Жены, которым не повезло

– Маша говорила, что вы отличный следак.

– Смею надеяться. У меня иногда получается распутать то или иное дело, хотя я всего лишь криминальный репортер.

– Что ж, если у вас получится с этим расследованием, я буду вам благодарен по гроб жизни, – произнес Паша.

– Меня устроит, если вы просто будете мне благодарны, – ответил я. – Но пока об этом еще рано говорить.

Мы пожали друг другу руки, и он ушел. Ладонь у него оказалась сильная и сухая.

Я сделал себе кофейку, испил его с удовольствием, решив про себя, что первым делом мне нужно узнать три вещи.

Первое: где во время убийства жены находился господин Крохин и кто он, собственно, такой.

Второе: что конкретно пропало из квартиры Крохиных.

Третье: видел ли кто-либо из обслуживающего персонала Пашу Кочета, когда тот со своим корешем Борей Шалым пил вечером в субботу шестого декабря пиво в «Закусочной», что на Измайловском бульваре.

Ну а там видно будет…

Я уже нутром чувствовал, что дело, которое я по доброте душевной взвалил на свои плечи, будет ох каким непростым. Но раз взялся за гуж…

Глава 3

«Горничная» Алена в кружевной наколке, или Подробности убийства

«Закусочная» на Измайловском бульваре – это вам не ресторация под названием «Жбан» на Измайловском шоссе, больше похожая на плацкартный вагон, где и шаурма, и шашлыки, и небритая черноволосая обслуга, с трудом разговаривающая по-русски или просто не желающая этого делать. Это и не бар «Гурман-сити» на Первомайской, со стейком из тунца, который надо ждать минут сорок-пятьдесят, армянским салатом, яблочным штруделем, ванильной панакоттой и глинтвейном, по вкусу весьма напоминающим азербайджанскую краску-бормотуху кондовых советских времен под названием «Алабашлы». И хочешь не хочешь, а полторы штуки – выложи!

Не-ет, господа, «Закусочная» на Измайловском бульваре – это две минуты ходьбы от метро «Первомайская», «водяра» по шестьдесят рублей за сто грамм, бочковое пиво, холодное и неразбавленное (это вам не советские времена!), которое можно тянуть бесконечно, удобно расположившись на диванах из кожзаменителя или на стульях с высокими спинками.

«Закусочная» на Измайловском бульваре – это русский обед за три сотни с небольшим (если берете еще и салат), душевный разговор с приятелем и милая приветливая официантка Алена в белом фартучке и с белой кружевной заколкой в волосах, которые носили раньше горничные в дворянских и лучших купеческих домах. Она-то и поведала мне, что да, знает она Пашу Кочеткова, поскольку тот не единожды в их заведение хаживал, да и продолжает хаживать. И что видела она его в субботу шестого декабря вечером вместе с его закадычным дружком…

– Они с приятелем вон за тем столиком сидели, – указала она на небольшой квадратный стол в уголке и мило улыбнулась. – Пиво пили, разговаривали.

– И когда они пришли? – поинтересовался я.

– Где-то в девять. Может, чуть в десятом часу, – ответила Алена.

– А когда ушли?

– Мы уже закрываться надумали, клиентов потихоньку начали выпроваживать… По субботам мы ведь работаем только до двенадцати… Значит, было где-то без десяти двенадцать или около того. Это все видели, могут подтвердить.

– Спасибо, – искренне поблагодарил я доброжелательную и милую девушку в белом фартучке и кружевной заколке. Все бы такими были. Не в смысле фартучков и заколочек, а в смысле человеческого тепла и душевной доброты.

Что ж, это алиби Кочета. Полное и неотвратимое. Железное. Что означало: к убийству Аиды Крохиной и ограблению ее квартиры он не имеет ровным счетом никакого отношения.

Почему следователь Михеев не сделал то же самое, что я сделал только что: не побеседовал с милой официанткой Аленой? Остается только гадать. Он что, действительно хочет предъявить обвинение в убийстве человеку, у которого железобетонное алиби? Или, как думает сам Паша, держит его про запас и в случае неудачи с настоящим убийцей отыграется на нем? Но ведь есть суд, которому потребуются настоящие, реальные улики, а не версия следователя Михеева. Он что, не понимает этого?

