– Нет, это ты послушай! – кричит он. – О, Сара, давай попробуем еще раз. Я так этого хочу.
– Я думала, ты любишь меня!
И вдруг откуда-то начинают катиться огромные слова. Они спадают вниз, как будто запечатывая императорскую могилу. ЭТО ГОРЬКО, НО КАЖДОМУ МУЖЧИНЕ НУЖЕН СЫН, КОТОРЫЙ ПОХОРОНИТ ЕГО, И ОНА…
Голос грохочет, и на фоне этого грохота в зале для аудиенций слышится тихий вздох. Сара чувствует, что ее вот-вот накроет волна истерики. Она понимает, что ее подруга, женский призрак, который все это время шел с ней рядом, уходит. Ее последние слова падают, как сухие листья. Теперь ты знаешь.
Она кричит срывающимся голосом:
– Мириам? Мириам, не уходи! – Но Мириам уже нет рядом. Она исчезла, словно ее и не было.
Теперь она одна против мужчин.
НЕ СПРАШИВАЙ МЕНЯ, ЧТО ЗДЕСЬ ПРАВДА, А ЧТО ЛЕГЕНДА. ИДИ.
Раздается продолжительный хруст камня по камню, словно закрывается какая-то огромная ловушка.
Оторопевшая – нет, просто остолбеневшая Сара зовет:
– Акбар?
Но там только Терри. Он уходит с каменной колонны у нее над головой и по мостику возвращается на галерею, где она его уже видит. Живи Сара хоть сто лет и думай об этом каждый день до глубокой старости – она все равно бы никогда не поняла, кто только что говорил с ней.
Что ей сейчас надо, пока она стоит здесь, в этом пустом красивом зале для аудиенций в призрачном городе императора Акбара, расположенном на сухой возвышенности на границе пустыни Тар в северной Индии, и дожидается своего мужа, а он тем временем спускается с верхнего яруса и бежит к ней с распростертыми объятиями, – это принять решение. И она его принимает.
Улыбаясь, он спешит к ней:
– Ну, что ты думаешь?
Она вздыхает и слегка кривит душой:
– Давай пока не будем ничего загадывать. Давай пока осмотрим оставшиеся достопримечательности.
Они покидают здание. Снаружи ее с ног до головы обливает оранжево-золотой свет. Солнце уже клонится к закату. Сколько же времени они там пробыли? Ей на зубы попадает сухой песок, она хватается за бутылку и обнаруживает, что та пуста.
Терри по-прежнему ничего не замечает. Он тащит ее вдоль небольшого возвышения к гробнице Салима Чишти. На табличке при входе по-английски написано, чтобы входящие снимали обувь, но Терри не обращает на это внимания. Несмотря на то что вокруг никого нет, Сара снимает сандалии. Мраморный пол удерживает дневное тепло. Сара очень утомлена и хочет пить. Ей приносят облегчение длинные тени. Терри поднимает глаза от путеводителя:
– Тут говорится, что шейх похоронен здесь.
Едва стоящая на ногах от усталости, нервного напряжения, испуга и злости, она выхватывает путеводитель у него из рук и бросает книгу наружу, на площадь. Останавливается в центре гробницы, смотрит вниз, размышляет. Следовало бы помолиться, но она понятия не имеет, какие слова говорить и к кому их обращать. Они стоят под мраморной крышей. Мир останавливается, они словно находятся в вакууме. Счастливо улыбаясь, Терри берет ее за руку. Как если бы все уже было решено. В груди у нее все опрокидывается.
Они выходят из теней на медленно угасающий свет. Как только они покидают мраморную гробницу, воздух лопается и на них вдруг с пугающим, нестерпимым ревом обрушивается вся Индия: туристы, попрошайки, экскурсоводы, музыканты и торговцы сражаются за место во дворе гигантской мечети; в нос бьет запах красной пыли, готовящейся еды и огромной массы людей, собравшихся на площади, которая никогда не сможет вместить их всех; во все стороны растекается, всюду проникает ровный и мощный шум – усиленный, доведенный почти до крайности голос Индии. Великая, многообразная, непознаваемая цивилизация потягивается, словно тигр, просыпающийся от глубокого, противоестественного сна.
