Куотермейн знал, что в действительности его смертное тело находилось в другом месте, в материальном мире и без сознания на полу озаренной огнем из камина библиотеки леди Рэгнолл; жертва передозировки искажающего время наркотика тадуки. Та форма, которую он теперь принял, хотя и напоминала телесную оболочку старого исследователя до малейшей детали одежды, была некой астральной конструкцией, сотканной из снов, и содержала меньше материи, чем иллюзия. Но даже так ужасное предчувствие глубоко внутри его сущности говорило, что где бы он ни был, в каком бы состоянии ни находился, все же есть то, что могло его ранить — и даже убить.
Одно такое создание, бледное неандертальское чудовище, которое новый компаньон Куотермейна, Путешественник во времени, называл морлоком, напало на напуганного исследователя с разинутой пастью, обнажив огромные клыки и капающие молочные непрозрачные слюни. Все происходило так быстро… Вырванный тадуки из нормального сознания, Куотермейн оказался на фоне жуткого метаморфического пейзажа, где повстречал еще две потерянных души — робкого мечтателя из Новой Англии Рэндольфа Картера и закаленного офицера Конфедерации, который, как оказалось, был считавшимся покойным его двоюродным дедом Джоном. Атакованные населявшими эти сумрачные горизонты ужасами, они были спасены благодаря прибытию человека, который назвался Путешественником во Времени, на медном судне, которое плавало по потоку эр. Ведя их по руслу времени к своей базе в огромном постаменте загадочного сфинкса, путешественник предупредил их относительно ужасной трещины в пространстве и времени, зияющем отверстии в самой ткани существования, через которое невообразимые ужасы грозились прорваться в материальное существование. Едва Путешественник завершил свой рассказ, его жилище окружили жестокие слуги межпространственных чудовищ, ковыляющие бледные обезьяны, которых путешественник называл Ми-Го, или Морлоки. Один из них пробрался на корабль хрононавта, как только он понес уносить их в безопасное место, и теперь отчаянно схватил Куотермейна и рычал, жажда убийства сверкала в его слепых и затуманенных глазах.
Следующий удар существа пришелся Куотермейну в плечо, и внезапная жгучая влажность подсказала, что его предчувствия были обоснованы. У него шла кровь, хотя, по-видимому, это была не телесная кровь, а гораздо более драгоценная духовная жидкость, которая течет по душе человека. Это значило, что существа могли навредить ему. Может ли дух истечь кровью до смерти? До настоящей смерти, без надежды на воскресение? У него не было времени размышлять над этими метафизическими вопросами, потому как визжащая обезьяна снова ринулась в атаку.
Корабль Времени качнулся, выведенный из равновесия весом Морлока, и схватившиеся за другой борт судна капитан Конфедерации и его испуганный племянник завопили от гнева и страха соответственно. Пытаясь справиться с управлением, темпоральный аргонавт что-то кричал, но из-за воя ветров времени и рева бестолкового противника исследователь не разобрал крик рулевого. Слепое животное схватилось за пальто Аллана и потянуло к ужасным щелкающим зубам. Рука, которой он держался за раму судна, опасно проскользила на несколько дюймов, прежде чем Куотермейн смог ухватиться покрепче, и он понял, что если ему не удастся изменить ситуацию, он рухнет в бездонный и бушующий хаос, через который мчалась машина.
Вспомнив о большом ключе, который он все еще сжимал в свободном кулаке, Куотермейн занес руку для удара, и она опустилась прямо на белый мех на скуле монстра, и кость треснула. Хватаясь за поручни, в бешенстве и слепых корчах, морлок успел издать собачий вой ужасной агонии, прежде чем Аллан нанес удар в висок и выпустил кашу мозгов.
Сотрясаясь в конвульсиях и смертных судорогах, ужасное существо все еще хваталось за трубы корабля времени, даже когда его гротескное и обмякшее тело начало медленно и с величественной аурой неизбежности валиться назад, в поток пустоты. Отчаянно и беспомощно понимая, чем это грозит, исследователь попытался рывком высвободить хватку мертвого существа от поручня, глубоко внутри зная, что уже слишком поздно.
Тонкая медная труба переломилась под весом существа, разорвалась в месте соединения с оглушительным скрипом и выпустила поток вещества, которое напомнило Куотермейну призматический пар, искрящийся, блестящий.
Склонившийся над управлением, Путешественник обернулся, чтобы оценить повреждения судна, и побледнел от страха, завидев, как пар вырывается из сломанных труб его Машины Времени. Наконец воздушный поток оторвал толстые серые пальцы оторвались от трубы и Морлока разорвало среди распускающегося оперения мерцающего пара или плазмы, выходящего из протечки, причиной которой послужил мертвый зверь.
К ужасу Аллана, когда он смотрел на растворяющийся труп, видел то, что можно описать только как отталкивающий и неестественный расцвет. В твердом и органическом следе улетающего недочеловека выросло то, что казалось тысячей голов, четырьмя тысячами конечностями и бесчисленными пальцами, и это напоминало на длинную сороконожку, гротескно закрученную вокруг себя по мере того, как она превращалась в яркую точку в кипящем водовороте столетий, разверзшемся за их спинами. Как будто бы каждый момент, каждый отрезок траектории Морлока были вырезаны в пространстве, пока она закручивалась через четвертое измерение, удивительное и вечное Сейчас, этот постоянный и бесконечный гипермомент, в котором содержались все Бытие и ужасная бездонная пропасть истории.
С трудом оторвал Куотермейн свой взгляд от удаляющегося Морлока, но на повестке были более срочные дела. Машина Времени, казалось, теряла высоту, если в этом удивительном краю есть такое понятие, как высота. Странный спектральный пар поднимался спиралями над искореженной трубой, и неприятное покалывание в ногах подсказало Аллану, что они падают. Падали медленно, как через густую и вязкую среду, но падали. Теперь он расслышал проклятья Путешественника, что сгорбился над управлением Хронопеда, раздававшиеся поверх свистящего шума их падения.
— Мы теряем энергию. Мы спускаемся в инертную жидкость времени, которая стоит ниже импульсивного потока истории. Лучше держитесь. Не знаю, сколько мы будем падать.
Лоб у студента покрылся испариной, и он заговорил высоким дрожащим голосом.
— Мы… мы падаем сквозь само время? А вдруг мы будем падать вечно?
Угрюмое молчание Путешественника было ему ответом. Мужчины поступили, как было велено, и крепко держались за сломанные ребра корабля, пока он неспешно и необратимо продолжал падение в темный и туманный водоворот случайного времени.
Хотя в таких обстоятельствах вряд ли можно было высчитать проходящее время, казалось, прошло совсем немного, когда грубый голос старшего Картера пробудил их от отчаянной вялости и вглядывания в бездонные и безнадежные пространства.
— Я что-то вижу под нами. Если это болота времени, как сказал наш друг, тогда, полагаю, это должен быть болотный газ.
Прищурившись, Куотермейн всмотрелся в зияющую пропасть под ними. Что-то приближалось, хотя он не понимал, приближалось ли это явление к ним сквозь хрономрак или это они неслись к нему.
— Он прав. Я вижу огоньки, как китайские фонарики. Что, ради бога, это такое?
Последнее замечание Аллана было адресовано Путешественнику во времени, который нахмурился и покачал головой, пока странные огни приближались.
— Я не знаю. Я с таким прежде никогда не сталкивался. Форма выглядит правильной. Осторожно! Один идет на нас!
Четверо мужчин затаили дыхание и в ужасе наблюдали, как одна блестящая фигура медленно поднималась мимо них по правому борту судна. Это было, как заметил путешественник, идеальное геометрическое тело, возможно, додекаэдр, который был примерно в 50 раз больше корабля. Он был мягко освещен изнутри бледно-желтым сиянием, которые полилось на их лица ксантиновой глазурью, пока они держались в изумлении за трубы машины. Путешественник тихонько присвистнул.
— Хронокристалл. Четырехмерное математическое образование в пятимерной жидкости, лежащей в основе всего сущего. Я всегда предполагал, что такие должны существовать, но чтобы моя гипотеза так эффектно подтвердилась…
Еще две огромных сверкающих фигуры, голубая и насыщенно-сиреневая, проплыли мимо них с жутким изяществом. Пока все увлеклись зрелищем, как дрейфовали пылающие геометрические чудеса, только встревоженный Рэндольф Картер забил тревогу.
— Караул! Одна из этих штук идет прямо под нами!
Страхи робкого студента подтвердились как только он их озвучил. Со скрипучим треском и визгом меди по стеклу их корабль столкнулся с верхушкой чистого и колоссального драгоценного камня, сияющего аметиста, который Куотермейн оценил в ферлонг в диаметре, поднявшись на ноги на гладкой поверхности фиолетового как моллюск силиката, куда его выбросило после столкновения корабля с гигантским метаобъектом. Вставая, он чувствовал, что кристаллическая поверхность тихо пела под его ладонями, и понимал, что это материя более высокого порядка, чем был ему знаком.
Недалеко Рэндольф Картер и его двоюродный дед также пытались подняться, а Путешественник во времени, тоже непострадавший, пытался выбраться из поврежденных труб своего изобретения. Аллан заметил, что по голове у него текла струйка крови — похоже, он ударился об штурвал судна, но рана не выглядела серьезной. Действительно, временной астронавт пританцовывал на поверхности гигантского камня, куда их выбросило, и взволнованно всматривался в его глубины.
— Посмотрите! Он реагирует на наше присутствие! Я вижу внизу какие-то картины!
В голосе путешественника звучала радость открытия. Когда Куотермейн и двое мужчин вгляделись в кристалл, поняли, что он был прав. Глубоко внутри кристалла в калейдоскопом плыли и сменялись изображения.
Одна в особенности привлекла внимание Аллана: исхудавший, похожий на скелет старик лежал на полу, напоминавший пол опиумного притона, с зажатой в руках тонкой трубкой. Рядом с ним присела поразительная женщина в длинном красном шарфе — похоже, она что-то ему настойчиво ввтолковывала.
— Алеф, — выдохнул путешественник исступленно. — Узрите, друзья, точку опоры времени. Смотрите, если осмелитесь, в алмазный глаз Вечности!
Глава V. Блеск в глазах судьбы
Высокое пламя от манускриптов и фолиантов в заброшенной библиотеке леди Рэгнолл дюжинами медных языков света окружало безжизненное, запотевшее лицо Аллана Куотермейна, когда-то известного, а теперь предположительно покойного исследователя, распластавшегося на истертом и пыльном паркете. Сама вдова, устроившаяся на курганах из постельных принадлежностей на двух сдвинутых диванах и тщательно осматривающая авантюриста, лежавшего без сознания, на предмет каких-либо признаков жизни, была не вполне уверена, что что кончина ее друга все еще оставалась задуманной им мистификацией. Он растянулся перед ней, изможденный и практически бездыханный, и внезапно его смерть показалась даже слишком реальной.
Ее светлость располагала некоторым опытом инсценирования собственной смерти. Чтобы исключить грубые вторжения в личную жизнь, несколько нет назад она подстроила свою кончину и теперь жила в блаженном безмятежном уединении Рэгнолл-Холла, пока он превращался в руины, поддерживаемый только статной обсидиановой красавицей по имени Мариса, которая теперь присела рядом с гостем, прикладывала к его щеке тряпку и что-то бормотала на своем странном монотонном языке.
Хилая аристократка полагала, что Мариса колдует на своем наречии, чтобы вернуть отсутствующий или похищенный дух Куотермейна из странных и опасных сфер, куда его увлек тадуки.
Мариса наклонилась, излучая пламенное красноречие и поэзию, в пятнах дрожащего света от очага на великолепном лице цвета угольного карандаша. Она была единственным источником специфического наркотика, который мог переносить во времени, того наркотика, к которому леди Рэгнолл, а теперь и ее друг-исследователь выказывали некоторые симптомы зависимости. Куотермейн, о котором говорили, что он погиб в каком-то далеком и полулегендарном уголке земного шара, вместо этого оказался в Рэгнолл-Холле, где, хотя и сообщалось о возможной смерти хозяйки, он все еще надеялся найти последний след, остатки того, чего он жаждал. Тадуки — загадочное вещество, с помощью которого можно выйти за границы своей жизни, времени и личности, как Аллан уже проделывал много раз в прошлом. Обнаружив леди Рэгнолл живой и с неограниченным запасом необходимого растительного экстракта, искатель приключений, видимо, немного переоценил свои силы. Теперь он лежал, неподвижный и близкий к смерти, на полу рядом с Марисой, пока она протирала его лоб и шептала странные заклинания на непонятном языке над распростершимся телом. Она гадала, где он мог быть, в какую часть духовной сферы переместился. Обтирая седой подбородок, где засохла пена, она заметила слабое, почти незаметное подергивание в уголках его глаз, как будто мотылек пытался пробиться через паутину сна. В ту секунду, когда его веки дрогнули и открылись, темнокожая красавица прекратила шептать заклинания и разразилась слезами облегчения, потому что бессмертные духи всё же вернули им друга.
А потом ее объял страх.
Драгоценный камень времени дрейфовал в отголоске стремительного настоящего, зависнув в штиле на истрепанной кромке неограниченной зыби времени. Массивный фиолетовый кристалл во всем немом и загадочном великолепии медленно поднялся, как пузырь в вязкой среде, неком бесконечном разливе блестящего янтаря и жидкости, окутывающей пузырь со всех сторон. На временно верхней грани камня взгромоздились, как мухи на подвесном украшении большой люстры, крошечные пятнышки, чернеющие на фоне окружавшего их аметистового сияния. Это были четверо мужчин и изломанные остатки двигателя, который доставил их сюда, и где они потерпели, так сказать, кораблекрушение на необитаемом острове.
Встав на колени на холодной, жесткой поверхности огромной точеной бусины, Куотермейн уставился вниз, на сцены и фигуры, которые проплывали и изменялись, казалось, прямо под блестящей полупрозрачной поверхностью. Видения прошлого, моментов, закристализованных в веществе камня времени, перемешивались с моментами, которые, похоже, еще ожидали его. Яркие и диковинные эпизоды, какие старому авантюристу еще не довелось пережить и которые он не мог и вообразить.
Застывшие воспоминания о случаях из его путешествий с покойным и оплаканным другом сэром Генри Кертисом смешивались с ужасающими проблесками жизни еще неизвестной. Он видел себя, скелета, опьяневшего от опиума, которого вытаскивала из языческого логова маленькая, но необычайно привлекательная англичанка, чопорный, вишневый бутон ее губ, которые, казалось, навсегда скривились в неодобрении. Он видел себя, сражавшегося не на жизнь, а на смерть на борту огромного и пугающего воздушного корабля над темным, погруженным в ночь городом. Среди стегаемого ветром оснащения корабля он пытался управиться с огромной, невообразимой машиной, которая, казалось, выстреливала гарпун за гарпуном. Женщина из предыдущего видения крепко держалась за него, в воющей ночи ее тело льнуло к его.
Видение изменилось. Теперь он видел отвратительного зверя, облаченного в рваные остатки вечернего костюма. Существо ревело и ужасающе хохотало, бросаясь на какую-то огромную металлическую конструкцию, которую Куотермейн не мог разглядеть. Множество фигур двигалось на фоне пылающего горизонта — блестящие металлические громадины, поддерживаемые словно ногами огромных железных фламинго. Он едва успел догадаться, что видит некую страшную будущую апокалипсическую войну, как картина уже изменилась.
Теперь он видел уже знакомую маленькую решительную женщину, укрытую только одеялом, охваченную ужасом, в, как показалось Аллану, мрачном доме в сельской глуши где-то в Америке. На голых досках стен и пола ядовитыми неизвестными жидкостями были начертаны тайные символы, а в дальнем углу раздавались какие-то звуки. Куотермейн увидел себя, кричащего так же громко, как и женщина, и борющегося с чем-то извивающимся, со множеством щупалец, что проникали, казалось, прямо сквозь стены обветшалой лачуги. К удивлению Куотермейна, в этой ужасающей битве ему помогал еще один человек, которого он, похоже, узнал.
Оторвав взгляд от захватывающих гипнотических картин, кружащихся на поверхности камня, он посмотрел на другого потерпевшего, застрявшего с ним здесь, на верхней грани камня времени, — юного мечтателя из Новой Англии Рэндольфа Картера. Вспомнив ужасающий эпизод, открытый камнем, Куотермейн покачал головой с недоверием. Человек, помогавший ему в той ужасной битве, был не кем иным, как этим бледным юнцом, который сидел недалеко от него, уставившись в кристальные глубины под ногами, поглощенный собственными видениями. Его длинное, освещенное лицо было искажено в гримасе ужаса. Возможно ли, что Куотермейн и Картер встретятся когда-нибудь в материальном мире, будут сражаться плечом к плечу в пока еще непредвиденной, непостижимой схватке? Показывал ли этот дрейфующий кристальный остров вещи, которые действительно должны случиться? Были ли эти странные, мерцающие изображения, которые плавали в глубинах, истинными искрами предсказаний, танцевавшими в блестящем оке судьбы, рока и фатума?
Рэндольф Картер, потерянный в собственном водопаде видений, охнул, узнач в камне знакомые виды родного города Аркхэма, с мансардными крышами, освещенными длинными лучами полуденного солнца. Подумать только, даже сейчас он в своей смертной оболочке спокойно дремал у себя дома. Ничто не могло удержать его мятущийся дух на этом блестящем плато потерянных душ, где призрачные видения ужасов, прошлых или грядущих, скользили по поверхности, на которой он стоял. Почему же он не может покинуть это место и оказаться у себя кровати в Новой Англии? Если бы он только был таким же волевым и бесстрашным, как его дядя Джон….
Старший Картер присел поблизости и уставился в изумлении на сцены полуголых, облаченных в рубиновые одеяния принцесс и зеленых высоких мужчин, у которых было слишком много рук — все это текло под стеклянной поверхностью. Услышав стон Рэндолфа, он с раздражением взглянул на своего бесхребетного племянника и с удивлением понял, что тот бледнел и исчезал из вида. Сквозь тело молодого человека капитан Картер мог довольно ясно видеть четвертого невольного участника бедствия — человека, который привел их сюда и называл себя Путешественником во времени. Он пытался починить поломанную конструкцию корабля вечности. Офицер Конфедерации со стальными глазами тихо выругался и окликнул своих товарищей.
— Эй, смотрите-ка! Мой юный племянник исчезает!
Куотермейн и отвлекшийся аэронавт подняли головы и с удивлением увидели, как лунатический и бледный выходец из Новой Англии замерцал и наконец исчез, оставив их троих на бесценном дрейфующем валуне. Путешественник во времени, казалось, окаменел, как будто должен был предвидеть исчезновение.
— Как я не догадался. Так как вы трое физически не находитесь в этом измерении, в отличие от моей машины и меня, то как только вы очнетесь от сновидений, астральных блужданий или наркотического транса, вы исчезнете. Только я один останусь здесь, пока не починю двигатель.
Угрюмый офицер Конфедерации слушал его, задумчиво глядя туда, где непрерывно сочились видения будущего под фиолетовым льдом. Какая-то женщина с темными глазами и обнаженной грудью скакала на шестиногой рептилии, освещенная двумя лунами. Глубоко внутри он принял решение.
— Взгляните на него! И старший Картер уходит, — Куотермейн схватил путешественника за руку и указал ему на высокую фигуру офицера кавалерии, который становился похож на привидение и внезапно исчез. Путешественник покачал головой.
— Я хотел предупредить вас об угрозе из-за грани вселенной, оттуда, где рыскают и завывают кошмары. Но вы исчезнете прежде, чем я успею сообщить хотя бы долю того, что необходимо знать, когда вы наконец столкнетесь с противником.
Куотермейн почти не слушал его, глядя на бесконечную диораму, что развертывалась под стеклом под его ногами. Видения стали более знакомыми, чем раньше. Он увидел себя, когда он прибыл в Рэгнолл-Холл, его приветствовала Мариса со свечой. Во второй грани он видел себя принимающим наркотик, который подала служанка. В другой поверхности камня увидел…
— Нет! Боже, что это за чудовище?
Старый исследователь отшатнулся от ужасный сцены. которая открылась ему в кристалле. Он был непоколебимо убежден, что обязан вернуться в библиотеку Рэгнолл-Холла, в свое бессознательное тело. Эта мысль едва успела сформироваться, как он стал полупрозрачным, тая, как туман, на глазах огорченного Путешественника во времени.
Временной аргонавт подошел к тому месту на поверхности гигантского самоцвета, откуда исчез его последний компаньон, Куотермейн. Он задавался вопросом, что стало причиной испуганного выражения его лица в момент, когда он исчез из этой реальности. Он взглянул под блестящие носки туфлей в глубину. Изображение напоминало обветшалую библиотеку. Две женщины, одна — мавританская красавица, другая — древняя старуха, прижались к стене, противоположной той, на которой стояли книги. Направляясь к ним, освещенный камином ужасный краб полз по полу, из его пасти раздавались странные и пугающие звуки…
Путешественник во времени невольно отступил и сглотнул. Этого не может быть. Ведь престарелый авантюрист попал в эту реальность не из того момента. Как могли враги напасть столь быстро? Он решился и еще раз заглянул в стекло.
Ужасно искаженное тело, которое передвигалось по полу библиотеки, было смертной оболочкой Аллана Куотермейна. Но чужеродный разум, что смотрел горящими глазами, полными ненависти…
Это был совсем не Аллан Куотермейн…
Глава VI. Пробуждение
У него было только тусклое подобие личности. В покое и естественном состоянии это был одной-единственной чертой того, что можно назвать самоосознающей идеей, живым составным символом, который существует только в самых глубинах человеческого сознания или странных безграничных бесплотных океанах, куда простираются эти глубины. Те немногие исследователи, сумасшедшие, колдуны или философы, который искали те жуткие иллюзорные края и хотели описать сущности, которых здесь встретили, познали эту колонию идей и дали ей имя. Они называли ее Юггот. Ее описывали по-разному — как планету, как бога, как состояние разума.
Бесчисленные меньшие понятия, которые включала это похожая на улей метасущность, представляли собой вспомогательные божества, которые функционировали и как аватары, и как посланники центрального, скрытого и живого концептуального ядра. Этих отдельных агентов называли Ллойгор, у каждого было свое собственное имя и диапазон ответственности. Каждому подчинялись собственные элементали, порабощенные их неземной волей.
Существо, которое в настоящее время материализовалось в озаренной камином полуразрушенной библиотеке Рэгнолл-Холла, было в некоторым смысле не одним, а несколькими накладывающимися слоями сознания. Где-то в глубине их был Юггот, комплекс-источник коварных инопланетных идей, которые дрейфовали в темных водах человеческого разума и души. На более низком, непосредственном уровне это был Ллойгор под именем Итакка, почитаемый в Арктике как демон верхних слоев атмосферы или умственных способностей человека. Сам он определял себя как безымянный элементаль вида, известного как Ходящие по Ветру или Вендиго.
В его обычной среде обитания — бесконечном вихре темного индиго — его форма походила на астральную проекцию некоего отталкивающего и великолепного гибрида ракообразного и кишечнополостного животного. От светлого с пятнами верхнего купола медузы с оборками отходили длинные многосочлененные ноги в панцире из переливающегося хитина. В покое он существовал в бесконечном континууме совершенного и безумного удовольствия, но в настоящем времени и пространстве он совсем не был в покое. Он был за работой, активный в твердом и незнакомом мире плоти и материи.
Тело, которое он занял, было неприятно теплым; мягкая пятиконечная форма из кожи и мякоти заключала в себе странный, похожий на паука каркас из ломких костей. В этой новой среде царила ужасная тяжесть, и существо сперва не могло постигнуть, как такой нежный и неуклюжий организм вообще может перемещаться. Беспорядочно дергая нервами и мускулами в свинцовой темноте, которая его окружала, оно случайно подняло то, что показалось ставнями, закрывающими оптические датчики захваченного существа. Полился свет, цвет и форма, оглушительное и непостижимое наводнение.
Казалось, что оно оказалось в кубе абсолютно прозрачного газа, ограниченном плоскими поверхностями из твердого вещества сверху, снизу и со всех сторон. В этом месте были и другие формы, похоже, неживые, и две отдельные, с пятью концами, как у тела, которое занимало существо; они двигались и испускали мерзкие высокие вопли. Пытаясь подняться на костях, расходящихся из центра тела, Вендиго начал ползти по холодной твердой поверхности, и двинулся к другим живым существами, чтобы исследовать их. Чтобы посмотреть, из чего они сделаны.
Аллан Куотермейн падал в драгоценном скольжении чистого и кружащегося блеска, удаляясь от странных эфемерных широт, где путешествовал, снова в мир смертных, где материальная форма, свободная от его духа, лежала на паркетном полу разрушающейся библиотеки леди Рэгнолл.
Во время своих бесплотных блужданий исследователь встретил еще две затерянных души, и вместе с ними оказался на верней грани кристалла времени, в чьих глубинах виднелись тревожные картины настоящего и будущего. Такая картина ужасающих событий в мире смертных, в библиотеке Рэгнолл-Холла заставила известного авантюриста вернуться к материальной реальности и брошенной плоти, пока еще не поздно.
Ниже него — если тут было такое понятие, как ниже, — в этом каскаде безо всякого направления, в который он влился, Куотемейн увидел образ, сначала маленький, знакомой комнаты с рядами книг, где он, казалось, целую вечность назад вдыхал горькие и магические пары экзотического наркотика тадуки. Концентрируясь на этой относительно стабильной сцене в яростном метафизическом потоке вокруг, Аллан обнаружил, что может пододвинуться к нему, и тот, казалось, раскрывался, чтобы окутать его лепестками этой залы, этого момента в человеческом мире.
Лихорадочные завывания потока оборвались. Куотермейн плыл, невидимый и свободный дух, чуть ниже знакомого потолка библиотеки. Глядя на драму, разыгрывавшуюся внизу на освещенной сцене, он понял, что самые фантасмагорические предчувствия знаменитого охотника оправдались.
Двигаясь рывками по усыпанному страницами полу, изогнутый дугой, как чудовищный четвероногий краб, с лицом и головой, искаженными так, что знакомые черты стали новыми и инопланетными, с вращающимися глазами под огромной раной, которая являлась ртом, опрометчиво покинутая смертная оболочка Аллана Куотермейна, очевидно, теперь повиновалась новому, непрошеному владельцу.
Аллан видел, что сидящая на самодельной кровати в центре комнаты хилая и похожая на птицу леди Рэгнолл кричала, пронзительно и панически, при виде того, как ужасно изломанное и одержимое тело исследователя, похожее на паукообразное насекомое, ползло к вдове и ее статной служанке Марисе. Эта гордая африканская красавица стояла между хозяйкой и ночным кошмаром, который двигался к ним через обманчивый мерцающий жар огня, ее руки двигались, и Куотермейн решил, что она производит магические пассы, так как они сопровождались заклинаниями, потоками слетавших с ее полных темных губ. Она, казалось, пыталась отпугнуть враждебный и агрессивный дух, который занял место в теле исследователя, и обращалась к древним заклинаниям и ритуалам изгнания из традиций ее народа, который знал препарат тадуки с незапамятных времен.
Казалось, заклинания не имели никакого видимого эффекта, так как тело не останавливалось, двигаясь со скрипом к испуганным женщинам. Куотермейн боялся, что какой бы странный разум не поселился в его смертном теле, вряд ли ведунья знала его или хотя бы могла представить в страшных снах. Боялся он и того, что сам точно знал, что заняло его смертную оболочку.
Во время пребывания вне привычной действительности он встретил загадочного человека, который назвался Путешественником во времени. Тот хотел подготовить Аллана и его товарищей к опасности, исходящей извне знакомой нам Вселенной. Теперь бестелесному авантюристу казалось, что это силы из другого мира предприняли упреждающую атаку на смертных, чтобы те не помешали их непостижимым планам.
Ползающая пародия тем временем достигла отчаянно заклинающей служанки. Одна из рук, скрюченная, как клешня краба, схватилась за лодыжку эбеновой красавицы, ногти вдавились в плоть и выступила кровь. На почти незнакомом и искаженном лице светились глаза, обезумевшие от ненависти. Оно стучало зубами с ужасным клацанием, которое подсказало парящему Куотермейну о его намерениях. Если Аллан не хотел увидеть, как его собственное тело убивает и пожирает двух женщин, надо было думать быстро. Действуя инстинктивно, как всегда в своих приключениях, он собрал все силы в своей эфемерной форме и нырнул в свою украденную плоть.
Возвращение в смертную форму, горячий воздух в легких стали глубоким шоком, как погружение в ледяную воду. Еще более шокирующим стало отвратительное ощущение, что он делит тело с кем-то еще, что он не один. Едва его астральная сущность вновь приобрела знакомую форму, как Аллан почувствовал, что его атакует нечто, находящееся вместе с ним в ненарушенной и личной темноте. Он ощутил липкие плавники и щупальца, щелкающие многосочлененные ноги отчаянно царапались за обладание физической сущностью, однако он не мог точно понять, с чем боролся. Возможно, это было самое ужасное — он как будто был связан в темном мешке с каким-то неизвестным и злобным животным из джунглей. Он кричал, и в этой тьме кричало что-то еще.
Когда бьющееся в конвульсиях тело неожиданно выпустило ее лодыжку, а его пальцы стали хватать, Мариса выдохнула и отступила назад. Она пристально смотрела вниз, на тело старика, как оно корчилось и извивалось у ее ног. Куотермейн, казалось, царапал и бил собственное лицо, словно в приступе отвращения к самому себе. Губы с пеной дергались по сумасшедшему искаженному лицу, и казалось, что не одно, но два мучительных завывания исходили изнутри.
Вспомнив о хозяйке, Мариса оглянулась на диваны. Истощенная рука лежала на недвижной впавшей груди, скомкав ткань вдовьей ночнушки в мятую розу над сердцем. Пустые глаза смотрели в освещенную пламенем пустоту, и с холодной острой болью Мариса поняла, что леди Рэгнолл больше нет среди живых. Хотя хозяйка за долгие годы стала Марисе скорее компаньонкой, чем нанимателем, красавице было некогда горевать о ее кончине. Стояли более насущные вопросы, если ей с Куотермейном не хотелось последовать за усопшей. Собравшись, она вновь посмотрела на валявшееся в ее ногах существо.
Черты лица Куотермейна и его отчаянное выражение, казалось, текли и мерцали в свете очага, так что Мариса то видела лицо исследователя с человеческой болью и паникой в глазах, то его ужасную пародию c жаждой убийства. Мариса решила, что, наконец, поняла, что произошло.
Такие обстоятельства описывались ее соплеменниками в отношении использования наркотика тадуки, но Мариса отметила, что только в древних и самых зловещих преданиях говорилось об ужасной одержимости чудовищами, жертвой которого стал Куотермейн. Они назывались разными именами: Великие Древние, Плод Юггота, Ллойгор. Существа из-за рациональных границ бытия, парящие вне пространства и времени, ищущие путь в человеческий мир, чтобы захватить и объявить своим. Упоминание этих имен всегда сопровождалось жестом, изображавшим защитный символ, чтобы защититься от зловрежного влияния. С дикими глазами обсидиановая красотка заозиралась вокруг в поисках клочка бумаги и принадлежностей для письма, с помощью которых могла бы построить этот «старший знак» сама и тем самым помочь человеку, который корчился и бился на полу как рыба без воды.
Она вырвала чистый лист из сборника стихов Суинбёрна и взяла нож для писем, чтобы кровью из руки начертать знак. Стоило ей это сделать, Куотермейн перевернулся, дрожа и ревя в сражении с самим собой. При повороте он выбил ногой одну из больших горящих книг в очаге на пол. Языки пламени начали лизать сухие и хрупкие страницы других томов, расставленные вдоль стен библиотеки. Мариса выругалась — она знала, что у нее осталось еще меньше времени, чтобы осуществить то, что она задумала. Нож решительно скользнул по ее ладони, и, когда пошла кровь, Мариса окунула в нее палец и как пером принялась чертить алые ритуальные знаки на вырванной странице.
Куотермейн был в аду. С отчаянной уверенностью он осознавал, что не побеждал в битве сущностей, разгоревшейся в его теле. Яростные и напористые атаки эктоплазматического врага напоминали тайфун или ураган. Кроме того, Аллан знал, что сама его душа будет разорвана на клочки и призрачное конфетти дюжиной клацающих конечностей врага. Когда сама его сущность оказалась, окровавленная, у порога исчезновения, Куотермейн уже не осознавал, что библиотека леди Рэгнолл занялась, словно чистилище, в котором пребывал и он сам.
Боясь приблизисться к рукам Куотермейна, чтобы не быть ослепленной или другим способом обездвиженной, Мариса надеялась, что в спешке правильно начертила неуклюжий талисман. Красные линии образовывали семиконечную звезду с крючковатым солнечным колесом священным в ведической религии, в центре, Собрав всю храбрость, она сделала выпад, выкрикивая древние имена силы, и прижала окровавленный клочок к потному лбу исследователя.
Куотермейн завопил, внезапно тьму вокруг пронзил странный эзотерический символ, горящий огнем — взрывающимся, разрушительным, ужасным. Он кричал, но то, что было рядом в темноте, кричало куда громче. Закипая в его сознании, в его теле, существо стало на какой-то момент видимым человеческому взору. У Марисы перехватило дыхание, она отшатнулась, поражаясь сверкающему видению тошнотворного света, который завис над бьющимся в конвульсиях телом авантюриста. Это было нечто за волнующейся завесой — гротескно движущиеся клешни, дрожащие в унисон, как конечности многоножки, искры стали отблесками, россыпью цветных пятен на сетчатке глаза, и затем пропали.
Мариса помогла ошеломленному и бормочущему исследователю подняться на ноги и постаралась увести его из горящей библиотеки на прохладную террасу и лужайку за пределами обреченного сгореть особняка. Куотермейн лежал, оперевшись на темный пень, скачущий свет пламени от горящего здания танцевал в его пристальных, остекленевших глазах. Отрывая кусок ткани от платья, чтобы забинтовать руку, служанка подумала, чем может помочь для контуженному исследователю.
Он, очевидно, был проклят. В племени Марисы знали, что того, кто разозлил Великих Древних за пределами времени и пространства, эти бессмертные и злобные существа будут преследовать до конца своих дней. Если находиться… в непосредственной близости к тому, кто проклят, то можно было привлечь внимание Великих Древних и к себе. Самый безопасный план действий Марисы был прост. Загипнотизированный и пораженный, Куотермейн не отводил глаз от пожара, который охватил поместье леди Рэгнолл и саму вдову, и не заметил, как ушла Мариса. Ему было не суждено встретить ее вновь, и никогда он боле не отведает наркотик, к которому только у нее был доступ; ужасный и захватывающий заменитель реальности, известный в самых сумрачных и загадочных уголках мира как тадуки.
Все это случилось много лет назад.
Куотермейн едва ли помнил ту ночь или утро, когда он, больной и потерявший память, брел по земле у руин поместья леди Рэгнолл. Загадочная черная служанка и ее тайник с препаратом, которого жаждал Куотермейн, теперь сгинули.
Аллан отправился бродягой в Лондон, а оттуда на Ближний Восток, где имелся опиум, который мог заглушить боль от нехватки наркотика тадуки. Он плыл в беззаботной амниотической тьме, возможно, где-то в Каире, хотя самому ему было все равно. Единственным раздражителем в искусственном раю стал женский голос, который проник сквозь сон, требуя внимания, пробуждая его. Неохотно он открыл глаза.
Она была прекрасна. И чопорный букет ее губ, тщательно уложенные черные волосы нашли в груди исследователя отклик признания. Он видел это лицо прежде, но где? В бесчувственном, одурманенно наркотиком разуме Аллана прохладный и дрожащий сквозняк затрепетал в завесе, которая окутывает наше зашоренное смертное восприятие. Он не знал эту женщину, не хотел столкнуться с сомнительным будущим, которое она собой представляла.
— Уйдите, — произнес он нечленораздельно, и снова закрыл глаза.
Но она не ушла.
И все произошло так, как и должно было.
конец