне доставляет удовольствие, а другой, в свою очередь, доверительно делится со мной своими чувствами, взаимодействуют наши эмоциональные центры. Об этом говорится во всех исследованиях по коммуникации: чтобы получить настоящее удовлетворение от общения, надо, чтобы в нем участвовали эмоции[28]. Пока мы находимся в пространстве эмоций, мы искренни и не кривим душой. Эмоция, подобно эху, летает некоторое время между нами, от одного к другому. Так две гитары вторят друг другу, откликаясь на музыкальную фразу и отвечая ей.
Сколько раз мне приходилось слышать сожаления: «Мой отец умер, а я так ни разу ему и не сказал, какую важную роль он играл в моей жизни!» Или: «Мой муж никогда не говорит, что он ценит то, что я для него делаю».
Лично мне в этом смысле повезло с учителем: хоть я и получил всего один урок в жизни — зато какой!
Моя бабушка была очень волевой и сдержанной и мало говорила о себе. Но в самые трудные минуты моего детства она всегда оказывалась рядом. И вот, уже взрослый, я пришел повидаться с ней — мы оба знали, что жить ей оставалось недолго. В белой рубашке, со спокойным лицом, она была такой красивой! Я держал ее руки в своих и говорил, как много она сделала для того мальчика, который теперь вырос. Конечно, я плакал, не зная, как совладать со слезами. А бабушка сняла пальцем с моей щеки одну слезинку, показала ее мне и улыбнулась: «Знаешь, для меня твои слова и слезы — как драгоценные жемчужины…»
Это было наше последнее празднование.
Джоггинг как терапия
Соня готовилась к экзамену в аспирантуру. Двадцативосьмилетняя девушка жила одна, по вечерам никуда не выбиралась и с грустью думала о том, что так и не встретила своего мужчину. Собственная жизнь представлялась ей пустой, и она уже не надеялась, что что-нибудь изменится. Главным удовольствием были сигареты — в день она выкуривала по три пачки…
В таком депрессивном состоянии Соня пребывала уже два года, не желая прибегать ни к помощи психолога, ни к таблеткам. Однако она сразу согласилась на предложение своего врача поучаствовать в исследовании психотерапевтического воздействия джоггинга: участникам эксперимента предстояло бегать три раза в неделю по двадцать-тридцать минут, по одному или в группе. На первой встрече с инструктором Соня недоумевала: неужели он действительно думает, что она, курящая по три пачки в день, последний раз занимавшаяся физкультурой в четырнадцать лет и с десятком килограммов лишнего веса, это выдержит? Тем не менее она внимательно слушала его советы: сперва скорее семенить, чем бежать, совсем маленькими шажками, чуть наклонившись вперед и не слишком поднимая колени. Главное — не ускорять темп. «Чтобы вы могли разговаривать или петь, но не свистеть», — уточнил инструктор. При малейших признаках одышки замедлить движение, перейти на ходьбу, но идти чуть быстрее, чем обычно. Главное — не допустить ни боли, ни усталости.
Цель первых пробежек — преодолеть полтора километра, не важно, за какое время. При этом как можно большее расстояние необходимо было пройти семенящим шагом.
С этим заданием Соня справилась с первого же раза, что принесло ей чувство легкого удовлетворения. Через двадцать один день, занимаясь джоггингом три раза в неделю, она уже с легкостью могла пробегать трусцой в своем ритме дистанцию в два, а затем и в три километра.
Через полтора месяца она чувствовала себя заметно лучше: стала энергичнее, хорошо спала и гораздо реже предавалась размышлениям о своей несчастной судьбе. Курила она, разумеется, уже меньше. Американские ученые из Университета Дюка[29] сравнили результаты лечения депрессии джоггингом и антидепрессантом золофт. После четырех месяцев терапии все пациенты чувствовали себя одинаково. Лекарство не давало никакого преимущества по сравнению с джоггингом. Зато по истечении года налицо была существенная разница: более трети пациентов, принимавших золофт, опять впали в депрессию, в то время как девяносто два процента джоггеров чувствовали себя прекрасно!
