Миссия в Венецию

Дон перевел дыхание. Он, не отрываясь, смотрел на открытку, и тягостное предчувствие заполняло его душу. Ему показалось на секунду, что вокруг черная бездна, он сжимает штурвал своего самолета, а откуда-то сверху, с невыносимым ревом, пикирует вражеский истребитель.

— Миссис Трегарт, то, что вы рассказали сейчас, очень важно, и я хочу услышать этот рассказ с самого начала. Вы должны рассказать все, не упуская мелочей, которые, может быть, кажутся вам незначительными. Но сейчас я оставлю вас на минутку. Мне нужно отдать кое-какие распоряжения.

Он вышел в холл и чуть не столкнулся с Черри, который выносил вещи.

— Я еду в аэропорт, сэр, — сказал Черри и бросил на хозяина взгляд, полный оскорбительного достоинства, — до отлета остался ровно час.

В холл вошла Мариан.

— Мистер Миклем, прошу вас... — начала она.

— Возьмите все вещи и отнесите назад, — приказал Дон Черри. — Сегодня мы не летим. Мариан, отмените полет. Случилось нечто, в чем я должен разобраться. Закажите билеты на завтра.

Он резко повернулся и вошел в кабинет.

Мариан всплеснула руками.

— Еще один такой день... — она вдруг остановилась, поняв, что подает Черри дурной пример, и продолжала уже совсем другим тоном: — Скажите, пожалуйста, Гарри, что машина уже не нужна.

— Да, мисс, — сказал Черри таким голосом, словно его кто-то душил.

Мариан вышла на улицу, громко захлопнув за собой дверь. Черри стоял некоторое время неподвижно, тупо рассматривая багаж, потом оглянулся, чтобы убедиться, что поблизости никого нет, и злобно пнул ногой ближайший чемодан.

2.

Дон Миклем удобно устроился в кресле, закурил сигарету и одобряюще кивнул миссис Трегарт.

— Итак, я вас слушаю. Еще раз прошу вас — говорите как можно подробней. Дело в том, что я почти ничего не знаю о Джоне. Мне известно лишь, что во время войны он был десантником. Последний раз я его видел перед тем, как он выпрыгнул из моей машины за линией фронта, над Римом, чтобы организовать там группу сопротивления. Но подробностей нам не сообщали.

— Я тоже почти ничего не знаю, — сказала она задумчиво. — Он много пережил, но почти ничего не рассказывал. Не любил говорить о войне. Я думаю, он хотел забыть. После войны он еще год оставался в Италии, потом вернулся домой. Его отец владел небольшой стекольной фабрикой, и Джон вступил в дело. Потом, когда отец умер, владельцем стал Джон. С той поры он ежегодно проводит за границей около трех месяцев: осматривает там крупные стекольные фабрики и знакомится с постановкой дела. Он всегда путешествует один, хотя мне очень хотелось ездить с ним. Вот и в этом году он уехал в Вену. Это было первого августа, как раз пять недель назад. Шестого августа я получила от него письмо, в котором он сообщил, что добрался благополучно и остановился в той самой гостинице, где жил раньше. Больше я не получала известий.

— В письме не проскальзывало, что у него какие-нибудь неприятности?

Миссис Трегарт пожала плечами:

— Нет. Это было самое обыкновенное письмо. Он, казалось, был счастлив и спокоен. Писал, что много работает. Думал около месяца пробыть в Вене, а потом отправиться в Париж. Когда он перестал писать, я была удивлена, но почти не беспокоилась. Я решила, что просто он занят, и написала ему сама. Мое второе письмо в Вену возвратилось с пометкой: «выехал, адрес неизвестен». И вот тогда мне стало не по себе. Я написала в Париж, в ту гостиницу, где он любил останавливаться, но письмо вернулось и оттуда с такой же надписью. Наконец, я позвонила в гостиницу и узнала, что Джон не снимал номер и его вообще не ожидают. Тогда мне пришла мысль ехать в Вену, чтобы заняться поисками, но я слишком давно не была за границей, и нужно было продлить паспорт. И вот теперь мне его не возвращают, да еще говорят, что он куда-то пропал. Чиновник министерства был очень сух ко мне, и, я думаю, это не случайно. Не знаю, что и делать. Понимаете, мистер Миклем, мы, Джон и я, очень любим друг друга. И он всегда писал мне, когда уезжал, потому-то я и подумала, что с ним произошло что-то ужасное. Я обратилась в полицию...

