Видно, знала, кто это.
И все же она тащила Эме в комнату, ругая по пути на чем свет стоит:
– Как ты посмела, негодная! Сколько раз говорить, что девушка должна вести себя скромно?! Сколько можно твердить, что ни один мужчина не может видеть твое лицо?
Эме надоели причитания старухи, и она остановилась как вкопанная. Далал с удивлением уставилась на подопечную:
– Что?
– Мое лицо видело немало мужчин, к твоему сведению. Я бывала на балах, даже танцевала с ними, они держали меня за руку, обнимали за талию…
Взгляд и голос наставницы стали жесткими:
– То, что было с тобой во Франции, можешь забыть и лучше никогда об этом не говори. Ты девственница, это проверили, прежде чем привезти тебя сюда. И здесь ты будешь вести себя так, как полагается. Иди к себе. Если госпожа узнает, как ты глазела на ее сына, меня накажут.
Эме пожалела бы старуху, которой попадет из-за нее, но сейчас она даже не обратила внимания на эти слова, поразили другие.
– Это… сын Михришах Султан?!
– Селим? Да, он сын госпожи.
Вот теперь Эме стало совсем тошно. Она повернулась и побрела в свою комнату.
Впервые в жизни сердце забилось с перебоями при виде мужчины, впервые дыхание стало прерывистым, а в воздухе вдруг запахло весной и, кажется, запели птицы… Но почему же?!
Она не могла выразить это «почему».
Весенние трели исчезли, запах цветущих роз сменился дымком из жаровен и тяжелым запахом многочисленных ароматических добавок. Не своими наставлениями и не прикосновением цепких пальцев, а всего несколькими словами Далал вернула Эме на землю. Темноглазый красавец – сын Михришах Султан! Эме и сама не могла бы объяснить, что в этом сообщении повергло ее в ужас. Вернее, прекрасно понимала, но не желала признаваться себе.
Девушка влюбилась с первого взгляда и бесповоротно со всей страстью первой любви. Первая любовь – это прекрасно, действительно должны цвести розы и петь счастливые птицы. Они с Роз-Мари-Жозефиной не раз говорили о первой любви, не раз читали в книгах и точно знали, что это волшебное чувство, от которого идет кругом голова. Особенно когда влюбленность взаимна.
Все так, и голова кругом шла, и, похоже, она тоже понравилась Селиму, но именно то, что это сын Михришах Султан, лишало Эме последней надежды.
Она не заметила, что на губах наставницы играет чуть лукавая, довольная улыбка.
Эме сидела на низеньком диване, обхватив согнутые в коленях ноги руками и прижавшись к ним щекой. Она отказалась обедать, заявив, что неголодна, не пошла гулять в сад, хотя погода позволяла побыть вне помещения.
– Накшидиль, – присела рядом старуха, – если ты не будешь кушать, то похудеешь и превратишься в костлявую уродину.
– Ну и пусть! Может, тогда меня отправят, наконец, в Босфор!
– В Босфор? – изумилась Далал. – Тебе так не понравился шехзаде Селим?
– При чем здесь Селим? Я не хочу становиться наложницей султана и рожать ему сына. Лучше в Босфор. Скажи госпоже, что я безнадежно больна, а потому меня лучше утопить, хотя я сожалею о потраченных ею деньгах.
– Чьей наложницей ты не желаешь становиться? Шехзаде Селим молод и хорош собой, он умен, наследнику нравится все европейское, он учит французский… Если уж Селим тебе не нравится, то я уж и не знаю, какого еще султана тебе нужно, – притворно вздохнула Далал.
Эме подозрительно покосилась на нее:
– Ты снова ведешь разговор о шехзаде Селиме. Почему о нем?
– Госпожа купила тебя для своего сына.
– Михришах Султан сказала, что я буду наложницей султана…
Далал кивнула, склонившись к Эме ближе:
– Да, шехзаде станет султаном совсем скоро. Только об этом стоит помолчать, – она приложила палец к губам.
Девушка смотрела все еще недоверчиво:
– Ты хочешь сказать, что я предназначена шехзаде Селиму, который вот-вот станет султаном?
Старуха тихо рассмеялась:
– Да, но если тебе лучше в Босфор…
Еще раз недоверчиво покосившись на наставницу, Эме поджала губы, чуть покусала их и, глядя в окно, словно между прочим, произнесла:
– Что ты там твердила о своем теле, которое нужно преподнести как подарок?
– Повторю, повторю… И еще многому научу.
– Да, и скажи, чтобы принесли ужин сюда, у меня вдруг появился аппетит.
Учеба началась снова, только теперь Эме внимательно слушала советы наставницы.
Если бы Эме знала, по какому поводу приезжал к матери ее обожаемый сын!..
Не только Далал заметила эти переглядывания, Михришах Султан тоже обратила внимание на то, как стоит столбом шехзаде Селим.
– Мой лев, на кого это ты так смотрел только что?
Селим с трудом очнулся от своих мыслей:
– У тебя новая служанка? Но она не похожа на рабыню.
– И тем не менее это рабыня. Накшидиль. Юная, красивая, умная, француженка из богатой семьи… Алжирские корсары захватили, а Фатима Ханум вынудила дэя отправить девушку мне. Иметь такую красотку рядом с собой слишком опасно, – усмехнулась Михришах Султан. – Красивая девушка и неиспорченная. Она тебе понравилась?
– Да, красивая.
– Так понравилась или нет?
– Понравилась, – вздохнул сын.
Губы матери тронула лукавая улыбка:
– Она куплена и обучается для тебя. Когда приедешь в следующий раз, получишь подарок. Султану Османской империи нужны красивые и умные наложницы, но они должны быть послушными, чтобы не создавать проблем в гареме. Как видишь, я уже создаю для тебя гарем.
– Не рано ли?
– Все будет зависеть от тебя, лев мой.
– Мы ввязались в очень опасное предприятие, валиде. Все может закончиться плохо, и вместо гарема с прекрасными наложницами я могу получить Клетку или вообще меч палача.
– Что ты такое говоришь?! Прекрати! Ты единственный наследник, и, пока это так, худшее, что тебе грозит, – Клетка, но совсем ненадолго. Все будет хорошо, только будь в себе уверен. Янычары тебя поддерживают, садразем считает, что лучшего преемника Абдул-Хамиду не сыскать, да и сам Повелитель тоже так считает. Почему ты должен бояться? Не желаю больше слышать ни о каких опасениях. Ты будешь султаном, а я соберу тебе самый красивый и богатый гарем, какого не знал ни один Повелитель этой страны.
– Но вы же знаете, валиде…
Мать почти закрыла ему рот рукой:
– Знаю только я и твой врач, но он будет молчать. И вовсе не обязательно знать остальным.
– Но как же?..
И снова мать перебила сына:
– Уж в этих-то делах доверься мне. Занимайся своим делом, завоевывай доверие у янычар и популярность у Совета и народа, будь поласковей с теми, кто пригодится, улыбайся даже тем, от кого тебе пока ничего не нужно, любой человек может вдруг пригодиться.
– Я уже поеду, валиде, меня ждут в Стамбуле.
– Хорошо, лев мой. А за Накшидиль не беспокойся, она твоя. Вот подучится немного, и получишь свою красоту.
Но когда Селим приехал в Кючюксу в следующий раз, взять на ложе Эме не смог: девушке помешали регулы.
Михришах Султан, видя, как сын старается не подать вида, что расстроен, тихонько смеялась:
– Всему свое время, лев мой. Возможно, эта красавица будет подарком тебе как султану…
– Ох, валиде, не стоит раньше времени вести такие речи, они опасны.
– Так тебе понравилась новая рабыня?
– Да.
– Будь смелей, лев мой, удача любит смелых и терпеть не может тех, кто сомневается в себе. И во мне, – смеясь, добавила она. – Я прикажу Накшидиль выйти в сад. Побеседуй, убедись, что я купила тебе не только красивую, но и образованную наложницу.
В Стамбуле весна, в Кючюксу весна, на душе у Эме тоже весна, причем давно, с той минуты, как увидела шехзаде Селима и узнала, что предназначена для него.
Выслушав приказание султанши идти в дальний кешк в саду, девушка удивилась:
– Далал, зачем?
– Иди-иди, там тебя уже ждут, – рассмеялась старуха, вызвав румянец смущения у своей подопечной.
Селим действительно ждал. Он постарался не выдать девушке свою заинтересованность, просто сделал приглашающий жест:
– Проходи, Накшидиль, присаживайся.
– Да, господин.
Называть его господином оказалось совсем нетрудно. И подчиняться тоже…
– Михришах Султан сказала, что ты из Франции?
– Да.
– Будешь учить меня французскому языку. Я недостаточно хорошо говорю, хотя все понимаю. Со мной будешь говорить только по-французски.
– Да, мсье.
Он произносил серьезные, хотя и малозначащие слова, а глаза говорили иное: влюблен, жажду заключить тебя в объятия, ты моя! Взор горел восхищением – валиде нашла своему льву и впрямь драгоценность.
– Ты очень красивая…
Нежные щеки девушки были пунцовыми от этого откровенного признания. И все же она вскинула синие, как небо, глаза. Казалось, послышался шорох и пролетел ветерок от движения густых темных ресниц.
Их взгляды встретились, и… синие глаза утонули в зовущей глубине черных, а его черные безнадежно барахтались в синеве ее очей.
Сколько прошло времени – неизвестно. Шехзаде и его наложница просто стояли и смотрели друг на друга, забыв и о весне, и том, что слуги недалеко, и о Михришах Султан, и о том, что Селиму пора уезжать. Разговаривали глазами, слов не понадобилось. Черные все твердили: как же ты красива! Синие спрашивали: я твоя?
Моя! Восторг от этого слова затопил все, казалось, весь мир поет вместе с их душами. Султаны, особенно будущие, особенно те, кому нет и восемнадцати, тоже могут влюбляться. О шестнадцатилетних девушках и говорить не стоит.
На дорожке сада послышались шаги – Михришах Султан прислала евнуха напомнить, что шехзаде пора уезжать.
– Да, я уже иду. Накшидиль, я уезжаю и вернусь не скоро, через три месяца. За это время научись турецкому получше, чтобы потом учить меня французскому.
– Да, мсье…
Она была готова научиться чему угодно, хоть танцу с голым животом, хоть акробатическим прыжкам, какие исполняли приглашенные для развлечения Михришах Султан гимнастки. Конечно, этого не потребовалось, но наставления Далал по поводу своего прекрасного тела, которое надо любить, чтобы преподнести возлюбленному, как прекраснейший из даров, теперь не проходили мимо ушей.
Эме терпела любые экзекуции в хамаме, не морщась, позволяла выщипывать даже волосинки, чтобы кожа была идеально гладкой, учила стихи арабских и персидских поэтов и, конечно, турецкий. Далал твердила, что для нее главное не это:
– Ты думаешь, шехзаде будет с тобой всякий раз беседовать вот так в кешке? Э нет, голубушка, в спальне на ложе куда приятней! Учись доставлять мужчине удовольствие одним прикосновением. К красоте можно привыкнуть, а вот к умению обольстить – никогда.
Эме фыркала, но слушала.
– И не фырчи, я больше тебя прожила и многое повидала. Разве Михришах Султан самая красивая из женщин? Нет, были у султана Мустафы наложницы и красивей, я знаю. Но Михришах Султан сумела завоевать сердце Повелителя, он остальных попросту не замечал. Или старался не замечать.
– А почему ты так сказала?