Новые крылья

Эскадренные миноносцы продолжали бороздить океан в месте гибели танкера.

Спокойно и величаво катились на запад отлогие валы. Время шло, но ни один из кораблей еще не обнаружил следов танкера.

Вдруг с палубы через открытый иллюминатор донеслись крики:

— Флаг!

— Где флаг?

— Скорее на мостик!

Удивленно открыв глаза, Андрей тихо спросил:

— Почему команда «на флаг»? Сейчас утро?

— Ты полежи спокойно, — попросил Норенко, — а я живо сбегаю и узнаю. Ладно?

— Смешной ты, — болезненно улыбнулся Андрей. — Не знаешь даже, утро ли сейчас. Ну, беги…

Уже у трапа на мостик Норенко услыхал радостный крик:

— Это наш, советский!

Вихрем взлетев на мостик, Норенко застыл рядом с командиром, глядевшим в бинокль на нечто чудесное.

Не дальше чем в полумиле от замедлившего ход эсминца над голубым простором реял красный флаг. Он горделиво застывал на миг на вершине одной волны, затем плавно, словно паря в воздухе, переносился на следующую волну. И с каждой новой волной флагшток его вырастал из глубины все выше.

— Танкер! — вне себя от счастья закричал Норенко. — Это наш танкер!

На мостике, на полубаке толпились свободные от вахты моряки и, не отрываясь, глядели вперед на приближавшийся одинокий флаг. Когда эсминец был уже метрах в двухстах от развевавшегося на ветру алого полотнища с золотой эмблемой труда и дружбы, по палубе громом прокатилось «ура». Моряки увидели под круто наклоненным флагштоком зеленовато-жемчужный край кормы танкера. Из воды ярко вспыхнул золотым отражением солнца четкий круг иллюминатора.

Танкер подымался кормой вверх почти вертикально. Уже обнаружились его винты и часть кормовой надстройки. Но движение это все замедлялось, и вскоре командир эсминца тревожно сказал Норенко:

— Пловучесть мала. Не подымается больше танкер. И знака оттуда никто не подает. Живы ли люди? Нужно бы проникнуть внутрь, но разбивать иллюминаторы опасно: потеряет танкер воздух и потонет навсегда. У нас есть аварийные понтоны Фролова, но, не зная танкера…

— Саакян знает, — торопливо ответил Норенко. — Придется потревожить больного.

Сбежав по трапу, Норенко распахнул дверь надстройки и отшатнулся, затем с испуганным восклицанием бросился вперед. По коридору, цепляясь дрожащими руками за поручень, шаг за шагом пробирался Хачатур Айрапетович.

— Ты сумасшедший! — закричал Норенко и подхватил друга. — У тебя же ребра сломаны!

Счастливо улыбаясь, Саакян шептал:

— Танкер… Я в иллюминатор увидел. Там же наши. Какие они молодцы!..

Норенко решительно поднял друга на руки и отнес его на койку. С противоположной койки беспокойно заговорил Андрей:

— Скорей помочь им! Из аварийного поста можно сжатым воздухом освободить любой отсек. А не получилось… Значит, что-нибудь не в порядке. Нужно… погоди, отдохну немного. Я тоже… смотрел в иллюминатор… — виновато улыбнулся он.

Несколько секунд Воронов лежал молча. Закрытые глаза его на иссиня-бледном лице казались черными провалами. Наконец он снова заговорил:

— Хачатур знает — складные понтоны Фролова. На эсминце обязательны. Их в носовые отсеки…

Не дослушав, Норенко выбежал из каюты.

Давление в баллонах быстро падало. Об этом свидетельствовал звук вырывавшейся из трубки струи сжатого воздуха. Вскоре свист перешел в острое шипение.

— Вы только поглядите! — хватая всех за руки, повторял второй штурман. — Погружение кормы уже всего шестьдесят пять метров. Вон как резво пошли!

Вдруг Ольга встревоженно сказала:

— Подъем прекратился!

Это было действительно страшно. Моряки знали немало случаев, когда погибшие корабли, в отсеках которых сохранился воздух, десятками лет носились по воле течения в глубинах океана, не погружаясь на дно и не всплывая на поверхность.

Механик потрогал трубку манометра, из которой теперь уже беззвучно дула совсем слабая струйка воздуха, и показал на герметическую дверь:

— Там, пониже, сейчас шесть атмосфер, а у нас в отсеке около десяти. Если бы открыть дверь, не сразу, конечно, то наш воздух выжмет воду из коридора и боковых помещений до самого светлого люка. А это сотня тонн добавочной пловучести — не шутка даже для такого корабля.

— Восемьдесят, — уточнила немного ободрившаяся Ольга. — Но как открыть дверь? Задача невыполнимая.

— Это верно, — невесело откликнулся механик. — Ведь на дверь давит не меньше восьми тонн воздуха. Никакой богатырь не справится с таким грузом!

— Мы должны справиться! — сердито оборвал капитан. — Еще часа два — и снова начнется кислородный голод. Я даже не представляю себе, что это будет при десяти атмосферах давления.

Второй штурман устало опустился на переборку рядом с герметической дверью. Молодой моряк безнадежно поглядел на компактную коробку, в которой находился автоматический привод двери, и потрогал небольшую дверную ручку, похожую на гриб. Она нужна была для того, чтобы прикрывать дверь рукой при выключенном механизме. Это было малоответственное приспособление. Ручку даже не приварили, а прикрепили проходящим сквозь нее стальным болтом.

— Товарищи! — крикнул второй штурман. — Товарищ Осокина, вы должны лучше знать. Поглядите: это сквозной болт или он приварен?

— Не знаю, — тихо ответила Ольга и прижала руки к ушам, которые от громадного давления воздуха болели все сильнее. — Если болт проходит насквозь, то ручка поставлена не по проекту.

К двери бросился механик и закричал:

— Хлопцы мои! Ищите ключ! Двадцать миллиметров!

И, схватив тут же поданный матросом гаечный ключ, дрожащими от нетерпения руками наложил его на головку болта, тронул ее сильным рывком с места и сделал несколько оборотов.

— Идет! — взволнованно произнесла догадавшаяся уже о его намерении Ольга. — Путь для воздуха!

Механик еще несколько раз, уже без прежней поспешности, повернул ключ, потом снял его с болта и хмуро сказал:

— Не идет и не пойдет! Вертится вместе с гайкой. А гайка — с той стороны.

Все снова приуныли.

— Думаете, не получится? — яростно крикнул механик. — Ключом не взяли, так зубилом возьмем! Хлопцы, зубило и ручник!

Болт был из прочной стали. Зубило высекало из него желтоватые искры. Но вот после ожесточенных ударов головка болта отскочила и сам он мгновенно провалился вниз. Небольшое отверстие в ручке протяжно и однотонно завыло, как пароходная сирена.

— Маловато отверстие, — покачал головой механик. — Так воздух долго будет сочиться.

И он обеими руками с силой потянул ручку вверх.

Отсек сразу наполнился басовым рычанием вырывавшегося наружу воздуха. Минут десять человеческого голоса не было слышно. Видно было только, как шевелятся губы.

Капитан схватил механика за руку и показал на один из приборов. Стрелка медленно ползла к начальным делениям шкалы. Погружение кормы было уже меньше двадцати пяти метров.

Это был тот момент, когда над голубой водной пустыней из глубин поднялась корма танкера.

Смолкло рычание воздуха, и моряки без труда подняли дверь, ставшую как бы палубным люком. Внизу, в глубоком, почти вертикальном колодце коридора, плавно подымалось и опускалось блестящее черное зеркало воды. Оно медленно светлело и, наконец, стало темно-зеленым.

— Вот и солнышко сквозь воду играет! — как-то особенно ласково сказал один из матросов.

— Но что же дальше? — все еще с беспокойством вымолвила Ольга. — Ведь выше мы уже не всплывем, хоть год ожидай!

Все долго сидели в тяжелом молчании, глядя вниз, в изменчивую и призрачную прозелень воды. Вдруг капитан крикнул удивленно и радостно:

— Смотрите на стрелку!

— Семьдесят один! Семьдесят! — громко отсчитывал второй штурман путь стрелки. — Да это чудо какое-то!

Глядя на ряды разноцветных кнопок главного пульта, капитан сказал каким-то новым, словно помолодевшим голосом:

— Ольга Ивановна! Петр Ильич! Проверьте автоматику! Проверьте как можно тщательней, чорт возьми! Вы тут чего-то не учли, а оно действует. Какая-то сила выводит корабль на ровный киль. Следите, как бы там опять что-нибудь не сорвалось. Уже пятьдесят восемь!

Легко и счастливо смеясь, Ольга поправила:

— Пятьдесят семь! А за автоматику не беспокойтесь.

И, словно в подтверждение, снаружи донесся приглушенный пенометаллом крик:

— На танкере! Держитесь, товарищи! Мы вас на ровный киль выводим!

В коридоре, быстро отступая, забурлила и вспенилась белым конусом вода. Это снаружи подвели шланг и пустили в отсек свежий воздух.

В голубеющем круге иллюминатора виден был на небольшой, спокойной зыби великолепный зеленовато-жемчужный корабль! В борту его черным провалом зияла пробоина. От танкера отвалила большая шлюпка. И Норенко, стоявший в санитарной каюте у иллюминатора, с тревогой оглянулся на койку Андрея.

Шлюпка подвалила к эсминцу, а Афанасий Варфоломеевич, находясь в полном смятении, все еще не знал, что предпринять. И только услышав в коридоре быстрые шаги, Норенко бросился к двери. Но было поздно. В каюту вошли Ольга и капитан.

Норенко стал перед ними и умоляюще произнес:

— Ольга, ему же врач запретил волноваться.

Воронов решительно возразил:

— Много твой врач понимает в таких вопросах. Может быть, ты еще запретишь нам помечтать о том, каким будет танкер «ПМ-2»? Только попробуй!

Происшествие с машиной времени

Нередко бывает так, что удивительные и необыкновенные события начинаются в самой будничной обстановке. Так было и в случае, о котором здесь рассказывается.

На постройке новой очереди Московского метрополитена работали два друга — Иван Зуев и Яков Лунин. Каждый день они спускались на глубину пятидесяти метров и принимали смену у проходческого щита. Глухо скрежетали могучие резцы, вгрызаясь в землю. Назад по тоннелю бежала широкая лента конвейера, унося разрыхленный грунт. Работа была нетрудной, но несколько однообразной. Яков любил поворчать:

— Как кроты, роемся в земле. Грязь вокруг, вода капает. Хоть бы найти что-нибудь.

— Например? — невозмутимо спрашивал Иван.

— Ну, мамонтовый бивень, а нет — так татарскую саблю или лук со стрелами.

— И не надейся, — отмахивался Иван. — На такую глубину да еще в сплошной известняк ни мамонты, ни татарские воины не забирались. Нетронутые недра!

Яков обиженно отворачивался к белым лунам амперметров. Стрелки словно приклеены к циферблатам. Грунт совершенно однородный. И от этого становилось еще тоскливей. Хоть бы гранит встретился или плывун, который проходится с такими хлопотами замораживать!

В одну из рабочих смен, начавшихся так же однообразно, Янов включил свои механизмы и недовольно сказал:

— Обещали инженеры, что полную автоматику устроят, что не придется здесь под землей в слякоти копошиться, а можно будет сидеть у пульта наверху, видеть на экранах все щиты и управлять ими с помощью кнопок. Фантазия!

Иван пожал плечами и по обыкновению невозмутимо ответил:

— Совсем не фантазия. Первую очередь метро строили отбойными молотками, вручную, а теперь вот какая у нас машина!

Вдруг раздалось неистовое рычание шестерен, металлический лязг и с резким щелканьем выключился автомат нижней группы резцов.

— Авария! — закричал Иван и выключил сразу весь щит.

В наступившей тишине Иван оттолкнул ошеломленного друга и нажал кнопку привода, раскрывавшего щит. Медленно стали поворачиваться в стороны сектора с механизмами и резцами. И вот в тоннель обращен громадный круг слоистого известняка, изборожденного по всем направлениям острыми резцами. Три резца сломаны. Обо что они, сделанные из новейшего сплава, могли сломаться?

Иван наклонился и отступил, пораженный. В сплошном известняке виднелась часть вросшей туда металлической рамы.

— Кирку! — хрипло крикнул Иван.

Приятель подал ему этот старинный инструмент, применявшийся теперь только для взятия проб грунта. Схватив кирку, Иван Зуев стал ожесточенно обрубать камень вокруг таинственной рамы. Яков почесал затылок, затем хлопнул себя по лбу, убежал и вскоре вернулся с отбойным молотком.

— Радуйся находке, — сердито сказал Иван. — Включай скорей молоток. Но одного я не пойму: кто миллиард лет назад мог сюда поставить эту стальную штуку?

— А ты осторожней ковыряй! — оборвал Яков. — Может, мы нашли какой-нибудь станок времен Атлантиды или еще древней.

Друзья, соблюдая предельную осторожность, освобождали из рыхлого известняка таинственную находку. Наконец перед ними появилось странное сооружение из потемневшего никеля, хрусталя и слоновой кости. На прочной раме возвышалось довольно просторное сиденье с замысловатыми рычагами и маленькими циферблатами.

— Медицинское кресло, — довольно нерешительно произнес Иван и потрогал нежно зазвеневшую хрустальную спираль, переходившую в изогнутый рычаг с костяной рукояткой. — А может быть, и часть атомного автомобиля…

Яков стоял в мучительном раздумье. Загадочное сооружение напоминало ему что-то очень знакомое. Но что? И вдруг Яков схватил друга за плечи и прерывающимся шепотом произнес:

— Ваня, дружище! Да это же машина времени. Та самая, которую Уэллс описал. Я только вчера отдал в библиотеку книжку.