Другое исследование[30] показало, что физические упражнения помогают не только тем, кто молод и у кого хорошее здоровье. На пациентов в депрессивном состоянии в возрасте от пятидесяти до восьмидесяти лет быстрая ходьба (не бег) по полчаса три раза в неделю по истечении четырех месяцев оказала такое же воздействие, как и лечение антидепрессантом.
Когда надежда исцеляет
С диагнозом «СПИД» Филипп прожил десять лет.
В то время, когда врачи нашли у него болезнь, метода тритерапии[31] еще не существовало. Тем, кто спрашивал Филиппа, что именно он делает, чтобы на протяжении многих лет так успешно сопротивляться болезни, он честно отвечал, что принимает натуральные пищевые добавки, тщательно следит за питанием и регулярно занимается спортом… Все так и было, пока на одном из врачебных осмотров умудренный опытом профессор не заметил: «С сожалением должен вам сказать, что у меня было немало пациентов, которые ежедневно делали примерно то же самое, что и вы, но сегодня все они уже мертвы. Я полагаю, что не позже чем через год болезнь, к несчастью, вас одолеет».
Действительно, не прошло и года, как Филиппа не стало — он не нашел в себе сил сопротивляться безапелляционному приговору.
Говорят, жрецы вуду своими заклинаниями способны сжить человека со свету в течение суток. Некоторые верховные жрецы современной медицины не столь скоры на расправу, но их слова действуют не менее эффективно.
Я вспоминаю опыт, проведенный полтора десятка лет назад в одной из французских лабораторий: двум крысам подсаживали раковые клетки, а потом подвергали их воздействию электрического тока. Лишь одна из крыс имела возможность избежать удара, нажав на рычаг. Выяснилось, что в ее организме происходила мобилизация иммунной системы, чтобы контратаковать и уничтожить раковые клетки. Вторая же крыса быстро падала духом, ее клетки, ответственные за иммунитет, оказывались парализованы, и рак через несколько недель уже давал метастазы.
Мне кажется, то же произошло и с Филиппом: он умер, когда ощутил, что больше ничего не может сделать, чтобы избежать «ударов», наносимых болезнью. Известно, что рак быстрее развивается у тех, кто больше подвержен стрессу — неотъемлемой составляющей нашего существования. (Кстати, именно поэтому участие в группах общения многим пациентам значительно продлевает жизнь.) А что может быть сильнее, чем стресс человека, «точно» узнавшего, что надежды на выздоровление у него уже нет!
Не так давно профессор Кеннет Коул из Сан-Франциско доказал, что в организме тех, кто не справляется со стрессом, вирус СПИДа активно распространяется, даже несмотря на тритерапию. Напротив, тем, кто способен сохранять спокойствие при любых жизненных испытаниях, это новое лечение помогает гораздо больше — в их крови содержание вируса оказалось в четыре раза ниже[32].
Но кто расскажет об этом людям? Почти каждую неделю я слышу от пациентов о том, как онкологи выносят им приговор, не подлежащий обжалованию. Такие вердикты объявляются с полнейшей уверенностью — так, будто бы статистика имеет силу закона. Напротив, об исследованиях, подобных проведенному профессором Коулом, никто и никогда не упоминает. А ведь для пациентов такие сведения жизненно важны! Признаюсь: мне самому случалось допускать подобные ошибки. Я думаю, врачи боятся дать пациенту ложную надежду больше, чем рассказать ему о возможности худшего исхода. Но, чтобы защитить себя от этой современной версии вуду, людям необходимо знать, что именно они могут сделать, чтобы помочь себе, — знать об этом больше, чем их врачи. И для начала — научиться верить своему телу, надеяться на него больше, чем это готова позволить нынешняя медицина…
Доброта — это всегда хорошо
Когда я преподаю психотерапию ДПДГ своим коллегам-психиатрам и психологам, я всегда специально подчеркиваю, что терапевт должен не только в совершенстве владеть техникой, но и быть внимательным к потребностям пациента. Подать коробку с бумажными платками, когда у человека на глаза набегут слезы, раньше, чем он начнет искать ее взглядом. Говорить с ним мягко, ободрять его, когда старая, глубоко скрытая боль вдруг прорывается и перехватывает горло. После эмоционально нагруженного сеанса убедиться, что пациент способен вести машину, а если это не так, то оставить его у себя еще на какое-то время. В завершение я говорю, что надо просто быть «добрыми», потому что чем больше доброты мы проявляем к своему пациенту, тем лучше будет результат. И вдобавок никакого риска нежелательных побочных эффектов: еще никто никогда не жаловался на то, что к нему были внимательны! И все же у доброты в психотерапии репутация не очень хорошая. Каждый раз, как я высказываю такую рекомендацию, я слышу в ответ, что выбрал неправильное слово. «Доброжелательности вполне достаточно, — говорят мне. — Доброта — это уже как-то глупо!» А ведь речь идет именно о доброте. Потому что доброта сама по себе является средством терапии. Мощным средством, в том числе — а может быть, даже особенно? — вне терапевтического контекста.
