Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа

– Послушай, Фелипоне, – ответил серьезным тоном старый гусар, – ты убил моего полковника, его сына и его жену. Неужели же я поступаю чересчур строго за трех человек?

Фелипоне вздохнул.

– Я убил Армана де Кергаца, – прошептал он, – я был виноват в смерти его вдовы, которая умерла с горя… но что касается его сына…

– Бесчестный! – воскликнул Бастиан. – Неужели ты будешь отрицать то, что ты бросил его в море!

– Нет, – ответил Фелипоне, – но он не умер.

Это известие произвело потрясающее действие на Бастиана, который невольно вскрикнул:

– Как! Ребенок не умер?

– Нет, – пробормотал Фелипоне. – Он был спасен рыбаками, отвезен во Францию и потом воспитан во Франции. Я это узнал только неделю тому назад.

– Но где он и как ты это узнал?

Голос больного слабел, и его конец быстро приближался.

– Говори, говори! – настойчиво требовал Бастиан.

– В последний раз, когда я выезжал из дому, – продолжал Фелипоне, – скопление экипажей на одной улице задержало несколько мою карету при въезде на одну площадь. Я выглянул из окна и рассматривал проходящих, но вдруг я был невольно поражен – передо мною, в нескольких шагах, стоял молодой человек лет тридцати – совершенный двойник Армана де Кергаца…

– Говорите, говорите! – повторял взволнованный Бастиан.

– Я последовал за этим человеком и узнал, что его зовут Арман, что он артист, не знавший своих родителей и помнящий только то, что его вытащили из моря рыбаки в ту минуту, когда он уже утопал…

При этих словах Бастиан выпрямился.

– Так слушай, – сказал он, – если ты хочешь видеть в последний раз своего сына и если ты не пожелаешь, чтобы я замарал скандальным процессом твою память, то ты должен сейчас же подписать документ, которым ты возвратишь настоящему наследнику все то, что ты украл у него. Я должен найти его.

– Это излишне, – пробормотал старик, – я наследовал полковнику Кергацу только потому, что предполагалось, что его сын умер; а теперь ему стоит только показаться, чтобы закон ввел его во владение всем имением.

– Это верно, – согласился Бастиан, – но как доказать, что это он?

Умирающий вместо ответа указал рукой на маленькую шкатулку.

– Мучимый совестью, – сказал он, – я написал историю моих преступлений и положил ее вместе со всеми бумагами, которые помогут узнать ребенка.

Бастиан подал шкатулку умирающему, который отворил ее дрожащими руками и вынул оттуда связку бумаг.

– Хорошо, – сказал тогда старый гусар, – я найду ребенка.

И потом добавил растроганным голосом:

– Я прощаю тебя – и ты увидишь своего сына в последний раз.

Сказав эти слова, Бастиан торопливо вышел из комнаты умирающего, спустился с лестницы и, проворно вскочил в стоящую у подъезда карету, крикнул кучеру:

– Пигаль – мигом!

Умирающий остался один – у него уже было только одно желание: свидеться в последний раз со своим сыном, и это желание поддерживало еще его угасающие силы.

Прошло около часа.

Наконец дверь отворилась, и как будто само провидение пожелало еще раз опечалить последнее чувство этого человека.

В комнату, где уже витала смерть, вошел его сын в ярком маскарадном костюме.

– О! – пробормотал Фелипоне. – Это уже слишком!

И, повернувшись к стене, он испустил последний вздох, прежде чем его сын подошел к нему.

Андреа взял его за руку и приподнял ее – она уже начинала холодеть, он дотронулся до его сердца – оно уже не билось.

– Он умер, – заметил он хладнокровно, – а жаль.

В эту минуту на пороге комнаты показался еще человек.

Андреа обернулся и отступил на шаг.

Перед ним были два человека, скульптор Арман и Бастиан.

– Господин виконт Андреа, – начал Бастиан, подходя к нему, – ваш отец убил первого мужа своей жены, потом бросил в море вашего старшего брата, но этот брат не умер… вот он, – и он указал Андреа на Армана.

– Этому-то брату ваш раскаявшийся отец при смерти отдал все то, что он похитил у него и что было должно перейти к вам. Вы здесь у господина графа Армана де Кергаца, а не в своем доме… Выйдите отсюда.

Андреа в ужасе смотрел на Армана, который сделал несколько шагов вперед, грубо взял его за руку и, подведя к окну, сказал:

– Смотри, вот тот Париж, где ты хотел быть при помощи твоего громадного состояния злым, духом, я заменю тебя и постараюсь быть в нем добрым гением. А теперь – вон отсюда, так как я могу забыть, что у нас была одна мать, вспомнив твои преступления и женщину, которую ты убил… Вон!

Арман говорил повелительно, как хозяин дома, и первый раз Андреа трепетал и исполнял приказание.

Он вышел медленными и тихими шагами, но в дверях он приостановился и, взглянув на Армана, крикнул вызывающим голосом:

– Кому-нибудь из двоих, добродетельный братец!.. Мы посмотрим, кто одержит верх: филантроп или разбойник, ад или небо… Париж будет ареной нашей битвы.

И он вышел, гордо подняв голову и улыбаясь сатанинской улыбкой, из того дома, который не принадлежал уже более ему и где его отец испустил свой последний вздох.

Книга II. Таинственное наследство

1. Сэр Вильямс

Была мрачная декабрьская ночь. Мелкая, насквозь пронизывающая изморозь покрывала мостовые парижских улиц, чуть освещенных фонарями.

Последний удар полуночи, пробивший на церковных часах, уныло дрожал в воздухе.

Париж как будто опустел в этот поздний час, и в городе царило мертвое молчание, нарушаемое по временам лаем цепных собак или шагами ночного обхода.

По набережной св. Поля медленно шел человек, закутанный в плащ. По временам он останавливался и пристально осматривал окрестности.

Пройдя мост Дамьетт, он вышел на набережную св. Людовика и быстро окинул глазами верхи окрестных кровель.

Позади отеля Ламбер в улице св. Луи, на самом верху шестиэтажного дома, светился, несмотря на эту позднюю пору, маленький огонек. Это было тем более странно, что этот дом отличался самою скромною наружностью и по виду был занят самыми скромными ремесленниками или мещанами, которые, как известно, не имеют привычки засиживаться долго по ночам.

Впрочем, огонек этот горел на окне и, очевидно, служил сигналом, так как господин в плаще, заметив его, проговорил: – Так, Коляр дома и ждет меня.

Затем он сложил пальцы особенным манером и свистнул так, как обыкновенно свищут ночные воры.

Почти вслед за этим огонек в окне погас и через каких – нибудь десять минут невдалеке от отеля Ламбер раздался протяжный свист, и вскоре послышались шаги, и близ незнакомца появилась какая – то человеческая фигура.

– Ты, Коляр? – прошептал незнакомец.

– Здесь, ваше сиятельство.

– Отлично, Коляр, ты верен своему слову.

– Конечно…. Ваше сиятельство, только знаете что: не называйте меня больше по имени. У рыжей отличный слух и память, а ваш друг Коляр побывал уже в каторге, где ему и теперь сберегается еще местечко – если, конечно, он вздумает вернуться туда.

– Пожалуй, что ты и прав, но ведь мы одни здесь.

– Нужды нет, а если вам будет угодно перетолковать со мной, то покорнейше прошу вас пожаловать со мной вон под мост, да, кстати, и разговаривать – то будем лучше по – английски. Это премилый язык, и его никто не понимает в Иерусалимской улице.

– Пойдем, пожалуй, – согласился незнакомец, следуя за своим провожатым.

Они вошли под мост и уместились на камне.

– Вот так – то будет гораздо удобнее, – заметил Коляр. – Хотя отчасти и холодновато… но ведь мы, вероятно, не будем разговаривать особенно долго?

– Ты прав, – согласился незнакомец.

– Давно ли изволили пожаловать из Лондона?

– Сегодня в восемь часов, и, как видишь, не терял времени по пустякам.

– Это всегдашняя привычка моего бывшего капитана, – заметил почтительно Коляр.

– Ну, а ты что сделал здесь в эти три недели?

– Набрал маленькое общество…

– Недурно…

– Хотя, признаться вам, для нашего ремесла в Лондоне несравненно больше дельных людей. Я набрал лучших. из здешних, но все – таки нам придется поработать несколько месяцев, чтобы выдрессировать этих гусей. Впрочем, вы, ваше сиятельство, увидите сами.

– Когда же?

– Да хоть сейчас.

– Ты приказал им собраться?

– Да. И если вы захотите, то вы их увидите так, что они не будут вас видеть.

– Пойдем, – проговорил вместо ответа «их сиятельство» и; встал с камня.

– Одно только, – возразил было с замешательством Коляр, но незнакомец его тотчас же перебил:

– Что там еще?

– Если мы не сойдемся?

– Сойдемся.

– Гм! Я ведь уже стар, ваше сиятельство, Мне надо подумать о старости.

– Ты прав, но я не стою за ценой. Сколько тебе нужно?

– Пустяки: тысяч двадцать пять в год и еще хоть десятую долю с каждого дельца.

– Согласен.

– А об жалованье людям…

– Э, приятель, я знаю твою ловкость, но чтобы говорить об жалованье людям, когда я их не видал…

– И то правда, – согласился, в свою очередь, Коляр.

– Ну, идем же. Сколько их?

– Десять человек. Довольно ли?

– Покамест – да. Потом увидим.

Коляр и его капитан вышли на набережную и вошли в лабиринт кривых переулков.

– Тут, капитан, – проговорил наконец Коляр, останавливаясь в Змеиной улице, перед старым большим домом с закрытыми ставнями.

Коляр поспешил – вложить ключ в замок двери и, отворив ее, прошел в узкий и темный коридор.

– Вот и наша агентура, – проговорил он и осторожно запер за собою дверь.

Вслед за этим он высек огонь и засветил маленький фонарь.