Помоги проекту - поделись книгой:
Золото, меч и крест благодаря этой сделке заключили тесный союз. Уникальный договор смог подписать только патер Луке, в то время как не умеющие писать Писарро и Альмагро поставили под текстом по три креста. Эту своеобразную подпись заверили нотариус Панамы и еще два дворянина.
Компаньоны, положив руку на священное писание, осеняя себя крестным знамением и призывая в свидетели бога и святых апостолов, торжественно поклялись соблюдать договор, всеми силами способствовать его выполнению и поддерживать братскую дружбу. Патер Луке разломил на три части просфору, и все трое вкусили святого причастия, тем самым еще более подчеркнув важность договора. Торжественная церемония до слез растрогала всех присутствующих.
Заключив этот союз, конкистадоры начали набирать искателей приключений. Но соблазнительные обещания не очень прельщали живших в Панаме солдат. Все еще помнили, какими истощенными и оборванными вернулись домой наемники после первого неудачного путешествия и сколь много их бесславно сложило головы на берегах неведомых земель. Наконец для участия в новой экспедиции записалось около ста шестидесяти человек, надеявшихся выбиться в люди и покончить с жалким прозябанием в Панаме, Явились и многие участники прежнего похода, надеясь, что на сей раз судьба будет к ним благосклонней.
Эта горсточка авантюристов могла рассчитывать только на везение – для завоевания какой-либо страны сил было явно недостаточно. Даже оружия не хватало на всех, хотя на этот раз конкистадоры были вооружены лучше, а некоторые даже сумели взять с собой лошадей. Особенно трудно было с продовольствием. Оружие, лошадей и продукты привозили в Панаму либо из-за океана, из Испании, либо с Антильских островов. Все грузы с Карибского моря к побережью Тихого океана приходилось доставлять через горы. Поэтому в новой колонии не хватало многих товаров, тем более, что оружие и продовольствие для своих завоевательских экспедиций на севере закупал и Педрариас.
И снова каравеллы выходят в океан
Альмагро и Писарро приобрели две большие каравеллы и направились на юг. Кормчим экспедиции был опытный моряк Бартоломе Руис.
Корабли через несколько дней безо всяких приключений, ни разу не причаливая к берегу, достигли устья реки Сан-Хуан. На этот раз время для похода было выбрано удачно – дули попутные ветры.
Конкистадоры направились вверх по реке. Писарро со своими солдатами напал на какой-то поселок, где удалось захватить богатую добычу – оставленные в хижинах золотые украшения, а также нескольких пленных. Неожиданная удача в самом начале экспедиции окрылила завоевателей, но страна оказалась слишком многолюдной, и малыми силами завоевать ее было невозможно.
Поэтому командиры решили, что Альмагро с награбленным золотом вернется в Панаму за подкреплением, а второй корабль под командованием Руиса поплывет на юг с разведывательными целями. Сам Писарро с остальными воинами останется в долине Сан-Хуана в одном из индейских поселков, чтобы лучше ознакомиться с окрестностями.
Руис, пользуясь попутным ветром, плыл вдоль побережья на юг. Впервые он бросил якорь примерно у 2° с. ш., но туземцы с оружием в руках были уже готовы напасть на чужеземцев. Весть об их появлении широко распространилась вдоль всего побережья. Руис, не решившись на вооруженное столкновение, поплыл дальше.
Испанцы видели высокие горы. Окутанные облаками, они поднимались за прибрежной равниной, где все чаще встречались большие поселения и хорошо обработанные и густо населенные земли. Туземцы толпами собирались на берегу, дивясь невиданному кораблю, скользившему по волнам под белыми парусами, и белым пришельцам, которых индейцы принимали за таинственные существа.
Недалеко от границ Перу Руис встретил в море огромный плот. Старый морской волк не на шутку испугался. Издали плот походил на значительных размеров каравеллу под боль
Это был индейский морской плот, сделанный из прочно связанных пористых стволов бальсового дерева. В передней части плота возвышался покрытый тростником навес. Две мачты в середине плота несли большой четырехугольный хлопчатобумажный парус. Плот двигался силой ветра и морских течений, и индейцы управляли им при помощи большого весла и широкого деревянного киля, который опускался в воду.
