Америkа (reload game) - фрагменты романа

— По-русски будет правильно, — елейным голосом доложил Витька, — как в анекдоте: «хоть ты, барышня, одевай ту ночнушку, хоть надевай, — а все равно отымеют!»

— Похоже на то…

Парламентеров — британского и французского — они с Витькой повстречали ровно посредине дорожки, ведущей от пирса к конторе с выгоревшим компанейским флагом на фасаде. Условия сдачи оказались даже лучше, чем ожидалось: русским было предложено просто-напросто убираться к чертовой матери — с оружием, с развернутыми знаменами и барабанным боем, — освободив поселок для англо-французского гарнизона, который пробудет там до окончания войны между Коалицией и Российской империей. Начальник базы ответно проинформировал контрагентов, что ни одного русского, насколько ему известно, на Архипелаге не имеется вообще — есть только русскоязычные калифорнийцы; что во всей истории с арендой хавайской гавани, постройкой тут порта и его нынешней эксплуатацией Российская империя не поучаствовала ни единым мушкетом из своих арсеналов, ни единой подписью своих officials и ни единым рублем из государственной казны, и потому доля ее в здешних имущественных и неимущественных активах составляет строгий ноль; что все те активы находятся в безраздельном владении негосударственной Русско-Американской компании и попытка захвата арендуемой ею территории, со всем движимым и недвижимым имуществом, есть вопиющее беззаконие по нормам любой цивилизованной страны, сравнимое лишь с разбоем франко-британских флибустьеров в XVI веке; и что хотелось бы уточнить, кстати: верно ли Компания понимает, что ее договора с Ост-Индской и Гудзоновой компаниями о «взаимной нейтрализации владений» с этого момента денонсированы?

Парламентеры отвечали, что они офицеры, а не стряпчие, так что во всяких юридических закорючках не разбираются, и их сейчас интересует лишь одно: уйдут ли русские из поселка сами или их придется принудить к тому силой оружия?Штубендорф лишь головой покачал: он, к сожалению, лишен возможности принять великодушное предложение адмирала. Он, изволите ли видеть, немец, сиречь — человек дисциплины; в Русско-Американской компании, которой он сейчас имеет честь служить по контракту, портовые сооружения приписаны к Navy (ну, вроде как остров Вознесения был некогда объявлен «HMS — кораблем Его Величества», с тем, чтобы проводить содержание на нем гарнизона по флотской, а не по армейской статье бюджетных расходов); соответственно, на них — чисто формально — распространяются все требования русского морского устава 1720 года; а устав тот категорически запрещает экипажу оставлять корабль, не потерявший плавучести. Так что мы могли бы, без ущерба для чести, оставить свои оборонительные позиции, да! — но только если нам подскажут, как это вот плавсредство (тут лейтенант обвел широким жестом постройки в обрамлении пышной тропической зелени и даже для убедительности потопал армейским башмаком по черному вулканическому мелкозему дорожки) может дать течь и начать тонуть.

Парламентеры уважительно откозыряли и убыли восвояси (британец даже записал тот диалог в блокнотик, откуда он со временем перекочует на страницы лондонского «Обсервера» как иллюстрация «истинно тевтонской верности долгу»). Последовавшие часа два были предсказано шумны: с кораблей разглядели «окопавшуюся пехоту в количестве приблизительно трех сотен штыков» (это при том, что чучел и шляп в тех траншеях было чуть больше сотни), командующий французской морской пехотой полковник Леклерк патетически воскликнул, что «не поведет своих солдат на убой», и потребовал артподготовки, и… Ну а поскольку то Жемчужное, по предварительным договоренностям, после войны все равно должно было отойти лягушатникам, в состав ихней Французской Полинезии, британские канониры, не сговариваясь, решили в той артподготовке «ни в чем себе не отказывать».

По ходу дела кого-то из англичан осенила еще одна идея — подвергнуть поселок и порт ракетному обстрелу. Дело в том, что эскадру Прайса в избытке снабдили снятыми недавно с производства ракетами Конгрива, от которых следовало теперь так или иначе разгружать британские арсеналы. (Ракетное оружие сейчас, после полувекового увлечения им, снимали с вооружения во всех европейских армиях как не оправдавшее надежд; это было весьма обидно, так как дальнобойность последних моделей Конгрива превысила 3 километра, а русских моделей Константинова — приблизилась к 4-м: почти вдвое выше, чем у гладкоствольной артиллерии. Однако крайне малая прицельность оказалась неустранимым дефектом этого оружия, и странного визитера из Азии сейчас активно выпроваживали в отставку.) Было нечто весьма символичное в этом сочетании: последний в истории поход боевых парусных кораблей, вооруженных последними боевыми ракетами, — а дальше от всего этого останутся лишь яхты да фейерверки…

Но, как бы то ни было, для залповой стрельбы по площадям — например, зажигательными зарядами по городу — та «бесствольная артиллерия» годилась вполне. Конечно, в Европе использовать столь варварские способы ведения войны было уже как-то не с руки, но вот в колониях — почему бы нет?.. Короче говоря, через небольшое время вся панорама была густо-густо заштрихована дымными следами ракет, а на берегу возник с десяток очагов пожара, которые стали затем сливаться между собой, и пламя охватило большую часть поселка. Команда адмиральского флагмана настолько увлеклась этим аттракционом, что едва не просмотрела поспешающую к нему паровую канонерскую лодку под сине-белым Хавайским флагом, несущую на фоке еще и радужный штандарт местного королевского дома.

Отдали швартовы, и на палубу прекратившего стрельбу «Абукира» поднялась престранно выглядящая парочка: высоченный красавец-абориген в безупречно сидящем европейском мундире и парадном головном уборе из птичьих перьев и насупленный коротышка в цилиндре и при огненно-рыжих бакенбардах.

— Кронпринц Каланихиапу, генерал от артиллерии, — отрекомендовался абориген на превосходном французском. — А это — мистер Сэмюель Симпсон, консул Соединенных Штатов Америки. С кем имеем честь?

Командующий эскадрой представился по всей форме. О том, что Хавайское королевство уже почти полвека ведет модернизацию на европейский манер, быструю и довольно успешную, адмирал был наслышан, однако повстречать в этом тропическом лупанарии паровые канонерки и генералов от артиллерии он все же не ожидал (проклятье, куда смотрит Форинофис и разведслужба Ост-Индской компании?!). Еще меньше ему понравилось присутствие тут американского консула — и скверные предчувствия его ни капельки не обманули.

Кронпринц начал с того, что с ледяной вежливостью попенял командующему за нарушение правил поведения в гостях: если бы тот начал свою хавайскую экспедицию с протокольного визита в правительственные учреждения Королевства в Хонолулу, то не оказался бы в прискорбном неведеньи относительно важных перемен, происшедших в мире за время его похода. Хавайское королевство, изволите ли видеть, объявило недавно о своем Вечном нейтралитете. Гарантами того нейтралитета и хавайской независимости стали Соединенные Штаты Америки, Мексика, Русско-Американская и Нидерландская Ост-Индская компании; соглашение это, кстати, открыто для подписания, и ничто не мешает присоединиться к нему и Французской империи с Соединенным королевством и Британской Ост-Индской компанией. Суда стран-гарантов получают право захода в хавайские порты, сами же страны обязуются оказать коллективную помощь, вплоть до военной, вооруженным силам Королевства при отражении любой агрессии: ни один иноземный солдат отныне не может ступить на землю Архипелага.

Так что сей прискорбный инцидент (тут принц небрежно кивнул на догорающий поселок) — это еще не casus belli, но уже на самой грани. Поскольку такого безрассудства, как прямое вторжение на хавайскую территорию, вы — хвала Всевышнему! — все же избегли, наши вооруженные силы не имеют пока формальных оснований вмешиваться в чрезвычайно печалящий нас конфликт между нашими добрыми друзьями — британцами и калифорнийцами… Правда, ваша эскадра умудрилась уже уничтожить американскую собственность на чудовищную сумму (тут он вновь кивнул на пожарище), но эту проблему вам надлежит решать в двустороннем порядке — с консулом Соединенных Штатов, о-кей?

— Какая тут еще американская собственность, семь якорей мне в задницу?! — выпучил глаза адмирал, продемонстрировав, что легендарная британская невозмутимость имеет все же пределы.

Коротышка в бакенбардах тут же и растолковал ему — какая, причем речь его состояла на две трети из юридического сленга (коим англосаксы умеют описывать окружающий мир не менее виртуозно, чем русские — матом). Опустим детали, оставим суть: Русско-Американская компания, следуя тропкой, натоптанной уже Трансатлантической пароходной компанией Абакумовых, продала принадлежащие ей портовые сооружения и все прочее недвижимое имущество Жемчужного некой «Американо-Русской компании», зарегистрированной в том же, что и у Абакумовых, штате Нью-Джерси, славном своими традициями затейливых офшорно-отмывочных бизнес-схем; собственником учрежденной за 48 часов до той продажи АРК является анонимный консорциум — наверняка совпадающий на сто процентов с Советом директоров РАК; продажа несомненно фиктивная, однако все в рамках закона, а оформлением и юридическим сопровождением сделки занималась сама адвокатская контора Sullivan&Cromwell (кто те Салливан и Кромвель, адмирал, конечно, понятия не имел, но по придыханию и воздетому указательному персту консула догадался, что в его, адмиральских, понятиях это должно звучать примерно как «Нельсон &Хорнблауэр»).

В общем, ребята, заключил консул, попали вы тут — конкретно, и хорошо, если только на бабки: уж и не знаю, какую предъяву за этот вот беспредел (кивок в сторону пожарища) выкатит правительство Соединенных Штатов правительству Ее Величества — но крайними по-любому выходите вы… Ну вот что у вас, у британцев, за понты такие: чуть чего не по-вашему — сразу за ствол хвататься? Вели бы себя по понятиям, как говорено: перетерли бы сперва с пацанами, с крышей (кивок в сторону кронпринца) — глядишь, и развели бы углы… Благодарите Бога, что реального ущерба Компании вы не нанесли, скорее наоборот — так что особо волну гнать на вас они не станут; по-хорошему — так они вам еще и проставиться б должны…

Адмирал извлек из себя лишь словозаменительное вопросительное междометие. Консул с удовольствием пустился в объяснения. Оказывается, вся недвижимость нью-джерсийской компании АРК была сразу застрахована на умопомрачительную сумму; главная же фишка этой сделки — американские страховщики (явно получившие от АРК инсайдерскую наводку — но ничего ведь теперь уже не докажешь…) успели оперативно перестраховать свои консолидированные риски… в Англии! Так что АРК на этом артобстреле здорово разбогатела, американский страховой бизнес не потерял ни цента — а часть вторая Мерлезонского балета ожидается в доброй старой Англии: ведь выплаты по страховке Жемчужного грозят такие, что это поставит на грань банкротства пару-тройку солидных компаний с репутацией. И тем просто ничего не остается, кроме как в судебном порядке переводить стрелки на Royal Navy: реальным-то виновником происшедшего, как ни крути, являетесь именно вы, адмирал, — ласково припечатал консул, — с вашими поспешными и некомпетентными действиями. И, честно говоря, мало сомнений, что по возвращении в Лондон именно вас и назначат в козлы отпущения — и адмиралтейское начальство, и британское общественное мнение… 

11 

Паровая канонерка под хавайским флагом осторожно пришвартовалась к изрядно побитому ядрами, но все же устоявшему пирсу Жемчужного. Один из пассажиров канонерки — высокий, в мундире — ловко спрыгнул на известковые плиты покрытия, не дожидаясь, пока матросы установят трап; второй — низенький, в жилете и цилиндре — предпочел все же дождаться: опасался, видать, «расплескать чувство собственного достоинства». Бросив прощальный взгляд на вытягивающуюся из гавани эскадру (командующий Прайс сухо известил своего соправителя Депуанта, что не имеет приказа Адмиралтейства открывать военные действия против Хавайского королевства, союзного нынче Соединенным Штатам, так что ежели мсье контр-адмирал желает продолжить операцию по захвату Жемчужного, то действовать ему надлежит сугубо самостоятельно, от лица одной лишь Французской империи; на том все и кончилось — «впредь до получения новых инструкций»), пассажиры направились к высыпавшим уже им навстречу защитникам базы — чумазым, как черти, но не претерпевшим — слава Всевышнему! — потерь в личном составе.

Со Штубендорфом кронпринц Каланихиапу обменялся крепким рукопожатием, а с Витькой — обнялся как старый кореш: «Здоров, Виктуар!»  — «Привет, Коля!»; засим обоим компаньерос был представлен новоприбывший американский консул, мистер Сэмюель Симпсон — «Можно просто Сэм, рад знакомству, парни, много о вас наслышан!»; переминающийся уже с ноги на ногу смуглый рядовой состав чинно поприветствовал представителей дружественных наций и стремительно убыл в увольнительную, в соседний поселок Уайкики— распускать павлиний хвост перед девками, соря свежевыплаченными боевыми.

— Все ведь, все, — дурашливо причитал Витька, сопровождая гостей к чудесно пощаженному ядрами и ракетами плетеному бунгало на морском берегу, — все, что было нажито непосильным трудом! Причалов — три, конторских зданий — три, амбары — три… действительно ведь три, чтоб мне лопнуть! Сухой док…

— …Три! — подсказал принц.

— Не, три дока — это перебор… Мы же честные бизнесмены, верно, Сэм? Ну, в смысле всего прочего, по списку?

— Да не вопрос! — хмыкнул тот. — Я-то любые ваши предъявы подпишу — бумага, она все стерпит. Все равно оплачивать весь этот банкет предстоит королеве Виктории — ну, заложит, накрайняк, свой волшебный чепчик…

— Эй, вы это бросьте! Что еще за три конторы, какие, к дьяволу, три причала?.. — вскинулся было Штубендорф, но осекся, остановленный довольной Витькиной ухмылкой: в этот раз любимое начальство-таки купилось!

Вообще-то с чувством юмора у того был полный порядок, просто на темы любви и смерти немец шутить еще может, а вот про сплутовать в отчете — нет, это святое! Ну так — за то ихнюю германскую нацию и ценят нарасхват по всему миру…

— Да, похоже у вас тут и вправду сгорело все... нажитое непосильным трудом, — пробормотал консул, разглядывая вблизи устрашающий пейзаж позади бунгало.

— Ну, все ж таки не совсем все: выпивку вот уберегли, — успокоил того начбазы, ловко сервируя на плетеном столике роскошный натюрморт, не посрамивший бы лучшие портовые кабаки от Вальпараисо до Акапулько. — Джин, виски, ром? — льда, к сожалению, предложить не можем: весь растаял в процессе ракетного удара…

Сдвинули стаканы — за знакомство. Витька — балаболка — поведал в красках, что ощутил себя сегодня истинным Нероном, любующимся на подожженный им Рим; да и вообще он, похоже, — Нероново перевоплощение, вот, кто не верит — и развернулся в три четверти на манер бюста, гордо вскинув подбородок в ореоле растрепанной рыжей бороды. (Борода та чуток обгорела справа, пока они на пару с Иоганном, в промежутках между залпами, выколупывали тот чертов второй флаг из тлеющих развалин конторы — от арапов-то проку никакого, — и как он едва не рехнулся от ужаса, юркнув от засвистевших вокруг осколков обратно на свое насиженное местечко в траншее и наткнувшись там на неразорвавшееся 48-фунтовое ядро от бомбического орудия, по немыслимой траектории впечатавшееся, дюйм в дюйм, в место, покинутое им за минуту до того, и разметавшее в железные брызги оставленный им у стенки штуцер; это ведь мне чудо Господь явил, чего ж тут не понять-то?) Принц меж тем, наивно округлив глаза, принялся уточнять: а при чем тут Рим, Нерон ведь сжег Москву — ну, в 12-м году, разве нет? Витька успел уже набрать воздуха в легкие для отповеди «всяким слезшим с пальмы», когда сообразил: на сей раз купился он сам, стыд головушке… Разлили по второй.

— Вы, чувствуется, давно дружны, джентльмены? — полюбопытствовал Симпсон, последовательно чокаясь с принцем и Витькой.

— Да порядком… Вместе учились в Петроградском университете, на инженерном, только он закончил, а я вот — так и не доучился: завербовался как-то из любопытства в рейс в Южные моря, увидал здешних девушек, ну и все — пропал для опчества… Ну что, джентльмены, — по-моему, самое время выпить за любовь!

За любовь выпили с удвоенным энтузиазмом. Отсюда разговор плавно перешел на многообразные преимущества полинезийских женщин перед европейскими — ну о чем еще поболтать четверым мужикам за стаканом доброго самогона? Принц поведал, что его дедушка, объединитель Архипелага Камеамеа Великий, к христианской вере вообще относился весьма прохладно и миссионеров, в отличие от всемерно привечаемых им европейских военных инструкторов, крайне не любил (есть их он, правда, решительно возбранял — аргументируя для подданных это тем, что они «неприятны на вкус и, возможно, даже ядовиты»), однако царя Соломона искренне числил за исторический образец для подражания — особенно по части его семисот жен и трехсот наложниц; всем ведь известно, что он и объединение Хавайев затеял исключительно затем, чтоб прибрать к рукам… скажем так… гаремы поверженных warlords. Американец слушал открывши рот и, похоже, всему верил; во всяком случае, когда он спросил: «А велик ли ваш собственный гарем, принц?», непохоже было, что он шуткует.

— Гхм-гхм… — едва не поперхнулся ромом кронпринц, генерал от артиллерии и прочая, и прочая. — Вообще-то, Сэм, я православный… по старой вере к тому же. А насчет гарема — любопытная идея, поделюсь сегодня со своей Аленадмитривна, думаю, ей понравится! Приглашаю вас в четверг на ужин — у нас как раз будет британский консул, запеченный в банановых листьях, — вот вы с ней там как раз и обсудите кандидатуры одалисок…

— Ах, ну да, у вас ведь супруга — русская…

—Калифорнийка, из Новой Сибири. Она тогда как отрезала: «Хоть и люб ты мне, Коля, а за некрещеного я никак не могу, даже и не упрашивай» — ну и вот…

— О!.. А как приняла вас семья леди?

— Ну, как… Как обычно принимают зятя из понаехавших! Представляюсь по всей форме: так, мол, и так — звать Каланихиапу, по здешнему — Коля, царский сын с островов Елизаветы, инженерный факультет Петроградского университета, жить не могу без вашей Аленадмитривна, так что благословите, батюшка с матушкой, и все такое. Матушка, Катеринаматвевна, — в слезы: «Это ж в Южные моря, страсть-то какая, они там, сказывают, по сию пору людей едят!» А батюшка, Димитриспиридоныч, на меня и не глядит даже, только пальцем своим корявым, лесорубским, в мою сторону тычет да бороду топорщит: совсем, мол, девка от рук отбилась, вот они — ваши каникулы у столичных тетушек, срам сплошной, и кого нашла себе, нет, кого нашла — мало что арап, так еще и нехристь, а копни поглубже — так небось и людоед в придачу! Ну что вы такое говорите, батюшка, урезонивает его Аленадмитривна (она, между прочим, только снаружи мяконькая, а внутри там — ого-го, орудийная сталь…) — он православный, да и как бы я за нехристя-то, сами-то подумайте! Тут старикан меня впервые заметить соизволил и спрашивает — брюзгливо эдак и, чувствуется, с затаенной надеждой: «Правосла-авный,гришь?.. Никонианин, небось?» Но Аленадмитривнаи тут ему ни единого шанса не оставила: «Да как вы могли такое подумать, батюшка! Он по нашей, по старой вере — сам отец Никодим его и крестил. Ну и чего вам еще от человека надо — справку с печатью, что он людей не ест?»

Тут старикан малость поостыл и разговор повел в конструктивное русло. Ну ладно, ухмыляется, царство твое нам без интереса, тем более что там небось пара хижин под тремя пальмами, а лучше скажи-ка ты мне, анжанер, вот что: мы тута водовод затеяли, так нужно перейти ущелье, пролет у фермы двадцать две сажени, матерьял — сосновый кругляк плюс тяжи железные... Короче, выдает он мне задачку на Resistance des Materiaux! Мать честна, Аленадмитривна-то про отца говорила — «купец, купец», ну я и думал — merchant, купи-продай, а он-то — лесопромышленник, во всякой инженерии сечет с пол-оборота!.. Курс мостостроения нам тогда сам Журавский читал — по приглашению Лобачевского, и про расчеты своего Веребьинского моста излагал во всех деталях, но поди вспомни так вот, навскидку — чего там было про касательные напряжения? Но вспомнил, однако, все формулы — благо соображалка у меня как раз на экзаменах-то и включается на полную — и посчитал в первом приближении, и вроде даже в цифрах не сильно проврался… Дед похмыкал недовольно, но уже, чувствуется, дал трещинку, а тут еще и Аленадмитривна улучила миг, зашла с фланга, обняла его и расцеловала в обе щеки, ну и — махнул он рукой: «Ин ладно! Накрывай, Матвевна, на стол — знакомиться будем. Как бишь тебя — Коля? Водку-то пьешь?» — «А как же, — отвечаю, — особливо ежели под грибочки! Вот, помню, угощали меня как-то раз такими — рыжиками…» — «Ща сделаем!»

В общем, произвел я тогда на father-in-law вполне благоприятное впечатление. Он даже, как первый штоф осилили, к себе меня звал: «Слушай, на кой тебе то царство под пальмой? Ты же парень с головой, с образованием, за словом в карман не лазишь — значит, с людьми работать сумеешь. Давай к нам в Дом, инженером: через два года ты — начальник участка, через пять — Главный инженер, зуб даю! У меня ж на работников нюх…» Пришлось старика расстроить: «Вы же сами-то, Димитриспиридоныч, небось, не у тестя под крылышком карьеру ладили?» Тот только головой покрутил: «Тоже верно…»

Виктуар вон у нас шафером был на свадьбе. А приданого, между прочим, за Аленадмитривна дали — паровой фрегат с пушками Пексана, во как!

Витька понимающе хмыкнул. Лесопромышленники Евстигнеевы, из семьи которых происходила нынешняя хавайская принцесса (и — тьфу-тьфу-тьфу — будущая королева), были почтенным, чисто семейным (такое до сих пор иногда случается среди новосибирских староверов) Домом; в компанейской иерархии они вряд ли стояли выше третьей дюжины, и снарядить в одиночку паровой фрегат было им, конечно, не под силу. Корабль явно представлял собой неафишируемый дар Компании дружественному Королевству, которое вынуждено было всемерно подчеркивать свой нейтралитет, демонстративно избегая прямых военных союзов с иностранными державами. Все это, как он понимал, и привело в итоге к подписанию давно продавливаемого кронпринцем договора о Вечном нейтралитете Хавайев — единственно возможного варианта спасения для этой лакомой землицы. Как Коля умудрился протащить того брыкающегося и плюющегося верблюда сквозь игольное ушко Королевского совета — одному Богу ведомо, и Витек сейчас мысленно аплодировал талантам своего университетского друга.

(Спустя полгода в Уайкики к Витьке подсел в баре невзрачный человек, провяленный и прокопченный тропическим солнцем до полной утери национальной идентичности, и обратился к нему на чистейшем русском без следов акцента: «Кореш-то твой, принц Коля, совсем по беспределу пошел — нешто можно так вот британские антиресы чморить… Как думаешь, сколько ему теперь жить осталось: месяц али два — побьемся на бутылку?», шевельнув подбородком на стоящий перед Витькой недопитый вискарь. «Побьемся!» — согласно кивнул тот и, поудобнее перехватив за горлышко четырехгранную баклагу, обрушил ее на голову провяленного — да не на темечко, а поближе к виску, именно чтоб убить гада до смерти. Только вот бутылка свистнула по пустоте, рука Витькина оказалась перенятой в хитрый, дико болезненный захват, а провяленный продолжил, не сменив даже тона:

— Остынь, дурашка, и слушай меня теперь, как пророка Даниила, вещающего истину Господню. Фишка в том, что Компания — наша с тобой, в смысле, Компания — желает как раз, из своих собственных резонов, видеть и впредь твоего Колю живым и невредимым… ты бы, кстати, плеснул мне, для поддержания разговора меж приятелями, а то люди уже оборачиваются… Так вот: есть в стране Индии такая любопытная секта — туги-«душители», почитатели тамошней богини смерти, Кали; убивают эти ребята — во славу своей дьяволицы — много и постоянно, со вкусом и с выдумкой, нищих и раджей. Что туги те будто бы умеют летать по воздуху и проникать в запертое помещение сквозь замочную скважину — сомневаюсь, но про кучу всяких иных ихних умений, для европейца вполне сказочных, — свидетельствую со всей ответственностью. И вот последним рейсом к здешнему представителю Ост-Индской компании прибыли из Фансигара двое якобы старых его слуг: ребята из этих самых… Как полагаешь: с чего бы это и к чему бы это?

— Принц знает? — гулко сглотнул Витька.

— Узнает, когда и если это будет сочтено целесообразным, — отрезал провяленный. — Давненько, что ль, не давал советов мамаше по части варки борща?.. Да и не о принце у нас сейчас речь, а именно о вас, Виктор Сергеевич. Вокруг принца-реформатора — а вы, так уж сложилось, причислены молвой к его друзьям — становится крайне неуютно: высокие деревья, знаете ли, притягивают молнии, и Компания будет весьма огорчена, если одной из них ненароком убьет племянника досточтимого Саввы Алексеича… Убирались бы вы отсюда по добру поздорову, а, Виктор? Южные моря большие, а на Таити девки, сказывают, еще краше здешних…

— Это за кого ж вы меня считаете, а?.. Ладно, к делу: могу я вам помочь?

— Можете, — тяжело вздохнул провяленный. — Если будете держаться от всего от этого как можно дальше и не станете путаться под ногами у профессионалов.

— Ну, как знаете. Значит, придется мне — самому. Туги, стало быть…

— Ладно, — вздохнул провяленный еще горше (и с горечью этой, как сообразил позже Виктор, чуток даже переборщил). — Мы подумаем, как вас приспособить к делу — к нашему делу. А про тугов — забудьте и думать: это приказ. Вам такое слово, судя по вашей биографии, не знакомо ни в каком приближении, но если вы дорожите жизнью своего друга — да и своей собственной, между прочим, тоже, — придется выучить. Доступно?

— Вполне.

А через пару дней двоих служителей-индусов из представительства Британской Ост-Индской компании понесло за каким-то чертом прокатиться на каноэ; каноэ перевернулось, а плавать индусы, как выяснилось, не умели вовсе, такая вот печаль. Расследование — во всяком случае, официальное, полицейское — подтвердило: чистый несчастный случай. А Виктор, услыхав об утопленниках, ощутил вдруг тот же ледяной холод в желудке, как когда-то при виде развороченной 48-фунтовым ядром стенки окопа с отпечатком своего штуцера: только сейчас до него дошло как следует, что человек из разведслужбы Компании ни капельки не шутил и даже не сгущал красок.)

— Мы тут, между прочим, — продолжал тем временем принц, — вполне даже не чужды прогресса: послали намедни в Новотобольск, бабушке с дедушкой, фотографические портреты внуков. Вот ведь до чего современная техника дошла — уму непостижимо!

— Кстати, Сэм, о фотографии, — подал голос молчавший до сих пор Штубендорф, и консул тотчас отставил недопитый стакан, сделавшись сразу очень серьезным. — Вы тут удачно сказали, что «бумага все стерпит». Так вот, есть такая бумага, которая стерпит не все: фотографическая. У нас есть фотоизображения поселка, до и после бомбардировки; «после» — это в виде непроявленных пока фотопластинок, но не суть важно… Так вот, если бы вы заверили своей подписью и консульской печатью эти пейзажики— ну, в дополнение к текстовому описанию причиненного ущерба, — это было бы именно то, что надо.

— Любопытно… Я никогда не слыхал, чтоб фотографические изображения принимались судом в качестве доказательства, но, возможно, мы как раз и создадим прецедент! О-кей, джентльмены, я сделаю все, что в моих силах. Однако вы, надеюсь, не строите себе особых иллюзий: успех такого рода иска будет определяться не столько юридической безупречностью вашей позиции, сколько состоянием отношений между Соединенными Штатами и Великобританией: сейчас они, к счастью для вас, находятся близ точки замерзания, но если они вдруг потеплеют — или, наоборот, накалятся до грани настоящей войны…

— Ну, это-то понятно… Спасибо, Сэм, Компания будет вам весьма обязана.

— А можно тогда задать вам вопрос? Это, конечно, вовсе не мое дело, но… У меня сложилось впечатление, что если бы адмирала вовремя известили, что этот бережок облюбовал для своего гнездовья белоголовый орел, они, скорее всего, воздержались бы от бомбардировки. А вы загнали крысу в угол: Прайсу теперь светит трибунал, и спасти его может только крупный и быстрый успех, победоносная атака на калифорнийские города… Так вот, вопрос: может, этого вы как раз и добивались, а Pearl Bay— лишь пожертвованная в этом гамбите фигура?

— Я не могу ответить на ваш вопрос, Сэм. Я действительно не знаю, но даже если б и знал…

— Спасибо, Иоганн. Собственно, вы уже и ответили. 

*** 

От автора

http://afranius.livejournal.com/485873.html

Подробности -- тут: www.eskov-knigi.ru