Гардарика любовь моя

— Хорошо. Вот ключ от вашей комнаты. — Пластиковую карточку, дававшую доступ в жилые помещения, Алексей получить утром забыл. Сейчас она пришлась как нельзя кстати. Он быстро прошел в длинный одноэтажный барак, разделенный на одноместные ячейки. Шкаф для одежды со сменой белья внутри, кровать, тумбочка, стойка для оружия — и больше ничего. У входа Алексей нашел свою сумку, потом разыскал снабженца, который выдал ему дополнительный паек — плитку шоколада, сигареты, стограммовую пачку кофе, а также талоны на посещение бара. Все это вместе с душем заняло чуть больше времени, чем полчаса. Когда Соснов вошел в большое, полное голосов и табачного дыма помещение, его уже ждали.

В поднявшейся навстречу репортеру девушке осталось очень мало от знакомой ему сержантки. Устав разрешал носить иную одежду, кроме формы, по вечерам, и Тайра этим воспользовалась. Несколько мгновений Алексей смотрел на ее затянутое в тонкое шерстяное платье тело, остановившись на золотом кулоне в виде солярного знака — символа Гардарики. Только сглотнув внезапный комок, он встряхнул себя внутренне и, поймав небольшую, крепкую ладонь, поднес ее к губам.

— Спасибо… — Тайра неловко присела, изображая нечто похожее на реверанс. Увидев запаянную в фольгу плитку, она окончательно развеселилась. — Не стоило принимать мои слова настолько буквально.

— Я надеюсь, что от подарка вы все же не откажитесь. — Внезапно Алексей почувствовал себя неловко в чистой, но все же мешковатой полевой форме репортера, с плоской кобурой на одном боку и ножнами кинжала — на другом. Он невольно поправил черный форменный галстук и глухо стукнул резиновыми каблуками высоких шнурованных сапог. — Также как и от бокала мартини.

— Не откажусь. — Тайра опустилась обратно за маленький столик, предоставив кавалеру выбор напитков. Алексей осторожно ввинтился в очередь у стойки, с удивлением отметив, что руки чуть подрагивают. Несмотря на вполне брачный возраст, он все еще не был женат. Хотя дети у него, безусловно были — как и любой здоровый гражданин в возрасте до 35 лет, Алексей ежемесячно посещал центр забора спермы, формируя будущее страны. Он знал, что его услугами наверняка пользовались — в особенности полугражданки. Рождение ребенка путем искусственного зачатия от гражданине сулило им два месяца оплачиваемого отпуска и единовременное пособие в размере ста рублей — для них очень большая сумма. Многие шли на это, даже зная, что увидят младенца они только в роддоме — потом его передадут на воспитание государству. Гардарика нуждалась в полугражданах, особенно в тех, что воспитывались не биологическими родителями. «Грязную кровь разгоняют чистые мысли», — говорили о воспитанниках государственных детских домов.

Бокалы тихо зазвенели, когда Алексей поставил их на стол — не хрусталь, но все же достаточно хорошее стекло. Теперь он мог рассмотреть свою спутницу. Молодая, даже с учетом того, что девушки взрослеют чуть раньше. Видимо, путь ее был достаточно коротким — средняя школа, семь классов, потом, вместо колледжа — четыре года в училище сержантов, где учат почти тому же, но при этом еще выплачивают стипендию. А потом — работа на призывном пункте, далекая от боевых действий должность человека на посылках. Не втискивались в рамки нарисованного портрета только дорогая подвеска, устроившаяся как раз в вырезе платья и прямой шрам, идущий слева от края челюсти до уха. Впрочем, девушку он не портил, скорее, наоборот — без этой жестокой черты ее лицо казалось бы чересчур идеальным, чужеродным в милитаристском окружении.

Алексей глотнул мартини, чувствуя мягкое покалывание холодного напитка. За три месяца он успел забыть его аромат и легкое чувство опьянения, накатывающее почти сразу. Судя по осторожности, с которой его спутница приникла к трубочке, она пила его тоже не так уж часто. Делая второй глоток, Соснов вспомнил, где он видел подвеску, как у спутницы. Золотые диски с несколькими чуть изогнутыми лучами, заключенные в золотой же круг были главной наградой отдельной санитарной бригаде, женскому подразделению, занимавшемуся зачисткой неграждан во времена становления Гардарики. Тайра перехватила его взгляд, поняла, и чуть улыбнулась.

— Это бабушкин. Я, со своей глупостью, смогла заработать только это. — Пальцы скользнули по шраму на лице. — Мы отмечали выпускной в колледже, тогда я впервые набралась пива — еще бы, обмывали первую звезду. — Тайра чуть захмелела и, не замечая удивления собеседника, продолжила.

— Три малолетних дуры поспорили на то, кто пройдет через закрытую зону неграждан… Знаешь, я училась в Западно-Сибирске, там город имеет загон за забором, безо всяких полос отчуждения можно сунуться к негражданам… Еще несколько решили поддержать пари, и мы, едва накинув комбинезоны, ночью, перемахнули через изгородь.

Шли мы тихо, поодиночке. Я слушала шорохи по сторонам, знала, что там есть банды, которые ходят по зоне ночью. И когда рядом раздался крик однокурсницы, поняла, что рассказы о них — правда. Она почти ничего не успела сделать — ее ударили сзади по голове. Но напавшие не ждали, что подмога появится так быстро. У нас двоих не было огнестрельного оружия — таковы условия дурацкого спора, у меня — лишь подаренный отцом перед выпускным складной американский нож — знаешь, такая модель с серрейтором и паучком на клинке? Он такой легкий и острый… первый из них не успел ничего понять, когда клинок рассек горло, а вот потом началась свалка. Нас обоих спасла третья участница спора, которая, в отличие от нас, сжульничала и прихватила радиостанцию и свой восьмимиллиметровый «Аргумент»… Наутро три героини — одна в швах, вторая — под капельницей, третья — просто в слезах, слушали решение деканата о разжаловании в сержанты «за преступную неосмотрительность и нарушение правил передвижения». Отец бы меня выпорол за это, но вступилась бабушка. Она даже подарила мне свою подвеску, мол, в качестве компенсации за утраченное звание…

— Все обошлось. Может быть, к лучшему? — Алексей осторожно потрепал ее по руке. — Стала бы сейчас капитаном, может и не встретились бы… — Тайра тихо и грустно улыбнулась, словно не расслышав попытки сделать ей комплимент.

— Это мы узнаем не сегодня… пойдем? У меня комната побольше, чем достается резервистам. — Алексей придержал ее руку, притянул к себе, на мгновение приблизив губы к уху.

— Ты не обязана, если тебе не хочется… — Она удивленно освободилась.

— Я знаю… это в первый раз. — Чуть погодя Алексей с большим удивлением обнаружил, что действительно — в первый раз в ее жизни. С удивлением, потому что о свободных нравах сержанток среди резервистов и офицеров ходило немало популярных — и часто справедливых баек. Он осторожно отбросил спутанные светлые волосы с ее лица, и мягко коснулся уже чуть припухших губ.

— Спасибо. — Она, с уже дерзкой смелостью и невесть откуда взявшимся хозяйским напором ответила на поцелуй. Потом Тайра непонятным образом выскользнула и оказалась сидящей на нем. Глаза девушки — полные равнодушной теплоты ранее, словно ожили — сквозь остатки сладкой пелены проступали блики всепобеждающей жизни.

— Всегда пожалуйста. — Она уже не смущалась, поняв, что может требовать от человека, покорно лежащего внизу. Алексей осторожно погладил обнаженную кожу, и внезапно вздрогнул, натолкнувшись на рваный шрам на бедре. У него был такой же, но гораздо меньше — расплодившиеся после войны собаки часто нападали на людей, и потомки их продолжали это занятие даже десятилетия спустя.

— Бедная девочка… — Пальцы скользнули дальше и снова задержались, теперь уже на белой черточки вдоль ребер. С другой стороны, почти симметрично, красовалась круглая отметина пули. Тайра внезапно замерла, чуть прикусив губу. С досадой на собственную глупость Алексей повернул расслабленную, покорную руку, разглядывая закрытую ранее рукавом платья татуировку на плече.

— Группа глубокого вторжения, сержант-практик. Ничего себе! — Нежно прикоснувшееся к горлу черное лезвие подтвердило правильность его догадки. — Граждане друг друга не убивают!

— Старый словесный трюк, милый. Извини, что слукавила. Но ты бы ведь мне не поверил, так? Меня разжаловали не за драку, а за то, что в боевых условиях она бы выдала местонахождение спецгруппы.

— Но ты успела побывать на войне? Где именно?

— Об этом граждане узнают нескоро. И ты тоже молчи. Татуировка у меня осталась, чип под кожей — тоже. Может быть, еще и восстановят…

— Как скажешь… — Алексей вспомнил о самоцензуре. Чем занималась Группа глубокого вторжения, никто в Гардарике не знал. Большинство, надо сказать, не знало и о существовании такой группы. Поговаривали, что включали в нее не просто граждан, а только тех, кто, по согласию родителей, подвергся специальным корректировкам еще в эмбриональном состоянии. Говорили о редкой силе, выносливости, умственных способностях членов ГГВ. А еще — об особом воспитании, которое позволяет не сомневаться в верности их идеалам Гардарики.

— Молодец… — Мелькнувший в Тайре хищник словно спрятался в норку, она довольно вытянулась поверх одеяла на кровати. Потом рука игриво погладила Алексея через ткань. — Может, продолжим наше общение?

Шесть дней спустя он ушел не сразу, а долго стоял на пороге ее комнаты. Соснов не знал, что стоит сказать ей, ведь оба знали, что увидятся они только через три месяца, во время следующих сборов. Поэтому он задал самый простой вопрос, ответ на который был очень сложным.

— Ты поедешь со мной? — Тайра думала не так долго, чтобы он успел начать волноваться.

— Да. — Алексей и сам не ожидал, что так этому обрадуется. На самом деле ему в любом случае оставался лишь год холостяцкой жизни. По законам Гардарики, каждый гражданин должен был вступить в брак с гражданкой не позднее своего тридцатилетия. Пополнять и улучшать генофонд — это хорошо, рассуждали законодатели, но и граждане стране нужны. Поэтому, через несколько месяцев Алексею бы пришлось идти в брачное агентство и, отправив свою подробную характеристику, ждать кандидатуры, которую ему преподнесет компьютер. Отказ более чем от трех вариантов означал лишение гражданского пайка — десятиграммового слитка золота (той самой золотой единицы), выдававшегося каждому гражданину ежемесячно. Эти «пульки» — так их называли из-за конусовидной формы, появились еще на заре становления Гардарики и первое время были единственной привилегией граждан. С годами от них все чаще отказывались, предпочитая получать денежную прибавку к заработной плате. Не то, чтобы Алексей существенно терял — заработная плата корреспондента в двести рублей позволяла сносно существовать, но лишаться дополнительных денег из-за такой мелочи было обидно. Впрочем, радуясь согласию Тайры, о ежемесячных «пульках» Соснов почему-то не думал.

