Гость из леса

Вильям Козлов

ГОСТЬ ИЗ ЛЕСА

1. Тришкина беда

Из леса вышел небольшой медведь и, остановившись на опушке, потянул носом в сторону посёлка, который виднелся сразу за речкой на пригорке. Медведь тяжело дышал, и с чёрных губ его капала слюна. На мохнатой коричневой груди образовалась влажная дорожка.

Медведь поднялся на дыбы и заворчал: правая передняя лапа угодила в капкан — и за ней на ржавой цепи волочился здоровенный чурбак. Капкан впился в медвежью лапу чуть повыше чёрных загнутых когтей. В том месте, куда он врезался, шерсть свалялась в бурые комки.

Было летнее утро. Белые с солнечным блеском облака нависли над посёлком. Ярко зеленела трава. За излучиной неширокой речки белела берёзовая роща. Ещё дальше, за рощей, по заливному лугу разбрелись коровы и овцы.

Медведь опустился на все четыре лапы и поковылял к посёлку. Это, собственно, был ещё не медведь, а медвежонок, и добродушная морда его выражала обиду и удивление. При каждом шаге цепь негромко позвякивала, а волочившийся на ней чурбак оставлял в пыли борозду.

Первыми увидели медведя ребятишки. Они играли за околицей в ножички. Вместо того чтобы испугаться и припустить к дому, мальчишки с радостными возгласами: «Тришка! Тришка пришёл!» — бросились навстречу лесному гостю. Тот, ничуть не удивившись им, ковылял себе по дороге в посёлок.

Увидев, в какую беду попал Тришка, ребята заахали, стали оживлённо обсуждать это событие.

— Ясно, Егоркин капкан, — сказал один из них. — Кто, кроме него, сейчас в лесу балует?

— Может, с Липовой горы охотнички на косулю поставили? — возразил другой.

— Куда Тришка хромает-то?

— К Ромке Басманову. К кому же ещё?

Окружённый мальчишками, Тришка вступил на территорию посёлка лесорубов и уверенно направился к высокому бревенчатому дому, крытому рифлёным шифером. Здоровой лапой толкнул калитку, но она оказалась на запоре. Тогда, просунув между жердин когти, отодвинул щеколду и подошёл к крыльцу. Глядя на закрытую дверь, несколько раз глухо рыкнул. Что-то вроде: «Угр-р-р!».

Из дома никто не вышел. Тришка погромче рыкнул. Никакого ответа. Забывшись, поставил пораненную лапу на землю и тут же с визгом снова поднял. Вгорячах куснул стальную цепь и, подняв голову, взглянул на ребят, как бы спрашивая: «Почему никто не выходит?».

— Ромка с Гришкой Абрамовым с утра ушли в механические мастерские! — вспомнил один из мальчишек. — Я сам видел.

— Одна нога здесь — другая там! — скомандовал белобрысый паренёк в жёлтой майке. — Пусть оттуда напильник захватит.

Тришка смотрел на дверь и жалобно повизгивал. Он не понимал, о чём говорят ребята. Ему было больно, хотелось поскорее освободиться от этой проклятой железяки с грузом, а его друг Роман Басманов почему-то не спешил на выручку.

Ромка Басманов в этот самый момент сидел на потрескавшемся тракторном скате и вывинчивал отвёрткой тугие винты в найденной на свалке заржавевшей детали. Неподалёку щипала траву стреноженная гнедая кобыла с жеребёнком. Время от времени она энергично взмахивала хвостом, отгоняя слепней, и тогда раздавался тоненький секущий свист. Черногривый пушистый жеребёнок опасливо тянулся мягкими бархатными губами к куску сахара, который ему протягивал Гришка Абрамов. Ноздри сосунка раздувались, тёмные влажные глаза косили, но он не решался сделать последний маленький шаг и взять угощение, а Гришка тоже не двигался с места, боясь спугнуть жеребёнка. Мальчишке очень хотелось, чтобы тёплые шелковистые губы сосунка пощекотали его раскрытую ладонь.

— Ну, чего трусишь, Байкал? — уговаривал Гришка. — Бери, дурачок…

Жеребёнок вытянул губы трубочкой, ткнулся ими в ладонь и, взяв угощение, шарахнулся в сторону. Сделав несколько суматошных кругов с подскоками и взбрыкиваньем вокруг невозмутимо жующей мамаши, остановился возле берёзы и принялся хрустеть сахаром, встряхивая от удовольствия головой. А Гришка смотрел на него и смеялся. И давно не стриженные белые волосы его ослепительно вспыхивали на солнце.

Роман оторвался от своего дела — ему оставалось отвернуть два неподдающихся винта — и посмотрел на приятеля.

— Поймай слепня, привяжем к нему ниткой бумажку и как ракету запустим, — предложил он.

Гришка подошёл к лошади и, опасливо поглядывая на заднюю ногу с железным копытом, прицелился поймать ладошкой большого рыжего слепня, кружившего над крупом животного. Но лишь он сунулся поближе, чтобы сграбастать кровососа, лошадь, небрежно махнула хвостом и ожгла мальчишку по лицу. Гришка отскочил и, вытирая кулаком невольно выступившие слёзы, принялся ругать кобылу.

— Куда же ты лезешь — под самый хвост? — перестав смеяться, сказал Ромка. — Хорошо, что ещё не лягнула…

— Сам лови своих слепней, — пробурчал Гришка. Один глаз у него всё ещё. слезился. И тут к нему скоком-скоком подбежал жеребёнок и игриво боднул головой в бок. Гришка по-девчоночьи взвизгнул, неудачно отпрыгнул в сторону и растянулся на траве. Перепуганный жеребёнок ударился галопом к матери, а Ромка, уронив отвёртку, так и покатился со смеху. Его вьющиеся, чёрные с блеском, цыганские волосы упали на глаза, плечи заходили ходуном.

— Я и не знал, что ты такой… прыткий, — еле выговорил Ромка. — Выше Брумеля прыгнул! Чемпион!

— Я думал, это кобыла… копытом, — поднимаясь, сказал сконфуженный Гришка. — Она такая, может.

Ромка отшвырнул железку в сторону, вывинченные болтики и гайки высыпал в жестяную банку и запихал в карман. Туда же засунул и отвёртку с пассатижами.

— Когда же ты его починишь? — спросил Гришка, покусывая тоненький зелёный стебель щавеля.

— Москва не сразу строилась, — уклончиво ответил Ромка.

— Может, ты всё лето будешь чинить, а кататься зимой?

— Покатаемся, — ответил Ромка.

Неподалёку от свалки металлолома, где сидели ребята, находилось белое продолговатое здание леспромхозовских ремонтных мастерских. Оттуда доносились гудение станков, визг металла, глухие удары молота. Внезапно всё прекратилось. Хлопнула дверь ремонтно-механических мастерских, и из цехов на солнечный день вышли рабочие. На ходу закуривая и перебрасываясь словами, они зашагали к посёлку, видневшемуся сразу за молодой берёзовой рощей. Обеденный перерыв. Лошадь по-прежнему паслась на лужайке, а жеребёнок Байкал, насторожив на макушке уши и сверкая большим выразительным глазом, внимательно смотрел на людей. Чёрный, метёлкой, хвост его оттопырился в сторону.

К приземистому побелённому зданию мастерских подкатил газик. Высокий плотный мужчина в полосатой безрукавке вылез из машины и направился в конторку начальника цеха. Замедлив шаги возле стоявшего у тракторного ската Ромки, как взрослому, пожал ему руку и сказал:

— Можно поздравить с окончанием занятий в школе, Роман Тимофеевич?

— Третий день каникулы, — солидно ответил Ромка, ничуть не удивившись, что директор леспромхоза Пётр Васильевич Поздняков назвал его по имени-отчеству. Во-первых, Ромкин отец Тимофей Георгиевич Басманов был лучшим бригадиром лесорубов — и его портрет висел в клубе на Доске почёта; во-вторых, Ромка однажды заслужил благодарность директора леспромхоза. Случилось это в прошлом году, в канун праздника Октября. Во время торжественного заседания в клубе погас свет. Пока люди в темноте чиркали спичками, Ромка выскользнул из зала, ощупью отыскал за кулисами электрический щит и в два счёта обнаружил перегоревший предохранитель. Конечно, он один бы в потёмках не справился так быстро: внизу стоял какой-то человек и беспрестанно чиркал спички. А когда Ромка поставил новый предохранитель — у него в кармане вместе с гайками, болтами, изоляционной лентой оказался и кусок медной проволоки — и включил рубильник, то увидел, что чиркал спички сам директор леспромхоза. Вернувшись на сцену в президиум, Поздняков при всех поблагодарил Романа Тимофеевича Басманова, то есть застеснявшегося Ромку, за находчивость. Ромке было приятно, тем более, что все повернулись и посмотрели в его сторону. Там, в клубе, он подумал: надо матери обязательно сказать, чтобы не ругала его за то, что носит в кармане разный хлам. Как пригодилась ему в этот раз проволока!..

С тех пор Поздняков никогда не пройдёт мимо Ромки, чтобы не остановиться и не перекинуться с ним несколькими словами. Вот и сейчас задержался, хотя и видно, что спешит по какому-то неотложному делу.

— На лето никуда не уедешь? — поинтересовался Поздняков.

— Может, к тётке в Пензу, — ответил Роман. — А может, ещё куда. У меня ещё есть тётка в Курске.

— На тёток ты богатый, — улыбнулся директор. — А как дела обстоят с дядьками?

— Дядек нет, — вздохнул Роман.

— Не переживай… Сам когда-нибудь будешь дядькой.

Ещё раз улыбнулся и зашагал к начальнику цеха.

Гришка Абрамов, почтительно стоявший в сторонке и не принимавший участия в разговоре, завистливо заметил:

— Руку пожал… и разговаривает, как… с большим!

— А мы с тобой уже не маленькие. В шестой перешли!

Гришка ещё хотел что-то сказать, но тут они заметили мчавшегося к мастерским худого, как палка, белобрысого Витальку Гладильникова. Он ещё издали что-то кричал и размахивал клетчатой рубахой. Подбежав, Виталька прислонился голой спиной к берёзе и стал рубашкой вытирать пот с лица. На узкой спине его можно было все позвонки пересчитать… Немного отдышавшись, он выпалил:

— Тришка из леса прихромал. Приволок за собой деревяшку с капканом. Стоит у твоего крыльца и по ступенькам лапой колотит…

— Егоркина работа… — нахмурился Ромка. — На енота поставил, а Тришка попался.

— Ему же больно! — сказал Виталька.

Мальчишки наперегонки бросились к посёлку. Виталька быстро отстал, а потом и вовсе остановился. Свернул с дороги на лужайку и, подложив клетчатую рубаху, растянулся на траве. Над головой мальчишки медленно проплыло большое облако. Верхняя окаёмка его розово светилась.

2. Майя, старичок профессор, Гектор и Тишка

По дороге к посёлку пылил небольшой остроносый автобус. Он каждый день в два часа дня привозил со станции Жарки пассажиров. Автобус был старый, расшатанный, на ходу скрипел, натужно кряхтел, в днище что-то гулко ударяло, а белая пыль оседала на вещах и одежде. В кабине шофёра рядом с давно остановившимися часами была прикреплена цветная фотография большеглазой красавицы.

Автобус остановился не доезжая сельмага. Из обеих распахнутых дверей стали вываливаться пыльные, разомлевшие пассажиры. Моторист Гладильников купил в райцентре новый телевизор «Ладога». Он с усилием протолкнул в дверь огромную тяжёлую коробку. Жена помогала ему. Гладильников вертел головой, удивляясь, куда же запропастился его сын Виталька. Так и пришлось им вдвоём с женой тащить телевизор к дому.

Из автобуса чёрно-белым мячом выкатился на дорогу маленький аккуратный пёсик. Белый с коричневыми пятнами. Не обращая ни на кого внимания, он по наикратчайшей прямой целеустремлённо подбежал к забору и поднял заднюю ногу.

— Гектор! — строго позвала длинная девочка с новеньким пухлым рюкзаком за спиной. Она тоже вылезла из автобуса и теперь, стоя на дороге, с тревогой озиралась. Маленький тощий старичок с загорелым лицом, на котором выделялась седая бородка клинышком, выволок большой чемодан, второй ему кто-то подал со связанными вместе марлевыми сачками, удочками. Поставив вещи в сторонку, старичок снял с седой головы выгоревшую соломенную шляпу, вытер платком пот со лба.

— Не в городе, — пробормотал он, — не потеряется.

— Может, он под машиной? — девочка, придерживая рюкзак, нагнулась и заглянула под автобус.

В этот момент из калитки дома Басмановых степенно вышел окружённый ребятами Тришка. Лапа его была освобождена от капкана, и медведь, немного припадая на неё, ковылял по дороге. На ходу Тришка что-то жевал и благодарно поглядывал на Ромку, шагавшего рядом. Неожиданно от автобусной остановки пушечным ядром устремился на медвежонка приезжий пёсик. Маленькие глаза его сверкали отвагой, шерсть встала дыбом, мелкие острые зубы оскалены. Грозное рычание сопровождало эту стремительную атаку. В следующее мгновение — никто не успел даже толком понять, что произошло, — пёсик, проскочив между ног Гришки Абрамова, вцепился в медведя, который, наверное, раз в двадцать был его больше и мог одним ударом лапы забросить на крышу любого дома в посёлке.

Но Тришка от такой неожиданности растерялся. Поднявшись на задние лапы, он с изумлением уставился на белый рычащий ком, вцепившийся в заднюю ногу.

— Гектор! — послышался испуганный возглас. Длинноногая девочка в белых брюках отважно подбежала к медведю и в самый последний момент оторвала от него пёсика. Тот фыркал, выталкивая из пасти медвежью шерсть, рычал и извивался, полный решимости снова вступить в неравную борьбу.

Тришка, с поднятой лапой, смотрел на него, и маленькие его глазки не предвещали ничего хорошего, но тут Ромка выхватил из кармана несколько конфетин в бумажках и протянул медведю. Позабыв про пёсика, Тришка принялся потешно разворачивать бумажки. Сердитое ворчание заглохло в его глотке. С пасти капнула слюна.

— Вот это пёс! — восхищённо заметил Ромка, глядя на барахтавшегося в руках девочки пёсика. — Ростом с кошку, а храбрый, как лев!

— Наши-то собаки, как увидели Тришку, так все в подворотню попрятались, — сказал Гриша. — Помнишь, как Тобик на него наскочил, а Тришка его лапой через забор перекинул? — вспомнил Гриша.

— Что это за порода? — поинтересовался подошедший Виталька. — Отродясь таких не видал.

— Фокстерьер, — ответила девочка. Она уже успокоилась и с любопытством смотрела на медвежонка. — Он ручной, да?

Мальчишки, перебивая друг дружку, рассказали историю Тришки.

Год с лишним назад ранней весной Тимофей Георгиевич Басманов принёс из леса маленького медвежонка. Во время валки леса они наткнулись на брошенную медведицей берлогу. Одного медвежонка она успела утащить с собой, а второго оставила. Басманов и принёс его домой. До недавнего времени Тришка воспитывался в доме, а потом начал пошаливать. Он ещё не стал настоящим медведем, но уже мог справиться со взрослым человеком. Один раз ни с того ни с сего набросился на поселкового козла и ободрал ему бок. Правда, козёл был вонючий и задиристый, его никто в посёлке не любил. А когда Тришка потрепал сразу двух собак, набросившихся на него, причём одна была охотничья, то обозлённый хозяин ворвался к Басмановым с ружьём и сам хотел застрелить Тришку, но Тимофей Георгиевич не позволил. За собаку он заплатил, а Тришку после этого случая увёл в глубь леса и отпустил на все четыре стороны. Первое время молодой медведь почти каждый день наведывался в посёлок, и всякий раз или Ромка, или отец отводили его в лес. Наконец медведь понял, что его гонят прочь, обиделся и перестал приходить. Людей он ещё не научился опасаться и несколько раз пугал женщин в малиннике, подходя к ним. Видно, всё ещё его тянуло к людям. И вот, когда стряслась с ним беда, снова приковылял в посёлок.

Только два человека знали, где бродит Тришка: Тимофей Басманов и Ромка. Приходя в лес навестить Тришку, Ромка никого из ребят не брал с собой. Даже лучшего друга— Гришку Абрамова. Роман приносил медведю сладости, к которым тот привык, живя у людей, играл с ним, ел в малиннике сладкую ягоду. Тришка провожал его до старой вырубки и уходил в чащу.

Вот и сейчас, проводив медведя до опушки леса, ребята остановились, а Ромка с Тришкой скрылись в сосновом бору.

Ребята обступили девочку с собакой и подошедшего к ним старичка. Все с любопытством разглядывали пёсика. Он всё ещё не мог успокоиться и воинственно посматривал в ту сторону, куда ушёл медведь. Верхняя губа у него приподнималась, открывая маленькие острые зубы, но ворчание уже не было таким свирепым.

Девочка опустила его, и Гектор, уткнув нос в землю, потрусил в сторону леса, однако, когда старичок его окликнул, сразу вернулся.

— И много зверья в ваших лесах? — поинтересовался старичок.

— А вы охотник? — спросил Никита Поздняков, сын директора леспромхоза.

— Я учёный, — ответил старичок. — И противник всякой охоты.

— У нас в каждом доме ружьё, — ввернул Гришка. — Но охотники законы блюдут… Есть, конечно, некоторые…

— В нашем посёлке мало браконьеров, — прибавил Никита. — А в Липовой Горе, это отсюда шестнадцать километров, хватает. Там нет ни одного общественного инспектора.

— А у вас есть? — спросил старичок.

— Гладильников и Басманов, — ответил Гришка. — Никому спуску не дают.

Разговаривали с приезжими лишь Никита и Гришка — они были самые старшие в этой компании, — остальные, присев на корточки, знакомились с Гектором. Он заинтересовал их больше, чем медведь. Никогда ещё в посёлке не было таких смешных собачек. Белый с коричневыми пятнами, с переломленными пополам острыми ушами, живыми смышлёными глазами и аккуратной бородкой топориком. Шерсть жёсткая, как проволока, и вся в колечках. Так и хотелось потрогать Гектора руками. Однако, памятуя, как он лихо напал на медведя, опасались до него дотрагиваться. А фокстерьер, всех обнюхав, утратил к ребятам интерес и побежал знакомиться с выглянувшей из калитки рыжей кудлатой собакой.

— Где тут Пивоваровы живут? — спросил старичок.

— Бабка Пивовариха? — сказал Гришка. — У самой околицы. За её домом лес начинается… А вы к ней приехали? Издалека?

— Из Ленинграда, — ответил старичок.

— Дачники, — сообразил Гришка. — Будете у неё жить?

— Это очень хорошо, что дом на отшибе, — сказал старичок. — Покой, тишина.

— У бабки Пивоварихи, говорят, домовой под печкой поселился, — возразил Гришка.

— Ну, с ним-то мы как-нибудь поладим, — улыбнулся старичок.

— Этой весной домовой ночью подоил корову у Фёдоровых, — продолжал словоохотливый Гришка. — Начисто молоко пропало. Пришлось телёнка зарезать… А у Лашининых домовой всех курей передушил… И тоже ночью.

— Какой домовой? — не выдержала девочка. — Кур мог задушить и хорь.

— И корову хорь подоил? — не сдавался Гришка.

— Ты что, веришь в эту чепуху? — в упор посмотрела на него девочка. Глаза у неё — светло-серые и большие.

— Никита, правда ведь есть домовые? — подмигнул приятелю Гришка.

— Никогда не видел, — сказал честный Никита. — Это всё бабкины выдумки.

— Скажете, и водяных не бывает? А кто тогда, в позапрошлом году, пьяного кузнеца в омут затащил?.. — подзадоривал девочку Гришка. Он оседлал своего любимого конька и уже не мог остановиться. Но его никто не слушал.

— Вам помочь? — предложил вежливый Никита. Он был почти на голову ниже девочки. Щёки у Никиты всегда розовые, а небольшие глаза яркого синего цвета. В отличие от поселковых ребят Никита Поздняков всегда аккуратно одевался и следил за своей речью. Если кто-нибудь неправильно произносил какое-нибудь слово, Никита морщился и вежливо поправлял.