Последнее упражнение, предлагаемое в конце курса групповой терапии по калифорнийской методике, показалось мне поначалу несколько смешным. Надо было приклеить скотчем на спину восьми участникам и двоим терапевтам (одним из которых был я) по листу белой бумаги, чтобы потом каждый написал там, что, по его мнению, является самым большим достоинством этого человека. После трех месяцев занятий с этой группой я знал, что не каждый и не ко всем относится хорошо. И тем не менее это упражнение имело огромный успех. Просто потрясающе, как нам удается найти что-то позитивное в человеке, даже если мы не стремимся с ним подружиться! Еще более удивительно, какой эффект это производит, — когда человеку говорят о его достоинствах! При расставании у всех участников перехватывало горло от благодарности. Доброта сделала свое дело. И это превосходный пример того, как свое дело должны завершать мы.
В своей удивительной книге о смысле жизни[33] австралийский психиатр Роджер Уолш рассказывает похожую историю, случившуюся в 1960-е годы. В одном особенно проблемном классе учительница использовала технику листка на спине, чтобы попытаться изменить отношения между детьми. Каждый унес из школы домой свой листок, на который учительница сама переписала комплименты, чтобы они остались анонимными. Глупо? Смешно? Может быть. Спустя годы эта учительница попала на похороны одного из своих учеников, погибшего на войне во Вьетнаме. К ней подошла мать этого парня и произнесла: «Вы помните то письмо, которое дали Марку? Он в тот вечер повесил его у себя над кроватью. Так вот, это письмо было во внутреннем кармане его формы, когда он погиб. Я хотела сказать вам спасибо за то, что вы для него сделали…»
Почему у всех нас нет с собой такого письма?
Наш организм любит правду
Жанна несчастна в браке, но предпочитает не говорить об этом с мужем — лучше делать вид, что все в порядке. Эдуард знает, что отходы завода, которым он руководит, отравляют воду; он изо всех сил старается, чтобы правда не вышла наружу, но сам переживает. Таня уже тридцать лет скрывает ото всех, что ее отец когда-то приехал в страну нелегально. Она боится, что ее друзья и коллеги станут к ней хуже относиться. Александра сама врач и часто выступает в прессе в качестве эксперта; два года назад у нее обнаружили рак, но она не хочет, чтобы об этом стало известно, поэтому лечится втайне ото всех. Один из самых тяжелых стрессов для лабораторных обезьян — перемещение в другую клетку: животное оказывается в новой группе, где социальный статус надо завоевывать заново.
Человек в этом смысле, как обезьяна: он тоже держится за свое место в стае и не хочет рисковать. Нам трудно не подстраиваться под ожидания окружающих. Даже когда мы страдаем от того, что наша роль в обществе не соответствует — или перестала соответствовать — нашим жизненным ценностям и устремлениям, освободиться от социального давления все равно тяжело.
Еще Аристотель говорил о процессе «самоосуществления» человека. Для него каждое живое существо — как зерно, которое должно стать неповторимым растением. Поэтому каждый человек должен дойти до конца пути собственного развития и реализовать все то, что в нем заложено. Спустя две с половиной тысячи лет Абрахам Маслоу, замечательный психолог-гуманист, стоявший в 1960-е годы у истоков психологии личностного развития, занялся изучением людей, которые чувствуют себя счастливее других. Как и Аристотель, он пришел к выводу, что они лучше «актуализованы», то есть дальше продвинулись в осуществлении своего «Я». Главное, они приняли себя такими, какие есть, а потом обратили этот свой дар на других[34].
Профессор Стив Коул из университета Сан-Франциско (США) показал: наше тело хочет, чтобы мы принимали себя. В течение пяти лет он наблюдал более двухсот гомосексуалистов. К последней фазе исследования выяснилось, что у тех, кто скрывает свою ориентацию, втрое чаще встречаются онкологические заболевания и серьезные инфекции. Многие авторы приходят к заключению, что нашей иммунной системе для оптимального функционирования нужно ощущать, что мы живем в согласии с собой, что мы «настоящие», даже если рискуем не угодить той группе, к которой принадлежим[35].
Мы все живем в масках, чуть-чуть притворяясь или полностью скрывая свое лицо. Но смелость быть собой, похоже, является частью самой жизни и встроена даже в наши клетки. И каждому предстоит ответить на вызов, который бросает нам природа.
Покончить с болью
Анна рожала, и боль была невыносимой. Анестезиолог посмотрел на нее и с раздражением произнес: «Но вам же сделана эпидуральная анестезия, вам не может быть больно!» Для этого врача то, что говорила Анна, было не так важно, как то, что он мог объективно измерить. Интересно, что бы он подумал про такие заявления, если бы сам находился на акушерском кресле?.. Я вспоминаю, как меня однажды вызвали к постели больного с терминальной стадией рака. Жить ему оставалось несколько месяцев. Меня попросили его посмотреть, потому что он говорил, что хочет выброситься из окна, чтобы покончить со всем этим поскорее. Ему автоматически поставили диагноз «депрессия». Когда я пришел к нему, первое, что мне сказали, что он совсем не спит, потому что всю ночь мучается от боли. Тех доз морфия, которые он получал последние несколько недель, уже не хватало, чтобы снять боль. Он так боялся, что дальше будет еще хуже, что не видел иного выхода, кроме самоубийства.
К моему большому удивлению, оказалось непросто убедить интернов, работавших в отделении, увеличить пациенту дозу морфия. «Но ведь с такими дозами, — говорили они мне с некоторым испугом, — он может умереть!» Так что же, лучше было продлевать его страдания, чтобы продержать в живых лишние несколько недель, даже если в этой ситуации он предпочтет самоубийство?
Когда эту альтернативу представили больному и его родственникам, никто из них не колебался. Он сам предпочел прожить свои последние недели и встретить смерть, не испытывая боли. Вопрос самоубийства больше не вставал.
Сегодня половина тех пациентов, которые умирают в больнице, испытывают боль «от умеренной до сильной» — такие результаты показало обширное американское исследование[36]. Как такое возможно, когда у нас есть терапевтические средства, способные облегчить боль? Просто врачи пока еще зачастую опасаются обезболивающих препаратов. Им страшно, что пациент сделается токсикоманом, что бывает менее чем в одном проценте случаев, а иногда они еще и боятся ускорить смерть и так уже умирающего пациента. И наконец, они гораздо больше верят «объективным» показателям (температуре и т. д.), чем таким субъективным симптомам, как боль.
Где же решение? Доверять пациентам и позволять им направлять себя. В больнице они должны иметь возможность получать такие дозы обезболивающих, которые представляются им необходимыми. Исследования показывают, что когда пациенты получают контроль над своими обезболивающими, они используют их не в большем количестве, чем когда им приходится просить их у своего врача. И при этом пациенты определенно довольны![37] Да, это правда, существует риск — очень небольшой, — что пациенты откроют для себя искусственное наслаждение, даруемое наркотиком, и после окончания лечения им снова этого захочется. Но я, со своей стороны, всегда предпочитал этот риск другому: оставить страдать того, кто доверился мне, своему лечащему врачу.
Внимание, чистая энергия
Александр уже минут пять разговаривает со своей сестрой по телефону. На столе перед ним, как обычно, стоит включенный компьютер, и когда в разговоре возникает небольшая пауза, он (как обычно) не может удержаться от соблазна просмотреть свою электронную почту.
В конце концов они прощаются, брат кладет трубку… и тут начинает ощущать некоторое беспокойство: он осознает, что на самом деле из рассказа сестры почти ничего не запомнил, да и почту так толком и не прочитал.
Почему так произошло?
