Нахлынула огромная волна. Исследовательское судно «Арго», то поднимаясь, то опускаясь вверх и вниз, плавно, но в то же время на полной скорости шло вперед. Дело происходило в южных коралловых морях. Насколько было известно, ни один корабль прежде не рисковал бороздить эти опасные воды, которые кишели разными морскими чудовищами и были напичканы мелями и коралловыми рифами. Кроме того, здесь постоянно бушевал так называемый «Бродячий ураган», который никогда не утихал. Он непрерывно рыскал тут в поисках добычи, которой служили ему разные живые существа. Его маршрут нельзя было предугадать. И все, что попадалось ему на пути, он не отпускал до тех пор, пока не превращал в осколки.
Но исследовательское судно «Арго» было сконструировано специально на случай встречи с «Бродячим ураганом». Его целиком отлили из монолитного куска особой голубой стали «Аламонт», гибкой и прочной, как клинок шпаги, без швов и клепки.
И тем не менее едва ли какой-нибудь другой капитан и другая команда отважились бы отправиться навстречу таким неслыханным опасностям. Да, капитан Гордон был мужественным человеком. Он с гордостью смотрел с командного мостика на своих матросов — мальчиков и девочек, испытанных профессионалов и смелых людей.
Рядом с капитаном стоял первый рулевой — Дон Мелу, морской волк, переживший сто двадцать семь ураганов.
Немного сзади, на верхней палубе, можно было увидеть профессора Эйзенштейна, научного руководителя экспедиции, с его ассистентками Маурин и Сарой, которые, благодаря удивительной памяти, заменяли профессору целые библиотеки. Все трое склонились над своими точными приборами и тихо переговаривались на сложном научном языке.
В стороне, поджав под себя ноги, сидела красивая аборигенка Момозан. Время от времени профессор задавал ей вопросы, касающиеся особенностей здешних мест, и она отвечала на приятном хула-диалекте, понятном только ему.
Целью экспедиции было установить причины возникновения «Бродячего урагана» и по возможности устранить их, чтобы море стало судоходным и для других кораблей. Но пока все было спокойно, и урагана ничто не предвещало.
Вдруг один из матросов вывел капитана из задумчивости.
— Капитан! — кричал он в сложенные рупором ладони. — Или я сошел с ума, или я вижу впереди стеклянный остров!
Капитан и Дон Мелу взглянули туда в подзорные трубы. Подошел и профессор Эйзенштейн со своими ассистентками. Только красивая аборигенка невозмутимо продолжала сидеть. Непонятные законы ее народа запрещали ей проявлять любопытство. Вскоре они достигли стеклянной горы. Профессор спустился с судна по веревочной лестнице и ступил на прозрачную поверхность острова. Она оказалась исключительно скользкой, и профессор Эйзенштейн с трудом удерживался на ногах. Остров был абсолютно круглым, примерно двадцати метров в диаметре. К центру он возвышался куполом, добравшись до которого, профессор смог отчетливо увидеть, как глубоко внутри острова пульсирует огонек.
Он поделился своими наблюдениями с другими членами команды, стоявшими на палубе в напряженном ожидании.
— Значит, — высказала догадку ассистентка Маурин, — мы, возможно, имеем дело с оггелмумпф бистроцлиналис.
— Не исключено, — согласилась ассистентка Сара, — но с такой же вероятностью это может быть шлукула тапетоцифера.
Профессор Эйзенштейн поднялся, поправил очки и крикнул:
— По-моему, здесь обычный штрумпфус квичиненсус. Но это мы сумеем выяснить только, когда исследуем его снизу.
И тогда три девочки-матроса, известные аквалангистки, надели свое снаряжение, прыгнули в воду и исчезли в глубине.
Какое-то время на поверхности появлялись только воздушные пузыри. Но потом вынырнула одна из спортсменок по имени Сандра и испуганно закричала:
— Это оказалась огромная медуза! Она схватил а двух девочек щупальцами, и те не могут освободиться! Мы должны немедленно помочь им, иначе будет поздно!
И она опять ушла под воду.
Тут же за борт прыгнули сто водолазов под руководством опытного Франко, прозванного Дельфином. Ужасная борьба завязалась в глубине, поверхность моря покрылась пеной. Но и мужчинам не удалось освободить девочек из ужасных тисков — слишком сильным оказалось гигантское чудовище.
— Нечто, — пробормотал профессор, сморщив лоб, — вызывает в этом море гипертрофированный рост. Как интересно!
Между тем капитан Гордон и его первый рулевой Дон Мелу посоветовались и приняли решение.
— Назад! — крикнул Дон Мелу. — Все поднимайтесь на борт! Мы разрежем чудище пополам, иначе нам не освободить их.