На плоту плыли несколько индейцев, мужчин и женщин, одетых в тонкие, ярко раскрашенные шерстяные одежды. Таких одежд испанцы в Новом Свете еще никогда не видели – здесь не было ни овец, ни коз. Индейцы везли разные товары: шерстяные и хлопчатобумажные ткани, сосуды, зеркала из полированного серебра и золотые изделия тонкой работы – диски, подвески, перстни. На плоту были и весы для взвешивания драгоценных металлов.
Испанцы узнали, что двое из находившихся на плоту плывут из порта Тумбес. Он расположен на юге, в нескольких днях пути. В тех краях есть будто бы необозримые поля и огромные стада животных с длинной очень тонкой шерстью и длинными шеями. Их используют и в качестве вьючных животных. Золота, серебра и драгоценных камней в стране, где правят инки, Дети солнца, очень много, и во дворце правителя серебра и золота больше, чем дерева.
Испанцы, затаив дыхание, слушали удивительные рассказы о могущественном государстве инков, о прекрасных дворцах и храмах, об огромных богатствах, о столице этой страны, городе Куско, расположенном высоко в горах, в долине реки Урубамба.
Руис отпустил плывших на плоту индейцев, за исключением некоторых – среди последних были два индейца из Тумбеса. Их оставили в плену, чтобы впоследствии использовать как переводчиков и проводников. Кормчий поплыл дальше на юг и стал первым европейцем, который, плывя с севера, пересек экватор в Тихом океане. Потом повернул обратно, к устью Сан-Хуана.
А в это время – в течение нескольких недель – людям Писарро приходилось нелегко. Конкистадоры высадились на берег в долине, покрытой джунглями, и безуспешно искали равнины, о которых рассказывали им индейцы.
Могучие деревья возносили к небу свои густые, непроницаемые для света кроны, путь преграждали мрачные чащи, обрывистые утесы и топкие ущелья. Горы, как огромные волны, вздымались все выше, сливаясь с грандиозной стеной Анд. Гримасничая, в ветвях деревьев бесчинствовали стада обезьян, проползали огромные удавы, у берегов в тине таились аллигаторы, за испанцами тайно следили индейцы. Время от времени кто-нибудь из завоевателей становился жертвой диких зверей либо без промаха бьющей стрелы. Однажды, когда перевернулась лодка, в реке утонуло четырнадцать конкистадоров. Москиты жалили так яростно, что от этих мелких назойливых насекомых, разносивших тяжелую болезнь, удавалось избавиться только зарывшись в прибрежный песок.
Ко всем этим невзгодам прибавился голод. С огромным трудом завоеватели разыскивали в лесах съедобные корни или плоды. Все, за исключением Писарро и нескольких ближайших его сподвижников, мечтали как можно скорее вернуться в Панаму.
В это трудное время, когда все надежды казались похороненными, к берегам Сан-Хуана вернулся кормчий
Бартоломе Руис с замечательными вестями о своем блестящем открытии. А вскоре приплыл из Панамы и Альмагро, доставив продовольствие и пополнение – восемьдесят человек, которые только что прибыли из Испании в Новый Свет и неудержимо рвались к золоту, готовые ради него на любые авантюры.
Запасы продовольствия, пополнение, весть об открытых на юге богатых странах заставили забыть недавно перенесенные трудности. Окрыленные новыми надеждами, конкистадоры подняли паруса и двинулись на юг по маршруту Руиса.
Однако благоприятное для плавание время уже прошло, и кораблям все чаще" приходилось бороться со встречным ветром. Он дул по большей части на север, а недалеко от берега в том же направлении шло сильное морское течение. Начались бури и страшные грозы. Высокие волны безжалостно швыряли корабли завоевателей.
