Резонанс Душ

— Ее тошнит. Видишь ли, не каждый может видеть такие вот картины насилия и сохранять хладнокровие, плюс ко всему еще сегодня этот проклятый День. По-моему, Инструктор скоро соберет весь твой скелет. — Попытался пошутить он, но лишь вздохнул. Потом воткнул мне в мышцу на ноге здоровый шприц. Началось какое-то покалывание, и доктор начал работать.

Мы сидели в молчании, только я иногда сплевывала кровь или зубы, да сморкалась кровью. Еще стучали инструменты доктора. Он даже начал напевать какую-то мелодию, а иногда двигаться в такт ей. Сара так и не появилась.

— Я, кстати, забыл тебе сказать, послезавтра днем ты и Инструктор едете в местное поселение.

— С какой целью? — сплюнула я в ведрышко.

— Осмотреться, познакомиться с другими людьми. Возможно, ты там чему-нибудь научишься. Тебе это будет полезно.

— Ладно. — Уже высморкалась я в ведро.

— Так…после того, как я подправлю тебе лицо, пойдем в лабораторию, сегодня ты поспишь там. Из-за ноги, ребер и шеи тебе нужно восстановить все в рабочее состояние, поэтому проведешь ночь в «кровати». Хотел бы я знать, что же ты такого сказала или сделала, что он так тебя избил.

— Я сказала ему правду, но она ему, видимо, не понравилась.

Создатель лишь тяжело вздохнул: переживал, я так поняла.

Через полчаса его трудов надо мной, я лежала внутри «кровати» голая, уже не выглядевшая как скелет, но все равно была худой для той нормы, которую предусматривал для меня Инструктор. Физ. раствор еще не начал наполнять «кровать», мне только надели маску, закрывавшую нижнюю часть лица, чтобы дышать, «Выпрямись, Кира», — услышала я голос доктора неподалеку. Я выполнила его просьбу и почувствовала, как стальные обручи обхватывают мои запястья, шею, голени и пояс; также появился какой-то стальной обод, который закрыл половину головы, накрывая глаза, и видеть потолок я уже не могла. Затем крышка «кровати» стала опускаться, оставив меня лежать в герметичной капсуле; вдруг стало слышно, как раствор наполняет ее. Еще из меня торчало множество трубочек. Когда «кровать» полностью наполнилась, она перешла в вертикальное положение. Вот в таком состоянии я проведу всю ночь.

Темнота. О, нет, снова! А там, где темнота, есть и пустота. И крик, нечеловеческий; нет, не крик, вопль. И не один, а сотни, тысячи — все они слились в один протяжный вой… боли? Боль…

Вдруг внутри что-то щелкнуло как выключателем, и все стихло. Тишина и что-то впереди светится, белое или желтое, но очень яркое. Зовет…меня? Иду, конечно, иду, лишь бы не слышать этих криков.

Резко открыв глаза, я обнаружила, что все еще нахожусь в «кровати», но обода на глазах уже не было. В остальном же ничего не изменилось, кроме, разве что, на меня кто-то пристально смотрел, выжигал во мне дыры. Я пыталась мотать головой, но стальной обруч на шее мешал сделать хоть какое-то движение. Из-за физ. раствора глазам было трудно на чем-то сфокусироваться. Если узнаю, кто наблюдает за мной, шею сверну — это я уже умела. И вдруг меня как будто потянуло посмотреть направо: ага, ну конечно, вот откуда мне снилась эта темнота. Инструктор стоял и пожирал меня взглядом своих «черных дыр»; затем нажал на панели управления комбинацию клавиш, и физ. раствор начало спускать, как в ванной воду, через отверстие снизу. После, капсула приняла горизонтальное положение, и все стальные обручи отстегнулись. Я сняла маску и вылезла из капсулы. Инструктор до сих пор выжигал во мне дыры. А мне оставалось только подойти к нему, и уставиться на него в ответ.

— Иди в свою комнату и прими душ. Встретимся через полчаса в зале.

Он повернулся ко мне спиной и вышел.

Через час я, как обычно, бегала. Но бегала уже на высшем уровне. Хоть что-то получается. Потом скакалка, спарринг с этим монстром, опять скакалка, бокс с грушей.

И тренажеры. Сегодня у нас верхняя часть туловища, значит, мне конец — руки были до сих пор слабы. А Инструктор не поможет, покажет, как надо делать, но не поможет. Где надо, так вообще сломает какую-нибудь кость.