Дельфин и его водолазы забрались на судно. «Арго» отошел немного назад, а затем полным ходом полетел на гигантскую медузу. Нос стального корабля был острым, как лезвие бритвы. Бесшумно и почти без усилий, немного подрагивая, он разрубил чудовище на две части.
Подобная операция была не совсем безопасна для девочек, захваченных громадными щупальцами, но первый рулевой Дон Мелу абсолютно точно рассчитал курс и двинул нос корабля как раз между ними. Щупальца обеих половинок моментально безжизненно повисли, и девочки освободились. Их радостно подняли на борт, и профессор Эйзенштейн обратился к ним:
— Это моя вина. Мне не следовало посылать вас вниз. Простите, что я подверг вас такой опасности!
— Не вините себя, профессор, — ответила одна из девочек и счастливо рассмеялась, — в конце концов, мы для того и отправились с вами в плавание.
А другая добавила:
— Опасность — наша профессия.
Для дальнейших разговоров уже не оставалось времени. Пока шли спасательные работы, капитан и его помощники отвлеклись от наблюдения за морем. И только в последнюю минуту они заметили, что на горизонте появился «Бродячий ураган», который теперь с бешеной скоростью приближался к «Арго».
Первая огромная волна захватила стальное судно, подкинула его вверх, перевернула и бросила вниз, в пятидесятиметровую водную пропасть. При таком ударе менее опытных и храбрых моряков уже смыло бы волной за борт, а оставшиеся упали бы в обморок. Но капитан Гордон продолжал стоять на мостике, широко расставив ноги, как будто ничего не случилось, и вся его команда тоже выдержала атаку. Только красивая аборигенка Момозан, не привыкшая к диким морским путешествиям, заползла в спасательную шлюпку.
Все небо почернело за несколько секунд. Ураган со свистом и ревом опять набросился на корабль, подкинул его на страшную высоту, а затем швырнул вниз, в бездну. Ярость его росла с каждой минутой, ведь он ничего не мог сделать со стальным «Арго».
Капитан спокойно отдавал команды, которые потом громко выкрикивал первый рулевой. Каждый стоял на своем месте. Даже профессор Эйзенштейн и его ассистентки не бросили свои инструменты. Они вычисляли, где может находиться центр урагана, ведь именно его разыскивала экспедиция. Капитан Гордон про себя удивлялся хладнокровию ученых, которые совсем не были с морем на «ты», как он и его моряки.
И тут в стальное судно ударила молния, корпус «Арго», естественно, сразу наэлектризовался. Чего ни коснись — везде проскакивали искры. Но каждый находящийся на борту человек прошел длительные и жесткие тренировки. Никому эти разряды вреда не причинили.
Хлопоты и беспокойство доставляло то (хотя члены экипажа и надели асбестовые рукавицы), что все тонкие предметы — тросы, штанги — стали раскаляться, как нить электрической лампочки. Но, к счастью, они скоро остыли, поскольку хлынул дождь, да такой сильный, какого никому, за исключением Дона Мелу, не доводилось видеть, и лил он такой сплошной стеной, что стало трудно дышать. Команде пришлось надеть маски и дыхательные аппараты.
Молния за молнией и раскат грома за раскатом! Рыдающая буря! Волны высотой с дом и белая пена!
«Арго» отвоевывал метр за метром, все машины работали в полную силу, преодолевая дикую мощь урагана. Мотористы и кочегары в машинном отделении трудились не покладая рук, привязавшись толстыми канатами, чтобы страшная бортовая и килевая качка не опрокинула их в огонь топок.
И наконец они достигли центра урагана. Но что за зрелище предстало перед ними! На поверхности моря, которая была здесь совершенно зеркальной, потому что ураган просто вымел отсюда волны, плясало исполинское чудовище! Оно стояло на одной ноге, утолщающееся кверху, выглядело, как юла величиной с гору, и вращалось вокруг себя с такой скоростью, что детали его сливались в единое целое.
— Тум-тум гуммиластикум! — восторженно воскликнул профессор, придерживая рукой очки, которые ливень постоянно пытался смыть с его носа.
— Не могли бы вы нам объяснить попроще? — пробормотал Дон Мелу. — Мы ведь только простые моряки и…
— Не мешайте профессору проводить исследование, — перебила его ассистентка Сара, — для него — это единственная возможность! Наше вращающееся чудовище произошло, наверное, еще во времена зарождения жизни на Земле. Ему должно быть больше миллиарда лет. Сегодня от него остались только микроскопические разновидности, которые крайне редко можно обнаружить в томатном соусе или — еще реже — в чернилах. Это, видимо, единственный сохранившийся экземпляр такого размера.