Паша не убивал, это факт. И весьма жиденькая версия, что вор-«домушник» Паша Кочетков врет и что это он убил Крохину, когда застал ее в квартире, отпала, как созревшая короста.

Теперь мне надлежало узнать, кто такой Крохин и где он находился на момент совершения убийства. И вообще, неплохо было бы посмотреть материалы этого дела. Но кто мне их даст? Следователь Михеев? Это, как говорит Паша Кочет, «ни в жисть».

Может, поможет Володька?

– Привет.

– Привет, – услышал я голос майора юстиции Владимира Ивановича Коробова. – Давненько тебя не было слышно.

– Был в застое.

– А теперь застой кончился?

– Вроде того.

– Новое дело?

– Ага.

– И какое?

– Убийство замужней гражданки Аиды Крохиной шестого декабря, вечером, в ее собственной квартире на втором этаже элитного разноэтажного дома под номером пятьдесят пять, строение два, на Измайловском бульваре, – отрапортовал я как по писаному.

Володька молчал. Когда молчание затянулось, я спросил:

– Чего молчишь?

– Думаю, – ответил он.

– О чем?

– О том, на каком этапе расследования ты сломаешь себе башку.

– Это почему? Неужели так серьезно? – поинтересовался я, догадываясь уже, что заключает в себе последняя фраза моего друга. Вернее, кого заключает. Поэтому, чтобы не ходить вокруг да около, добавил: – Уж не потому ли, что это дело ведет ваш следователь Михеев?

– И поэтому тоже, – немного подумав, согласился Володька.

– А что, он такой страшный?

– Он не страшный, майор Михеев – отъявленный карьерист. И папа у него – генерал-лейтенант эмвэдэ. А это значит: что бы ни делал майор Михеев, это правильно. Понимаешь меня?

– Как никогда. То есть подглядеть в материалы дела мне не удастся никак.

– Никоим образом, – твердо ответил Коробов.

– И на тебя мне не приходится рассчитывать, – сказал я без малейшей вопросительной нотки в голосе.

– Не приходится. Совсем.

– Что ж, такая информация – тоже информация, – раздумчиво произнес я, и бодрости духа во мне заметно поубавилось.

– Слушай, а в этом деле ты не можешь дать задний ход? – неожиданно спросил Володька.

– Уже нет. Втянулся.

– Хорошо. Что тебе еще хотелось бы знать по этому делу?

– Всего-то пару деталей, – немного взбодрился я.

– А именно?

– Кто такой господин Крохин и где он находился во время убийства его супруги, – произнес я скороговоркой, боясь, что Коробов перебьет меня и наотрез откажется мне помогать. – Ну, и что пропало из квартиры убитой во время ограбления. Если оно, конечно, имело место быть. – Я чуть помолчал и добавил: – Сможешь, Володь?

– Постараюсь, хотя это будет непросто.

– Когда?

– Не раньше четверга, – подумав, ответил Володька.

– То есть восемнадцатого декабря? – задал я уточняющий вопрос.

– Именно.

– Спасибо.

– Ну что, отбой?

– Отбой.

Восемнадцатое не за горами. Подожду…

Есть такие дома, в которых хочется жить. Конечно, это не «хрущевки» с обшарпанными фасадами, заколоченными фанерой окнами подъездов и сонмом вечно недовольных старух (стариков нет, поскольку они все умерли, ибо мужики у нас долго не живут), несших бдительную вахту на лавочках возле подъездов. Но это и не высотные и продуваемые всеми ветрами монолитные башни с одним подъездом, где никто никого не знает и знать не желает…

Дом № 55 на Измайловском бульваре был красив и ухожен, что оказалось приятной неожиданностью. Небольшой чистый дворик, один из тех, что закладываются сегодня в проекты домов, «обслуживал» аж четыре дома, окружавших его с разных сторон. Оно и понятно: детей нынче рождается мало, и одного двора с парой горок и песочниц вполне хватает, чтобы было где погулять и порезвиться детям из четырех-пяти домов.

Пятьдесят пятый дом и правда был разноэтажный. Его левый край, завернутый на 10-ю Парковую улицу, имел сначала четыре, потом пять, а потом девять этажей. Затем дом поворачивал и шел параллельно Измайловскому бульвару, также меняя этажность: девять-пять-четыре. Вот такая математика. Дом со стороны бульвара окружал кованый заборчик с будкой охранника, который спокойно можно было обойти со стороны 10-й и 11-й Парковых улиц или со стороны Верхней Первомайской.

Я приехал на автобусе. Вышел. Зашел во двор со стороны 11-й Парковой, обойдя 16-этажную панельку. Ни квартиры, где произошло убийство, ни даже подъезда, где находилась эта квартира, я не знал, поэтому решил наладить контакт с местными аборигеншами в образе бабушек и теток, что сгруппировались на одной из лавочек во дворе.

Я подошел к ним и, напрягая все свое мужское обаяние, энергично поздоровался.

– И вам не хворать, – бойко ответила одна из молодящихся дам в большом мохеровом берете, остро и колюче оглядев меня с ног до головы. – Что, гражданин, невесту выбираете? Так мы и не прочь.

Бабульки дружно рассмеялись. Для них это было забавой, глядишь, и день весело пролетит.

– Увы, обручен, – вполне искренне пожалел я. – Я по другому делу…

– Это по какому же? – подозрительно спросила женщина. – Может, вы из тех самых… Высматриваете, какую бы еще квартирку, как у вас говорят, подломить?

– Подломить в смысле украсть? – недоуменно спросил я, с удивлением посмотрев на нее.

– Подломить в смысле ограбить, – поправила меня женщина в мохеровом берете, весьма осведомленная в воровском сленге. – И не прикидывайтесь тут эдакой непонятливой овечкой. Видали мы таких…

– Да я никем и не прикидываюсь, – с некоторой долей обиды произнес я. – Тем более овечкой… А что, в вашем доме такое уже случалось, что грабили квартиры?

– А почему это вас так живо интересует? – задала мне вопрос другая пожилая женщина с ярко-красными губами и искусственным румянцем на пожелтелых сморщенных щечках.

– Видите ли… – начал было я, но договорить мне не дали.

– Да ты, вообще-то, кто такой? – заговорила самая молодая из стайки пожилых женщин, которой едва перевалило за шестьдесят. – Чего ты здесь всё вынюхиваешь?

– Я – телевизионный журналист, – ответил я.

– А где твоя телекамера, господин телевизионный журналист? – ехидно поинтересовалась «молодка». – Видали мы таких!

– Я пока без камеры пришел. Разведать кое-что…

– А чего разведать? – снова подала голос женщина в мохеровом берете. – Кто в нашем доме живет, чтобы побогаче? Ну-ка я вот сейчас мили… полицию вызову… – С этими словами она полезла в карман и достала довольно навороченный смартфон.

– Да погодите вы, Амалия Сигизмундовна, полицию вызывать, – остановила ее старушка с ярко-красными губами и искусственным румянцем на щечках и повернулась ко мне: – При вас, молодой человек, документики какие-нибудь имеются?

– А как же без них, – ответил я, доставая удостоверение телекомпании «Авокадо», и протянул его старушке с красными губами.

– Фальшивое небось, – произнесла «молодка». – Сейчас такими в каждом подземном переходе торгуют.

– Да непохоже, – произнесла старушка и, взяв мое удостоверение, принялась его тщательно рассматривать. – Телеканал «Авокадо», говорите?

– Да.

– Точно, «Авокадо»! – воскликнула еще одна старушка из стайки, которая во все время моего разговора с аборигеншами молчала и не отводила от меня пристального взора. – Я его узнала! Он еще в прошлом годе передачу про актера Игоря Санина вел. Ну, как Санина убили, и все такое… Интересная передача. А актер-то был какой хороший! Я была в него даже немного влюблена.

– Вы совершенно уверены в этом, Зинаида Степановна? – спросила старушка с красными губами.

– В том, что была влюблена? А то как же! Сердце, оно не обманывает!

– Да ну тебя, Зинаида Степановна! Ты все о том же. Я спрашиваю, действительно ли он передачу вел?

– Абсолютно уверена, Гортензия Никитична, – заверила красногубую аборигеншу Зинаида Степановна. – Русаков его фамилия.

– Даже фамилию запомнила?

– А чего тут не запомнить? У моего парня, с которым я в юности встречалась, такая же фамилия была.

– Совершенно верно, Русаков он, – удовлетворенно произнесла старушка, возвращая мне удостоверение. – Ну, и что вас интересует, господин Русаков?

– Меня интересует недавнее убийство в вашем доме, – уже без всяких выкрутасов произнес я.

– Это у Крохиных, что ли?