Они спускаются по ступенькам навстречу косо падающему свету, и Терри тоже сонно потягивается и трет глаза – так он делает по воскресеньям, после того как сообразит, что можно еще поспать, и перед тем как выключить будильник.
В первый раз за сегодня Сара бежит впереди – активная, настороженная, восприимчивая. На краю каменной возвышенности, на которой построен город, под гигантскими воротами мечети собралась толпа для какой-то церемонии – наверняка указанной в глупой книжке Терри. Она знает, что за стенами города их ждет в машине Рави Сингх; он готов увезти их туда, где царит спокойствие и безопасность. Однако она чувствует, что еще не все здесь сделала. Бодро работая локтями, она пробивается через толпу. Ей во что бы то ни стало надо увидеть, чего ждут все эти люди. Наверху сплошь покрытых узорами ворот стоят человеческие фигуры. Они будто готовятся… к чему? Люди на воротах мечети явно сосредоточены на чем-то, расположенном на уровне земли, но Сара не видит, что это.
Затем кто-то хватает ее за руку, и она оборачивается. Это мальчишка в футболке и джинсовых шортах – бывших полноценных джинсах, обрезанных выше колен. Сколько ему – четырнадцать, шестнадцать? Один из многих мальчишек, целыми днями теребящих туристов и выжимающих из них рупию-другую. «Чего тебе надо?» Наверняка денег. У ворот что-то произошло – по толпе прокатился вздох.
– Мэ-э-эм, мэ-э-эм, посмотрите, как я прыгну в воду!
Она не слышит; вернее, слышит, но не понимает. Он тянет ее за локоть, этот оборванец.
– Всего сорок рупий.
– Что?
– За сорок рупий я прыгну в воду, – говорит мальчик, указывая на массивные ворота. – А вы посмотрите. Посмотрите, как я прыгну в воду.
В рот ей набился песок, но она все же проговорила:
– В воду?
– Всего сорок рупий.
– Конечно, – говорит она и кладет ему на ладонь мятую сотню. – Когда?
– Да сейчас! – Мальчишка бежит к воротам, но он недостаточно быстр.
Сара машинально хватает его за футболку и бежит вместе с ним – куда он, туда и она, как ни пытается он ее стряхнуть, – и лезет вместе с ним, а он всхлипывает и поминутно оглядывается.
– Мэм, мэм! – Он изо всех сил пытается освободиться, но она, взволнованная, зачарованная, только жмется ближе к нему. Он почти вырывается, когда расползается его ветхая футболка, но она перехватывает его за щиколотку.
Он не может лезть вверх. Она его не отпускает. Пат на камнях. Теперь она попрошайка:
– Пожалуйста.
С дикими глазами мальчишка кричит:
– Чего вы хотите?
– Я сама не знаю!
Внизу, уменьшенный расстоянием, бегает кругами Терри и кричит, чтобы она спускалась.
Держась одной рукой за камень, другой мальчишка лезет в карман и бросает ей деньги. Он качает головой – «нет»:
– Возьмите их назад!
Дрожа, она оценивает все сразу: их положение на воротах, расстояние до верха, тот факт, что она не видит воды внизу, не может судить, насколько широк и глубок водоем и что происходит с теми, кто прыгает; она не знает, откуда обычно прыгает мальчишка и что она сейчас делает. Она знает только, что там, внизу, есть вода.
У подножия ворот кто-то другой кричит:
– Всего сорок рупий…
Не отпуская щиколотки мальчишки, тяжело дыша от волнения и надежды, она быстро говорит:
– Тысячу рупий, если возьмешь меня с собой.
Когда-то давно мне довелось попасть на небольшое каменистое плато на границе пустыни Тар неподалеку от Агры и побродить по самому знаменитому городу-призраку Индии. Этот город построен из красного песчаника, здесь стоит несколько величественных мечетей, повсюду можно видеть элегантные, вырезанные из камня ажурные решетки и стены. И уже несколько сотен лет в нем никто не живет.
Город-призрак, которому дала жизнь старая индийская легенда. Что может быть лучше? По этой легенде, у правившего в шестнадцатом столетии императора Акбара из династии Великих Моголов было очень много жен и дочерей, но ни одного сына, который мог бы продолжить династию.
Странники принесли ему вести о суфийском святом, который творил чудеса, и Акбар отправился в пустыню поклониться ему. Святой и чудотворец Салим Чишти благословил Акбара и пророчествовал, что сына ему принесет женщина христианской веры. Император назвал мальчика Салимом – в честь благодетельного шейха. Когда Салим вырос, он стал императором Джахангиром. Его сын Шах-Джахан построил Красный форт, Агру и Тадж-Махал. В знак благодарности Салиму Чишти Акбар построил город Фатехпур-Сикри на том месте, где обитал святой. Он перевез на это плато, расположенное посреди пустыни, всех своих жен и придворных, и они жили, купаясь в роскоши, до тех пор, пока – и о чем он только думал? – в городе не иссякли все источники воды. И тогда они оставили город на откуп красной пыли и ветрам пустыни. Гробница Салима Чишти находится недалеко от одного из входов в этот великий город-призрак.
Последний роман Кит Рид, «Анклав» («Enclave»), вышел в свет в 2009 году. Среди ее других относительно новых работ такие романы, как «Торговец детьми» («The Baby Merchant»), «Псы правды» («Dogs of Truth») и «Худее, чем ты» («Thinner Than Thou»). Ее повесть «Сестрички Апокалипсиса» («Little Sisters of the Apocalypse») и сборник рассказов «Странные женщины, опутанные проводами» («Weird Women, Wired Women») вышли в финал премии Джеймса Типтри-младшего.
Ее рассказы публиковались во множестве антологий и журналов, включая
Стивен Пири
Джек-прыгун
Время от времени Рут закрывает глаза. Но задремать не получается – это трудно, когда спину царапает жесткая кора; когда
– Ты целуешься, детка? – говорит
– Нет, – говорит Рут. – Никогда.
Рут протирает глаза. Фигура исчезла.
– Ты точно не целуешься, детка? Я люблю немного нежности после того, как я закончил.
Но Рут уже натягивает трусики и спешит прочь.
Сейчас вторник, утро, и в доме при миссии полно народу. Толстые женщины наливают из бачка чай и раздают бутерброды и презрительные взгляды. Они трясут своими брылями, когда к столу подходит Рут. Они знают, кто она такая. Рут терпеть не может миссию, но если ее прогоняют с ее места возле мусорного контейнера, позади велосипедного магазина «Беспечный ездок» на Хай-стрит, то ей некуда больше пойти. Она уже давно поняла, что для таких девушек, как она, церковь распахивает двери не полностью.
Рут берет чай и проталкивается через скопище немытых тел к нише под лестницей. Здесь мало света, и можно не опасаться косых взглядов. Рут спокойнее себя чувствует в полутьме. Меньше шансов, что ее заметит священник и попытается спасти. Ее передергивает; вот уж чего ей совсем не хочется, так это испытать на себе спасительные усилия отца Томаса, намыливающего ей грудь в ванне.
Здесь Коротышка, и Бэзил, и Ласс. Поглядев направо-налево, Бэзил подлил спиртного ей в чай.
– Еще слишком рано для чая без джина, – говорит он. Ласс цепляется за его руку, как будто боится без него потеряться. – Я всегда говорю, что не дело начинать день с пустого чая.
– Из-за тебя нас вышвырнут, – бурчит Ласс.
Коротышка ухмыляется и глядит по сторонам.
– Да хоть бы и вышвырнули – невелика беда, – говорит он. – Больно уж тут сегодня воняет, даже на мой привычный нюх. Я слышал, это место могут прикрыть. Тут нашли асбест, а даже отбросы вроде нас не должны дышать асбестом. И еще здесь, говорят, дыры в крыше.
Рут поперхнулась чаем. На мгновение она вернулась в парк, где на крышах танцует дьявол. Он прыгает от одной полуразрушенной каминной трубы к другой и улыбается ей. Его ноги слишком длинны, слишком палкообразны; его взгляд слишком горяч.
– Вчера на крыше кто-то был, – отстраненно говорит она.
– Ты имеешь в виду, здесь на крыше, на миссии? – переспрашивает Коротышка.
– Нет, там, на домах в парке – странный, худой, долговязый человек прыгал по крышам. Он посмотрел на меня, и его взгляд обжег мне лицо. Я даже из-за этого описалась.
– Да как он туда забрался-то? – говорит Бэзил.
– Не знаю. Когда я посмотрела снова, он уже исчез.
– Это Джек-прыгун, – заявляет Ласс. – Все о нем знают. Ты видела Джека-прыгуна.
– Это вроде бы значит, что ты скоро умрешь, – говорит Коротышка. – Разве это не он бродит по ночам и режет проституток?
Бэзил пинает Коротышку в колено:
– Это значит, что у тебя слишком много джина в чае, старый ты дурак. Ты, наверное, Джека Потрошителя вспомнил.
– Но разве это не одно и то же?
Ласс еще крепче сжимает руку Бэзила.
– Надо чтобы кто-то за тобой присмотрел, например, как мой дорогой за мной присматривает, – говорит она. – Или найди себе другое место для работы, где-нибудь подальше от парка.
«Где-нибудь подальше от парка». Рут опускает голову. Она смотрит на ковер и на макушку Коротышки – большая плешь, окруженная завитушками волос. Что она будет делать-то там, подальше от парка? У нее ничего нет, кроме рабочего инструмента между ног. У нее и занятия другого не будет, кроме как отбиваться от сутенеров и садистов.
Она смотрит на Бэзила, бродягу без гроша в кармане, причисляющего себя к аристократам, и на Ласс, простую и доверчивую женщину, которой абсолютно чуждо чувство собственного достоинства и которая непременно умрет, если она вдруг окажется в стороне от спасительной руки Бэзила, и на Коротышку, уродливого согнутого карлу. На что ему надеяться? На что надеяться им всем?
– Мне придется работать в парке, – говорит Рут. – Я больше в городе ничего не знаю.
В эту ночь дело идет медленно. Фонари на аллеях не горят. На парк словно наброшено влажное покрывало – это спустился на землю сентябрьский туман. Из-за него ночь напитана промозглым холодом, а в холодные ночи мужчины не слишком-то охотно снимают штаны. Скоро ей придется подыскивать себе какое-нибудь помещение для работы. Обычно это означало, что ей придется платить сутенеру. Сутенеры – это синяки на ребрах. Сутенеры – это наркотики, которых Рут всегда боялась. Лучше уж как сейчас. Лучше уж пускай лысые вонючие старики, которые уже больше никаким другим способом не смогут побыть с женщиной, припирают ее к дереву. И надо всегда быть настороже и давать стрекача, как только какой-нибудь больной на голову ублюдок достает из кармана нож.
Рут медленно обходит парковые аллеи. С этим туманом и глухой, давящей тишиной можно подумать, что она вернулась в Викторианскую эпоху. Это было время попроще, тогда шлюх тоже считали за людей. Джентльмены приподнимали бы шляпы и вежливо благодарили ее – так рассказывал Бэзил – и бросали бы ей еще одну-две монеты, взбираясь на сиденье красивого кэба. «Да, тогда все было иначе», – думает Рут. Теперь они только обтирают концы ее юбкой и идут прочь.
Рут останавливается, она явно слышала чьи-то шаги. Такое бывало, что клиент некоторое время следовал за ней – чтобы набраться храбрости, если он в первый раз, или чтобы убедиться, что она не связана с грабителями, или с полицией, или с теми и другими.
– Хочешь поразвлечься? – Рут глядит в сумрак.
Там кто-то есть – просто темное пятно, плохо видимое в темноте. Слышно его тяжелое дыхание, но это тоже в порядке вещей. Это может быть старик с астмой, которому не терпится загнать себя в гроб сексуальными упражнениями. Или юнец, который, отдуваясь, кончает себе в штаны и потом со всех ног бежит прочь – поделиться с товарищами рассказом об интересном приключении. Всякие типы бывают, и Рут видела их всех.
– Обычная программа – двадцать фунтов; рукой – десять; в рот не беру и не целуюсь. Еще что-нибудь – смотря что, можем договориться.
Его силуэт четче проявляется в темноте. Затем вновь размывается, потому что он быстро движется к Рут. Она отшатывается назад. Трава грязная, склизкая, и она поскальзывается. В воздухе пахнет серой и гнилью. Платье Рут прилипло к бедрам, от него холодно и мокро.
– Оставь меня в покое! – кричит она.