— Но мы здесь для того, — прокричал капитан сквозь свист бури, — чтобы ликвидировать причину «Бродячего урагана». Значит, профессор должен нам объяснить, как остановить этого монстра!
— На такой вопрос, — сказал профессор, — я, разумеется, тоже не отвечу. Наука еще не занималась его изучением.
— Хорошо, — сказал капитан, — тогда мы попробуем его обстрелять и посмотрим, что получится.
— Какая жалость! — сокрушался профессор. — Обстрелять единственный экземпляр тум-тум гуммиластикум!
Но протонную пушку уже нацелили на гигантский волчок.
— Огонь! — скомандовал капитан.
Голубой кинжал пламени километровой длины вырвался из двух стволов. Никто, конечно, ничего не услышал, поскольку протонная пушка стреляет, как известно, протонными зарядами.
Огненное ядро полетело к тум-туму, но, схваченное огромной юлой, отскочило в сторону. Оно стало кружиться вокруг волчка, с каждым витком все быстрее, пока его не швырнуло вверх, где оно и исчезло в черных облаках.
— Так у нас ничего не получится! — воскликнул капитан Гордон. — Нам обязательно нужно приблизиться к объекту!
— Мы не можем подойти ближе, — закричал в ответ Дон Мелу, — машины уже работают в полную силу, но этого хватает только на то, чтобы нас не отбросило назад!
— У вас есть предложения, профессор? — спросил капитан.
Но профессор Эйзенштейн только пожал плечами. Его ассистентки тоже ничего не могли посоветовать. Похоже, что их экспедицию можно было считать неудавшейся.
В эту минуту кто-то потянул профессора за рукав. Перед ним стояла красивая аборигенка.
— Малумба! — сказала она с прелестной гримаской. — Малумба ойситу соно! Эрвеини самба инсалту лелобиндура. Крамуна хой бени садоган!
— Бабалу? — удивился профессор. — Диди маха фенози инду ге доинен малумба?
Красивая аборигенка кивнула и добавила:
— Додо ум анфу шуламат вавада.
— Ой-ой. — Профессор задумчиво почесал подбородок.
— Что она хочет? — спросил первый рулевой.
— Она утверждает, — объяснил профессор, — что у ее народа есть старинная песня, которая способна усыпить «Бродячий ураган», если кто-нибудь отважится ему ее спеть.
— Только бы не рассмеяться, — пробормотал Дон Мелу, — колыбельная для урагана!
— Как вы думаете, профессор, — спросила ассистентка Сара, — такое возможно?
— Заранее ничего нельзя отвергать, — ответил профессор Эйзенштейн, — в преданиях туземцев нередко скрывается правдивое зерно. Возможно, существуют такие частоты звуковых колебаний, которые по-особому воздействуют на тум-тум гуммиластикум. Просто мы еще слишком мало знаем о его жизни.
— Вреда не будет, — решил капитан, — давайте попробуем. Попросите ее спеть.
Профессор повернулся к красивой аборигенке и сказал:
— Малумба диди ойзафал хуна-хуна, ваваду?
Момозан кивнула и начала напевать очень своеобразный мотив, который состоял из немногих повторяющихся тонов.
— Эни мени аллубени. Ванна тау зузура мени!
При этом она хлопала в ладоши и в такт подпрыгивала.
Мелодия была простая, и слова легко запоминались. Некоторые члены экспедиции начали подпевать, их становилось все больше, и вскоре уже вся команда пела, хлопала в ладоши и подпрыгивала в такт. Было немножко странно наблюдать, как старый морской волк Дон Мелу и профессор пели и хлопали в ладоши, будто маленькие ребятишки на детской площадке.
И случилось то, во что никто не верил. Гигантский волчок стал кружиться все медленнее и медленнее и, наконец, замер и начал погружаться в глубину. Бездонная толща воды с ревом сомкнулась над ним. Ураган моментально затих, дождь прекратился, небо прояснилось, и море совершенно успокоилось. «Арго» лег в дрейф на такой зеркальной глади, словно здесь никогда не нарушались мир и покой.
— Друзья! — сказал капитан Гордон и внимательно посмотрел каждому члену команды в лицо. — Это
— По-моему, — сказала девочка, которая пришла с маленькой сестренкой, — здесь действительно прошел дождь, потому что я вся вымокла.
Над ними и вправду разразилась гроза, чему больше всех удивлялась девочка с маленькой сестренкой, поскольку, плавая на корабле, она совсем забыла, что боится грома и молний.
Они еще какое-то время обсуждали только что пережитое приключение и пересказывали друг другу особенно яркие эпизоды. Потом они разошлись по домам, чтобы высушиться.
Только один из них остался не доволен игрой — это был мальчик в очках. Прощаясь, он сказал Момо:
— Жаль, что мы утопили тум-тум гуммиластикум. Последний экземпляр этого вида! Я бы охотно занялся его изучением.
Но в одном все были единодушны — нигде не получается таких игр, как у Момо.
Глава 4
Молчаливый старик и бойкий на язык юноша
Если у кого-то много друзей, среди них всегда выделяются те, которые ближе других к сердцу, самые любимые. Так произошло и с Момо. Она имела двух самых близких друзей, которые каждый день приходили к ней и делились всем, что накипело на душе. Один был юн, а другой — стар. И Момо не могла бы сказать, кто из них ей нужнее.
Старика звали Беппо-Подметальщик улиц. На самом деле его, наверное, звали по-другому, но, поскольку он действительно подметал городские улицы и все его так называли, то и сам себя он так называл.
Беппо-Подметальщик жил недалеко от амфитеатра в хижине, которую собственноручно соорудил из битого кирпича, кусков волновой жести и разных плит. Необычайно маленького роста, он к тому же ходил, слегка согнувшись, так что казался не намного выше Момо. Свою крупную голову с торчащими клочьями седых волос он держал как-то вбок, а на носу у него ютились крошечные очки.
Некоторые считали, что у Беппо-Подметальщика не все в порядке с мозгами. Такое впечатление создавалось из-за того, что на любые вопросы он только приветливо улыбался и ничего не отвечал. Он задумывался. И если решал, что вопрос не требует ответа, то так и продолжал молчать. Если же, по его мнению, он заслуживал внимания, то размышлял над ним. Иногда проходило часа два, а иногда и целый день, пока он начинал говорить. Тот, кто задавал вопрос, естественно, уже забывал о нем, и слова Беппо казались ему странными.
Только Момо могла так долго ждать ответа и понимала, о чем он рассказывал. Она знала, что Беппо оттого так медлит, чтобы никогда не говорить неправду. Ибо, по его мнению, все несчастья на земле происходили от лжи, намеренной или ненамеренной, возникающей только от поспешности и неточности. Каждое утро, задолго до восхода солнца, Беппо-Подметальщик ехал на своем старом скрипучем велосипеде в город. Там, во дворе одного большого дома, он вместе со своими коллегами ждал, когда ему выдадут инвентарь и укажут, какую улицу убирать.
Беппо любил эти ранние предрассветные часы, когда город еще спал, и выполнял свою работу охотно и тщательно, считая ее исключительно важной.
Подметая, он двигался медленно, но заученно четко: при каждом шаге он делал вдох и при каждом вдохе — движение метлой по дуге. Шаг-вдох-чирк веником. Шаг — вдох-чирк веником. Иногда он замирал на месте и задумчиво смотрел перед собой. И опять дальше: шаг-вдох-чирк веником…
Пока он так продвигался, — впереди грязная улица, а сзади чистая, — ему в голову приходили глубокие мысли. Но это были мысли без слов, мысли трудно передаваемые, как дуновение, которое трудно вспомнить, или оттенки цветов, приснившихся во сне. После работы, сидя у Момо, Беппо пытался объяснять ей свои глубокие мысли. А благодаря ее умению по-особому слушать, у него развязывался язык, и он находил нужные слова.
— Посмотри, Момо, — говорил он, к примеру, — как это происходит. Иногда перед тобой очень длинная улица, и ты думаешь: она такая бесконечная, что ее никогда не подметешь, вот что у тебя в голове.
Он долго молчал, глядя вперед, а затем продолжал:
— И тогда ты начинаешь торопиться все больше и больше. Каждый раз, когда поднимаешь глаза, видишь, что отрезок улицы перед тобой не уменьшается. Ты еще сильнее напрягаешься, тебе становится страшно, и, в конце концов, ты выдыхаешься и обессиливаешь. А улица так и лежит впереди. А ты уже ничего не можешь делать.
Он некоторое время размышлял над своими словами, потом снова продолжал:
— Никогда нельзя думать сразу о всей улице, понимаешь? В голове нужно держать только следующий шаг, следующий вдох, следующее движение метлы. И всегда только следующее.
Опять он замолкал, погружаясь в свои мысли, прежде чем заговорить:
— Тогда работа приносит радость — это очень важно, тогда ты свое дело делаешь хорошо. И так и должно быть.
И снова, после длинной паузы, он добавлял:
— Вдруг обнаруживаешь, что так, шаг за шагом, вся улица подметена. Даже не замечаешь, как это случилось, и совсем не выдыхаешься. — Он утвердительно кивал сам себе и заключал: — Это важно.
А в другой раз он пришел, молча сел возле Момо, и она заметила, что он хочет сказать ей нечто особенно важное. Неожиданно он взглянул ей в глаза и начал:
Поделиться книгой: