— Иномирец, — заявила бабушка, затягиваясь дымом.
— Из иного мира? Какая разница! Он — человек, и из какого бы мира ни был родом — из капиталистического, социалистического или параллельного — равен со всеми в своих правах. У нас Лена, старшая моя дочь, юрист. Потому и пошла по этому пути, что с матерью одних взглядов. И отца, Сергея Егоровича, заменила, когда тому по занимаемому положению неудобно было настаивать на пересмотре давнего дела дедушки нашего, Николая Ивановича, старого партийца. Так ведь добилась! Пересмотрели и всякое обвинение сняли. Посмертно, конечно.
— Ты гостю нашему, Ксения, зубы не заговаривай, пошли лучше Олю за моим ветеранским заказом. Я уже здесь прикрепилась. А то ведь у «приезжего» ни визитной карточки, ни паспорта нет.
— Я сейчас, сейчас! Завтрак соберу. Лену успела накормить, Оля ни свет ни заря умчалась. Сергей Егорыч обещал скоро подъехать. Только как же без паспорта? Милиция наша — такие формалисты.
— Мама, нашего гостя зовут Альсино. Я уже сократила — «Ал. С. Ино». По-нашему можно называть Алексей Сергеевич Иномирцев. Вот мы и выправим ему такие документы. Бабушка и папа помогут. Не голодать же ему!
Я успокоил женщин, объяснив, что мне вовсе не требуется ни паспорта, ни питания. Энергию я получу из окружающей среды путем специальных дыхательных упражнений.
— Ой как интересно! — обрадовалась Оля. — Одна девочка не могла находиться в закрытом помещении, а на солнце оживала. Правда! Вы научите меня так дышать, милый Альсино?
Я пообещал, и Оля, помахивая пустой сумкой, умчалась за съедобными продуктами, которые давали наиболее заслуженным людям, в то время как остальные якобы могли без них обойтись. Но мне еще со многим придется столкнуться здесь, непонятным…
От калитки Оля обернулась и крикнула:
— «Волга» подъезжает! Это папа! Смотрите, не давайте в обиду Альсино!
У калитки остановилась черная машина. И на дорожке появился плотный, уверенный в себе человек, походкой напоминавший старшую дочь. У него было сытое лицо с намечающимся двойным подбородком, чуть сощуренные глаза под широкими бровями.
— А у нас гость, Сергей Егорыч, — встретила его Ксения Петровна. — Знакомьтесь, Альсино. Так, кажется?
Сергей Егорович тяжеловато поднялся на веранду и, протягивая руку, смерил меня оценивающим взглядом.
— Знакомься, знакомься, — сказала Евлалия Николаевна. — Товарищ прямо из НЛО и будто бы из другого мира.
— Что такое? Терпеть не могу мистификаций! — возмутился Ерачев.
— Дочка твоя младшая привела. Прямо из леса, — продолжала старуха.
— Сейчас слишком много об этом говорят. — Он осматривал меня уже подозрительно. — Но все больше о карликовых гуманоидах. Словом, не похоже.
— Если позволите, я постараюсь вам все объяснить, — пообещал я.
— Разумеется, объяснения понадобятся. И не только мне.
— Дочь твоя Ольга, кажется, наобещала пришельцу твое чуть ли не посредничество, — сказала Евлалия Николаевна.
— Посредничество? Какое посредничество? — насторожился Сергей Егорыч. — Я не уполномочен посредничать.
— Ладно! — оборвала Евлалия Николаевна. — Пока мы тут с завтраком займемся, ты потолкуй с товарищем, потолкуй.
— С товарищем? — снова насторожился Сергей Егорыч.
— Не господином же его величать? Да и чей он господин? У них, наверное, господ нет!
— Я не против, побеседуем, конечно. Прошу подняться ко мне в кабинет.
Мы поднялись с Сергеем Егорычем на второй этаж и оказались в комнате со скошенным потолком. Тяжелый, непомерно большой письменный стол стоял так, чтобы перед ним расположились два глубоких кожаных кресла и почему-то еще столик между ними. В книжных шкафах виднелись корешки многочисленных книг в красном переплете.
Заметив мой внимательный взгляд, Сергей Егорыч пояснил:
— Ленин. Последнее издание. Может стать редкостью.
В мыслях его я прочел желание показаться книголюбом, который держит это издание только из-за его библиографической ценности.
— Садитесь, — предложил Сергей Егорыч, с привычной важностью усаживаясь за стол. — Итак, НЛО? Это миф или реальность?
— Не меньшая, чем реальность моего присутствия у вас, — ответил я.
— Так-с… Сказки становятся былью… Однако перейдем к делу. Чем могу служить?
Я кратко объяснил хозяину цель своего прибытия в этот мир, подтверждая внушением, что развитие событий здесь становится опасностью для всех параллельных миров.
— Понимается с трудом, — тяжело дыша, как при одышке, произнес Сергей Егорыч.
Потом, словно рассердившись на самого себя, он заговорил громко и возмущенно:
— Вы что же, уважаемый товарищ, с Луны что ли свалились? Впрочем, говорят, как раз на Луне база этих самых НЛО и расположена. А вы что, не знаете о наших всенародных движениях за мир, о комитетах и фондах мира или об экологических комитетах, борющихся за сохранение Природы? Наконец, о государственных усилиях по ликвидации последствий Чернобыльской аварии на атомной электростанции? Мы выделяем на это немалые средства. В заключение я хотел бы подчеркнуть, что своими делами мы на сегодняшний день занимаемся сами без постороннего вмешательства со стороны иных стран, тем более иных измерений.
— Я не говорю о том, чего у вас нет, — спокойно отозвался я. — Я встревожен тем, что у вас есть.
— Это что же вы имеете в виду?
— Непрекращающиеся войны, отравление рек и воздуха, работа опасных атомных электростанций. Ведь до упомянутой вами Чернобыльской аварии у вас уже случилось сто семьдесят три аварии и после этой страшной беды они не прекратились.
— Однако вам с Луны кое-что видится.
— Наши аппараты постоянно замечаются вами, но они летают с исследовательскими целями. Несчастья ваши оборачиваются бедой и для нас, поскольку планета у нас общая.
— Вот это мне труднее всего представить. Значит, ваши НЛО, как мы их зовем, летают с исследовательскими целями и в наши дела до сих пор не вмешиваются? Вы что же, выходит, «первопроходчик»?
— Нет, почему же. Просто сейчас обстановка заставила меня продолжить былые Миссии моих предшественников, стремившихся повлиять на вашу цивилизацию.
— Это каких же таких предшественников?
— Я имею в виду наши религиозные сказания о «проникающем» Буде, учившем людей Добру, самосовершенствованию, уходу от Зла и пробуждающем Бога в себе. Спустя несколько столетий другой великий миссионер Иссе принес себя в жертву во имя спасения людей, то есть привития им принципа Любви и Добра в отношениях между собой, а не только внутри себя.
— Постойте, постойте! Это вы кого же имеете в виду? Не Будду ли и Иисуса Христа? И не хотите ли одним махом объявить основные религии Земли буддизм и христианство чужеродными учениями? Да ведь они не просто основатели религий, а носители божественности! Не удастся вам, дорогой товарищ, так просто сбросить с креста Иисуса Христа, которого народ почитает Господом Богом.
— У вас верования могут существовать, как и у нас. Можно допустить создание Творцом вашего мира, но наравне с ним и нашего. Дело не в божественном начале, а в сути учений Добра.
— Вот-вот. Здесь я хотел бы подчеркнуть, что вы, почтеннейший, замахиваетесь на религии как таковые. А мы на сегодняшний день считаем необходимым повернуться к религиям лицом, ибо они способствуют поднятию нравственности народа. Ваше же вульгарное приравнивание божественных учителей к «проходимцам», или «проникающим», что все едино, я считаю деструктивным и вредным. Потому прошу извинить меня, но я должен на короткое время покинуть вас в надежде, что вы не испаритесь, как ваши НЛО.
— Я намерен дождаться вас, Сергей Егорыч.
— Благодарю. Я сейчас.
И, явно взволнованный, Сергей Егорыч поднялся из-за стола и вышел в другую комнату.
Телефонный аппарат звякнул и замолк. Я лишь позже узнал, что Сергей Егорыч с другого аппарата на той же линии соединялся с кем-то, чтобы согласовать свои действия в связи с необычным происшествием, как он, конечно, представил мое появление.
Вскоре он вернулся:
— Я должен извиниться перед вами, но дела срочно вызывают меня в город. Прошу вас за время моего отсутствия не покидать моей дачи, дабы не подвести моих женщин, которые так радушно вас встретили.
Я пообещал выполнить его желание, надеясь, что получу возможность широко оповестить людей о причине своего появления.
Мы с Сергеем Егорычем спустились на веранду, где Евлалия Николаевна и Ксения Петровна сидели за накрытым столом.
— Просим к нашему столу, — предложила мне Ксения Петровна. — Если вам не подходит наша пища, то хоть посидите с нами за компанию.
Я сел на предложенное мне место, наблюдая, как Сергей Егорыч удаляется к калитке, где его ждала черная «Волга».
— А у него все дела, дела, неотложные дела! — вздохнула Ксения Петровна. — Вы представить себе не можете, как он занят! Горит на работе! Себя не жалеет! Но что он один может сделать? Кругом Бог знает что творится! Все буксует, и поезд ни с места. Даже пятится назад.
— Ну, запричитала! — ворчливо прервала ее Евлалия Николаевна. — Вон и внучка возвращается. Что-то сумка у нее тощая. Должно быть, опять ничего толком не дали.
Оля издали размахивала полупустой сумкой и кричала:
— Альсино! Я израсходовала, толкаясь в очереди, всю энергию. Вся надежда теперь на вашу прану! Правда-правда!
Глава 3
ПРАНА
Сердцем ты чистым… вверяйся мудрецам.
Глаза никогда не привыкнут к полному мраку. Я просто стал как бы слеп, замурованный по собственному желанию в каменном мешке, в сухой низкой пещере, вход в которую завален снаружи огромной глыбой. Ни единый лучик света не мог проникнуть сюда и принести жизненную энергию. В дальний угол пещеры, куда можно было пробраться на ощупь, в щель, служащую для притока свежего воздуха, снаружи на длинном шесте мне подавали непривычную пищу, которую употребляли наши далекие пращуры и которую потребляют ныне в иномире, куда мне предстояло «проникнуть».
Я лишен был всякого общения с кем бы то ни было, ни один звук не проникал в мое каменное убежище. Я был предоставлен только самому себе.
И в полной темноте, не ощущая ни чьей-либо близости, ни мысли, которую я мог бы уловить, я должен был углубиться в самого себя, познать свой внутренний мир.
Именно ради этого, пройдя такое же испытание, как и я сейчас, готовился нести в иномир свое учение о Добре и самосовершенствовании, уходе от Зла и постижении Истины мой далекий предшественник Буде.
Не случайно, вероятно, каждый из узников каменного мешка приходил к мысли, что он живет не в первый раз и что были у него и предшествующие жизни. В ином мире, куда Буде принес эту идею, она вылилась в одну из догм возникшей на основе его учения религии.
В непроглядной темноте и всепоглощающей тишине, углубляясь в самого себя, я силился вспомнить, жил ли я прежде, кем был, каким образом возродился вновь?
По складу своего ума я не мог допустить, что существо мое состоит из двух начал — материального и духовного, что после кончины материальной части духовная продолжает существовать, находя себе новое пристанище.
Как это можно принять без аргументов и доказательств, в которых не нуждается только слепая вера?
Я был слеп в обретенной мной темноте, но не мог стать слепым мой разум. Я искал, искал ответа в самом себе.
Я потерял счет времени, я не знал, сколько лет провел в каменном заточении, углубленный в решение неразрешимых задач. И вот в нежданный час в царство тьмы и покоя, так надолго приютившее меня, проник наконец слабый отблеск света.
Чтобы не поразить узника сразу, размуровывали пещеру постепенно, позволяя мне привыкнуть к изменению обстановки.
Не скрою, мне было даже неприятно непрошеное нарушение полного покоя в моем пещерном доме-мешке. Вместо ощущения безудержной радости я с трудом отвлекся от самопознания.
Когда я вышел на волю, поначалу мне было привычнее ходить с зажмуренными глазами, нащупывая руками путь. Но постепенно мир во всей его яркой необъятности принял меня, и я с забытой радостью вернулся в него. Однако уже другим, может быть более мудрым и стойким, каким и надлежало мне быть при выполнении своей Миссии в иномире.
Подготовка к ней завершалась. Я умел есть и пить, даже общаться с другими людьми с помощью принятых у них слов.
После же самосовершенствования считалось, что я победил в себе все людские слабости и готов к «проникновению» в иномир.
И вот я, «закаленный» в темной тишине абсолютного одиночества, не видя и не зная ничего, кроме своего внутреннего «я», сижу теперь в залитом солнечным светом саду, любуюсь разноцветьем возделанных клумб, слышу щебетанье неизвестных у нас птиц, вдыхаю аромат свежего, наполняющего силой и радостью воздуха.
На веранде показалась Оля, причем будто без всякой одежды… удивительно прекрасная в своей наготе!
Я почувствовал дрожь во всем теле. Припомнились подобные видения в моей каменной пещере, которые удавалось развеять углублением в себя. Но здесь я не мог предаться медитации. Оля с улыбающимся лицом спускалась ко мне по ступенькам веранды.
— Ой-ля-ля! Вот я и готова, ваша ученица. Я уже чувствую прану. Она пьянит. Правда-правда! Учите меня дышать, стану йогом!
С облегчением я смог разглядеть теперь, что Оля была в купальнике.
С трудом, негодуя на собственную слабость, я поднялся со скамейки и стал показывать Оле систему упражнений для восприятия энергии окружающей среды, как она говорила «праны» (по терминологии йогов).
Бабушка Евлалия Николаевна с неодобрением наблюдала за нашими упражнениями. И, выпустив дым изо рта, сказала:
— Тоже мне аэробика! Так ее без конца по телику показывают бесстыдницы. И под музыку.
Я не понял тогда ее слов. Впоследствии я узнал, что разумеется под аэробикой, которая, конечно отдаленно, приближалась к той системе упражнений, которые я показал Оле в то памятное утро.
— Я как та девочка! — радостно воскликнула она. — Меня нельзя надолго запирать в закрытом помещении. Мы будем с вами, Альсино, так каждый день, и можно без еды.
— Дополни, умница, продовольственную программу, — вставила бабушка. — Разом страну из кризиса выведешь. Дева-спасительница!
— Ну что ты, бабуля, я ведь серьезно. — И, садясь рядом со мной и обдавая меня ароматом своего разгоряченного тела, сказала: — Я теперь уверена, что йоги заимствовали у вас некоторые свои упражнения. А они делают удивительные вещи. Совсем перестают дышать. Их закапывают в землю, а они через долгое время встают из гроба как ни в чем не бывало.
— Да, — согласился я. — Это идет от учения Буде, от самосовершенствования.
— Мне очень хочется расспросить вас о буддизме. Там есть верование о переселении душ, понимаете? Будто человек умирает, а его душа странствует, пока не найдет себе пристанища. И не только у буддийцев. В Европе тоже. Когда мама училась в Институте международных отношений, у них кафедрой иностранных языков заведовала Варвара Михайловна Иванова. Она оказалась экстрасенсом. В ту пору это преследовалось, и ей пришлось уйти. О ней много писали, выбирали почетным членом всяких зарубежных организаций. Она знала много языков. И представьте себе, уверяла, что португальский знала до своего рождения.
— Как до рождения? — удивился я.
— Ну, она раньше была португальцем, мужчиной. И кое-что даже помнит из его жизни, а его язык знала до грудного возраста.
— Ах так! — отозвался я.
— Вот-вот! И еще один мальчик жил с родителями в горах, где по другую сторону ущелья был буддийский монастырь. И этот мальчик уверял, что раньше был брамином, умершим перед его рождением в том монастыре. Правда-правда! Когда ребенка стали испытывать, то убедились, что ему знакомы все премудрости браминов, которым он никогда не учился. И еще… один человек упал с лошади. Это у нас, в Европе. И заговорил на древнегреческом языке, которого не знал. А один английский моряк, напившись в кабаке, ругался на никому не известных древних диалектах Средиземноморья, а протрезвев, не мог вспомнить ни одного слова. Ученые специально изучали его… И в Тибете, где исповедуется разновидность буддизма, глава религиозной общины Далай-Лама считается божеством, никогда не умирающим. Потому что, когда он умирает, монахи отыскивают младенца, в эту минуту появившегося на свет, и забирают его к себе в монастырь, считая, что душа Далай-Ламы переселилась в это тельце. Они воспитывают будущего Далай-Ламу для выполнения его божественной Миссии. Но это не мешает современному Далай-Ламе пребывать в изгнании, получать высокое образование и стремиться быть полезным своему тибетскому народу. Как это так? Вы можете объяснить?
— Милая Оля, — сказал я. — Перед тем как «проникнуть» в ваш мир, я прошел подготовку по самосовершенствованию и углублению в себя, находясь в добровольном заключении в каменной пещере. И там я предался поискам ответа именно на эти вопросы.
— И вы нашли ответ?