— В местную полицию или Скотланд-Ярд?

— Конечно, в местную. Дело в том, что Джон хорошо знаком с одним из инспекторов. Джон — член хэмпдокского крикетного клуба, а инспектор тоже играет там. Они, можно сказать, дружат. Я несколько раз видела их вместе, и инспектор даже здоровался со мной. Словом, этот инспектор обещал навести справки. — Ее руки нервно вздрогнули. — Он был так любезен, и, когда я ушла, мне сразу стало легче. Я надеялась, что он поможет мне, но... Два дня не было никаких известий, и я снова пошла к нему. Сержант сказал мне, что инспектора нет, но я не поверила. Я чувствовала, что все изменилось с того дня, когда я приходила впервые. На этот раз они обращались со мной как с чужим человеком. Сержант был прямо-таки груб и заявил, что никакой информации у него нет и что, если они что-то узнают, меня позовут.

Дон задумчиво посмотрел на погасшую сигарету и потер подбородок:

— Когда все это было?

— Четыре дня назад. На следующее утро я позвонила инспектору, но он не захотел со мной говорить. Мне ответил сержант. Он сказал, что я не должна постоянно беспокоить полицию и что у них есть чем заниматься. Когда они что-нибудь узнают, то позвонят мне. Это было ужасно! — Она отвернулась, чтобы скрыть слезы, и продолжала дрожащим голосом: — Я поняла, что они просто ничего не хотят расследовать, и пошла в Скотланд-Ярд. А что мне еще оставаясь?

— У вас есть какие-нибудь знакомые или друзья, которые могли бы помочь в этом деле? — спросил Дон сочувственно.

— Я не могла обратиться к друзьям, — сказала она тихо. — Мне казалось, что это наше с Джоном личное дело. Я говорила с представителем специального отдела. Он сказал мне, что дело ему известно и что расследование проводится. И я бы поверила, но почему он был так холоден со мной? Мне показалось даже, что он едва сдерживает раздражение. Я спросила его прямо: может, Джон имел какие-то неприятности с властями? Но это было все равно, что разговаривать со стеной. Он ответил, что пока ничего не может мне сказать, но, как только что-нибудь узнает, даст ответ. Я поняла, что и здесь не смогу ничего узнать. Боже мой! Я чуть не сошла с ума. Куда мне было идти? Я пошла в Министерство иностранных дел. Там со мной сначала вообще не хотели разговаривать, потом все же появился чиновник, который сказал, что это дело полиции и министерство ничего не может сделать.

Я была в отчаянии, уже не владела собой и устроила сцену. Я закричала, что если ничего не добьюсь, то пойду в «Дейли газетт» и расскажу всю эту историю репортерам.

— Очень хорошо, — сказал Дон Миклем, пораженный мужеством этой молодой женщины. — Что же ответили на вашу угрозу?

— Это подействовало, как взрыв бомбы. Чиновник сразу же захотел разговаривать со мной, и через некоторое время я была приглашена в бюро сэра Роберта Грехэма. Я говорила с его личным секретарем, он был со мной грубо откровенен. Он сказал, чтобы я ни в коем случае не обращалась в газету, а если это сделаю, то буду потом жалеть. Он мне почти угрожал! Сказал, что, если в прессе появится что-нибудь о Джоне, это плохо обернется, и велел мне идти домой и ждать, потому что сейчас продолжать расследование опасно, и я должна набраться терпения. Я была так напугана, что решила больше никуда не обращаться. Часами я бесцельно бродила по улицам и спрашивала себя, что же еще можно сделать? А потом заметила, что за мной следят. Я чувствовала чей-то взгляд, но, когда оборачивалась, — за спиной никого не было. Тогда я села в такси и в боковое зеркало увидела, что какая-то черная машина поехала следом. Вот ее номер. Я записала, — она достала из сумочки клочок бумаги и подала его Дону: — Вот. Как вы думаете, можно узнать, чья это машина?

— Думаю, да, — сказал Дон и спрятал записку в карман. — Во всяком случае, я постараюсь что-то сделать. И что же было потом?

— Я вышла из такси, спустилась в метро, но все время чувствовала, что кто-то идет за мной. Но кто? Я оборачивалась, но вокруг было много народу, и никто не смотрел на меня. Тогда я достала зеркальце и сделала вид, что вынимаю из глаза соринку. Тот человек не ожидал от меня такой хитрости, и я успела рассмотреть его. Он выглядел, как настоящий сыщик, и делал вид, что читает газету, но стоило мне спрятать зеркальце и сделать несколько шагов, как спиной я почувствовала, что он снова идет за мной. Самое отвратительное было в том, что он почти не скрывал, что шпионит за мной. Я очень испугалась и постаралась поскорей добраться домой, а там меня уже ждал мистер Говард, компаньон Джона. Он принес вот эту самую открытку. Не знаю, что она должна означать. Мистеру Говарду я ничего не сказала. Он не такой человек, которому можно очень уж доверять. Он хороший коммерсант, но и только. Я сказала, что Джон, наверное, просто хотел над ним подшутить. Мистер Говард, кажется, обиделся и ответил, что это не очень-то остроумная шутка, а потом спросил, что слышно о Джоне. Кажется, он не поверил, когда я сказала, что Джон прямо-таки засыпал меня письмами и что у него все в порядке. А вчера вечером я прочитала в газете, что вы уезжаете в Венецию, и подумала: а вдруг вы сможете что-то узнать? Конечно, я не имею права просить вас об этом, но это не я, это Джон молит вас о помощи. — Она снова сжала руки, борясь с волнением. — Я должна, должна знать все, мистер Миклем.

— Да, конечно, — спокойно ответил Дон. — Это вполне естественное желание. Я заинтересовался этим делом и постараюсь помочь. Еще один вопрос, миссис Трегарт. Есть ли у вас хоть какое-нибудь, пусть самое нелепое, объяснение, почему ваш муж мог исчезнуть?

Она взглянула удивленно:

— Нет. Конечно, нет.

— И никаких подозрений?

— Нет.

— Простите мне этот вопрос, но вы уверены, что ваш муж не уехал с другой женщиной?

Ее черные глаза гневно сверкнули:

— Я знаю, что он никогда этого не сделает! Джон не такой. Мы живем друг для друга. Он никогда не обманывал меня.

— Хорошо, — сказал Миклем, закуривая новую сигарету. — А нет ли у вас оснований считать, что ваш муж работает на МИ-5? Грубо говоря, не думаете ли вы, что он, когда бывает в поездках, выступает в роли агента или шпиона?

— Я не знаю, — ответила она в отчаянии. — Он никогда не соглашался взять меня с собой. А теперь все эти люди ведут себя так странно. Когда шпион попадается, тогда, я читала в романах, власти той страны, на которую он работает, умывают руки, не так ли?

Дон пожал плечами.

— Вероятно, так и бывает, особенно если верить романам, — он ободряюще улыбнулся. — А теперь отправляйтесь-ка домой и постарайтесь успокоиться. Предоставьте все мне. Я всегда уважал вашего мужа и сделаю все, чтобы его разыскать. Дело в том, что я очень хорошо знаком с сэром Робертом Грехэмом, о котором вы говорили, и, конечно же, его навещу. Ну, а если он мне ничего не сможет или не захочет сказать, тогда я пойду к старшему суперинтенданту Диксу из специального отдела. Он — мой хороший друг. Сегодня вечером я уже буду что-то знать. Дайте мне свой телефон и адрес, я зайду к вам или, в крайнем случае, позвоню.

Внезапно Хильда закрыла лицо руками и расплакалась.

Дон Миклем встал и положил руки ей на плечи:

— Постарайтесь не сдаваться. Я согласен, что все выглядит плохо, хуже некуда, но, если что-то от меня зависит, все изменится к лучшему. Это я обещаю вам.

— Простите меня, — сказала она слабым голосом и вытерла глаза платком. — Я не знаю, как вас благодарить. Последние дни были так ужасны. По теперь я успокоилась. Да, я почти спокойна.

— Поезжайте домой и отдохните. Я не заставлю вас ждать слишком долго. — Дон улыбнулся, и Хильда с усилием улыбнулась ему в ответ. — Теперь вы не одна.

Когда женщина вышла, Дон Миклем некоторое время бессмысленно смотрел перед собой. Каждому ясно, что Трегарт попал в нехорошую историю. И надо быть очень осторожным, чтобы не вляпаться туда же.

Он наморщил лоб, закурил очередную сигарету и велел Черри подать машину.

* * *

Сэр Роберт Грехэм в скрипучих туфлях осторожно двигался через темный холл спортивного клуба прямо к своему любимому креслу, которое поджидало его в лоджии.

Сэр Роберт был крупным и неуклюжим человеком. Желтоватое лицо с белыми висячими усами, глубоко сидящие умные глаза, кустистые брови и впалые щеки, домашняя куртка и стоячий воротничок делали его весьма выразительной личностью. Он напоминал, пожалуй, доброго старого дедушку, которого должны обожать многочисленные внуки, а карманы его куртки, казалось, должны быть наполнены сластями. «Добрый дедушка» осторожно опустился в кресло, вытянул длинные тощие ноги и позвал кельнера.

Кельнер поставил на маленький столик перед креслом рюмку портвейна.

В противоположном углу холла Дон Миклем терпеливо ожидал, пока сэр Роберт устроится поудобнее. «Добрый дедушка» хорошо пообедал, и Дон надеялся, что теперь он окажется в благодушном настроении.

Дождавшись, когда сэр Роберт сделает глоток вина, Дон поднялся из кресла и направился к нему:

— Позвольте составить вам компанию?

Сэр Роберт поднял глаза и улыбнулся.

— Всегда рад видеть вас, друг мой. Присаживайтесь, прошу вас, — и он придвинул Дону кресло. — Признаться, я думал, вы уже в Венеции.

— Если все будет в порядке, утром я буду там.

— Конечно, летите? А я, должен признаться, чувствую себя в самолете очень неуверенно. Я летал только однажды, и мне не понравилось. Все думают, что экономят время, а на самом деле рискуют жизнью.

Дон Миклем достал из кармана портсигар и протянул его старику:

— Попробуйте мои сигареты. Надеюсь, они придутся вам по вкусу.

Тонкие желтые пальцы взяли сигарету и поднесли к аристократическому, с горбинкой носу.

— Вы молоды, но понимаете толк в хороших сигаретах. Хотите портвейна?

— Благодарю, нет, — Миклем закурил сигарету и направил густое облако дыма к потолку. — Как ваши дела?

— Ничего. Чувствую, правда, себя не намного лучше, чем раньше. Надеюсь на следующей неделе отправиться на охоту, может быть, на свежем воздухе почувствую себя бодрей. Вы же знаете, во владениях лорда Хеддисфорда воздух необыкновенно чист. Хотите присоединиться?

— Вряд ли. Я только в конце декабря вернусь в Лондон. Из Венеции мне нужно заехать в Нью-йорк.

— В Венеции вы попадете как раз на фестиваль, я полагаю. Я слышал, там ставят «Золушку». Прекрасная вещь!

Они поговорили о фестивале, потом Дон заметил как бы между прочим:

— Есть одно дело, в котором вы могли мне помочь, сэр Роберт.

Кустистые брови Грехэма удивленно поднялись:

— Что случилось?

— Меня интересует один человек. Его имя Джон Трегарт.

Дон Миклем испытующе посмотрел на сэра Роберта, но лицо последнего оставалось спокойным. «Добрый дедушка» затянулся сигаретой, потом вынул ее изо рта и с неподдельным интересом стал изучать тлеющий конец.

— Трегарт? — проговорил он после минутной паузы. — Почему он вас интересует?

— Нам приходилось встречаться во время войны. Я был тогда пилотом и перебрасывал его через линию фронта, — сказал Дон с деланным безразличием. — Я слышал, что он исчез.

— Я тоже слышал об этом, — с неменьшим безразличием отозвался сэр Роберт. Он взял рюмку, отпил крошечный глоток портвейна и покачал головой: — Букет теперь не тот, что был раньше. Во времена моего отца...

— Что с ним случилось? — прервал его собеседник.

Сэр Роберт удивленно посмотрел на него:

— С моим отцом? Да что с ним могло случиться, ради всего святого? Он уже давно покойник.

Дон Миклем рассмеялся.

— Мы говорили о Джоне Трегарте, — он резко оборвал смех и договорил совершенно серьезно: — Он исчез, и я хочу знать, что с ним.

— Не имею ни малейшего представления. Извините, друг мой, я должен спешить. Нужно успеть домой к семи. Я, видите ли, обещал жене, что свожу ее сегодня в театр. Пьеса, кажется, неплохая.

— У Трегарта неприятности? — понизив голос, спросил Дон.

Сэр Роберт вздохнул.

— Ну, что вы за упрямый молодой человек, — простонал он. — Я ничего не знаю об этом, и, кроме того, мне совершенно безразличен этот человек.

Он с трудом поднялся из кресла. Дон Миклем тоже поднялся и положил руку ему на плечо:

— Еще один момент. Я никогда не прощу себе этой назойливости, но Трегарт — отличный парень. Во время войны он хорошо делал свое дело. Я должен узнать, что с ним.

Сэр Роберт в мгновение ока превратился из «доброго дедушки» в довольно злобного старикана:

— Послушайте меня, мой мальчик. Хотите получить один совет? Вы не должны вмешиваться в это дело. Поезжайте себе в Венецию и хорошенько отдохните.

Шрам на лице Дона Миклема вздрогнул. Близкие друзья знали, что это было признаком сдерживаемой ярости.

— Я намереваюсь найти Трегарта, — произнес он очень медленно. — Вы не хотите мне помочь, и я буду искать того, кто согласится это сделать.

Сэр Роберт холодно улыбнулся:

— Повторяю, я ничем не могу вам помочь. Более того, я вообще не имею права разговаривать с кем бы то ни было на эту тему. Но ради вашего же блага я все же обязан вас предупредить: не ввязывайтесь в это. Скажу, по возможности, откровенно, Миклем, это дело правительственных кругов, и мы, простые смертные, не должны в него вмешиваться. Ну, и если совсем между нами, — Трегарт вел себя очень глупо, и никто, слышите, никто не сможет ему помочь. Могу еще добавить, этот человек не стоит того, чтобы о нем заботились. Поверьте, мой друг, это не та история, в которую стоит совать нос. Я думаю, что не мог бы выразиться точнее, не так ли?

Дон взглянул на него:

— Я не согласен с вами, сэр. Заслуженный человек, боевой офицер, вдруг исчезает, можно сказать, среди бела дня, и всем это совершенно безразлично. Не кажется ли вам, что подобное бездушие недопустимо в цивилизованном обществе? А жена Трегарта? Кто-нибудь подумал о ней? В вашем учреждении, кстати, с ней обошлись просто гнусно.

— Едва ли в этом есть наша вина, друг мой, — пожал плечами сэр Роберт. — Трегарт должен был бы подумать о своей жене прежде, чем сделать то, что сделал... А теперь — всего доброго.