Глава 5

Гражданские школьники выстроились на торжественную линейку. На всех была одинаковая, форма. Белый верх, темно-синий низ, блуза и шаровары выполнены из прочной синтетической ткани. На рукаве у каждого ученика золотом вышит символ Гардарики — знак солнца. Дети были задумчивы и торжественны — в эти минуты, перед началом занятий все школьники произносили молитву Гражданина. Стоя перед строем, рядом с директором школы, Алексей в очередной раз вслушивался в знакомые слова.

«Благодарим предков наших за дарованную нам мудрость разделения, — нараспев произносили дети, — принесшую радость и свободу настоящим гражданам, дарующую нам силы и волю каленым железом истреблять всех, посягающих на основы нашего справедливого общества. Сильным — работу, слабым — заботу, на этом стоять будет наша Гардарика». С последними словами прозвенел звонок, и строй учеников разбился на группы, которые четкими шагами пошли по коридору в свои классные комнаты.

Алексей привычно кашлянул, прочищая горло, и поднял микрофон, глядя в объектив камеры.

— Сегодня мы понаблюдаем за жизнью учащихся школы номер один города Восточно-Сибирска. Мой собеседник — руководитель этого заведения, гражданин Ерофеев. Итак, для начала хотелось бы узнать о структуре местного самоуправления. Несмотря на все перемены в нашем обществе, многие граждане до сих пор сомневаются в возможности привлечь детей к решению сугубо взрослых вопросов. Что Вы, как педагог можете сказать в ответ оппонентам? — Ерофеев одернул китель темно-синего учительского мундира, со звездами майора на погонах, пригладил волосы и только тогда ответил.

— Привлекать молодежь в политику — также изобретение Гардарики. Наши ЮнГраГары, поколение, которое имеет свой парламент — будущая смена наших политиков. С самого молодого возраста активные и полные идей жители Гардарики участвуют в законодательной работе, рассматривают нормативные акты, наравне со своими взрослыми коллегами. Пока у них нет права законодательного голоса, но это — лишь вопрос времени. Их приход к власти обеспечен партией Объединения Гардарики, которая стала гарантом восстановления нашего государства.

— Только что прозвенел звонок на урок, но в коридорах осталось несколько ребят. Как можно увидеть, они заняты уборкой помещения…

— Да, это наши дневальные. Каждый школьник участвует не только в управлении, они должны научиться обращаться с пылесосами, обслуживать пищевые автоматы, сервировать столы для своих товарищей…. Это, так сказать, дополнительные жизненные уроки.

— Многие наши зрители удивятся, но я скажу, что еще семьдесят лет назад в школах не было и намека на сегодняшнюю дисциплину. Скажите, как удается поддерживать тишину во время учебного процесса и, главное, на переменах?

— Все просто. Человечеству долго навязывали так называемую гуманную педагогику, внушали, что необходимо общаться с детьми, как с равными. Впрочем, система уравниловки работала во всех сферах, не только в образовательной. Скажу о своей отрасли — для педагогов принцип гуманности преподносился двояко — с одной стороны мы должны были бы потакать детским капризам под тем предлогом, что нельзя подавлять личность, с другой — требовалось корректировать учебный процесс с тем, чтобы эту личность воспитать. Сейчас мы также работаем по индивидуальным программам. Если ребенок очень активный, ему назначаются дополнительные занятия по физкультуре. Кросс на двадцать километров — и на следующий день любой шалун будет вести себя тише. В старшем возрасте приходиться увеличивать физическую активность и по причине гормональных всплесков… с другой стороны, если ребенок обнаруживает стремление к точным наукам, ему разрешается посещать дополнительные занятия по выбранным предметам.

Одна из ошибок прошлого — в том, что дети посещали школу против воли, мучая себя и педагогов, исковерканных требованиями «гуманного» метода преподавания. Теперь же мы просто сразу объясняем детям — каждый гражданин должен усвоить курс средней школы. Каждый раз, в начале года, школьники совершают экскурсию в места, где работают неграждане. Детям поясняют, что они могут присоединиться к ним, если не сдадут экзамен в конце обучения. Это работает настолько, что еще ни один не провалился…

— Мы можем поговорить с вашими питомцами? — Директор махнул рукой. Один из школьников выключил пылесос и приблизился к ним. Мальчик — от силы двенадцати лет, определил Алексей. На белой блузе — значок ЮнГраГара — символ Солнца, но вместо диска в центре — портрет президента. Значок был старый, потертый, видимо, старшего брата или отца. Скорее, отца — президент на нем был очень молод, видимо, снимок сделан в первый десятилетний срок его избрания.

— Гражданин директор! Ученик пятого класса Семен Авлеев по вашему приказанию провел уборку четвертой секции пятого этажа. Разрешите… — Еще один взмах остановил его доклад.

— Вот, у гражданина старшего лейтенанта-корреспондента к тебе есть вопросы. Оставляю вам этого проводника, Алексей, удачной работы. Надеюсь, скоро увидеть сюжет. — Майор и Алексей синхронно отсалютовали друг другу в традиционном солнечном приветствии — правый кулак прижимается к сердцу и отводится в сторону и вверх.

— Скажи, ты участвуешь в работе школьного парламента? — Мальчик замер по стойке «смирно».

— Да, гражданин старший лейтенант. Наша страна предоставила молодежи этот уникальный шанс — участвовать в управлении государством до достижения совершеннолетия.

— У тебя значок ЮнГраГара, скажи, ты любишь нашего президента? — Респондент задумчиво засопел, поковырял штанину пальцем.

— Президент — это человек. Любить нужно свою страну и предков, оставивших нам это богатое наследство. Президент — это избранник народа, достойный гражданин, который представляет нашу страну. — Цитата из кодекса ЮнГраГаров была почти дословной. Семен стоял, задрав вверх подбородок, покорно ожидая следующего вопроса.

— А почему ты носишь его портрет на значке? — Ответ будет таким же шаблонным, Алексей это знал. Но истины приходится повторять как можно чаще.

— Я ношу знак Солнца, нашей звезды, символа жизни на планете. Президент — человек, достойный подражания, поэтому его портрет находится рядом. ЮнГраГару не обязательно носить значок, чтобы помнить об этом, но мы бережно относимся к традициям предков и ценим, если старшие передают нам знак солнца с портретом президента. — Отрапортовав, Семен вновь замер, словно робот ожидающий очередного приказа по радио.

— Хорошо, покажи нам столовую. — В этом месте ничего не изменилось. Также как и заведенный порядок — каждый ребенок получает полноценный обед в стенах заведения. Густой суп-пюре, каша с тушеными овощами, толстый ломоть колбасы «Школьная» и стакан кефира — вот обычный набор. По четвергам и субботам вместо колбасы давали рыбные котлеты, в понедельник был мясной паштет. Дополнительно ученики получали стакан теплого киселя или напитка с ягодным вкусом, от которых сильно тянуло запахом синтетических витамин. Сахар, шоколад, конфеты, печенье, вафли, в стенах учебного заведения были запрещены, также, как и прием пищи вне столовой. Варили суп и кашу, взбивали мясные смеси полуграждане — как и на большинстве мало оплачиваемых работ. Алексей отметил про себя, что это — еще один наглядный пример для детей, касающийся пользы среднего образования.

— Наша страна помогает гражданам, имеющим детей, предоставляя им бесплатные горячие обеды в школах. Мы довольны питательной и полноценной пищей, которая дает нам наша страна. — Алексей чуть улыбнулся. В чем-то мальчик был прав — школьные обеды действительно составлялись из расчета сочетания витамин, минералов и питательных веществ. За соблюдением пропорций здесь следили не хуже, чем в аптеке… Но это имело и побочный эффект. Колбаса была несоленой, каша — чересчур масляной, суп часто походил на полбу из-за дополнительных порций соевого протеина, который вваливался туда… словом, еда была полезной и свежей, но далеко не всегда съедобной. Правда, пепсин, добавляемый в кисель, увеличивал аппетит, и дети сметали с тарелок все, сами не зная, почему.

— Ну что же, пойдем на урок истории? — Семен кивнул и повел репортера с оператором через переплетение коридоров в просторную студию, больше половины которой занимал демонстрационный экран. Они попали на урок старшего класса — дети как раз повторяли новейшую историю.

— Образованию Гардарики на части территории бывшей некогда Россией предшествовали социальные конфликты. Вызваны они были недовольством общества притоком мигрантов с Дальнего Востока, потеря рабочих мест и дискредитация статуса гражданина. — Преподаватель — молодая женщина в лейтенантских погонах молча салютовала вошедшим журналистам и продолжила занятие.

— Кто скажет мне, почему соседние страны терпимо отнеслись к образованию государства, живущего по критикуемым ими принципам? Юлия, пожалуйста.

— Мы продемонстрировали политическую волю… — Девочка споткнулась об осуждающее покачивание головы преподавателя.

— Ни в коем случае! Ирак в 2005 году, Югославия в конце ХХ века, список этот можно продолжать до бесконечности, но все эти страны объединяет как раз то, что они смогли продемонстрировать политическую волю. Но какова была их судьба? Оккупация! Твой ответ верен менее чем на тридцать процентов. Кто дополнит? Сергей? — Мальчик непослушным вихром на макушке соскочил с места.

— Прецедент 2041 года?

— Отвечай полно, не все же учили историю, как ты. Пусть те, кто не знает, выучат важные факты из уст своего товарища. Мы же помогаем своим гражданам, так? — Ученик со свистом втянул воздух, словно решил сделать доклад на одном дыхании.

— В июне 2041 года была завершена сборка и техническое испытание первой в истории человечества боевой орбитальной станции под названием «Перун». Работы по ее созданию длились два года и окончание совпало с объявлением о создании нашего государства. Станция «Перун» стала первой в своей серии — через год к ней присоединились «Перун-Б», и «Перун-В». Таким образом, на заре становления нашего государства, Гардарика получила небывалое до тех пор превосходство. На сей раз речь шла не о воздушном пространстве — орбитальные станции держат потенциальных противников под постоянным прицелом, и любое мировое правительство знает — удар возмездия будет нанесен, даже если Гардарика лишится всего ядерного оружия. Станция «Перун» несет четыре лазерных орудия с мощностью в импульсе по десять тысяч мегаватт каждое. Она может произвести до шестисот выстрелов в минуту, полностью уничтожив за это время площадь в…

— Достаточно технических подробностей. Скажи нам, что нес в себе прецедент 2041 года?