— Ты держала до того, как я прибыл сюда в руках пистолет или автомат? — перебил мои размышления этот садист.

— Нет. — Коротко и ясно.

— Тогда иди сюда: сегодня я буду учить тебя, как держать правильно в руках пистолет. — Сделал он акцент на слова «держать» и «правильно».

— Лишь держать? — спросила я, подходя к нему и сбрасывая толстовку: пот стекал ручьем.

— С тебя большего пока и не требуется, да ты и не сумеешь, — ехидно сказал он. Эта фраза зацепила бы меня, не будь я настолько равнодушна, как к нему, как к ней, так и к этому пистолету.

— Это Беретта. Держи ее в руках так, как я сейчас: дуло должно смотреть от тебя, а не на тебя. Это — предохранитель, помогает тебе не наделать глупостей, так что ты пока будешь пользоваться с ним. Это — магазин с боевыми патронами, здесь семнадцать штук; отводишь затвор до характерного щелчка, убираешь кнопку предохранителя и целишься. Это спусковой крючок, с помощью которого и происходит выстрел.

Он вытянул правую руку перед собой и начал стрелять по мишени. Звук был сильный, но я знаю, что другие оружия не лучше, поэтому хладнокровно стояла и смотрела, попадет ли этот орел хоть во что-нибудь.

Нда, от мишени ничего не осталось.

— Держи, — и отдал мне пистолет, поначалу он оказался большеват и тяжеловат для моей руки, и тогда я взяла его двумя руками, убрала с предохранителя, встала прямо, расставив ноги, и вытянула вперед руки. Правда, прицеливаться было не во что, кроме как в гвозди, вбитые в стену, они вырисовывали круг. Я прицелилась в один из них и выстрелила: мимо. Сзади подошел Инструктор, сейчас опять что-нибудь скажет. Вместо этого, он положил свои руки на мои и помог правильно прицелиться: «Стреляй», — шепнул он на ухо и убрал свои руки, но не отошел. Я выстрелила, два раза. Один промазала, второй попала.

— Попробуй еще раз, — прошептал он мне сладко на ухо. Я закрыла глаза, внутри что-то взорвалось и, открыв глаза, увидела все в новом цвете, виде и качестве. Я вертела головой во все стороны и видела, все с такой детализацией, с таким качеством, что любой бы позавидовал. Но что-то меня не устраивало…сзади, назад, я не могла повернуться и посмотреть назад, там что-то было такое, чего моя сущность не хотела видеть…темнота.

Потом я услышала голос, холодный, предвещающий смерть, но в то же время обещающий:

— Стреляй, солнце. Я долго ждать не буду и разверну тебя к себе.

После этой фразы я выпалила всю обойму до конца. Я даже не помню, куда целилась, а когда посмотрела, то от места, где были гвоздики, осталась дырка в стене.

— Для первого раза неплохо, — проговорил тот же голос. Пистолет выпал у меня из рук, я упала на колени и заткнула руками уши, чтобы не слышать это…после, всегда будет темнота и крики, тысячи криков. Внутри часть меня съежилась от этого напора. Но потом я почувствовала прикосновение к плечу и уже своим голосом Инструктор сказал:

— Вставай, тренировка только началась. Запомнила, как держать пистолет? — Я все еще молчала.

— Кивни, если запомнила, — моя голова медленно опустилась и поднялась. Он быстро развернулся и прошел в свой кабинет. — Мне подойти и выбить из тебя всю дурь, чтобы ты начала заниматься? — Спросил он, наполовину развернувшись ко мне.

Я быстро встала, убрала, наконец, руки от ушей и побежала по залу. Через полчаса он выйдет из комнаты и будет спарринг: пришло время надрать кому-то задницу, с этими мыслями я побежала еще быстрее.

Хруст. Такой знакомый хруст кости раздался в тишине тренировочного зала. И я поняла, что победила — я сломала руку, точнее кисть, точнее палец Инструктору. Но он, кажется, этого даже не заметил и продолжил бить, только уже сильнее, но теперь он подсказывал (с чего такая доброжелательность?):

— Уклоняйся!…Ставь блок…Дыши, помни про дыхание!