В 1990 году американский психолог Михай Чиксентмихайи описал состояние человека, связанное с переживанием так называемого «потока» (феномен поглощенности деятельностью; по-английски —
Что же он обнаружил? Оказалось, что если мы не заняты какой-либо «внешней» деятельностью (то есть погружены исключительно в собственные чувства и размышления), то почти всегда сами собой к нам приходят мрачные мысли! Вот почему мы, оказывается, всегда стремимся чем-то «занять мозги». Мы просматриваем почту и при этом болтаем по телефону, ужинаем и при этом смотрим телевизор, слушаем новости, одновременно купая детей…
Но было и другое открытие, сделанное по результатам того же исследования. Оказалось, что удовольствие несомненное, настоящее мы получаем лишь тогда, когда наше внимание полностью поглощено чем-то одним: увлекательным разговором, приготовлением любимого блюда, фильмом, который нас захватил целиком. То есть жизнь для нас приобретает вкус лишь тогда, когда наше внимание не рассеивается, не разбрасывается между несколькими делами.
Человеческое внимание — это энергия в ее чистом и подлинном виде. Оно благотворно преобразует все, на что мы можем его обратить. Пожалуй, лучше всего это знают животные и дети — намного лучше нас, взрослых! Чего прежде всего желает ребенок, когда зовет своих родителей? Больше, чем в пище, тепле или материальных благах, он нуждается в нашем внимании. И, получив его, он купается в его потоке, как в солнечных лучах. Мы сами того же ищем и в любви: весь мир исчезает, когда внимание двоих поглощено друг другом — глаза в глаза…
Наше внимание стоит очень дорого: несомненным тому доказательством является тот факт, что любой грамотный рекламодатель тратит огромные деньги на то, чтобы им завладеть. Все баннеры, афиши и рекламные клипы словно кричат нам: «Посмотрите на меня, обратите внимание!» Впрочем, все мы далеко не в полной мере осознаем, каким богатством на самом деле обладаем. Ведь мы способны волшебно преобразить каждое мгновение своей жизни, всего лишь наполнив его вниманием, словно алхимик, обращающий в золото свинец. Самые великие терапевты прошлого обладали исключительной способностью полностью сконцентрировать свое внимание на другом человеке, и тем самым преобразить его. Зигмунд Фрейд, Карл Р. Роджерс, Милтон Г. Эриксон, Франсуаза Дольто… Это о них вспоминают знавшие их люди: «Взгляд этого человека был таким сильным, пронзительным, будто он видел меня насквозь».
Но согласитесь, ведь и мы сами, даже не обладая терапевтическим талантом этих великих людей, можем воспользоваться нашим богатством прямо сейчас: обратить чистую энергию своего внимания на какого-то одного человека или на что-то одно, что нам действительно важно. Разве трудно начать с малого: не читать, к примеру, почту, разговаривая по телефону?
Что остается в нас друг от друга
Маленький детеныш обезьяны, разлученный со своей мамой, забился в угол клетки. Он тоскливо смотрит на сотрудников зоопарка, которые его обследуют…
Так же, как и он, мы крайне остро реагируем на разлуку с теми, кого любим. Иногда она может причинить нам гораздо больше страданий, чем физическая боль. Однако разлуки неизбежны, долгие или короткие. А порой — навсегда…
Кончины, разводы, отъезды, расставание с друзьями на лето или с детьми на каникулы. Увы, нас почти не учили прощаться. Кто-то, желая спрятать чувство неловкости, говорит: «На вокзал не приду — терпеть не могу прощаний!» Другой нарочито обрывает разговор: «Ну все, пока! Давай без сантиментов, ладно?» И наконец, есть те, по сути самые отважные из нас, кто плачет, не умея совладать со своими слезами.
В книге «Маленький принц» Лис по-иному начинает смотреть на пшеничное поле, когда замечает, что цвет его спелых колосьев напоминает светлые кудри ребенка, ставшего ему другом. А дальше Сент-Экзюпери описывает их расставание: «Так Маленький принц приручил Лиса. И вот настал час прощанья.
— Я буду плакать о тебе, — вздохнул Лис.
— Ты сам виноват, — сказал Маленький принц. — Я ведь не хотел, чтобы тебе было больно, ты сам пожелал, чтобы я тебя приручил…
— Да, конечно, — сказал Лис.
— Но ты будешь плакать!
— Да, конечно.
— Значит, тебе от этого плохо.
— Нет, — возразил Лис, — мне хорошо. Вспомни, что я говорил про золотые колосья»[39].
Действительно, самым печальным при расставании с теми, кто нам дорог, было бы как раз отсутствие печали! Ведь это бы означало, что вместе мы не пережили ничего важного. Так что, как показал Лис, существует замечательный способ прощаться. Достаточно рассказать о своей печали и о том, что остается в нас, с нами от другого человека. Простой способ убедиться в том, что связь между нами прочна и способна превозмочь пространство и время. Когда Кристина прощается с маленьким сыном, отправляя его на месяц к отцу, она напоминает ему, что любовь по-прежнему будет соединять их: «Конечно, нам будет немного грустно от того, что мы с тобой не вместе. Но когда ты будешь скучать обо мне, просто вспомни, что я тебе говорю, когда хочу утешить». — «Ты говоришь: „Я тебя люблю“». — «Ну конечно! Вот видишь, я всегда буду с тобой, в твоих мыслях, а ты будешь в моих». Кристина интуитивно пришла к знаменитому методу, предложенному американским психотерапевтом Милтоном Эриксоном. Заканчивая курс терапии, он говорил пациенту, которому отныне предстояло самому справляться с жизненными трудностями: «Просто помните, что мой голос всегда будет с вами…»[40]
Уверенности можно научить(ся)
Лиза сидит в уличном кафе и держит на руках своего двухлетнего сына. К ней подходит продавец цветов и предлагает купить розы. Малыш в замешательстве — он вопросительно смотрит на мать. Та не хочет общаться с торговцем и отодвигает свой стул. Мальчик тотчас начинает плакать.
Соня с пятилетней дочерью, почти уткнувшись носом в прутья клетки, разглядывают обезьян. Вдруг одна из них спрыгивает со своей ветки и начинает колотить в заграждение у них над головой. Девочка с испугом оглядывается на мать. Соня хохочет. Девочка — тоже.
Нас переполняют страхи. Мы боимся пауков, лифтов, самолетов, туннелей, пустоты, мостов… Но откуда берутся эти страхи? Может, это всего лишь проявление в нашей современной жизни архаичных генетических установок: наши гены запрограммировали нас таким образом, чтобы мы избегали опасных насекомых, замкнутых пространств, пропастей?
Все обезьяны, выросшие в естественных условиях, боятся змей. Вероятно, это помогает им выжить. Однако лабораторные обезьяны, не жившие на воле, абсолютно не реагируют на присутствие живой змеи, независимо от того, опасна она или нет… Значит, их страх нельзя считать генетически запрограммированным. В университете Висконсина (США) исследователь Майкл Кук продемонстрировал интересное явление. Обезьяны, которые никогда в жизни не пугались змей, очень легко начинают их бояться — для этого им достаточно увидеть, как их боится другая обезьяна. Причем хватает одного-единственного примера[41].
Подобно обезьянам, мы все научились от наших родителей, братьев, сестер, друзей, чего следует бояться, даже если сами никогда не подвергались подобным опасностям.
И к счастью, мы можем точно так же научиться уверенности. В самом начале своей первой беременности Катя стала посещать курсы подготовки к родам, которые ей посоветовала подруга. Она надеялась хоть немного облегчить свое беспокойство по поводу того, что через ее влагалище должен будет появиться на свет младенец… Но она не подозревала, что ей предстоит открыть в самой себе. С группой пришла поговорить женщина, которая родила троих детей без анестезии и обезболивающих таблеток. Катя, которую заворожила эта история, решила попробовать повторить опыт этой женщины. В оставшиеся месяцы беременности она общалась с матерями, которые имели подобный опыт, и готовилась к родам, как к марафонскому забегу. В день родов одна из этих женщин все время была рядом с Катей. Когда схватки, казалось, уже охватили каждую клеточку тела, она посоветовала Кате думать о них как о волнах, которые проходят сквозь нее и подгоняют к берегу маленькую лодку с ее драгоценным пассажиром. Катя ухватилась за этот голос, прониклась его спокойствием. Он давал ей уверенность, необходимую, чтобы побороть страх. Роды прошли прекрасно, а Катя ощутила в себе силу, о существовании которой до этого дня даже не догадывалась. Уверенность в себе, как и многое другое, жизнь может подарить нам в самый неожиданный момент.
Наша слабость и сила отчасти определяют нас самих. Они не даются нам с рождения. В значительной мере мы усваиваем их от тех, кто нас окружает. Потом, в свою очередь, мы передадим их тем, кто, глядя на нас, пытается лучше понять мир, в котором предстоит жить. Мы — плод множественных воздействий нашего окружения, частью которого мы являемся и на которое влияем сами. И каждому из нас есть смысл постараться как можно реже порождать вокруг себя чувство страха и как можно чаще — чувство уверенности.
Запах любви
Майкл — известный в Нью-Йорке психотерапевт. Ему сорок пять лет, и он недавно развелся с женой. Как психолог, он понимает, насколько важно мыслить позитивно, и поэтому говорит: «Я на пути от одного романа к другому».
Человек рациональный, но в глубине души романтик, Майкл снова хочет влюбиться. Я спрашиваю его, как то, что он узнал о мужчинах, женщинах и их бурных взаимоотношениях, может помочь ему в его выборе? Почему мы влюбляемся? «Это очень просто, — отвечает Майкл. — Понять, сможет ли человек, к которому мы испытываем интерес, стать тем, кого мы полюбим, можно по трем признакам. Конечно, ошибка не исключена, и эти признаки не гарантируют того, что мы вместе состаримся. Но они указывают на то, что двое, по всей вероятности, смогут вместе прожить отрезок жизни, в котором будет и страсть, и нежность…»
Я понятия не имел, что в этой области можно быть настолько уверенным в чем бы то ни было, но я уважаю Майкла за талант психотерапевта и вдумчивое отношение к человеческой природе, так что слушаю дальше. «Прежде всего, — продолжает он, — не нужно обманывать себя по поводу влечения, которое мы испытываем к другому. Действительно ли он кажется нам по-настоящему привлекательным? Хотим ли мы смотреть на этого человека, прикасаться к нему, быть с ним рядом? Или у него есть недостаток, который нам мешает, постоянно режет глаз? Улыбка, которая кажется нам фальшивой, неприятная манера есть, резкие жесты.
Конечно, влечение — не любовь, но это серьезный задел. Потом нужно выдвинуть более существенные требования. Нравится ли нам ощущать его кожу, приятен ли вкус его тела и, самое главное, его запах? Это очень важно, потому что запах не изменится. Можно пытаться обмануть себя, игнорировать свою физиологическую реакцию, но в любви за все всегда приходится расплачиваться!»
Действительно, я припоминаю одно исследование, показавшее, что у некоторых разновидностей клещей, которые почти всю свою жизнь проводят в паре, обоняние развито настолько, что они могут учуять партнера на расстоянии нескольких сотен километров… Если нечто похожее присуще и нам, если
Мне хочется верить, что именно этот последний признак имеет самое непосредственное отношение к любви. Но я думаю, что Майкл прав, и не следует, вероятно, пренебрегать глубинными рефлексами нашего «животного» мозга…
Гибкость против стресса
Лина работает пресс-атташе в крупном издательском доме, и порой ей кажется, что телефонная трубка уже буквально приросла к ее уху. Авторы обижаются на недостаток внимания к ним, журналисты сердятся, что не попали на презентацию, а стажерка ушла, не сделав ксерокопии срочного пресс-релиза… Звонит
Увы, как выясняется, такой булимический способ обращения со стрессом — накапливать усталость и напряжение до предела, а затем за несколько дней все сбрасывать — неэффективен. И хуже того — опасен. Оказывается, именно при таком хроническом накапливании стресса и тревог наносится вред нашему телу: у нас снижается настроение, засоряются артерии, повышается артериальное давление, гибнут нервные клетки. У нас ухудшается концентрация внимания и память, мы набираем лишний вес, а на лице появляются морщины[42]. Именно из-за хронического стресса ослабляется иммунная система, и мы становимся более уязвимыми не только перед лицом простуд, но и, без сомнения, рака. Выходит, все решает не то, как мы отдыхаем, а то, как обычно проводим свои дни…
Вот Анна справляется со стрессом иначе. Она медсестра, и ее помощь требуется одновременно многим, и конечно же, всегда немедленно. Однако улыбка не сходит с ее лица. Как будто ей удается окунуться в стресс на несколько минут, когда необходимо, а затем вынырнуть из него, «не замаравшись». Как показали недавние исследования, люди с таким типом реакции быстрее восстанавливают свое эмоциональное и физиологическое равновесие[43]. Они владеют разнообразными техниками, которые позволяют сначала с головой погрузиться в какое-то дело, а затем с легкостью выйти из него. Эти люди более «гибкие», они подобны тростнику из басни, который гнется, но никогда не ломается[44].