— Гардарика продемонстрировала не только политическую волю, заявив о новой Конституции, но и предупредила попытку вторжения, уничтожив первым в истории человечества лазерным ударом с орбиты американский авианосец.

— А иными словами…? — Учительница хлопнула ладонью по столу. — Все проще! Страх, полный, всеохватывающий страх перед технически превосходящей державой — вот что остановило наших противников. Но это был только первый рубеж обороны — со временем мир понял, что такое государство необходимо, и смирился с нашим существованием.

Глава 6

— Я разговаривал сегодня со специалистом отдела соцобеспечения. Нас поставили на очередь в получение отдельной квартиры, но ждать ее придется долго. — Тайра пожала плечами и вытащила из микроволновки два пластиковых контейнера. Только поставив пышущие паром посудины на общий стол, она заговорила.

— Ну и ладно. Мне с тобой не тесно, а тебе…? — Босая стопа осторожно прошлась по ноге Алексея, не давая ему ответить. Они уже месяц жили с Тайрой в его комнате в офицерской квартире. Для оформления брака понадобилось лишь послать запрос в гражданскую базу данных, откуда через минуту пришло подтверждение. Благодаря этому Тайра смогла переехать в город — замужество было единственным обоснованием для смены постоянного места жительства. Вещи ее уместились в армейском рюкзаке, так что Алексею не пришлось особо тесниться.

Они делили квартиру с тремя семейными парами — четыре индивидуальных спальни со встроенным санузлом и душем в закутке размером со шкаф, общая гостиная и кухня. По закону, супруги в возрасте до 35 лет имели право на получение отдельной квартиры или — если очень повезет, маленького коттеджа за городом. Этот поселок рос быстро — строители — полуграждане возводили по две сотни домиков за сезон. Но в очереди числилось пять тысяч семей. Государство же не спешило возводить дома с отдельными квартирами, отдавая предпочтение жилым комплексам как это называлось, «с тысячью ячеек», то есть рассчитанные на 3–5 тысяч человек. В этом было и свое удобство — на нижних этажах комплекса имелось все необходимое — от парикмахерской до продуктового магазина, бара, так что жильцам не требовалось куда-либо отлучаться кроме работы. Правда, в большинстве своем они некуда и не хотели идти, довольствуясь услугами кулинарии, или, как стало принято называть «Центра домашнего питания».

— Как тебе на новом месте? — Тайра отправила в рот крошечный кусочек котлеты из своего лотка, проглотила жестковатое — но зато натуральное, мясо.

— Да, в общем-то, почти тоже самое. Должность сержантки — принеси, подай, пошла на…х не мешай. — Армейский жаргон прорывался у нее время от времени, к этому Алексей привык. Ему даже нравилась некоторая бесшабашность супруги, которая могла подняться на рассвете, и час изнурять себя разминкой, отжимаясь в стойке на руках, вытаскивать его из постели и заставлять работать в спарринге — все это голышом. Порой она в крепких и совсем непечатных выражениях описывала место, где следует находиться человеку или явлению, который раздражал ее или с которым она была не согласна. За месяц, проведенный с Алексеем, она, казалось, утратила часть своей грубости, словно чуть оттаяв душой. Она все еще походила на сжатый кулак, но уже лишилась части набитых на костяшках мозолей.

— Шеф не пристает? — Алексей улыбнулся, задавая этот вопрос, который стал больше традицией у граждан, чем причиной для беспокойства. За «намеки сексуального характера» по отношению к гражданке Гардарики полагался крупный штраф в пользу государства. Системы наблюдения в офисах и других общественных местах делали это легко доказуемым. С принуждением по отношению к слабому полу все также было просто — для гражданина насилие означало кастрацию, для всех остальных «растянутую смерть». В зависимости от решения суда срок существования в таком состоянии мог быть от суток до месяца. Но что-то подсказывало Алексею, что Тайра в состоянии сама вынести приговор и привести его в исполнение отношении любого, кто посягнет на нее.

— Ой, да забыла тебе сказать — уже два раза за месяц просил принести кофе. Это считается приставанием? — Соснов постарался придать себе суровый вид.

— Принеси мне, пожалуйста, кофейник… — Ловкий щелчок но носу разогнал его притворство. Он потер пострадавшую часть тела, разгоняя зуд, и собрал опустевшую посуду. Контейнеры отправились в уничтожитель мусора, а на столе появились два прозрачных стаканчика с облепиховым желе и картонные чашечки с растворимым кофе.

— Ты представляешь, что раньше нам самим понадобилось бы все это готовить? — Тайра слизнула дрожащую массу с ложечки, словно что-то вспоминая. — Хотя я однажды пробовала самодельный обед.

— Расскажи… — Девушка покрутила ложкой в стаканчике, вырезая маленький конус. Когда и он отправился в рот, Тайра отхлебнула кофе и заговорила.