Я хотела повторить, что произошло ранее: разбудить или достучаться до своей силы, но она не хотела откликаться. И вот знакомый хруст, вот только это моя рука, левая, затем быстрый удар в живот. Соберись! И вдруг! Я остановила его правую руку, стремившуюся к моему виску, подняла голову и смогла посмотреть ему в глаза. Я со всей присущей мне теперь силой сжала его кулак, как комок бумаги и ударила его между ног, да так, что Инструктор согнулся пополам, но я схватила его за кадык и подняла голову, направляя к своему лицу:

— Тебе понравилось? Понравилось наблюдать за мной в лаборатории, извращенец? — И снова я ударила его со всей силы уже по ребрам, стала молотить по лицу, ломая каждую косточку, вспоминая каждый свой день в мед. отсеке. Потом резко все закончилось: видимо, Инструктор пришел в себя и отбросил меня в противоположный конец зала. Надо же, давно такого не было, ох и сильно же его разозлила. Но я уже не помню, что произошло дальше — я отключилась; помню только, как кто-то тяжело дыша, нес меня по воздуху, а после, я нырнула в тьму.

Очнулась я, резко вскочив и не понимая, где и что произошло. Я осмотрелась: справа — металлический шкаф; слева — моя кровать и собственно я; посередине — лже-окно, такое знакомое — без занавесок, но с железными ставнями; простой серый ковер на полу сзади входная дверь. Моя комната. Откинувшись на подушку, пришла мысль — хоть нет темноты…

* * *

— Нет, сегодня ты туда не поедешь.

— Вы же так хотели, чтобы я узнала что-нибудь полезное; увидела, как живут люди во время войны.

— Я и до сих пор считаю, что тебе это будет все на руку, но после некоторых событий, произошедших вчера, я…эмм, не могу отправить тебя без должного сопровождения.

— А что не так? Разве я не отправляюсь с Инструктором?

— Ладно… — и доктор, вздохнув, произнес. — При вчерашней вашей стычке или драке, как вы там это называете, произошел кое-какой инцидент.

— Какой? Вы видите, что со мной все хорошо, все зажило.

— Речь не о тебе… — он замялся, прежде чем договорить. — Ты до такой степени избила Инструктора, что, принеся тебя в мед. отсек, он рухнул без сознания, и пришлось его поместить на некоторое время в твою «кровать». Вот.

Так это он нес меня. Потом сам же и вырубился. Что там произошло? Помню урывками: вот я ломаю ему палец…он мне руку; потом что-то взорвалось внутри и растеклось по всему телу; сжимаю его кадык и что-то говорю… Ха, я утерла-таки ему нос… А как же вырубилась я? Ах да, знакомый удар об стенку, но в этот раз было сильнее; тяжелое дыхание надо мной, и я очнулась в своей комнате.

— Можно к нему сходить, посмотреть, как его дела? — произнесла спокойным тоном, а сама думала, как буду теперь я выжигать в нем дыры и смотреть, что он при этом чувствует.

— Не сейчас. Возможно, вечером…тем более, зачем тебе это? — в замешательстве проговорил доктор.

— Я хочу увидеть, что с ним сделала: ушибы и ранения, какой степени и увидеть, что он чувствует при этом. — Честно призналась я.

У доктора чуть глаза из орбит не вылезли, на лбу появилась испарина, и руки его снова начали трястись. Но через несколько минут он закрыл глаза и глубоко вдохнул и выдохнул…сделал так несколько раз, приметила я.

— Ладно, пойдем.

Мы шли по длинному и большому коридору, со всех сторон светили лампы. Когда подошли к двери лаборатории, я задумалась, что никогда не была на стороне наблюдателя; я всегда была в центре событий, и капсула находилась в центре зала лаборатории. Теперь же, зайдя внутрь, я увидела огромный исследовательский центр: было много людей, снующих туда-сюда, некоторые подходили к доктору и спрашивали его о чем-то. Я стояла на мостике второго этажа и мне открывалась вся картина первого: внизу стояли двумя полукругами огромные компьютеры, обеспечивающие и следящие за жизнеспособностью человека в капсуле; все мигало, сверкало и пищало; за этими компьютерами сидели врачи и что-то печатали на своих устройствах; а еще здесь было много проводов, труб и шлангов…и все они вели путь к капсуле, которая стояла в центре всего.

Затем я перевела взгляд и увидела предмет моего интереса. Он был в той позе, что и я в прошлый раз: в вертикальном положении. Но было одно, даже несколько «но»: Инструктор был без стальных обручей на конечностях и поясе, без обода на глазах и без маски. Он что, не дышит? И как он держится неподвижно в таком положении?

Я было хотела повернуться к создателю и спросить, как заметила сзади Инструктора какое-то приспособление, повторяющее его позвоночник — оно было темного цвета и явно железное, но на сгибах искусственных позвонков виднелся свет. От него отходило много креплений. Наверное, генератор какой-нибудь, чтобы держался ровно. Он был прикреплен к его позвоночнику, видимо, на нем мужчина и висел.

Но выглядел этот парень и правда плохо: лицо его было, мягко сказать, ужасающее — развороченный нос, но кровь уже не шла; вместо глаз щелочки и фингалы; кости поломанной челюсти торчали с одной стороны и разбитые губы; даже волосы на голове были выдернуты, ого. Синяки и ссадины были по всему телу, даже вмятина с левой стороны ребер; рука, точнее кисть была деформирована до неузнаваемости; тот самый палец, который я сломала в начале, торчал в сторону, в отличие от остальных. Я опустила взгляд ниже: только теперь я поняла, что он был голый. Первый раз за свое существование увидела голого мужчину. Я стояла и внимательно рассматривала то место между ног, но ничего не понимала: как оно может нравиться женщинам. Ну ладно…с ногами вроде у него все было в порядке: никаких переломов и ран я не увидела. Но оставался вопрос.

— Ну что, налюбовалась своей работой? — как-то недовольно спросил доктор.

— Не вы ли все хотели, чтобы я надрала ему задницу? — парировала я.

Он запнулся, но произнес:

— Да, мы хотели. И получили результат.

— Доктор, почему он без стальных обручей и почему Вы не обработали сначала ему все раны, как мне, а потом поместили в капсулу?

— В стальные обручи он бы не поместился, так как их делали под тебя. А не обработал все раны и переломы, потому что не успел — он начал терять сознание и проваливаться в кому сразу же, как принес тебя. Поэтому, когда он придет в сознание, я начну ему все вправлять и выправлять, в общем, все, что делал с тобой все эти месяцы. Это ты его так за все разы сразу что ли? — спросил он, немного расслабляясь и улыбаясь.

— Не исключено. Но как он дышит без маски?

— Он не дышит. Я не знаю как, но он не дышит, хотя сердце и мозг его работают.

Через всю лабораторию к доктору подбежала Сара с горящими глазами и что-то быстро начала ему тараторить, потом она подняла на меня взгляд и посмотрела так, что я бы сказала — она ненавидит меня:

— Получилось все-таки? Ты его чуть не убила! — выкрикнула она, затем быстро скрылась за какой-то из дверей.

— Вот видишь, ты была не права. — Я молчала, все еще смотря в след этой ненормальной и не понимая такую смену настроения ко мне. — Она влюблена вовсе не в меня, а в Инструктора. Господи, что она в нем нашла, — пробормотал себе под нос доктор, — зверь, монстр…может сейчас девушек такие привлекают…

— Мне все равно, — прервала я его бормотание. — Я лишь приходила посмотреть на результат своей работы. — Если понадоблюсь, я буду в комнате.

— Хорошо, милая. — Он поцеловал меня в лоб… снова?

* * *

Огни в кабинете доктора погасли. Значит, и он уже ушел. Он всегда работает допоздна, а иногда, когда дело касается его любимой Киры, он вообще не спит. Чушь! Ее невозможно убить. Что он в ней нашел или, таким образом, он искупает свои грехи. Как будто это ему поможет. Девушка услышала удаляющиеся шаги и со вздохом облегчения почувствовала, что она наконец-то одна. Хотя, не совсем.

Выйдя из своего укрытия, она бегом направилась к лаборатории, доставая на ходу пропуск. Теперь никто не сможет помешать, закрыв за собой дверь, она сняла халат и очки и медленным шагом подошла к капсуле. Прислонив руку, она сразу одернула ее как бы боясь потревожить его сон, но, осмелев, она прикоснулась и улыбнулась во весь рот. И смотрела на Инструктора, затаив дыхание. «Любимый». Жадно рассматривая каждый сантиметр его тела, она вспоминала каждую их встречу на базах Федерации. Она специально выбивала себе обучение в то или иное место, где оказывался Он, чтобы в лишний раз побыть с ним. С того самого момента, когда он вскружил ей голову в Финиме. Ей было всего двадцать, молодая, подающая надежды лаборантка. Заметила его случайно по пути домой и понеслось. Девушка негромко захихикала, вспоминая это.

— Что она с тобой сделала? — шепотом произнесла Сара, проходя вокруг капсулы и рассматривая каждое повреждение. На глаза ее навернулись слезы.

Но потом она отошла в центр комнаты прямо перед капсулой, мгновенно поменявшись в лице: оно стало злым и яростным, хотя слезы все еще скатывались вниз по щекам.

— На ее месте должна была быть я. Ты это заслужил. — Холодным тоном произнесла она и, резко развернувшись, схватила свои вещи и выбежала из зала.

* * *

Через два дня перед сном создатель позвал меня к себе. В эти несколько дней мне нечем было себя занять: тренировок так и не было, хотя можно было и потренироваться мне с другим человеком или самой. Но мне запретили, и приходилось все время торчать в комнате. Я перестала ходить на двенадцатый этаж — не хотела видеться с тем солдатом, а я знала, что он там будет.

Я постучала в дверь его комнаты и зашла. Там была все та же обстановка ничего не изменилось: кровати не было, только какая-то маленькая кушетка зеленого цвета в центре и кресло в дальнем углу комнаты. Со всех сторон на меня смотрели стеллажи с книгами всех сфер деятельности человека: я часто брала у создателя книги восполнить недостающие знания; на полу валялось множество бумаг; за кушеткой стоял огромный стол из красного дерева, загруженный всяким хламом и огромная чашка с кофе, который так любил здесь весь персонал.

Он сидел на кушетке, положив ногу на ногу, и читал какие-то документы. Хмурился при каждом прочтенном ему слове. Ему было пятьдесят три или больше, мне, вроде Сара говорила, но выглядел для своего возраста довольно-таки свежо: у него была стройная, но не худая фигура среднего роста; морщины были не так глубоки, постоянно взъерошенные волосы с проседью; и очки, которые он носил время от времени. Наверное, в молодости был красавцем.

— Садись рядом со мной, — сказал он, не отрываясь от бумаг и еще больше хмурясь. — Мы переговорили с генералом Конродом о твоей прогулке в местное поселение без Инструктора, и он дал согласие. Но с тобой поедет передовой отряд Федерации, от которого ты не должна отходить ни на шаг.

— Но как же я тогда познакомлюсь и увижу что-нибудь полезное у людей, если рядом будут солдаты?

— Ничего страшного. Потерпят их, да и наши солдаты не такие уж изверги, как ты слышала. Будь ты с Инструктором, люди бы его больше боялись, чем их всех вместе взятых.

— Почему?

— Что почему? — не понял доктор и оторвал глаза от бумаг.

— Почему все боятся Инструктора? — пристально глядя, спросила я.

Доктор некоторое время отводил взгляд и молчал, потом сказал:

— Ты же и так знаешь, что он творит с людьми. А его глаза…никто не смотрит в них, не выдерживает давления.

— Кто он? — шепотом поинтересовалась я, будто бы нас могли подслушать.

— Не знаю. Никто не ответит тебе на этот вопрос. Я считаю, что это не человек, а зверь, и правительство думает, что приручило его, — и усмехнулся, — он волен сам выбирать, на чьей ему быть стороне. Почему именно Федерация — не знаю. Выбор, наверное. Но он ломает сознание своих учеников и лишь сильнейшие переживают это сумасшествие, это, как бы тебе сказать, экзамен. Умрет солдат или нет — другого быть не может. Если выжил — он уже профессионал и его ставят на ступень и звание выше, чем любого другого. Такие и командуют отрядами, ведут бои в самых горячих точках и идут на невыполнимые миссии.

— И много таких людей?

— Нет, больше сотни во всей армии Федерации. Не все хотят идти к нему, зная, что будет.

— Я ведь не выбирала, куда мне идти, меня сразу приставили к нему.

— Ты — уникальный случай. Ты пройдешь все его экзамены безоговорочно, я не сомневаюсь. Ты видела, что с ним сотворила, вот и думай, что будет дальше. А выбор свой тебе предстоит только сделать, и все будет зависеть только от него.

Я замолчала ненадолго, но потом спросила:

— Когда прибудет сопровождение, и мы отправимся?

— Завтра в десять утра. Так что будь готова к этому времени и жди у входа в базу.

— Поняла. Я могу идти?

— Да, иди, конечно, — отхлебнув кофе, сказал доктор.

* * *