Итак, чтобы избавиться от стресса, не стоит ждать отпуска, лучше принимать меры сразу. Усвоим естественные реакции «гибких» людей: они быстро замечают охватившее их напряжение и немедленно отлаживают свои внутренние системы. Как в упражнении йоги: дыхание замедленное и глубокое, плечи расслаблены, шея выпрямлена; внимание сосредоточено на легкости, с которой воздух движется в груди.
Еще один способ восстановить внутреннюю гармонию — вспоминать о чем-то приятном. Вот как раз для этого, наверное, и нужны выходные и отпускные дни: воспоминания о счастливых моментах, которые мы в них проживаем, помогут нам восстановиться потом, когда отдых будет позади.
Помочь себе, помогая другим
Когда в возрасте лет пятнадцати я объявил отцу о том, что хочу заниматься медициной, он познакомил меня со своим другом детства — профессором Жаном-Луи Фанк-Брентано. В солидном кабинете парижской больницы Necker профессор показался мне воплощением самой медицинской науки: блестяще-красноречивый, порой суровый, но неизменно дружелюбный и полный душевной теплоты.
Всем своим видом он словно говорил: единственное, что в этой жизни имеет смысл, — это помогать тем, кто страдает. Расспросив о моих планах и мечтах, шутливо посетовав на то, что медицина стала слишком формальной, предупредив, что придется сдавать массу нелепых зачетов, в завершение он с улыбкой подытожил: «Вот увидишь — это лучшая профессия на свете!» Я потратил еще пятнадцать лет на то, чтобы понять, почему именно он был прав.
В тридцать лет, защитив диссертацию в области когнитивной психологии, я оказался на практике в одной из больниц. В первый же день я прописал обезболивающее больному раком, который неделями молча страдал от боли. Его улыбка — первая за долгое время — принесла мне счастья больше, чем все теоретические открытия и интеллектуальные победы, связанные с работой над диссертацией.
Слова профессора зазвучали для меня теперь по-иному, я прочувствовал их каждой клеточкой своего тела: исцеляя других, ты исцеляешься сам в самом глубоком смысле слова.
Об этом писал Спиноза уже больше трех сотен лет назад: «Всякий раз, делая добро другому существу, мы начинаем чувствовать себя лучше, потому что добрые дела укрепляют нашу природу»[45].
Сегодня наука знает, как именно это происходит: сердце бьется более ритмично, организм вырабатывает эндорфины (гормоны, оказывающие влияние на наше настроение), укрепляется иммунитет. Более того, оказывается, участие в благотворительных акциях, направленных на помощь ближним, приносит нашему здоровью больше пользы, нежели снижение холестерина в крови или отказ от курения![46] Это в равной степени относится и к заботе о животных и растениях. В рамках организованного в Гарварде (США) исследования[47] обитатели одного из домов престарелых получили по комнатному растению. Половина из них ухаживала за цветком самостоятельно, остальные доверили заботу о растениях обслуживающему персоналу. Позже выяснилось, что первые прожили в два раза дольше…
Одна моя приятельница, прекрасный кулинар, объясняет, каким образом она извлекает пользу из этого своего умения для себя лично. «Нет ничего лучше, чем готовить для других: во-первых, получаешь удовольствие, предвкушая, что именно мы вместе будем есть, во-вторых — в процессе самой еды, а в-третьих — потом, вспоминая, как все это было здорово…» Как и ей, большинству из нас становиться врачами совсем не обязательно. У каждого есть масса способов принести себе пользу: довольно лишь определиться, что хорошего мы можем сделать и для кого конкретно.
Поделиться книгой: