Новые крылья

Несмотря на то, что его назвали инженером, Перегудов все же вынужден был признаться Ермилову, что не понимает сущности действия прибора. Тот тоже только пожимал плечами.

Монтажники вернулись минут через десять. Старший сказал Ермилову:

— Можно отчаливать, товарищ капитан. Держитесь поперек рейда.

Теплоход двинулся малым ходом сквозь непроглядный туман. Вел его сам Ермилов, беспокойно поглядывая то на компас, показывающий курс на восток, то да таинственный прибор с откинутой кверху блестящей вилкой. Один из матросов через равные промежутки времени давал сигнал электрическим гудком. Заставив всех вздрогнуть, прибор на рулевой колонке вдруг резко щелкнул; затем раздался звук, напоминающий пение скрипки.

Монтажник деликатно отстранил капитана и, сосредоточенно хмурясь, накинул вилку прибора на рукоятку электроштурвала. Пение скрипки тут же оборвалось, а вилка плавно и сильно двинулась влево, отклонив рукоятку штурвала.

— Лево на борт… — отметил капитан действие прибора. — Малость крутовато руля кладет.

— Это пока на фарватер не выйдешь, — успокоил старший монтажник. — Вот, глядите, обратно пошла. Теперь можно и ходу прибавить.

— Ну, это ты брось! — решительно возразил капитан. — Сами не заметим, как на берег выскочим или врежемся в какую-нибудь посудину. Тут на рейде их добрая сотня в тумане прячется.

— Побольше сотни, — вставил старший диспетчер. — А только ты, Федор Егорыч, не беспокойся: наша трасса вся свободна.

— Трасса… — повторил капитан. — Это тебе не железная дорога. Погоди! — испуганно воскликнул он, хватаясь за рукоятки централизованного управления дизелями. — Мы же вправо покатились, сбился ваш автомат!

— Рельсы, значит, вправо заворачивают, — усмехнулся старший монтажник. — Автоводитель от них никуда не уйдет.

— Да что же мы, на колесах катимся? — проворчал Ермилов.

— Колес никаких нет, — ответил монтажник. — И рельсов, конечно, тоже. А держит нас на курсе кабель, который путейский пароход по фарватеру проложил. Идет по этому кабелю ток высокой частоты. Его принимают два контура, что мы на носу под клюзами установили. И очень просто все получается: как нос вправо начнет уходить, левый контур ближе к кабелю оказывается и действует на автомат сильнее правого. Тут, в рубке, вот эта самая вилка влево идет и штурвал поворачивает. Влево нос отклонится — та же история с другой стороны происходит.

— Отличная система! — вырвалось у Перегудова.

— Вполне подходящая, — согласился монтажник.

Капитан крякнул и решительно переставил рукоятки с «малого» на «средний». Перегудов, переглянувшись с диспетчером, одобрительно сказал:

— Правильно, Федор Егорыч!

Впереди, чуть левее фарватера, раздались крики, затем несколько выстрелов. Перегудов стремительно выбежал на палубу и крикнул:

— Шлюпку! Скорее шлюпку!

Спуск шлюпки с резко застопорившего теплохода занял не больше минуты. Прыгнув на корму легкого суденышка, Перегудов приказал матросам грести влево, в гущу тумана. Оттуда внезапно вынырнула большая лодка-завозня[2] и с треском врезалась в борт шлюпки.

— Придержись багром! — скомандовал Перегудов и легко перемахнул в завозню, где темнело несколько человеческих фигур.

Столкновение со шлюпкой задержало завозню, и ее тут же догнала другая большая лодка.

— Теперь не уйдут! — закричали с лодки.

Из завозни в воду прыгнул человек, но его сразу же очень ловко подцепил багром один из матросов и притянул к борту. Сергей Иванович увидел посиневшее, с крупными, резкими чертами лицо.

— Милости просим, — сказал Перегудов и, ухватив человека за шиворот, втащил его в шлюпку.

На теплоход доставили четверых неизвестных. Их заметил у одной баржи молодой шкипер, дозором объезжавший караван вместе со своим помощником и стрелком охраны порта. Неизвестные прямо из завозни пытались сорвать соединительную скобу на якорном канате баржи. Еще минута — и судно с грузом понесло бы на фарватер.

— Какой груз на барже? — резко спросил Перегудов, оглядывая задержанных.

— Стальные конструкции для новостроек, товарищ майор, — по-военному ответил шкипер и, не удержавшись, добавил: — У, гады!.. Видно, хотели баржу на фарватере утопить.

— Сергей Иванович, — обратился к Перегудову Ермилов, — дальше пойдем или как?

— Придется идти обратно, к причалу, — решительно ответил майор. — Дело очень серьезное.

9. Рябчинский торопится на свидание

Сергей Иванович шагал по кабинету, продумывая план допроса задержанных. В отношении Садыхова-Мердера все было ясно. Наблюдение за матерым диверсантом велось давно. Перегудов получил все материалы о нем еще тогда, когда начал изучать деятельность Рябчинского и Гвоздакова.

«Но каков прохвост!» — поморщился майор, вспомнив лицо шпиона. Зная уже о поимке «автогенщиков», Мердер, видно, решил поторопиться с делами и срочно замести следы. А трое, что были с ним, — судя по всему, типы того же сорта, что и «автогенщики».

Открылась дверь, и сержант доложил:

— К вам инженер Вершинин.

— Пропустите! — приказал Перегудов, удивляясь неутомимости инженера.

Вершинин, полный радостного волнения, не вошел, а буквально ворвался в кабинет и долго тряс руку Перегудова.

— Садитесь на диван, неугомонный вы человек, — предложил Перегудов, улыбаясь. — Значит, успешно?

— Блестяще! Просто чудесно, Сергей Иванович! Ну и бригадку мне сосватал академик Викторов! Вот это настоящие люди! Сегодня продолжим прокладку высокочастотного кабеля для низовьев. И вы знаете, есть вероятность, что река не будет замерзать до самого устья. Круглогодовая навигация на такой артерии! А как работали эти ребята из лаборатории связи! Только глянешь на них — и усталость как рукой снимает.

— А они, вероятно, с этой же целью на вас поглядывали, — пошутил Перегудов. — Я думал, что после такой работы вид у вас будет не очень бодрый… Да, сын ваш утверждает, что вы совсем запропастились.

— Мальчик прав, — виновато согласился Вершинин. — В зоопарк с ним все собираемся. Теперь обязательно пойдем!.. А скажите, Сергей Иванович, хоть вы и не инженер: будет ли, по-вашему, целесообразно продолжить линию ветроустановок дальше, вверх по реке?

— Если мое высказывание представляет интерес, скажу. Я целиком присоединяюсь к мнению академика Викторова, — ответил Перегудов. — Пусть злые восточные ветры работают на нас. Пусть орошают поля, смягчают климат, расплавляют на реке льды…

Забыв об усталости, перебивая друг друга, они с увлечением говорили о преодоленных трудностях и о том, что еще предстоит сделать. Наконец, Перегудов, глянув на часы, покачал головой и сказал:

— Половина одиннадцатого. Просто безобразие, до чего коротки сутки! Ведь у меня уже начался новый рабочий день, а я еще вчерашнего дня не кончил. Идите спать, дорогой мой! Инженеру нужна ясная голова.

До одиннадцати часов Перегудов успел побывать с докладом у начальника отдела. А едва вернулся в кабинет, сержант доложил, что пришли по срочному делу Рябчинский и Гвоздаков.

— Забавно! — майор улыбнулся. — Просите дорогих гостей!

Войдя, Рябчинский поздоровался подчеркнуто спокойно и приветливо. Гвоздаков, стараясь держаться невозмутимо, копировал, как плохой актер, жесты и выражение лица профессора.

— Мы просим простить нашу назойливость, но долг честных людей снова привел нас к вам, — начал внушительно Рябчинский. — До сих пор я не называл вещей своими именами, а сообщал только одни факты. Теперь же пришла пора раскрыть все до конца.

— Конечно, конечно, — поддержал Перегудов.

— Теперь, — повысил голос профессор, — я с полной верой в справедливость моих слов могу сделать серьезное утверждение… Не буду голословным. Вчера днем мы были в пароходстве. Ведь там форменная паника! Заместитель начальника пароходства и главный диспетчер в смятении. Флот, разбросанный на сотни километров, отстаивается в тумане. Громадное количество ценнейших грузов застряло в пути. Если попытаться увести корабли и баржи к пристаням в тумане, неизбежны крупные аварии. Оставить их на реке до весны тоже невозможно: там не только грузы, но и люди, которые вынуждены будут зимовать в невероятно тяжелых условиях. Остановить ветряки Вершинина — туман исчезнет, но все суда вмерзнут в лед…

— Да, положение исключительно сложное, — согласился майор.

— Катастрофическое! — воскликнул Рябчинский. — Я считаю, что такое вредительство — дело не одного Вершинина. Тут, бесспорно, работала целая организация.

— И с этим согласен, — поддержал Перегудов. — Организация, очевидно, огромная и очень разветвленная. У Вершинина, конечно, одна из ведущих ролей.

— Вот позвоните в пароходство, — вставил Гвоздаков. — Нам вчера сказали, что наибольшее количество судов скопилось в порту Молодежный. В такой обстановке каждую секунду возможны аварии!

Рябчинский бросил на своего помощника выразительный взгляд, приказывающий не вмешиваться. Он и так с беспокойством посматривал на часы, старался, по возможности, сократить разговор. Ведь вчера днем Садыхов попросил, вернее, приказал, чтобы они оба явились сегодня к часу дня на дачу. Туда пятьдесят минут езды на машине, — значит, надо во что бы то ни стало уйти от Перегудова не позже полудня.

А Перегудов, словно назло, стал неторопливо расспрашивать о старой жалобе казахских животноводов на плохую работу ветронасосных установок «ТВР-10», не обеспечивавших подачу воды для автопоилок.

— Видите ли, — Рябчинский постарался вернуться к цели своего прихода, — такие люди, как Вершинин, могли оказаться и на заводах, изготовлявших детали для моих ветродвигателей.

— Но неужели вы считаете установки Вершинина недостаточно эффективными?

— Их создание — вредительство. Я это доказал вам с цифрами в руках. Просто поражаюсь, почему Вершинин до сих пор на свободе.

— Вы не учитываете особенностей нашей работы, — миролюбиво возразил Перегудов. — Нередко мы даем возможность целиком разоблаченному врагу долгое время пользоваться свободой для того, чтобы успешней раскрыть всю организацию.

— Знаете, — Рябчинский доверительно понизил голос, — мы бы, пожалуй, могли вам и в этом деле помочь. Можно набросать списки людей, внушающих подозрение своими связями с Вершининым.

— Отлично! — весело сказал Перегудов. — Садитесь прямо за тот столик в углу и пишите. Бумага и чернила там приготовлены.

— Простите, — растерянно возразил профессор, — но мы вынуждены будем отложить это до вечера! У нас ровно в час дня очень серьезное совещание. А опаздывать на совещание неловко.

— Да вы не опоздаете! — перебил Сергей Иванович. — Присаживайтесь и лишите поскорее. Долго ли записать фамилии!

— Я все же прошу… Уже без двух минут двенадцать, а нам…

— Нет! — возразил Перегудов. — Пишите, ведь это для нас очень ценный и срочный материал. А на совещание… Даю полную гарантию, что вы не опоздаете ни на минуту. Я лично обеспечу доставку.

Рябчинский содрогнулся при одной мысли, что следователь органов госбезопасности доставит его на совещание с Мердером.

— Нет, нет, мы сами доберемся, — пробормотал он, опускаясь на стул за маленьким столиком в углу кабинета. — Вы очень любезны, благодарю вас.

— Да мне это будет совсем нетрудно! Мы располагаем всеми видами транспорта…

Рябчинский, собравшись с мыслями, начал писать столбик фамилий:

«Викторов Алексей Алексеевич, академик.

Фадеев Николай Иванович, доктор технических наук.

Чернов Михаил Петрович, парторг строительства.

Головко Татьяна, бригадир монтажников…»

Больше ни одна фамилия не приходила в голову. Откинувшись на спинку стула, Рябчинский с досадой посмотрел на стенные часы, которые показывали уже пятьдесят минут первого. Перехватив его взгляд, Перегудов неторопливо поднялся и любезно сказал:

— Прошу извинить. Вам действительно придется поторопиться, чтобы не опоздать на совещание. Вы говорите, что оно назначено на час дня?

— Да, на час дня, ровно.

— Ну, тогда вы не опоздаете, у вас еще много времени в запасе. Я задержу вас еще не больше чем на минуту: хочу познакомить с моим начальником. Полковник нас ждет.

Перегудов ввел гостей в большой кабинет, где находились всего два человека. У массивного стола стоял полковник, а на краешке дивана, исподлобья глядя на вошедших, сидел Джеймс Мердер.

Рябчинский остановился посреди кабинета, в оцепенении глядя на Мердера. Гвоздаков, дрожа всем телом, замер у дверей. Перегудов все тем же приветливым тоном сказал Рябчинскому:

— Как видите, вы не опоздали. Совещание можно считать открытым. А список членов организации вы, надеюсь, составите заново…

Танкер «ПМ-1» терпит крушение

Береговыми радиостанциями была принята тревожная и непонятная радиограмма танкера «ПМ-1». «Широта 38,10 долгота 152,30 немедл…»

Три посланных на разведку скоростных самолета описали над океаном огромную дугу, ничего не обнаружили и, заметив лишь в вечернем сумраке три парусных суденышка рыбаков, легли на обратный курс. Новый танкер, водоизмещением в тридцать четыре тысячи тонн, исчез бесследно.

Комиссия по приемке танкера получила задание провести испытания нового корабля в открытом океане. Предстояло выйти далеко в океан и, наполнив отсеки водой, проверить корпус судна на большой волне.

Теплоход величаво отвалил от причала. Вспенивая тремя могучими винтами спокойную, ярко-синюю воду, нефтевоз дал протяжный басовый гудок и направился к выходу из бухты.

За кормой остался маяк на маленьком скалистом островке. Зеленовато-жемчужный корпус теплохода направился прямо на восток, темневший густой синевой надвигавшейся ночи.

Через десять часов, двигаясь ровным тридцатиузловым ходом, нефтевоз прошел через пролив и вышел в океан.

Ласковый голубой великан неторопливо и осторожно подымал танкер на отлогий, сверкающий золотой чешуей холм. Стройный корпус корабля добирался до полупрозрачной вершины, замирал на мгновение, словно в раздумье. Затем, рассекая высоким ножом форштевня покорно расступавшуюся воду, плавно соскальзывал навстречу набегавшему новому валу.

От теплого океанского ветра кормовой флаг трепетал весело и упруго, будто струилось широкое алое пламя.

Комиссия собралась на корме теплохода у затянутых чехлами больших спасательных шлюпок. Представитель верфи провел рукой по выпуклому борту одной шлюпки и шутливо сказал:

— Мне кажется, на таком чудесном судне спасательные шлюпки — это скорее традиция, чем необходимость. Ведь никаким силам природы, никакой буре этот корабль не утопить.

— Конечно, нет! — ответила инженер Осокина. — Непотопляемость этого нефтевоза очень велика, даже когда он по новому методу движется с целиком погруженным корпусом и лишь надстройки находятся над водой.

Член комиссии недоуменно пожал плечами:

— Это само собой разумеется. Ведь ваш пенометалл плавает! Какой же может быть разговор?

— Согласна с вами, но дизели и все вспомогательные механизмы сделаны не из пенометалла. Вся громадная система трубопроводов тоже сталь, а кое-где медь и латунь. И если удельный вес всего строительного материала обычного корабля близок к семи, то у нас он все же почти вдвое больше, чем у воды.

Главные машины и все вспомогательные механизмы танкера работали безупречно. Прочность корпуса была отличная, а вибрации двигателей гасли в пенометалле корпуса без следа.

Испытания подходили к концу. Впередсмотрящий матрос спустился с мостика и отбил восемь склянок. В полдень было решено ложиться на обратный курс.