— У нас были полевые учения с минимумом полезного груза. Знаешь, как это делается? Взвод строится в полном снаряжении на вылет, а прямо перед погрузкой следует команда — «рюкзаки оставить, подсумки отстегнуть». И тебя выбрасывают в незнакомой местности в одной разгрузке. Еда — суточный паек в сухарной сумке, фляга воды, мини-аптечка. Вместо навигатора — карта и компас, вместо спального мешка и палатки — тонкая теплоизолирующая накидка. Ну и оружие — девятимиллиметровый автомат «Рейдер», два магазина по сто патронов к нему, плюс пятизарядная обойма встроенного гранатомета… дополнительно — облегченный пистолет-пулемет «Аргумент», из новой серии, похожий на древний «маузер» красной армии, только с коротким стволом. Пара ножей — нам выдавали стандартный траншейник, ну знаешь, такой короткий и узкий, больше похожий на кинжал, и еще обычно выбирали крепкий складник про запас.

Никто не мог сказать, когда мы будем высаживаться без рюкзаков — и какая при этом будет поставлена задача, тоже. В тот раз все было просто — моему отделению нужно было пройти вдоль заброшенной линии железной дороги, обследовать три станции, и через четверо суток примерно выйти на условленное место, где нас должен был ждать вертолет. Командование точно не знало, обитаемы деревни или нет — при наблюдении со спутников, как нам сказали, там отмечалась «низкая активность». Запрашивать точные данные в ходе рейда мы не могли, но система пассивного наблюдение действовала, за передвижением нашим следили и, в случае крайней необходимости, могли послать помощь… во всяком случае, мы на это надеялись.

Ветка железной дороги, вдоль которой нам пришлось идти, не использовалась людьми с начала века. Часть шпал рассыпалась, кое-где почва просела и рельсы выломало из них. Стальные конструкции топорщились вверх, словно непонятная сила старалась порвать железную дорогу как путы, стягивающие землю. Большинство сельчан покинули эту местность еще пятьдесят лет назад но, поговаривали, что кто-то там все еще пытался выжить. Незарегистрированные, они имели статус неграждан, и нам было разрешено поступать на свое усмотрение.

В первом селении все произошло, как и мы рассчитывали. Там оставалось целыми лишь несколько домов. Стоявшие рядом, они были окружены настоящим валом из шпал, обрезков рельс, железобетонных столбов. От остальных строений остались лишь обрушившиеся стены и печи. Кое-где виднелись следы пожара. В домах жило несколько человек — они встретили нас залпом из охотничьих ружей. Противники палили из раскрытых окон, не подозревая о том, что стальные пули «Рейдера» прошьют их домики навылет. Так, собственно, и случилось. Одно строение мы сожгли термической гранатой, из остальных обитателей выбили за полчаса. Несколько раненых, взятых в плен, рассказали нам, что там жили потомки сельчан, уехавшие из городов в деревню во время кризиса 2037 года. Они не знали о том, что война так и не началась и приняли нас за интервентов.

Впрочем, у них был повод опасаться не только незнакомцев. По словам пленных, в соседней деревне также засели люди, с которыми у них вот уже десять лет шла война за охотничьи угодья. Соседи, по их словам, ее уже проиграли, но никак не признавали этого… — Тайра усмехнулась. Глотнула остывающий кофе и продолжила.

— Селение мы обнулили, конечно же. Пришлось использовать ножи — слишком много патронов израсходовали во время стычки.

Со вторым все, казалось, проще. Но, когда отделение вышло к нему, нас встретило все население. Они вышли за баррикаду, все двадцать человек, безоружные… все же среди них были хорошие следопыты, и за ночь кто-то успел предупредить их о том, что с врагами покончено… Знаешь, что меня удивило? Разница между этими поселками. Здесь не было следов разрушенных домов — как рассказали поселенцы, даже печи были аккуратно разобраны на кирпичи. Вал скрепляли столбы, так, что он походил не на свалку мусора, а на крепостную стену. Поселенцы не стали ютиться в отдельных домах — они жили все вместе в здании бывшей школы. Вокруг него земля была вскопана и засеяна овощами, так что к стене можно было пройти только по узким тропинкам. Радом с домом стояли сарайчики, из которых доносилось кудахтанье кур, визг поросят… а козы, привязанные к колышкам, выщипывали траву за валом…

Нам не нужно было штурмовать поселок — командиру отделения достаточно было скомандовать «Огонь!» сразу же, но что-то его остановило. Мы приняли приглашение хозяев и зашли в их крепость. За общим столом и для нас нашлось место, староста — пожилой уже человек помолился на темные образа в углу и раздал всем сидящим горячий отварной картофель. Потом принесли жареного кабанчика… Ты не представляешь, до чего вкусно свежее мясо! Это — не замороженные двадцать лет назад котлеты и не выверенная по составу колбаса. Жаркое было совершенно в своем природном состоянии, оно шипело и брызгало жиром, истекало соком на алюминиевых тарелках… — Несмотря на смачное описание трапезы, Алексей внутренне напрягся, понимая, что курсанты ГГВ не могли оставлять свидетелей своего присутствия. Тайра поняла, точнее, почувствовала его мысли, и, с еще большей радостью, продолжила.

— Мы ушли утром, так и не рассказав этим странным, но таким радушным людям о своей цели. Мы надеялись, что никто не узнал о нашем нарушении. Но, по возвращении из рейда командир отделения был понижен в звании. Никто не назвал нам причину этого решения командования — тем более, он сам. А через месяц он написал рапорт об отчислении с курса, и уехал куда-то. Он и раньше был немного странным, если, конечно, к члену ГГВ вообще можно применить мерку «нормальности». Но мне почему-то кажется, что именно тот случай сломал его. Он вдруг увидел неграждан, которые не собирались убегать от него, и не хотели убить его. После ужина он долго говорил о чем-то со старостой, они до рассвета листали какие-то книги, в ослепительном пучке света его тактического фонаря читали куски текста и спорили о чем-то вполголоса.

Я надеюсь, что с этими странными поселенцами все в порядке — в том районе редко тренируются наши группы, да и наблюдать за ним постоянно со спутника тоже нет смысла. А если наш командир ушел именно к ним — а я это сильно подозреваю, то даже редкие враги их больше не потревожат. — Алексей поболтал в чашке остатки холодного кофе и выплеснул его в раковину. Рассказ Тайры не попадет на страницы журнала «Гражданин», и в популярном сериале «Приказано: пленных не брать» не появится серия про добрых неграждан. Сам не понимая, почему, Соснов об этом пожалел — такой превосходный контраст представляла бы из себя группа ощерившихся оружием полуголодных подростков и мирные поселенцы, протягивающие открытые ладони к оскаленной пасти.

— Может быть, это — настоящие граждане, по ошибке не попавшие в перепись населения? Были ведь такие случаи, потом приходилось восстанавливать, и извиняться перед ними… — Лучше свои мысли выразить у Алексея не получилось.

— Милый, это было нашей истории, но полвека тому назад. Тогда стране нужен был каждый боеспособный человек и каждый голос на выборах. А кому нужно их восстанавливать теперь, когда в государстве достаточно преданных штыков…? — Алексей слишком поздно накрыл ее губы поцелуем, и кощунственные слова успели вырваться. Отпустив жену, он покачал головой — действительно, у ГГВшников, видимо, находят в мозгу центр, отвечающий за страх, и прижигают его еще в детстве. Сомневаться вслух в справедливом устройстве государства Гардарики, где ни один гражданин не остается без заботы и внимания, да еще на кухне в общей квартире… На это был способен только человек, который не раз ходил под смертью.

— Надеюсь, ты шутишь… — Тайра почему-то лишь фыркнула в ответ, расплескав остатки кофе. Она неловко смахнула ладонью коричневые капли с пластиковой столешницы и поднялась, скрипнув стулом. В глубине квартиры хлопнула дверь — остальные обитатели собирались к ужину.

— Конечно, милый. — Встретив взгляд жены Алексей сильно пожалел о своих словах. Казалось, приветливая девушка куда-то пропала, украденная сидевшим перед ним диверсантом. Соснов знал такой взгляд — так смотрят опытные бойцы на спину живой мишени за секунду до того, как их нож скользнет по горлу. Они знают, что кровь может хлынуть на руки или хрипы будут очень громкими и готовятся добивать, если их удар окажется не совсем верным. В этот момент все его боевые операции показались Алексею просто игрой, этакой разновидностью утиной охоты, когда ты знаешь, что дичь не сможет нанести тебе вреда.

— Извини… — Он принял даже такой взгляд, хотя после секундного замешательства, и накрыл ладонью ее руку. — Ты права, — беззвучно сказали его губы.

Глава 7

Редактор выслушал доклад Соснова молча. Также не спешил он с комментариями, когда изучал заявку на командировку. Репортер предлагал снять интересный но, возможно, не очень удобный сюжет. Идея так называемого «трипа» по мертвому городу была не нова — вот только телевизионщики по негласной договоренности не трогали эту тему. А между тем, какой простор для исследований и творчества. Всего лишь в пятистах километрах от Восточно-Сибирска расстилалась территория старого города-миллионника. Большинство жителей его покинуло еще до кризиса 2037 года — причина этому была самая, что ни наесть, бытовая. Ветхие трубопроводы разрушились в нескольких местах, лишив горожане водоснабжения. Зимой такая же участь постигла и теплотрассу, а под конец вышли из строя большинство подстанций. Город начал вымирать еще до этого — из-за остановки большинства предприятий. А выход из строя систем жизнеобеспечения стал сигналом для всех остальных.

К счастью, к тому времени неподалеку был отстроен Восточно-Сибирск, где и получили комнаты беженцы из некогда прекрасного города. Здесь же они прошли через систему переписи и регистрации, навсегда разделившей общество на три слоя — граждан, полуграждан и неграждан. Редактор помнил тысячные очереди у переписных пунктов, помнил, как лично готовил, а потом стирал телесюжеты о бедах беженцев. Ему никто не приказывал это делать, но каким-то чутьем он понимал — нельзя рассказывать гражданам, живущим в относительном тепле, о мытарствах соотечественников. Нельзя было подрывать едва поднявшийся дух — и его начальство это понимало еще лучше. Именно сдержанность, если не сказать молчание редактора стали главной ступенькой в его карьерной лестнице.

С другой стороны, — подумал он, — сейчас можно и напомнить народу о трудных временах, чтобы лучше ценили то, что имеют и радовались теплу в доме. А то распоясалась нынешняя молодежь в конец, каждая семья норовит отдельную квартиру и не меньше, чем из двух комнат. Где, спрашивается, государству взять столько квартир для ста миллионов граждан? Но это никого не волнует, все стали грамотные, изучили до точки не только Конституцию, но и Постановление о гражданстве и ходят теперь по ведомствам, трясут своими правами. Другие хотят свежие продукты в магазинах покупать, достают невесть где древние книги по кулинарии и скандалят, что нет на прилавках оливкового масла, укропа, петрушки, говяжьей вырезки, огурцов, клубники, апельсин, рыбы, персиков… Всего не перечислишь! Им бы сидеть смирно на общей кухне и жевать сбалансированный паек, нет, галдят, «Мы на работе пайки получаем, у себя дома хотим, есть еду домашнюю». Распоясались в конец! Они «у себя дома», только подумать, как будто не милостью государства получили они право на 15 квадратных метров жилплощади на человека, а сами дом построили! Хорошо, хоть не вся нынешняя молодежь такая…

— Ладно, можешь заниматься. — Редактор шевельнул мышь на столе, ставя «плюсик» возле служебной записки Алексея. — Недельную командировку я тебе выпишу. Только вот оператора где возьмешь? Приказывать им я не могу, как-никак твоя инициатива…

— Если позволите, я супругу возьму оператором. Как внештатного сотрудника… У нее IQ высокий, с техникой она обращаться умеет, камеру освоит быстро. — Редактор кивнул.

— Запрос ты подготовил? А, вижу, сейчас отправлю ее руководству с нашей подписью… удобная штука, эта Национальная сеть, так быстро все вопросы решаются. И как мы раньше без нее жили? — Алексей хотел было сказать, что с конца ХХ века ту же роль играл Интернет, но промолчал. Домен «ru» исчез вместе со старым государством, а новое подключаться к мировой паутине не торопилось. Сейчас вся Гардарика была опутана системой связи, в каждом мало-мальски приличном заведении был свой сервер и страница в Национальной сети. Люди и заведения обменивались электронными посланиями, которые летели и по оптоволокну и по проводным сетям и даже по спутниковым каналам. Но никто во всей стране не мог узнать, как обстоят дела с информатизацией зарубежья. Интернет для Гардарики был потерян навсегда.

— Если позволите, мы отправимся завтра.

— Хорошо… как будете добираться?

— Я запросил Речной патруль — до границы города нас доставит бронекатер. Дорога займет примерно сутки.

— Хорошо, тогда прибавлю это время к отпущенному сроку. Оружие у тебя есть? Если что-то нужно, возьми в редакции… Ах да, камеру тебе дадут. Навигатор, спутниковый передатчик?

— Все есть свое. — Алексей отсалютовал редактору и вышел из кабинета. Улица в этот час была пустынной. Граждане пообедали и вернулись на рабочие места. Никто не спешил в магазин или в бар, к кофейному автомату. Редкие отпускники сновали по тротуару, направляясь в дневные санатории и спортзалы. Поредел и без того негустой поток транспорта. По проезжей части лихо проносились ведомственные автомобили, тихо жужжали электродвигателями двухэтажные автобусы и маленькие маршрутные такси. Над головой с шелестом проносились прозрачные червяки монорельсовых поездов. Не было лишь частных автомобилей — они остались в далеком прошлом, граждане Гардарики довольствовались тем, что предоставляло им государство. В редких случаях — в основном, ради позерства, они приобретали электроскутеры или велосипеды. Но для взрослых людей это считалось несолидным, а для молодежи — безусловно дорогим.

Алексею пришлось подождать на остановке — он успел позвонить Тайре и рассказать об успехе их задумки, выпить стаканчик витаминизированного напитка под этикеткой «чай с лимоном» из уличного автомата, пока, наконец, не приехал нужный ему автобус. Водитель-полугражданин приветливо кивнул немногочисленным пассажирам, махнул рукой в традиционном приветствии, и только после этого закрыл двери. Граждане в разноцветной форме — Алексей отметил хаки офицера внутренних войск, зелень медицинской службы, синеву педагога и серый мундир службы общественной безопасности, молча и небрежно ответили ему. Водитель не обиделся — это не входило в его обязанности. Почему-то Соснову подумалось, что тот заслуживает лучшего отношения. Педагог-лейтенант получал двести рублей, не считая гражданского пайка, пресловутой «пульки». Из них он платил государству 20 рублей в качестве налога. А этот водитель официально зарабатывал триста, но должен был отчислять в казну половину заработка и не имел ни ежемесячной «пульки», ни надбавки в червонец за каждое звание, оставаясь вечным рядовым службы сервиса.

По дороге домой Алексей просмотрел карту города, теперь превращенного в закрытую для посещений зону, пролистал на своем карманном компьютере последние отчеты речного патруля и не поленился запросить ночную теплокарту местности. Последняя пришла через несколько минут — машины натужно просчитывали уровень допуска старлея, решая, стоит ли доверять ему эти сведения. Когда же экран, наконец, расцвел пятнами различной тональности — от желтого и зеленого до ярко-красного, Алексей уже вышел из автобуса, почти у порога «своего» дома.

— Долго ты. — Тайра стояла на тротуаре с сумкой из прочного пластика на плече. Ноша была явно тяжелой, но девушка стояла ровно. — Я уже успела в магазин сходить. Там вышла какая-то накладка с подтверждением твоей командировки, пришлось доплатить немного за еще один суточный рацион. — Алексей осторожно прикоснулся губами к ее щеке.