Наконец мореплаватели нашли убежище – невдалеке от побережья, на небольшом острове, называвшемся Петушиным (о. Гальо). Здесь они пробыли несколько недель, отдыхая от пережитых ужасов, приводя в порядок поврежденные ветром каравеллы. Потом они снова поплыли дальше вдоль континента. Наконец испанцы достигли страны Кито (побережье теперешнего Эквадора), совсем недавно перешедшей в руки правителя Перу. Здесь уже встречались большие города с двумя и даже тремя тысячами зданий и множеством жителей. И женщины, и мужчины носили украшения из золота и драгоценных камней. Испанцы были удивлены, увидев как хорошо обработана и богата эта земля и сколь воинственны ее обитатели. Индейские воины на пирогах кружили вокруг каравелл, потрясая похожими на знамена золотыми масками и кричали что-то вызывающее. Иногда на берегу собиралось до десяти тысяч воинов, которые, видимо, ждали только подходящего момента, чтобы напасть на пришельцев.
Писарро, который иногда со своими солдатами высаживался на берег, не мог избежать стычек. Индейцы бесстрашно бросались в бой, пуская в ход стрелы и копья с бронзовыми наконечниками, окованные медью палицы и лассо, которым туземцы владели с удивительной ловкостью. Однажды отряд испанцев избежал разгрома только благодаря весьма комичному случаю. У Писарро было всего пять всадников, и на поле боя один из них случайно упал с лошади. Индейцы, принимавшие коня и всадника за одно существо, были так поражены этим чудесным раздвоением, что в ужасе бежали. Правда, американский историк Прескот добавляет, что этот случай столь же правдоподобен, как и появление на поле сражения святого апостола Якова – Сант-Яго, о чем тоже неоднократно упоминается в хрониках того времени.
Скоро Писарро понял, что со своим маленьким отрядом он не сумеет завоевать обширное могучее государство и что, нападая на отдельные поселения, больших богатств не захватишь. Короткие яростные стычки неизменно кончались поражением испанцев, и вождь конкистадоров стал более осторожным.
Путь в богатую страну был разведан, теперь надо было собрать настоящее войско и начать долгий тяжелый поход, оружием, хитростью и ловкой дипломатией сломить сопротивление туземцев.
Отважный, безжалостный пират превратился в хитрого, дальновидного политика, который, разжигая своими обещаниями честолюбие и религиозные чувства конкистадоров и поддерживая благодаря этому дисциплину среди кучки авантюристов, стал избегать столкновений с туземцами, добрым отношением и подарками старался внушить им уважение, убедить в мирных намерениях белых людей. Надолго ли?
Собрался военный совет, чтобы решить, как действовать дальше. Некоторые конкистадоры предлагали на все махнуть рукой и вернуться в Панаму. Маленькой горстке храбрецов никогда не удастся завоевать могучее государство. Но Альмагро протестовал. Вернуться домой, не добившись успеха, – значит обречь себя на позор и бесчестье. Вряд ли среди конкистадоров найдется хоть один человек, которого в Панаме не поджидают кредиторы. Придется либо платить долги, либо отправляться в тюрьму. Лучше свободным странствовать по пустыням и джунглям, чем быть закованным в цепи и задыхаться в долговой тюрьме. Пусть Писарро с частью солдат останется на побережье, а он тем временем отправится в Панаму, расскажет обо всем виденном, и этого будет довольно, чтобы добровольцы толпами стали собираться под знамена Писарро.
Начались яростные споры. Писарро обвинял Альмагро в том, что тот приятно проводит время, плавая в Панаму и обратно, тогда как людям Писарро приходится влачить жалкое существование и умирать от голода в лесных дебрях. Разгоряченные полководцы уже хотели оружием решить свой спор и схватились за мечи, но присутствующим как-то удалось помирить их.
В конце концов военный совет принял план, предложенный Альмагро. Встал вопрос, где найти место, подходящее для лагеря. Повсюду огромными толпами собирались индейцы и угрожали белым пришельцам. В то же время никто не хотел возвращаться во влажные северные леса и болота, где пришлось пережить столько невзгод.
На Петушином острове
Наконец командиры решили выбрать для лагеря небольшой Петушиный остров. Он находился довольно далеко от берега, и на нем было мало туземцев.
Но как только конкистадоры узнали об этом решении, начался яростный ропот. Ждать на этом жалком островке? Во имя чего? Снова умирать голодной смертью? Это предприятие уже с самого начала было сплошным обманом. Ведь они надеялись на легкие победы и огромное богатство, а теперь все золото отправляют в Панаму, чтобы заманить сюда и других легковерных. Что получили они за все перенесенные страдания? Теперь им придется ждать своего конца на этом проклятом острове, в этом богом забытом месте, где нет и фута освященной земли, чтобы зарыть их кости.
Конкистадоры поклялись всадить нож в спину Писарро и написали письмо наместнику: этот выскочка, охваченный корыстолюбием, собирается здесь, на краю света, уморить голодом испанских дворян и вынашивает заговор против короля.
Доносы были тайно переданы уезжающим, но бдительный Альмагро хорошо знал своих людей и приказал устроить на корабле основательный обыск. Таким образом, многие жалобы удалось уничтожить. Однако одно письмо, вложенное в кусок хлопчатобумажной ткани, предназначенной для жены наместника, так и не было обнаружено.
Это письмо, которое подписали несколько человек, в мрачных тонах описывало злоключения, которые пришлось пережить солдатам, и обвиняло в предательстве обоих командиров. Писавшие просили наместника послать корабль за несчастными людьми, томящимися в плену у Писарро.
В письме, между прочим, было написано и такое:
«Сеньор губернатор, остерегайтесь пастыря, который направляется к вам! Он идет за овцами для мясника, оставшегося у нас…
…Наши капитаны – это владельцы скотобойни: один загоняет сюда волов, другой убивает их. К вам, сеньор губернатор, едет погонщик волов, а скотобоец остается здесь».
Вскоре после отъезда Альмагро Писарро отослал в Панаму и второй парусник, использовав в качестве повода необходимость отремонтировать его. Так ему удалось освободиться от многих недовольных и от лишних ртов – на маленьком острове не хватало продовольствия.
Наместник Золотой Кастилии Педрариас к этому времени уже лишился власти (в течение трех лет он еще управлял Никарагуа), но письмо, спрятанное в куске ткани, попало по назначению – новый наместник во всех подробностях узнал о бедственном исходе экспедиции.
Плачевный вид вернувшихся вызвал в Панаме самые различные толки, и наместник категорически запретил набирать новых добровольцев для безнадежной затеи и отказался хоть чем-то помочь Альмагро. Благородные идальго горячо поддержали его приказ. Писарро, этот лживый человек низкого происхождения, свинопас с темным прошлым, завлекает высокородных испанцев на верную смерть. «Проклятие нам! – говорили они. – Лучше привязать свой меч к ослиному хвосту, чем служить у этого свинопаса!… Неужто в Новой Испании и впрямь осталось так мало богатств, что нам следует искать сокровища и титулы на службе у внебрачных детей и прелатов?»
К острову плыли два корабля со строгим приказом – забрать Писарро и его спутников и немедленно доставить их в Панаму. Альмагро и Луке впали в отчаяние. Ведь они вложили в это предприятие столько средств, а теперь наместник перечеркнул все их радужные надежды.
Писарро и его товарищам приходилось трудно. Они голодали на бесплодном острове. Немногие индейцы в страхе покинули этот затерянный уголок земли. Испанцы питались, главным образом, раками и улитками, которых они собирали на берегу моря. Часто лил дождь, и истощенные люди промокали до нитки. Присланные губернатором суда они встретили ликованием. Почти все собирались покинуть остров и как можно скорее вернуться в Панаму. Однако на одном из этих кораблей прибыл и доверенный человек обоих компаньонов, который привез ободряющие письма – пусть Писарро откажется выполнить приказ наместника и продолжает экспедицию, иначе все предприятие может окончиться крахом. Помощь не заставит себя ждать.
Но Писарро напрасно пытался уговорить измученных, изнуренных спутников остаться на острове, напрасно искушал солдат богатой добычей, которая ждет их в будущем. Тогда он, привыкший действовать, а не произносить длинные речи, истощенный, с ввалившимися щеками, с глазами, горящими от лихорадки, вышел к своим людям и мечом провел черту с запада на восток. Потом повернулся к югу и сказал:
«Друзья и соратники! На этой стороне трудности и страдания, голод и смерть, дожди и бури, на другой стороне – жизнь без забот. Здесь Перу с его богатствами, там – Панама с ее нищетой. Пусть каждый выбирает то, что больше всего подходит для отважного кастильца. Мой путь ясен: я пойду на юг!»
Сказав это, Писарро перешагнул через черту. За ним последовали кормчий Руис и еще двенадцать человек, отказавшихся подчиниться приказу наместника Золотой Кастилии. Остальные покинули неудачливого командира. Хронисты с восторгом описывали эту драматическую сцену, ничего подобного еще не знала история: под угрозой гибели и смерти эти четырнадцать мужей остались верны своему замыслу и тем самым показали прекрасный пример будущим поколениям.
Командир прибывших судов был возмущен мятежными действиями. Он и не думал оставлять бунтарям корабль для продолжения экспедиции или оказывать им какое-нибудь содействие. Лишь после долгих переговоров он отдал Писарро часть своих продовольственных запасов, а сам отправился в Панаму. С разрешения Писарро кормчий Руис вернулся домой, чтобы вместе с Альмагро и Луке организовать срочную помощь изгнанникам Петушиного острова.
Можно только удивляться этой горстке оборванных, плохо вооруженных людей, которые с ничтожными съестными припасами остались на заброшенном островке, но так и не отказались от своей, казалось бы, безумной идеи – завоевать «империю Перу».
Конкистадоры не чувствовали себя в безопасности на Петушином острове. Поэтому они построили плот и отправились на безлюдный остров Горгоны, находившийся примерно в двадцати пяти лигах (лига – 5,9 километра) к северу от Петушиного острова и в пяти лигах от побережья. Климат здесь был здоровее, тут можно было охотиться на фазанов, зайцев и кроликов.
Однако Робинзонов острова Горгоны продолжали изводить москиты и болотная лихорадка, тропические ливни, от которых не могли спасти шалаши из веток. Кое-как они влачили свое существование и боролись с голодом, занимаясь ловлей рыбы, собирая улиток и пытаясь хоть что-то добыть охотой. Семь долгих месяцев ждали они помощи.
Как рассказывает Эррера, в этих плачевных условиях добровольного изгнания Писарро всячески пытался подбодрить своих людей, впадавших в отчаяние. Он велел совершать по утрам торжественные богослужения, а по вечерам возносить молитвы деве Марии и отмечать все церковные праздники, внушая своим сподвижникам уверенность, что сами небесные силы заботятся о них в эти трудные дни.
Наместник, получив известие о дерзком поступке Писарро, возмутился и слышать больше не хотел об этих самоубийцах. Он отнюдь не собирался посылать им какую-нибудь помощь. Однако Луке и Альмагро не успокаивались, стали протестовать и другие колонисты: нельзя, мол, бросать на произвол судьбы отважных людей, пытавшихся совершить новые открытия и приумножить славу и могущество Испании. Если они погибнут, наместнику придется ответить за это. В конце концов тот разрешил послать за добровольными изгнанниками корабль, нанятый Луке и Альмагро. Но на судне мог находиться только экипаж, солдатам плыть было запрещено. В течение шести месяцев Писарро обязан был вернуться в Панаму.
Оба компаньона, раздобыв провизию и оружие, без промедления отправили на юг небольшую каравеллу. Изгнанники острова Горгоны не поверили своим глазам, заметив на горизонте белые паруса.
На подступах к Перу
Корабль бросил якорь у острова Горгоны, и Писарро тотчас же покинул этот ад, как называли остров изгнанники. Но он не хотел возвращаться в Панаму с пустыми руками. Нигде не причаливая к берегу, Писарро вместе с Бартоломе Руисом плыл к югу вдоль побережья нынешнего Эквадора, преодолевая встречные течения и ветры.
Через двадцать дней испанцы достигли залива Гуаякиль – самого большого на всем тихоокеанском побережье Южной Америки. За зеленой, густо населенной прибрежной полосой поднимались грандиозные хребты Анд, увенчанные огромными вулканами – Чимборасо, с широкой, округлой вершиной, и Котопахи, с блестящим, серебристо мерцающим ледяным пиком.
У южного берега залива, на 3° ю. ш., находился большой богатый город Тумбес, который вскоре был назван испанцами воротами Перу. Путь туда показывали два индейца, жители этого города, которых Руис в свое время захватили на встреченном в море плоту. Теперь они стали толмачами.
Испанская каравелла приближалась к гавани. Навстречу вышло несколько плотов с воинами, которые собирались напасть на остров Пуна, расположенный в водах залива. Писарро пригласил вождей погостить на корабле. С помощью переводчиков предводитель конкистадоров пытался убедить перуанцев, что он прибыл с мирными намерениями – познакомиться с их страной, и просил снабдить испанский корабль продовольствием.
Перуанцы дивились и кораблю, и невиданным пришельцам, но еще больше своим соотечественникам – те рассказали, как попали к белым чужеземцам, как выучили их язык и что им довелось повидать. Потом перуанцы вернулись в порт с необычными вестями и подарками, которые вызвали огромное удивление – особенно железный топор, потому что ни в Перу, ни в Мексике железа еще не знали.
Жители Тумбеса толпились на берегу и в изумлении разглядывали «плавучий дом», бросивший якорь в заливе. Вскоре гостеприимные индейцы привезли на корабль фрукты, сладкий картофель, бобы какао, кукурузу, рыбу, дичь и даже несколько лам. Испанцы, впервые увидевшие таких животных, очень удивлялись маленьким индейским верблюдам, или овцам, как они называли их впоследствии.
В «плавучий дом» бородатых белых чужеземцев приплыл на плоту и один из близких родичей властителя Перу. Этот вельможа внимательно осмотрел корабль и очень интересовался, зачем прибыли белые чужестранцы. Писарро ответил, что он является подданным самого могущественного правителя в мире и приехал для того, чтобы и эту страну объявить его владением. Кроме того, он явился, чтобы распространить христианскую веру среди язычников, живущих во тьме и заблуждениях.
Вельможа, внимательно выслушав все это, ничего не ответил. Он не мог поверить, что в мире есть властелин могущественнее инки, правившего его страной, и бог, более великий, чем бог Солнца. Вельможа остался на корабле обедать и очень хвалил чужеземные блюда и особенно вино. В конце своего визита он пригласил испанцев посетить Тумбес.
На следующий день Писарро отправил на берег одного из конкистадоров – Алонсо де Молину с его слугой-негром и подарками – свиньями, курами и петухом – для правителя города.
И послы чужестранцев, и их подарки вызвали у жителей чрезвычайное изумление. Но закованный в латы длиннобородый белый воин казался им все-таки менее удивительным, чем его чернокожий слуга. Такое перуанцы видели впервые и, как повествуют хроники, они пытались даже отмыть черного человека, стереть с него краску. Негр, улыбаясь, выдержал это испытание, и его белые, сверкающие на черном лице зубы вызывали среди перуанцев великое веселье.
Кукареканье петуха индейцы сочли за язык людей из чужой страны и не раз задавали вопросы, что хочет сказать это странное существо и не разгневалось ли оно.
Женщины, сгорая от любопытства, толпились вокруг невиданных гостей, уговаривая остаться здесь навсегда, обещая, что лучшие красавицы станут их женами.
Молину отвели в роскошное жилище правителя – кураки. Затем ему показали город, в котором было множество каналов с чистой прозрачной водой. Чисты и прямы были улицы, дома из необожженного кирпича были крыты соломенными или тростниковыми крышами; над городом возвышалась крепость с тройным рядом стен и многочисленной стражей. Ремесленники трудились над украшениями и сосудами из меди, серебра и золота. Серебряные и золотые сосуды поразили лазутчика конкистадоров и в огромном помещении храма. Стены, по его словам, были там выложены золотыми и серебряными пластинами. В саду храма на серебряных и золотых деревьях висели плоды из чистого золота и серебра.
Писарро не мог поверить этим удивительным рассказам и решил отправить другого лазутчика. На следующий день в полном боевом вооружении – блестящих доспехах, с тяжелым мечом у пояса и аркебузой – на берег высадился идальго Педро де Кандиа.
Индейцы восторгались блестящим рыцарем еще больше, чем Молиной, потому что солнце играло на его латах. Они уже прослышали о диковинном оружии, которое разило подобно грому, выбрасывая языки огня и клубы дыма, и теперь упрашивали чужеземца, чтобы он «заставил его говорить». Идальго решил показать им искусство стрельбы. Полыхнуло пламя, и прогремел выстрел. Свинцовая пуля ударила в толстую доску так, что только щепки полетели. Некоторые индейцы при звуке выстрела попадали на землю, закрыв руками лицо, другие в страхе бросились бежать. Теперь им стало ясно, что у белых пришельцев есть огненные копья, способные убивать на расстоянии. Но, глядя на улыбающееся лицо испанского рыцаря, перуанцы поняли, что на сей раз опасность им не угрожает.
Хронист Гарсиласо Вега утверждал, что индейцы хотели проверить, действительно ли чужеземец существо сверхъестественное и выпустили из клетки хищного зверя – ягуара. Но дон Кандиа был добрым католиком и положился на волю божью. Он снял с себя крест и возложил его на зверя. Ягуар сразу же забыл о своей кровожадности и начал кротко играть с рыцарем. Индейцы при виде этого чуда перестали сомневаться в божественном происхождении своего гостя и с ликующими криками на руках понесли его в храм.
Кандиа вернулся на корабль с замечательными вестями, и конкистадоры пришли в неописуемый восторг, слушая его рассказы, – осуществились их самые дерзновенные мечты, они добрались до золотой страны Эльдорадо. Однако Писарро, располагая такими ничтожными силами – всего двадцатью солдатами, – не мог и помыслить о ее завоевании.
Собрав в Тумбесе необходимые сведения, Писарро снова поплыл вдоль побережья и добрался до 9° ю. ш. По пути он не раз приставал к берегу и, желая установить добрые отношения с туземцами, одаривал их блестящими побрякушками. Повсюду индейцы спешили взглянуть на чужеземцев, которых они называли детьми Солнца – столь необычными казались им цвет кожи пришельцев, блестящие доспехи и удивительное оружие, – принимали их очень гостеприимно и даже предлагали заложников, чтобы гости не заподозрили их во лжи и коварстве.
Перуанцы приглашали белых чужестранцев в тенистые беседки, вокруг которых вились растения с ароматными цветами, и угощали их невиданными яствами и плодами. После угощения нарядно одетые девушки и юноши услаждали гостей музыкой и танцами.
После каждого приема Писарро приказывал развернуть на берегу флаг короля Кастилии, объявлял этот край испанским владением и призывал перуанцев признать власть испанского короля. Они соглашались, добродушно смеясь; и как добавляет хронист, представление об этой церемонии у туземцев было, видимо, весьма неполным и туманным.
Чем дальше плыли на юг испанцы, тем беднее становилась растительность. Однако и на этом засушливом побережье, где встречались по временам совершенно бесплодные области и песчаные пустыни, индейцы все- таки занимались земледелием в горных долинах на искусственно орошаемых террасах. На склонах гор паслись ламы – единственные крупные домашние животные Южной Америки. Из золота, серебра и меди здесь изготавливали не только украшения, но и посуду.
Писарро постарался выменять у перуанцев несколько золотых и серебряных сосудов, а также различные ткани и, наконец, повернул обратно, к дому. По пути в Панаму он еще раз зашел в Тумбес. Некоторые его спутники, в том числе рыцарь Алонсо де Молина, решили здесь поселиться. Командир не препятствовал этому, рассчитывая, что в следующий раз найдет здесь людей, знающих обычаи страны и язык населяющих ее племен. С этой же целью он взял на борт корабля двух или трех перуанцев, чтобы обучить их кастильскому языку.
С богатыми трофеями – золотом, серебром, ламами и перуанцами – Писарро мог вернуться не только в Панаму, но и в Испанию. Он открыл страну, где храбрецов ждала богатая добыча. Он повидал достаточно, чтобы понять, какую ценность представляют эти края для Испании. Он знал, что привезенная им добыча соблазнит конкистадоров на новую экспедицию. Но Писарро понимал и другое – без поддержки короля он не завоюет Перу. После восемнадцатимесячного отсутствия главарь конкистадоров вернулся в Панаму.
В Испанию за королевской милостью
Появление Писарро в Панаме вызвало настоящую сенсацию. Очень немногие верили, что он и его спутники не стали жертвой воинственных туземцев, болезней, голода или океанских волн. И вдруг горсточка мореплавателей возвращается живой и невредимой, да еще с превосходными вестями.
Наивысшее удовлетворение испытали компаньоны Писарро, которые окончательно разорились и подвергались все это время постоянным насмешкам. Их называли помешанными мечтателями, которые затеяли бессмысленную, бесплодную авантюру и к тому же вложили в нее солидные средства. Теперь пришел их час – они могли торжествовать.
Однако наместник Золотой Кастилии и слышать не хотел о новых экспедициях. «Я не желаю основывать новое государство за счет своей собственной страны, – упрямо повторял он. – Меня никто не убедит, что ради этого предприятия следует снова жертвовать человеческими жизнями – их и так уже достаточно погибло из-за нескольких золотых побрякушек и индейских овец!»
Компаньоны, оставшись без денег, лишенные возможности где-либо занять их, впали в отчаяние. Бросить задуманное, отказаться от этого золотого дна, чтобы им воспользовались другие? И тут патера Луке осенила счастливая мысль – попросить помощи у самого короля Испании, потому что никто не был так заинтересован в открытии и завоевании новых земель, как он.
Но кому поручить столь нелегкую задачу – переплыть океан и явиться ко двору? Самого Луке удерживали в Панаме служебные обязанности, да и Альмагро, недостаточно ловкий, некрасивый, с изувеченным лицом, не годился для этой миссии. Патер уже собрался было послать в Испанию какого-нибудь влиятельного чиновника, но Альмагро стал возражать. Никто не справится с этой задачей лучше, чем тот, кто сам участвует в таком предприятии. Писарро – человек рассудительный, хладнокровный, мудрый и осторожный, он облечен доверием своих компаньонов, к тому же обладает завидной внешностью и одарен талантом оратора. Никто лучше, чем он, не сможет рассказать при дворе о сделанных открытиях, описать все трудности и жертвы, которые пришлось принести, и никто лучше Писарро не знает, какая именно помощь им нужна.
Это поручение казалось Франсиско Писарро менее привлекательным, чем новое путешествие к берегам новооткрытых земель, да и Луке не доверял ему. По свидетельству хрониста Эрреры, священник воскликнул: «Да поможет вам бог, дети мои, не лишить друг друга божественной благодати!»
Писарро торжественно поклялся честно защищать интересы своих компаньонов, и все трое, положив руки на библию, еще раз подтвердили, что заключенный ими договор остается по-прежнему в силе, является твердым и нерушимым.
Заняв необходимую для путешествия сумму – тысячу пятьсот дукатов (дукат составлял примерно четыре пятых одного песо де оро), Писарро весной 1528 года отправился в Испанию – испросить аудиенцию у короля, выторговать у него разрешение на завоевание Перу и получить необходимые для этого средства.
В начале лета главарь конкистадоров достиг Севильи и сразу же попал в переделку. В то время там проживал его старый знакомый Энсисо, влиятельный чиновник, участвовавший некогда в колонизации Золотой Кастилии и в осуждении Нуньеса де Бальбоа. Энсисо вспомнил о давнем долге – несколько лет назад Писарро, будучи в Дарьене, одолжил у него деньги.
По требованию Энсисо капитана арестовали и заключили в долговую тюрьму. Однако слухи о его необычайных открытиях уже облетели всю Испанию и достигли королевского двора. В Севилью пришел приказ освободить заключенного и разрешить ему продолжать свой путь. Энсисо за чрезмерное усердие получил выговор.
Поделиться книгой: