Теория семейных систем Мюррея Боуэна. Основные понятия, методы и клиническая практика

«Гипоталамо-лимбический комплекс таких высокоорганизованных видов, как человек, запрограммирован действовать таким образом, как будто бы он «знает», что лежащие в его основе гены будут максимально представлены в последующих поколениях только в том случае, если он организует эффективное поведение, обеспечивающее выживание индивида, его репродукцию и проявления альтруизма. Следовательно, когда организм сталкивается со стрессовыми ситуациями, центры этого лимбического комплекса испытывают разум состоянием амбивалентности. Любовь смешивается с ненавистью, агрессия со страхом и т. д. – такая смесь не обеспечивает индивиду ни счастья, ни выживания, но максимально благоприятствует наследственной передаче активных генов» (Wilson, 1975, p. 4).

Биологи различают также два типа причинных связей – ближайшие и отдаленные. Говоря о ближайших причинах, имеют в виду условия внешней среды или физиологические состояния, запускающие реакцию организма. Примером ближайшей причинности является предложенное Лерманом описание триггерных механизмов у голубей-вяхирей, объясняющее их репродуктивное поведение. Однако это объяснение дается на описательном уровне, и нет сообщений о том, как это реально происходит. Отдаленные причинные связи привлекаются как раз для объяснения внутренних закономерностей. [6]

В этом случае анализируются те условия внешней среды, которые делают определенные черты адаптивными, а другие – неадаптивными; таким образом, адаптивные черты имеют тенденцию сохраняться в популяции и в этом смысле являются отдаленной «причиной». Другими словами, если специфический процесс спаривания, описанный у голубей-вяхирей, будет способствовать воспроизводству более жизнеспособных особей, чем те, которые выросли в результате другого типа ухаживания и спаривания, то именно этот процесс спаривания будет обладать большей адаптивностью и в конечном итоге и будет отобран.

Дарвин первоначально понимал естественный отбор как процесс, оперирующий на уровне отдельных организмов. Ожидалось, что индивиды всегда будут делать то, что должно обеспечить их собственное выживание. Если отдельные члены данного вида не будут этого делать, то вид окажется под угрозой вымирания. Можно предположить, что если члены сообщества будут по собственной доброте помогать друг другу, это также будет способствовать выживанию вида. Но здесь возникает следующая дилемма: если индивид будет помогать другим, уменьшая при этом свои собственные шансы участвовать в спаривании и воспроизводстве, то как его самоотверженность может быть передана другим поколениям?

С этой же самой дилеммой Дарвин столкнулся в процессе наблюдения за эволюцией бесплодных каст у общественных насекомых. Такая каста насекомых самоотверженно работает на колонию и не имеет потомства. Если естественный отбор оперирует на уровне отдельных организмов, как же этот организм, который не воспроизводит себя, продолжает существовать в популяции? Уилсон считает этот феномен центральной теоретической проблемой социобиологии. Каким образом альтруизм может передаваться в процессе естественного отбора?

Дарвин пытался объяснить альтруизм, предположив, что естественный отбор может происходить на уровне семьи или группы. Семья или группа, способная воспроизводить стерильное, но готовое к альтруизму потомство, должна рассматриваться как более адаптивная, нежели те группы, у которых этого не происходит. Научный мир очень долго ждал современной теории, которая объясняла бы эволюцию и эгоистического, и альтруистического поведения. Автором такой теории стал Вильям Д. Хамильтон (Hamilton, 1964).

Он предложил понятие «прирожденной приспособленности», или «жизнеспособности», для обоснования которого воспользовался точными математическими расчетами. Хамильтон предположил, что альтруистические, эгоистические и даже враждебные действия имеют генетическую основу и что они будут эволюционировать в тех случаях, когда средняя жизнеспособность демонстрирующих эти черты индивидов внутри социальных объединений будет выше, чем жизнеспособность индивидов в других сходных социальных объединениях, которые не демонстрируют этих черт.

Понятие жизнеспособности включает естественный отбор, оперирующий на уровне группы, или то, что иногда называют родственным отбором. Хотя альтруистическое поведение может поставить под удар собственные способности индивида к спариванию и воспроизводству, но если при этом облегчается возможность воспроизводства для близких родственников, то, с точки зрения передачи генов следующему поколению, это поведение также следует считать эффективным. Так что если понятие естественного отбора расширить в этом направлении, то подобная генетическая теория эволюции сможет включить и социальное поведение, такое, как альтруизм. Бесплодные касты насекомых, например, выполняют свои обязанности по обслуживанию других членов колонии, с которыми они генетически почти идентичны. Гены альтруизма могут скорее передаваться следующему поколению опосредованно, через близкого родственника, нежели непосредственно. Согласно современной теории, если выживает ген, то выживает данная особенность поведения.

Описанная выше работа Уилсона по определению регуляторного механизма, действующего на уровне колонии общественных насекомых, поднимает и еще более важные вопросы в теории естественного отбора. Как объяснить не только эволюцию альтруистического поведения, но и само существование подобных регуляторных механизмов? Данные механизмы, принадлежащие колонии как целому, должны быть представлены в генах, которыми обладают отдельные особи. Для объяснения этого Уилсон привлекает естественный отбор, действующий на уровне колонии. Поскольку между колониями как целостными образованиями также идет борьба, то лучше выживает и размножается та из них, которая имеет самую совершенную систему внутренней регуляции, обеспечивающую максимальную адаптивность колонии к внешней среде. И все это происходит без оглядки на судьбу отдельных членов колонии. Шансы индивида на выживание и продолжение рода существенно зависят как от успеха колонии в целом, так и от его собственных репродуктивных способностей. Следовательно, те гены, которые ориентируют индивида на группу и содействуют групповому процессу, не менее, а может быть и более важны, чем гены, «отвечающие» за индивидуальную адаптивность.

Таким образом, теория эволюционной биологии, использованная для объяснения процесса взаимоотношений в группе, должна решить вопрос о том, каким образом этот процесс обеспечивает лучшую передачу следующим поколениям генов отдельного индивида по сравнению с генами тех индивидов того же вида, которые не участвуют в данном процессе. Если характер взаимоотношений внутри группы делает одного индивида более приспособленным к среде по сравнению с другими такими же индивидами, то те гены, которые управляют процессом взаимодействия, будут сохранены в результате естественного отбора и данный процесс закрепится в потомстве. Если же процесс взаимоотношений делает индивида менее адаптивным, то гены, управляющие этим процессом, скорее всего исчезнут в ближайшем будущем и, как следствие, данный процесс взаимоотношений сойдет на нет.

Системы и социобиология

Понятий, разработанных биологами-эволюциониста-ми для объяснения общественного поведения, еще недостаточно для формулировки целостной и непротиворечивой теории. Несмотря на эти ограничения, мы представили их здесь потому, что некоторые базовые допущения социобиологии полезно сопоставить с базовыми допущениями теории семейных систем. Эта дискуссия о различиях нисколько не умаляет значимости общего для обеих теорий положения о том, что эволюционный контекст позволяет рассматривать поведение людей и общественных животных наиболее объективно.

Важное отличие социобиологической теории от теории семейных систем состоит в том, что социобиологи связывают специфическое поведение со специфическими генами. Например, проявления самоотверженности, эгоизма и враждебности считаются генетически обусловленными в том смысле, что гены обеспечивают сохранность данного типа поведения в популяции[7]. Такие аспекты человеческого функционирования, как гомосексуальность, конформизм, преданность клану, повышенная внушаемость, иногда объясняются таким же образом. Через понятия жизнеспособности, родственного отбора, отбора на уровне колонии, а также индивидуального отбора делаются попытки объяснить, как «причинный» ген передается будущим поколениям.

Теория семейных систем, напротив, предполагает, что функционирование и поведение всех организмов существенно зависит от эмоциональной системы, субстрат которой находится на еще более глубинном уровне жизненных процессов, чем даже гены. Предполагается, что эта система локализована на уровне самой протоплазмы и, возможно, способна даже влиять на функционирование генов. Понятие эмоциональной системы предполагает, что системы взаимоотношений имеют некие универсальные характеристики. Вполне вероятно, что процессы взаимодействия между собой внутриклеточных образований, клеток, систем органов и отдельных представителей одного вида базируются на некоторых общих принципах[8].

Дарвиновская теория естественного отбора, так же как и принципы популяционной генетики, отнюдь не отрицаются концепцией эмоциональной системы. Предполагается, что все эти принципы укладываются в более широкую схему. Сформулированное в рамках «современного синтеза» представление, что все эволюционные изменения происходят на уровне генов, объясняет многие аспекты поведения, но при этом накладывает совершенно неоправданные ограничения на некоторые идеи Дарвина.

Теория семейных систем придает особое значение функции поведения в процессе взаимоотношения. Соотношение функции и целого – краеугольный камень любой теории, которая имеет дело с отношениями. Оперирование функциями добавляет важную размерность в понимание мотивации индивида. Эта новая размерность фиксирует, что мотивация индивида, по крайней мере отчасти, определяется процессом, который выходит за рамки отдельного индивида и захватывает систему его внешних взаимоотношений. Таким образом теория семейных систем пытается объяснить определенные аспекты индивидуального поведения в контексте функций этого поведения в эмоциональной системе.

Социобиологический подход также подчеркивает важность «функции», но оценивает ее по-разному в зависимости от ракурса рассмотрения причинности. Когда рассматриваются ближайшие причины, биологи пытаются определить и функцию индивидуального поведения в процессе взаимоотношений, и то, как процесс взаимоотношений влияет на функционирование индивида. У тропической рыбки Labroides dimidiatus, например, пол отдельной особи является продуктом ее функционального статуса в общественной группе. Однако при рассмотрении отдаленных причин поведение индивида по отношению к группе рассматривается с точки зрения того, как его функционирование способствует передаче его генов следующим поколениям. Сам факт существования определенного индивида и то, как он выглядит и ведет себя, доказывает, что его эволюционная линия была «мотивирована» на сохранение его генов. Таким образом, предельная мотивация индивида содержится в нем самом, т. е. его стремление жить является функциональным средством, гарантирующим передачу его генов будущим поколениям.

Идеи Уилсона, основанные на исследованиях общественных насекомых, представляют особую ценность именно потому, что они подчеркивают контраст между концептуальными подходами к социобиологическим системам и семейным системам. В настоящее время, поскольку нет возможности доказать правомерность ни одной из этих теорий и поскольку каждая из них пытается предложить свое научное объяснение поведения, очень важно представлять себе оба эти подхода к объяснению сути социальных процессов.

Уилсон открыл существование в муравьиной колонии регуляторных механизмов, которые определяют особые формы и функции отдельных своих членов. Учитывая это, Уилсон рассматривает колонию как суперорганизм. Это означает, что колония может быть понята как нечто большее, чем просто собрание особей. В терминах семейной системы колония муравьев – это эмоциональная единица, или эмоциональная система. Когда личинка муравья развивается в яйцо, она имеет потенциал (гены), чтобы развиться в солдата, рабочего или царицу. Кем станет каждая личинка, зависит от процессов, происходящих на уровне целой колонии. В этом смысле молодая личинка рождается для выполнения конкретной функции в колонии, и ее развитие обусловлено этой функциональной позицией. Функциональная позиция определяется тем уникальным стимулом, который получает личинка, стимулы же контролируются процессом, происходящим на уровне колонии. Став взрослыми, муравьи вступят в реципрокные взаимоотношения, а вся система в целом будет реагировать на тонкие изменения баланса этих отношений, опосредованных эмоциональной реактивностью муравьев на химический, тактильный и визуальный стимулы.

Несмотря на глубокие различия между людьми и муравьями, исследование Уилсона предлагает единые принципы взаимоотношений для обоих этих видов. Человеческая семья может быть рассмотрена как эмоциональная единица, или эмоциональная система. Люди рождаются и занимают свои функциональные позиции в семье – позиции, которые существенно влияют на множество аспектов их биологического, психологического и социального функционирования. Эти функциональные позиции формируются на протяжении многих поколений и закрепляются в эмоциональных, чувственных и мыслительных процессах. Взрослые люди находятся друг с другом в реципрокных взаимоотношениях и реагируют на тонкие изменения в балансе системы этих отношений. Этот процесс взаимоотношений опосредован эмоциональной реактивностью, однако в отличие от муравьев люди реагируют прежде всего на визуальные и слуховые сигналы, а не на химические и тактильные стимулы.

Уилсон высказывает предположение, что принципы или «правила» организации колонии муравьев являются общими для всех видов, имеющих сложную общественную организацию. Принципы социогенеза (развитие колонии муравьев) схожи с принципами морфогенеза (развитие эмбриона)[9]. Суть этой идеи состоит в следующем: если общество муравьев – это колония муравьев, эмбрион – это колония клеток. В развивающемся эмбрионе, который обладает сначала небольшим набором неспецифических клеток, каждая клетка имеет потенциал (ген) развиться в клетку какого-нибудь органа, будь то клетка почки или клетка печени. Уилсон предположил, что, как и в случае с колонией муравьев, эти развивающиеся клетки отвечают на стимул, который определяет направление их специализации. Тип стимула, получаемого конкретной клеткой, определяется механизмом, который управляет эмбрионом как целым. Если, например, развитие эмбриона имеет отклонения от нормы, то причина этого заключается не в дефекте клеток, а в нарушении самого регуляторного механизма, в его дисбалансе.

Тот факт, что колонии насекомых, эмбрионы и другие организмы развиваются таким образом, что их взаимоотношения подчинены сходным базовым принципам, рассматривается Уилсоном как результат естественного отбора, предпочитающего наиболее эффективные правила для развития социальных групп. Эти правила способствуют лучшей интеграции тех или иных социальных групп и, соответственно, их лучшей адаптации к окружающей среде. Формирование этих правил идет в русле взаимодействия между постепенными генетическими изменениями в отдельных особях и естественным отбором, который действует как на уровне индивида, так и на уровне колонии. Как для колонии муравьев важно производить цариц, солдат, рабочих и самцов в идеальных (с точки зрения адаптации) пропорциях, так и для эмбриона важно создавать две почки и пару легких, а не одно легкое и три почки. Естественный отбор также всегда благоприятствует тем особям и колониям, чья внутренняя организация делает их более адаптивными по сравнению с другими представителя того же вида.

Исследования семьи и социобиологические исследования «открыли» эмоциональную систему, которая определяет функционирование отдельных индивидов. Если такие ученые, как Уилсон, рассматривают эмоциональную систему (суперорганизм в терминах Уилсона) как результат естественного отбора, то теория семейных систем предполагает, что зачатки эмоциональной системы могут быть прослежены с самых истоков органической жизни или даже до ее начала. Эмоциональная система не формировалась независимо по каждой филогенетической линии в результате естественного отбора, а является, по-видимому, универсальной характеристикой всего живого. Вся жизнь – это системы. Системная организация всегда присутствует внутри отдельных организмов, но также присутствует и между индивидами, когда они находятся в постоянных взаимоотношениях друг с другом[10].

В процессе эволюции эмоциональная система постепенно усложнялась, но, по всей видимости, не утратила ни одной из своих базовых характеристик. Все, что присутствовало в одноклеточных формах, должно было остаться в ранних многоклеточных формах, а все, что было в ранних многоклеточных формах, перешло к рыбам, амфибиям, рептилиям, птицам и млекопитающим. И хотя обезьяны не обладают всем многообразием эмоциональной жизни людей, сами люди, без сомнения, несут в себе опыт эмоционального функционирования обезьян. Базовые эмоциональные механизмы, управлявшие еще ранними одноклеточными, сохраняются и в современном человеке. Человеческое поведение подчиняется им в гораздо большей степени, чем это принято считать.

Тот факт, что организм постепенно «научился» действовать или функционировать на основе альтруистических установок, можно до некоторой степени связать с развитием эмоциональной системы. Альтруизм обусловлен функциональной позицией организма в группе, позицией, которая продиктована работой эмоциональной системы. Это принципиально другой способ понимания эволюции альтруизма, нежели идея о том, что он является результатом генетических изменений и родственной селекции. Самоотверженное поведение по-разному проявляется у муравьев, африканских диких собак, людей и в колониях беспозвоночных, но его назначение едино для всех этих видов.

Итак, тот факт, что эволюционные биологи так и не создали системную теорию для объяснения поведения, связан, по крайней мере частично, с их попытками привязать определенные типы поведения к определенным генам. Требуется еще доказать, что это теоретическое направление, результат современного синтеза, сможет дать адекватное объяснение социального поведения. Теория семейных систем, разработанная для анализа процессов, происходящих в человеческой семье, а не для объяснения эволюционных процессов, может внести важный вклад в понимание тех сил, которые формируют эволюционные изменения. Если потенциал системной теории будет реализован, то сформулированные в ходе этой реализации идеи смогут значительно уменьшить разрыв между нашим пониманием поведения человека и поведения низших животных.

Уравновешивающие друг друга силы природы

Хотя взаимосвязь между индивидуальным функционированием и процессом взаимоотношений является одним из важных аспектов существования естественных систем, не меньше внимания в биологической литературе уделяется и другой стороне взаимоотношений организмов, а именно их сближению и удалению, близости и отдаленности, притяжению и отталкиванию. Четкость и предсказуемость, с которыми организмы двигаются вместе и по отдельности, создают видимость того, что эти движения регулируются чем-то напоминающим гравитационные или электромагнитные силы. И хотя неизвестно, имеется ли какое-то сходство между силами, управляющими физическими системами, и теми силами, которые управляют живыми системами, можно утверждать, что многие животные часто ведут себя так, как «если бы» их взаимоотношениями управляли какие-то уравновешивающие друг друга «жизненные силы». В качестве иллюстрации этого положения Уилсон приводит немецкую басню.

Однажды морозной ночью несколько дикобразов, пытаясь согреться, прижались друг к другу. Однако они так кололись, что им пришлось отодвинуться, – и тогда они снова замерзли. Двигаясь туда-сюда, ближе-дальше, бедняги в конце концов нашли дистанцию, которая позволила им согреваться, не раня друг друга. Эта дистанция с тех пор стала мерилом «благопристойности» и «хороших манер»(WПson, 1975, p. 257).

Одним из первых исследователей, изучавших силы, участвующие в поддержании равновесия, был Альберт Э. Парр (1927). Он пришел к выводу, что стаи рыб возникают при достижении баланса между запрограммированными взаимными притяжениями и отталкиваниями отдельных рыб, строящимися на визуальном восприятии друг друга. Отдельные виды животных различаются по своей склонности объединяться в группы и создавать стаи. Парр считает, что формирование стай – это приспособительный биологический феномен.

Уилсон (1975) считает, что индивидуальная дистанция между животными – это компромисс между притяжением к особям своего вида и естественной потребностью держаться от них на некотором удалении. Хотя некоторые общественные животные вообще не признают никакой дистанции вплоть до того, что могут взобраться на спину друг к другу, большинство животных соблюдают более или менее четкую дистанцию, которая является их видовой характеристикой.

В природе можно найти много примеров, демонстрирующих существование определенного рода «связующих уз», или влечений, которые животные испытывают друг к другу. Слоны живут семьями, львы – прайдами, бабуины – стадами, рыбы – стаями, термиты – колониями. Есть, безусловно, и немало животных, которые ведут относительно одинокое существование, но даже эти одиночки поддерживают какую-то связь с животными своего вида. Орангутанги, например, обычно не очень социализированы, но они вполне осведомлены о присутствии других особей в окружающем их пространстве и поддерживают с ними контакт, несмотря на физическую удаленность. Степень привязанности определенного животного к своей группе может быть достаточно высокой, как это явствует из описанного Френсисом Гальтоном в 1871 г. поведения буйвола, отделенного от своей группы:

«Казалось, что буйвол мало интересуется своими приятелями, но он не мог вынести даже самой короткой изоляции от стада. Если его все же хитростью или силой отделить от стада, то он начинает метаться и безумствовать, прилагая все усилия для того, чтобы вернуться назад, и когда это ему, наконец, удается, врывается в самую середину стада и трется о сородичей, чтобы в полной мере ощутить их близость»[11].

Взаимозависимость между физической дистанцией и социальным поведением определяется в социобиологии понятием поведенческое шкалирование (Wilson, 1975). Индивид обладает набором разных форм и интенсивностей поведения, которые позволяют ему адаптироваться к изменениям плотности популяции. Уилсон иллюстрирует этот диапазон адаптивности с помощью воображаемого примера агрессивного поведения, запрограммированного на то, чтобы справиться с изменяющейся плотностью популяции.

При низкой плотности популяции агрессивное поведение исключается. При средней плотности оно принимает умеренные формы, такие, как периодическая защита своей территории. При высокой плотности территориальная защита носит острый характер, хотя объединенное владение землей допускается при соблюдении иерархического соподчинения. Наконец, при крайне высокой плотности система может сломаться почти полностью; при этом агрессивная форма взаимодействия трансформируется в гомосексуальность, каннибализм и другие проявления «социальной патологии» (Wilson, 1975, р. 20).

Недостаточная физическая дистанция между организмами может стать причиной развития некоторых занятных анатомических и поведенческих изменений в них. Некоторые насекомые, например, отвечают на скучиванье тем, что накопленные ими изменения начинают проявляться через одно или два поколения (Wilson, 1975). Нагляднее всего это поведение проявляется в нашествиях саранчи – видов короткорогих кузнечиков. Когда у этих кузнечиков достаточно пространства, они ведут себя довольно независимо и спокойно. Если их во время эксперимента поместить вместе, они быстро и четко восстановят дистанцию, характерную для их вида. Когда же эти насекомые по определенным причинам все-таки находятся какое-то время в вынужденной близости, то в результате такого скучивания у них могут возникнуть глубокие структурные и поведенческие изменения. Конечным результатом будет превращение через три поколения спокойного кузнечика в увеличившуюся в размерах, более темную и гораздо более активную и стадную саранчу. А страшные опустошения, которые производит саранча, – это широко известный факт.

Все эти примеры ясно демонстрируют, что у многих животных существует взаимосвязь между балансом сил сближения и дистанцирования в их отношениях друг с другом и внутренней физиологической, анатомической структурой и поведением отдельного индивида. Эти наблюдения над животными системами в значительной степени согласуются с теми наблюдениями, которые относятся к эмоциональной системе человеческой семьи.

Эмоциональная система человеческой семьи

Человеческая семья уже была описана как эмоциональная единица. Она может быть также описана как «эмоциональное поле». Термин «поле» выглядит весьма подходящим, так как он предполагает сложность эмоциональных стимулов, передаваемых и воспринимаемых членами семьи на разных уровнях взаимодействия. Эмоционально заряженное функционирование членов семьи создает эмоциональную «атмосферу», или «поле», которое в свою очередь влияет на функционирование каждого из них. Здесь можно провести аналогию с гравитационным полем солнечной системы, где каждая планета и солнце своей массой добавляют гравитации в поле, при этом сами они находятся под влиянием того поля, которое было создано с их помощью. Никто не может «увидеть» гравитацию, как никто не может «увидеть» и эмоциональное поле. Но о существовании гравитации и эмоционального поля можно судить по предсказуемости траектории движения планет и поведения людей при их взаимодействии друг с другом.

Эмоциональное поле семьи возникает в процессе эмоционально окрашенных взаимоотношений, которые являются неотъемлемой частью любой семьи. Хотя интенсивность этих взаимоотношений может меняться от семьи к семье и в одной семье в разные периоды времени, но они всегда присутствуют в той или иной степени. Эмоциональный процесс проявляется в том, что люди занимают разные функциональные позиции в семье. Функциональная позиция человека оказывает существенное влияние на его убеждения, ценности, отношения, чувства и поведение. Так, личностные характеристики первых детей в семье имеют между собой много общего и довольно сильно отличаются от личностных характеристик самых младших детей в семье. Связь определенных личностных черт с особенностями сиблинговых позиций обусловлена тем, что все семьи предъявляют сходные ожидания к функционированию в разных позициях. Эти ожидания встроены в ситуацию, а не спроектированы родителями. Например, ожидается, что старшие дети будут принимать на себя ответственность за младших и действовать соответствующим образом. Даже если родители попытаются выстроить их отношения так, чтобы старшие дети не отвечали за младших, этот процесс настолько автоматизирован, что все равно каким-нибудь образом проявится[12].

Другой важный аспект функциональных позиций – то, что они находятся в реципрокном взаимодействии. Младший ребенок в семье формирует поведение старшего в той же степени, в какой старший формирует поведение младшего. «Гиперфункционирующий» человек определяет отношения, чувства и поведение «гипофункционирующего» человека точно так же, как гипофункционирующий определяет отношения, чувства и поведение гипер-функционирующего. Эмоциональная система проявляет себя через функциональные позиции членов семьи. Чувства, отношения, ценности и верования играют важную роль в занятии и сохранении разных функциональных позиций в семье, но корни этого процесса находятся глубже уровня чувств и культурных влияний. Реципрокное функционирование присутствует в самых разных формах жизни.

Гиперфункционирующий человек обычно чувствует свою ответственность за эмоциональное благополучие других, старается компенсировать реальный или воображаемый дефицит их функционирования. Гипофункционирующий человек, со своей стороны, чувствует свою зависимость от гиперфункционирующего человека в тех вопросах, которые он самостоятельно не может или не хочет решать. В конечном итоге гипофункционирующий человек доверяет гиперфункционирующему руководить его мыслями, чувствами и действиями. И гиперфункцио-нирующий человек не будет расценивать такую степень доверия как бремя.

Как уже было описано в разделе об общественных животных, процесс взаимоотношений и функциональная позиция индивида в этом процессе могут оказывать влияния, выходящие далеко за пределы поведенческих изменений. Функциональная позиция человека в семейной системе будет также определенным образом влиять на его интрапсихическое и физиологическое функционирование. Она влияет на его мечты, фантазии, чувства, отношения и даже на интеллектуальную работу. Гипофункционирующий человек, например, может ощущать потерю уверенности в себе, испытывать сложности с концентрацией внимания при выполнении чуть более сложного дела и воспринимать себя как бремя для окружающих.

С другой стороны, функциональная позиция может также влиять и на физическое здоровье. Гиперфункцио-нирующий человек может заболеть из-за постоянных требований и обращений к нему со стороны других людей, которые он не в силах выполнить. Гипофункционирующий человек может заболеть из-за ухода в себя и погружения в состояние беспомощности. Эта самоизоляция – не следствие эгоизма, а лишь способ уйти от слишком сильного контроля. Хронически больной гипофункционирующий индивид часто улучшает свое функционирование и может почувствовать чудесное избавление от своих симптомов, если его гиперфункционирующий партнер заболевает или умирает.

Анализ взаимодействия между тем, что происходит внутри индивида, и функциональной позицией этого индивида в его наиболее эмоционально значимой системе взаимоотношений (обычно это семья) составляет очень важный аспект системного мышления. Теория индивидуальности, ориентированная на поиск либо психологических, либо органических закономерностей, объясняет симптомы и интрапсихические процессы главным образом внутренними причинами. Теория семейных систем, хотя и включает описание внутренних процессов индивида, представляет вопрос шире и анализирует также принципы гармонии и баланса в системе отношений «пациента». Другими словами, проявление того или иного симптома объясняется не только внутрииндивидуальным процессом, но и процессом, который выходит за пределы личности пациента. Например, обычно считают, что пациент, демонстрирующий серьезные фобические симптомы, страдает от «невроза» или же от нарушения биохимических процессов. Теория же семейных систем не отрицает возможную роль психологического и биохимического факторов в возникновении фобии, но эти факторы рассматриваются лишь как часть процесса, а не его причина.

Например, до развития серьезной фобии жена находится в гиперфункционирующей позиции в семье. Она ориентирована на то, чтобы быть приятной окружающим и создавать эмоциональный комфорт в семье. Другие члены семьи зеркально отыгрывают процесс, ставя свою эмоциональную стабильность и благополучие в чрезмерную зависимость от нее. Если уровень стресса в семье не слишком велик, то это реципрокное гипо-гиперфункционирование будет более адекватным состоянием, чем прекращение функционирования кого-либо из членов семьи. Гиперфункционирующий член семьи получает удовлетворение от того, что он делает для других, а гипофункционирующие члены семьи испытывают удовлетворение, ощущая себя объектом оказываемой им помощи. Однако если уровень стресса в семье повышается, эти функциональные позиции устремляются к своим крайним значениям. Те, кто недофункционирует, например, муж и один или несколько детей, давят на гиперфункциониру-ющую жену и мать, чтобы она помогла им, и она, беря этот груз на себя, смягчает их страдания. На какое-то время гиперфункционирующий член семьи способен «впитать» в себя большую часть семейных неприятностей. Но поскольку ситуация продолжает ухудшаться, жена начинает чувствовать чрезмерную перегрузку, подавленность и отсутствие поддержки, и в результате могут быть спровоцированы фобические симптомы.

Под натиском ее симптомов в функциональной системе семьи могут произойти любопытные перемены. Жена становится все более зависимой от мужа и других членов семьи и начинает нуждаться в их помощи и уходе. В результате она все больше теряет свою независимость как в результате проявления симптомов, так и ввиду желания семьи взять на себя многие из ее прежних функций. Поскольку «здоровые» члены семьи стараются все больше и больше действовать во благо «больного», то может развиться устойчивый тип семейной стабильности, которая обслуживает наличие в семье хронического симптома. Семье оказывается проще приспособиться к жизни с этим симптомом, чем искать те причинные взаимоотношения, которые привели к возникновению этого симптома.

Другой пример взаимовлияния клинического симптома и процесса взаимоотношений дает нам пациент с ревматоидным артритом. В марте у мужа развились болезненные ощущения и отечность в области суставов обеих рук и коленей. На протяжении последующих шести месяцев эти симптомы усугублялись, и для уменьшения болей он принимал противовоспалительные препараты. В декабре муж должен был отправиться в длительную командировку. В течение трех недель после отъезда его состояние резко улучшились. Муж сказал, что он чувствует себя спокойнее, когда его жена не находится рядом с ним. Он настолько старался чутко реагировать на выражение ее лица, на ее настроение, на ее возможные мысли о его персоне, что рядом с ней уже не мог не чувствовать себя «не в своей тарелке». Когда они на время расстались, он очень скучал по своей жене, но не по тому, как он чувствовал себя, находясь с ней дома. Когда жена была при муже, она была полностью поглощена контролем за тем, как он выполняет ее желания, правильно ли он поступает и т. п. Она считала его причиной всех семейных проблем, и он принимал вину на себя, говоря: «Если бы я только был более удачлив, в нашей жизни все бы наладилось». Процесс, который развился на основе упреков и самообвинений, на самом деле выходит за пределы собственно вины.

Таким образом, реципрокность в функционировании и взаимовлияние внутренних процессов и системы внешних взаимоотношений являются важными аспектами деятельности эмоциональной системы. Но для понимания более фундаментальных аспектов эмоциональной системы необходимо признать еще и то, что она управляется двумя противоборствующими «жизненными силами», которые теория семейных систем определяет как индивидуацию и совместность.

Литература

CalhounJ. B. (1963). The Ecology and Sociology of the Norway Rat. Public Health Service Publication No. 1008. Washington, DC.

Eiseley L. (1957). The Immense Journey. NY: Vintage Books.

Galton F. (187l).Gregariousness in Cattle and Men. Macmillan’s Magazine. London.

GreenbergB. (1946). The relation between territory and social hierarchy in the green sunfish // Anatomical Record. 94:395.

HaddadR. K, RabeA., LaqueurG. L. (1969). Intellectual deficit associated with transplacentally induced microcephaly in the rat // Science. 163: 88–90.

Hamilton W. D. (1964).The genetic theory of social behavior, I, II // Journal of Theoretical Biology. 7: 1-52.

HowesP.G. (1919). Insect Behavior. Gorham Press. Boston: MA.

Lehrman D. S. (1967). The Reproductive Behavior of Ring Doves, in Psychobiology. W.H. Freeman and Co., San Francisco, CA.

Locke J. (1894). An Essay Concerning Human Understanding. A. Fraser, Editor. Oxford Press, London.

MacLeanP. D. (1978). A mind of three minds: Educating the triune brain // Education and the Brain. The National Society for the Study of Education, University of Chicago Press, Chicago, IL.

RobertsonD. R (1972). Social control of sex reversal in coral-reed fish // Science. 177:1007–1009.

RosenfeldA. (1976). The Archaeology of Affect, DHEW Publication No. (ADM). 76-395.

Schneirla T. C. (1971). Army Ants: A Study in Social Organization. H. R. Topoff, Editor. W.H. Freeman and Co. San Francisco, CA.

Schneirla T.C. (1957). Theoretical consideration of cyclic processes in Doryline ants // Proc. Am. Phil. Soc. 101(1).

Wilson E. O. (1985). The sociogenesis of insect colonies // Science. 228:1489–1495.

WilsonE. O. (1975). Sociobiology: The New Synthesis. The Belknap Press of Harvard University Press, Cambridge, MA.

О процессах дифференциации своего «Я» в родительской семье

Мюррей Боуэн

Основное положение теории семейных систем касается следующей проблемы: насколько мы дифференцировали или не дифференцировали свое Я, или в какой мере у нас не прояснены и не проработаны эмоциональные связи с семьей, из которой мы происходим. Все это – явления одного порядка. Одна из самых важных задач семейной системной терапии – помочь членам семьи повысить уровень дифференциации Я. Данная теория получила развитие благодаря исследованиям ядерной семьи как единого целого. В рамках этой теории изучены разнообразные способы, с помощью которых члены семьи эмоционально «слипаются» друг с другом. Кроме того, описано, каким образом эти «слипания» воздействуют на членов семьи, даже если они отрицают их наличие. Первый метод семейной терапии был разработан в рамках исследовательской работы и был направлен на всю семью в целом. Этот метод очень эффективен при работе по облегчению симптомов, но он не может устранить «слипаний», лежащих в их основе. В конечном счете поиск терапевтических методов привел к необходимости сфокусироваться на обоих родителях и ребенке, являющемся носителем симптома. Такой вид терапевтической работы немного лучше облегчал симптомы, но не способствовал тому, чтобы взрослый сын (или дочь) мог полностью отделить себя от родителей, или чтобы один из родителей отделил себя от брачного партнера. Затем появилось понятие «треугольники», на основе которого был разработан второй метод семейной терапии, основанный на работе с треугольником, состоящим из двух супругов и терапевта. Этот подход оказался настолько эффективным, что с начала 1960-х годов стал главным в семейной системной терапии. Была разработана твердая теоретическая основа, позволяющая утверждать, что «дифференциация Я» происходит только в треугольнике, и наибольший эффект следует ожидать от треугольника, состоящего из наиболее важных членов семьи (двух супругов) и терапевта. Когда терапевт оставался в какой-то степени «дифференцированным» от двух супругов, они могли начать медленный процесс дифференциации себя друг от друга. Когда супруги изменяют свои отношения друг к другу, тогда и остальные члены семьи автоматически меняют свое отношение к ним. Все это уже подробно описано в литературе (Bowen, 1966; 1971; 1971a).

Много времени было потрачено на то, чтобы понять, что взаимная эмоциональная привязанность супругов идентична тем эмоциональным привязанностям, которые были у каждого из них в расширенной семье. В процессе терапии каждого из супругов необходимо было систематически побуждать к работе по дифференциации Я в семье своего происхождения. В ходе типичного курса терапии обязательно возникают периоды, когда центр внимания должен быть направлен на взаимоотношения в браке, и есть периоды, когда основной акцент перемещается на дифференциацию в расширенной семье. В целом работу с расширенной семьей следует рассматривать как вспомогательную по отношению к работе c системой взаимоотношений между супругами. В данной статье рассказывается об удивительных клинических изменениях, происходящих только за счет усилий по определению себя в семье своего происхождения. Это явилось результатом «случайного» открытия. В начале данной статьи описывается основное событие, которое привело к появлению нового терапевтического подхода к семьям. Далее изложены общие принципы определения себя в собственной родительской семье. В заключительной части будут приведены самые последние соображения об успехах этого подхода.

Поворотный пункт

Основное содержание данной статьи посвящено одному из наиболее важных событий в моей профессиональной жизни. Все началось с доклада, прочитанного мною во время национальной конференции в марте 1967 г. В нем я описывал свою работу по дифференциации меня самого в моей родительской семье. В течение двенадцати лет я методом проб и ошибок пытался применить знания о семейных эмоциональных процессах, накопленные в исследованиях семьи. Фокус моего внимания был сосредоточен на основном треугольнике, состоящем из моих родителей и меня. Каждое мое усилие исключить себя из эмоционального взаимодействия всегда блокировалось другими присоединенными сюда треугольниками, существующими в родительской семье. В конце концов, опираясь на знания о функционировании сцепленных треугольников, я сумел добиться поразительного прорыва в моих отношениях с родителями. Это было очень важно. Невозможно дифференцировать себя в каком-то одиночном треугольнике без одновременной работы со сцепленными треугольниками. Новые идеи, прозвучавшие на национальной конференции, сразу же были включены мною в учебный курс по подготовке клинических ординаторов и других специалистов в области психического здоровья, который я читал в Джорджтауне. Мы проводили различия между первичным, самым важным в жизни треугольником, включающим самого человека и его родителей, и треугольником, в котором у человека формируются модели трехсторонних отношений, сохраняющихся в какой-то мере во всех взаимоотношениях. На учебных занятиях по-новому рассматривались следующие проблемы: отношения «личности с личностью»; способность воспринимать свою семью как реальных людей, а не как эмоционально нагруженные образы; возможность наблюдать себя в треугольниках; способы выведения себя из треугольника. Эти новые акценты не были заранее запланированы в учебной программе. Они сами собой возникли после мартовской конференции 1967 г.

Через несколько недель ординаторы, посещавшие учебные занятия, начали использовать полученные знания во время посещения своих родителей. Это получилось неожиданно, спонтанно, без какого-либо предложения с моей стороны. Раньше ординаторы этого не делали. После посещения дома они должны были вернуться на занятия и рассказать о визите, о достигнутых успехах и неизбежных в этих случаях неудачах. Эти визиты домой обсуждались на рабочих конференциях, в которых обычно участвовали от пятнадцати до двадцати ординаторов, и на основе проведенного там обсуждения разрабатывались предложения для следующих посещений родительских семей. Этот формат обучения, принятый в начале весны 1967 г., стал затем стандартной процедурой при обучении теории семейных систем.

К концу 1967 и началу 1968 г. я отметил, что эта группа ординаторов проводила клиническую работу в качестве семейных терапевтов лучше, чем предыдущая группа ординаторов. Вначале я решил, что это просто очень хорошая группа. Но с течением времени я начал понимать, что разница между этими и предыдущими ординаторами была слишком велика для такого простого объяснения. Стало очевидно, что происходящее связано с моими новациями в обучении. Я начал задавать им вопросы. Выяснилось, что именно те ординаторы, которые больше других старались использовать полученные знания во время визита в родительскую семью, достигали наилучших результатов и в своей клинической работе. Эти ординаторы поделились со мной своим опытом. Одни сообщили, что когда они впервые услышали о теории семейных систем, то посчитали ее всего лишь одним из направлений в психиатрии. После того как они смогли увидеть применение этой теории в работе со своими собственными семьями, она стала для них живой и реальной. Другие высказали мнение, что именно опыт работы со своей семьей позволил им лучше понять проблемы семей, обратившихся в психиатрическую клинику, и изменить свое отношение к ним. Они также говорили, что наличие такого опыта позволяет им помогать другим семьям более продуктивно и безболезненно.

Ни один из этих ординаторов не упоминал об эмоциональных проблемах в своих собственных ядерных семьях.

Оглядываясь назад, я понимаю, что это было весьма необычно, поскольку ординаторы, как правило, всегда ищут возможности проконсультироваться по поводу своих эмоциональных проблем. Моя миссия заключалась в подготовке компетентных семейных терапевтов, и эта группа зарекомендовала себя очень хорошими клиницистами. По-видимому, высокие результаты их профессиональной деятельности были связаны с той работой, которую они провели со своими родительскими семьями, а потому ни у кого из них не было причины задавать вопросы, как лучше ладить с собственными супругами и детьми. Спустя год после начала работы, где-то в конце 1968 и в начале 1969 г., я все же начал задавать вопросы, касающиеся их супругов и детей. Они рассказали о всех тех проблемах, которые обычно возникают между супругами и в отношениях с детьми, но, к моему удивлению, в работе и с этими проблемами они достигли такого же прогресса, как и те ординаторы, которые проходили у меня обычный еженедельный курс семейной терапии вместе со своими близкими. Во взаимоотношениях со своими супругами и детьми они автоматически использовали те навыки, которым научились, разбираясь со своими родительскими семьями. Это яркое наблюдение стало поворотным пунктом в моей профессиональной жизни.

У меня был значительный опыт проведения стандартного курса семейной терапии со специалистами в области психического здоровья и их супругами. Все началось в начале 1960-х, когда для решения личностных проблем ординаторов вместо индивидуальной психотерапии или психоанализа я начал предлагать семейную терапию для них и их супругов. В течение приблизительно восьми лет значительная часть моей частной практики была посвящена семейной терапии с этими специалистами. Был накоплен большой опыт работы и с теми, кто преуспевал в своей специальности, и с теми, кто работал плохо. Таким образом, удалось получить средние показатели по группе. Когда я работал с группой заинтересованных людей, которые серьезно занимались семейной терапией, мне удалось вычислить, сколько приблизительно времени уходит на каждый этап терапевтического процесса. На протяжении всех этих лет мое внимание концентрировалось не только на взаимоотношениях в браке, но и особенно на проработке системы взаимоотношений в семье происхождения. В начале 1960-х годов я работал с контрольной» группой, фокусируясь главным образом на взаимоотношениях в браке. Гипотеза заключалась в том, что в процессе терапии обязательно потребуется работа с расширенной семьей. Результаты работы этой группы разочаровали. Почти у 25 % этих семей произошли некоторые изменения в их расширенных семьях, но средняя семья из этой группы была способна лишь на демонстрацию усилий. Большая часть семей либо обвиняла своих родителей, либо великодушно им все прощала. Многие были чересчур увлечены взаимоотношениями в браке, и терапия или сразу завершалась, или вяло тянулась в непонятном направлении. За исключением этой «контрольной» группы, главный упор делался на обучении тому, что представляет собой расширенная семья, и на уговорах супругов как можно чаще посещать свои родительские семьи. Семье, где существует тревога и другая симптоматика неблагополучия, трудно воспринимать чьи-то разглагольствования о расширенной семье. Первый этап работы с подобной семьей можно посвятить взаимоотношениям в браке, а когда спадет тревога и семья сможет смотреть на ситуацию более объективно, то можно будет работать и с расширенной семьей.

Опыт, приобретенный во время занятий с ординаторами в период с 1967 по 1969 г., позволил сделать следующий вывод: самое быстрое и успешное изменение в процессе психотерапии происходит в результате проработки взаимоотношений между индивидом и самым важным человеком в его жизни. Этот вывод противоречил основным теоретическим и терапевтическим предпосылкам. В одной из групп из пятнадцати-двадцати учащихся, собирающихся раз в неделю, акцент был сделан на главном треугольнике, состоящем из самого учащегося и его родителей. Никто из этих учащихся или их супругов не участвовал ни в каком из видов терапии. Эти встречи не имели терапевтической цели. Количество времени, уделяемого каждому из учащихся, не превышало пятнадцати-тридцати минут в месяц. Никакого дополнительного времени им не уделялось, даже в частном порядке. Встречи происходили мимоходом, часто в больничном коридоре, когда ординатор спрашивал, как ответить на письмо или телефонный звонок из родительской семьи. У ординаторов из этой группы происходили такие же (или даже более значительные) изменения во взаимоотношениях с супругами и детьми, как и у тех ординаторов, с которыми я проводил еженедельный курс семейной терапии. Достоверность этих наблюдений подкреплена сопоставлениями со всеми доступными мне критериями. Не все было понятно, но в связи с наблюдениями у меня возникло несколько предположений. Начиная с 1969 г., несколько лет было потрачено на проведение тщательных наблюдений и на разработку клинических экспериментов для прояснения влияния некоторых переменных. Я использовал этот подход много раз во время разнообразных учебных сессий – как с большими группами, так и с малыми, и даже с одним человеком. Частота сессий варьировала от одного раза в неделю до трех или четырех раз в год. В ходе этой работы основная часть наблюдений, сделанных в 1968–1969 гг., получила подтверждение. Эта работа существенно изменила курс семейной терапии, читавшийся в Джорджтауне. Презентация результатов этой работы на Семейном симпозиуме состоялась в Джорджтауне в октябре 1971 г. Спустя три года на основе выступления была написана статья, которая содержала уточненные данные для обоснования этого подхода.

Одним из самых важных понятий общей теории является «Шкала дифференциации Я». Она строится на допущении, что люди в принципе отличаются друг от друга и что существует возможность классифицировать их согласно этим различиям. В самом низу шкалы находятся люди с самыми низкими уровнями дифференцированности, или самыми высокими уровнями недифференцированности. Верх шкалы зарезервирован для людей, уровень дифференцированности которых приближается к абсолютному. Люди, находящиеся на разных точках этой шкалы, обладают разными жизненными стилями, в зависимости от их интеллектуальных особенностей и эмоциональных проявлений. Люди, располагающиеся в нижней части шкалы, могут удерживать свою жизнь в эмоциональном равновесии и не страдать от каких-либо симптомов, но они уязвимы для стресса, им гораздо труднее приспособиться к жизненным обстоятельствам, они больше подвержены болезням и легче попадают в затруднительные ситуации. Люди, располагающиеся выше по шкале, в большей степени защищены от стресса, они реже попадают в затруднительные ситуации и лучше справляются с трудностями. Говоря об этой шкале, следует подчеркнуть, что люди не распределены на ней равномерно и что ее нельзя использовать для частых, повседневных оценок уровня функционирования. Поскольку люди реагируют на других в эмоциональном поле, то в зависимости от легкости или трудности жизненных ситуаций у них часто происходят сдвиги в функциональном уровне дифференциации Я. Однако существует возможность оценить некоторый усредненный уровень дифференциации на протяжении длительного периода времени, что позволяет использовать эту шкалу для прогнозирования изменений на протяжении всего жизненного пути. Еще одним важным понятием общей теории являются треугольники. Посредством треугольников открывается возможность прогнозировать способы взаимоотношений людей друг с другом в эмоциональном поле. В спокойном эмоциональном поле влияние треугольника может быть так ослаблено, что его очень трудно различить. С увеличением тревоги и напряжения возрастает также частота и интенсивность влияния треугольника. Эмоциональное напряжение управляет малодифференцированными людьми, как пешками. Более дифференцированные люди менее уязвимы для напряжения.

Как работать с недоработанными эмоциональными привязанностями

Люди по-разному живут со своими непроработанными эмоциональными привязанностями[13] к родителям. Необходимо помнить, что интенсивность таких привязанностей бывает разной. Степень непроработанности эмоциональной привязанности эквивалентна степени недифференцированности. Чем ниже уровень дифференцированности, тем больше количество непроработанных эмоциональных привязанностей к родителям, тем интенсивнее механизмы, усиливающие недифференцированность. Одну крайность представляют люди, которые держатся на определенной эмоциональной дистанции от своих родителей, но при этом физически живут рядом с ними. Поведением человека управляют психологические механизмы. Когда эмоциональное напряжение ослаблено, люди могут относиться друг к другу более непосредственно и непринужденно. Когда тревога повышается, они становятся более замкнутыми и изолированными друг от друга. Такие механизмы необходимы для поддержания эмоционального равновесия в семье. Если эти механизмы считать патологическими и пытаться устранить «симптом», не принимая во внимание всю семейную систему, это может вызвать тревогу и разлад в семье.

Другую крайность представляют люди, являющиеся настолько чувствительными к физическому присутствию других, что для эмоционального равновесия им необходима некоторая степень физического дистанцирования. Такие люди живут по принципу «с глаз долой – из сердца вон». Они могут убежать из дома и никогда больше туда не вернуться, или они будут возвращаться, но нечасто. Существует великое разнообразие других, менее ярких форм физического отдаления. Большинство людей использует сочетание внутреннего и физического дистанцирования, отдавая предпочтение одному из этих механизмов. С обычным уровнем тревоги человек может справиться при помощи внутреннего механизма, например, замолкает и отказывается говорить; при более высоких уровнях тревоги он использует физическое отдаление, например, выходит из комнаты. Клиницисты знакомы с сотнями различных сочетаний механизмов внутреннего и физического дистанцирования.

Эмоциональный разрыв

Термин «эмоциональный разрыв», или просто «разрыв», используется нами для обозначения эмоциональной отдаленности, которая достигается при помощи внутренних механизмов или путем физического дистанцирования. Тип механизма, используемый для достижения эмоционального отдаления, не является индикатором интенсивности или степени непроработанности эмоциональной привязанности. Человек, который убежал из дома, может быть в той же степени эмоционально зависим и привязан, как и человек, оставшийся дома и использующий внутренние механизмы для контроля привязанности. У человека, покинувшего свой дом, другой жизненный путь. Ему нужна эмоциональная близость, но он испытывает к ней «аллергию». Он убегает и обманывает себя, что этим он достигает «независимости». Чем сильней его эмоциональный разрыв с родителями, тем больше шансов на то, что в своих будущих взаимоотношениях он будет действовать по той же схеме. У него могут быть глубоко прочувствованные взаимоотношения в браке, которые будут казаться ему идеальными и незыблемыми, но форма физического дистанцирования сохранится как часть его личности. В случае нарастания напряжения в браке он будет использовать ту же модель бегства. Он может сбежать из одного брака в другой, или менять постоянных партнеров, или вовсе обходиться кратковременными связями. Яркий пример – стиль поведения «ходока», переходящего от одной привязанности к другой: каждый раз он обрывает эмоциональные связи с прошлым и отдается нынешним отношениям. Та же самая модель поведения может переноситься на рабочие контакты и на другие области жизни, где присутствует эмоциональная взаимозависимость в отношениях. Человек, добивающийся эмоционального дистанцирования при помощи внутренних механизмов, сталкивается с трудностями другого порядка. Он в состоянии оставаться «на месте» в периоды эмоционального напряжения, но более подвержен различным дисфункциям: внутренним (различные заболевания), эмоциональным (депрессии) и социальным (алкоголизм или безответственное отношение к другим людям). Самым ярким примером является депрессия. Чем выше уровень тревоги в окружении человека, тем больше такой человек эмоционально изолирует себя от других, хотя при этом сохраняется ощущение, что он поддерживает нормальные отношения в группе. Значительная часть людей использует разнообразные сочетания внутреннего и физического дистанцирования при работе над проблемными эмоциональными связями со своими родителями.

Эмоциональный разрыв проявляется главным образом в отрицании остроты состояния непроработанной эмоциональной привязанности к родителями, в действиях и намерениях, направленных на то, чтобы быть более независимым, чем в настоящее время, в существовании эмоциональной дистанции, достигнутой при помощи внутреннего или физического дистанцирования. Одним из проявлений непроработанной эмоциональной привязанности к родителям может служить поведение подростка во время пубертатного периода. У значительной части людей имеется множество непроработанных эмоциональных привязанностей к родителям. Это же утверждают и большинство психологических теорий, которые считают эмоциональные возмущения «нормальными» для подросткового периода. Теория же семейных систем не поддерживает подобную точку зрения. Хорошо дифференцированный молодой человек, который с раннего детства постепенно взрослеет и отделяется от своих родителей, так же правильно будет взрослеть и на протяжении подросткового периода. В подростковом периоде появляются желания и предоставляются возможности для принятия ответственности за себя, а борьба с непроработанной эмоциональной привязанностью к родителям отходит на второй план. Переживая подростковый период, многие пытаются разорвать свою связь с родителями, становятся максималистами и считают себя уже достаточно взрослыми. Интенсивность отрицания и претензий в подростковом периоде является достаточно точным индикатором степени непроработанности эмоциональных привязанностей к родителям.

Типичные формы продвижения по жизненному пути

Степень непроработанности эмоциональной привязанности к родителям определяется следующими параметрами: интенсивностью непроработанной эмоциональной привязанности каждого родителя к своей родительской семье; способом, которым пользуются родители для решения этой проблемы в браке; степенью тревожности, развивающейся в критические периоды жизни; методом, посредством которого родители справляются с этой тревогой. Ребенок в самом начале жизни «программируется» на определенную эмоциональную конфигурацию, в которой сумма непроработанных эмоциональных привязанностей остается относительно фиксированной, за исключением наличия у родителей функциональных сдвигов. Когда человеку благоприятствует судьба, когда у него удачно складывается семейная жизнь, эта сумма может даже уменьшиться. При катастрофических обстоятельствах, при высоком уровне родительской тревоги эта сумма увеличивается. Существует одна переменная, определяемая теми способами, с помощью которых родители справляются с тревогой. В целом уровень тревоги изменяется параллельно со степенью непроработанности эмоциональной привязанности в семье. Например, семья с более высоким уровнем недифференцированности будет более неорганизованной, с большим уровнем тревоги, а семья с нормальным уровнем дифференцированности будет более организованной и с меньшим уровнем тревоги. Семьи, в которых родители хорошо справляются с тревогой и, несмотря на нее, продолжают следовать намеченным курсом, в конечном итоге окажутся успешнее, чем семьи, в которых родители более реактивны и изменяют жизненный курс каждый раз, когда появляется тревога. При прочих же равных условиях жизненный путь людей определяется суммой непроработанных эмоциональных привязанностей, степенью их тревожности и способом, которым они с ней справляются.

Одним из самых эффективных системных механизмов уменьшения общего уровня тревоги в семье является относительная «открытость» взаимоотношений в расширенной семье. Система открытых взаимоотношений, являющихся противоположностью эмоционального разрыва, – это такая система, в которой члены семьи имеют приемлемую степень эмоционального контакта друг с другом. Всегда нужно помнить, что существует много вариантов в частоте и форме проявления взаимоотношений как в ситуации открытости, так и при эмоциональных разрывах. Относительная открытость не увеличивает уровень дифференциации в семье, но она уменьшает тревогу. Снизившийся уровень тревоги позволяет заинтересованным членам семьи сделать медленные шаги в направлении лучшей дифференциации. Верно и противоположное. Если в эмоциональном поле поддерживается высокий уровень тревоги, то уровень дифференциации будет постепенно снижаться. Приведенные далее клинические примеры помогут перенести этот взгляд на тревогу и на более открытые системы. Ядерные семьи достаточно часто поддерживают некоторый уровень удаленности от родительских семей. Есть люди, которые редко общаются со своими родителями, нанося им раз в год короткий «дежурный» визит. Такие семьи относительно слабо адаптированы к стрессу и обладают относительно высоким уровнем тревоги; они подвержены раздорам в браке, у них зачастую возникают сложности с детьми и весь набор человеческих проблем. Улучшение качества эмоционального контакта с расширенной семьей неизбежно повысит уровень приспособленности семьи и ослабит симптомы в ядерной семье. Нагляднее всего вышесказанное проявляется в семьях, где произошел полный разрыв с расширенной семьей. В таких семьях уровень приспособляемости к стрессу ниже, а тревога выше, поэтому они крайне уязвимы ко всем видам человеческих проблем. Попытка применить семейную терапию, сфокусированную непосредственно на проблемах семьи, может оказаться непродуктивной. Основная идея этого раздела состоит в следующем: для того чтобы решить проблемы в ядерной семье, необходимо сконцентрироваться на проработке взаимоотношений с расширенной семьей. Это крайне трудная задача для терапевта, и тем более – для определенного круга семей, не готовых даже к тому, чтобы воспринять сообщение о необходимости такой работы. Те семьи, в которых эта работа с расширенной семьей стала возможной, показывают гораздо лучшие результаты, по сравнению с теми семьями, терапия которых фокусируется только на проблеме ядерной семьи.

Сравнение семейных и социальных взаимоотношений

Люди, разорвавшие связи со своими родительскими семьями, прилагают очень большие усилия, чтобы создать с помощью социальных взаимоотношений «замещающую» семью. Они чувствуют потребность в разрыве с «плохой» родительской семьей и поиске «хорошей» замещающей семьи. Я считаю, что эта склонность является результатом действия эмоционального заряда, который побуждает их к эмоциональному разрыву с прошлым. Эта мощная сила действует в значительной части семей и в обществе в целом. На основании собственного, почти 20-летнего опыта исследования семьи и семейной терапии могу сделать вывод, что замещающая семья – плохая замена собственной семьи, если собственная семья по-прежнему существует. Исключения составляют бедствия, неполные семьи и ряд других экстремальных социальных ситуаций. Я в основном говорю о ситуациях, когда человек отказывается от существующей семьи и находит ей замену. Когда люди разрывают отношения со своей родительской семьей, они стремятся найти более подходящие взаимоотношения в их ближайшем социуме, что снижает непосредственную тревогу и в течение некоторого времени хорошо работает.

Если социальные взаимоотношения приобретают вес и значимость, они начинают походить на взаимоотношения в родительских семьях. При столкновении со стрессом и нарастании тревоги человек разрывает эту социальную связь и ищет взамен ей другую, лучшую. После нескольких таких циклов его все больше и больше тянет к изоляции. Лишь малой части людей удается вести сколь-нибудь продуктивную жизнь, вступая лишь во множество поверхностных взаимоотношений, ни одно из которых не становится важным. На протяжении многих лет я предпринимал попытки провести «семейную терапию» с теми, кто был вовлечен в длительные, внешне стабильные социальные взаимоотношения. Имеются в виду пары, живущие в незарегистрированном браке; неженатые люди, проживающие совместно в одной квартире на протяжении многих лет; партнеры, состоящие в длительной гомосексуальной связи; люди, на протяжении многих лет бывшие близкими друзьями; мужчины и женщины, вовлеченные в самые разнообразные виды «совместного проживания». Ни с кем из них я никогда не добивался такого результата, который я мог бы назвать успешным, даже в случае работы с парами, имевшими детей и проживающими в гражданском браке. Такому браку как будто не хватает стабильности для того, чтобы выдержать изменение. В таких ситуациях терапия обычно инициируется партнером, который является носителем симптома. Для другого партнера характерна следующая позиция: на словах поддержать идею провести семейную терапию, а затем после нескольких встреч найти предлог для отказа от нее. Обычно «совместно проживающие» пары хотят разрешить свои проблемы, чтобы вступить в брак, или просят совета, следует ли им «разделиться». Лишь очень малый процент этих пар вступает в брак после нескольких встреч. Большая часть проводит еще несколько встреч с терапевтом и затем расстается, мотивируя это тем, что хотят пожить по одному. Итог: неформальные взаимоотношения могут обеспечить партнерам довольно комфортное существование, пока в их жизни все спокойно, но такие союзы обладают низкой устойчивостью к стрессам.

Принципы и техники, используемые для оказания помощи людям в их самоопределении в расширенной семье

Термины «самоопределение» и «работа по индивидуации» являются, по сути, синонимами понятия «дифференциация». Процесс дифференциации Я был описан в других статьях и слишком сложен, чтобы представить его здесь во всех деталях. Он требует знаний о функционировании эмоциональных систем во всех семьях, а также специальной мотивации на то, чтобы провести исследование в собственной семье. Это исследование предполагает, что исследователь начнет контролировать свою эмоциональную реактивность в собственной семье, что он будет посещать родительскую семью с предписанной ему частотой, и что он научится объективно оценивать процессы, происходящие в его семье. По мере того как система становится более «открытой» перед исследователем и он приобретает способность видеть «треугольники» и свое место в структуре реакций членов семьи в отношении друг друга, он может начать более сложный процесс отделения себя от мифов, образов, искажений и «треугольников», которых он ранее не видел. Это занимает много времени. Работу, направленную на то, чтобы помочь человеку в его стремлении к дифференциации, назвали «тренерской», поскольку она похожа на взаимодействие между тренером и спортсменом, стремящимся улучшить свои спортивные кондиции. Первоначальная цель – помочь человеку, пожелавшему самоопределиться, начать процесс дифференциации. Он почти всему научится сам, по мере того как он будет добиваться своей цели. Он осознает, что прогресс зависит только от него. Этот процесс резко отличается от процессов, происходящих в традиционной терапии.

Отношения между двумя личностями. Участников тренинга побуждают прорабатывать «парные» взаимоотношения в своих семьях. В широком смысле парные отношения между двумя индивидами – это те взаимоотношения, которые позволяют двоим общаться друг с другом на свои личные темы, не обсуждая других людей (триангуляция) и не говоря о посторонних предметах. Мало кто способен говорить с другим человеком на личные темы дольше нескольких минут, не усиливая при этом тревоги, приводящей к молчанию, к обсуждению других людей или посторонних предметов. В конечном счете никто не может знать, как складываются межличностные отношения между людьми, поскольку в любой момент качество взаимоотношений может быть изменено. На практике полноценные межличностные отношения складываются между двумя достаточно хорошо дифференцированными людьми, которые способны к прямому уважительному общению друг к другом, без тех сложностей, которые возникают в общении двух менее зрелых людей. Усилия по проработке межличностных отношений улучшают систему взаимоотношений в семье и позволяют человеку лучше понять самого себя.

Для начала я предлагал людям: «Если вам удастся построить межличностные отношения с каждым из ныне здравствующих членов вашей расширенной семьи, то это будет способствовать вашему личностному росту больше, чем все то, что вы делали в вашей жизни раньше». Как наставление это верно, однако всей жизни не хватит, чтобы выполнить эту задачу. Успех также зависит от ответной реакции людей. В процессе работы над этой задачей человек должен изучить эмоциональные системы, а также те механизмы, с помощью которых люди соединяются и расходятся в периоды тревоги, а также закономерности протекания эмоционального процесса между людьми, которые отвергают и покидают друг друга. Самым простым советом будет следующий: люди должны выстроить межличностные взаимоотношения с каждым из родителей. Некоторые считают, что уже добились таких отношений со своими родителями. Их вводит в заблуждение сходство с ситуацией, существующей в «спокойных» семьях, где люди устанавливают отношения с позиции возложенных на них почетных ролей. Они не понимают, что их межличностные отношения с родителями обнаружат все эмоциональные проблемы, которые их родители приобрели в процессе супружеской жизни и которые они сами имеют в своей родительской семье.

В процессе выстраивания индивидуальных взаимоотношений с каждым из родителей возникает множество разных проблем. Вот почему необходима помощь «тренера», имеющего личный опыт работы со своей семьей. Без такой помощи крайне важные решения могут быть приняты на основе эмоций, и тогда большое количество времени уйдет на бесполезные попытки, которые заведут в тупик. Обладающий опытом тренер сможет предостеречь от бессмысленных ошибок. Будет правильно, если человек отправится в свой родительский дом один. Усилия по дифференциации будут успешными только тогда, когда одно Я взаимодействует с другим Я. Члены семьи обычно идентифицируют себя с частью группы или клана, поскольку люди предпочитают выстраивать отношения с группой, а не с отдельными личностями. Родители часто подписывают письмо к детям «папа и мама», а дети обычно обращаются в письме «Дорогие папа и мама» или «Дорогие мои». Если человек, отправляясь к родителям, возьмет с собой партнера или детей, то родительская семья будет относиться к семье проходящего тренинг как к группе, что в дальнейшем может послужить препятствием в построении межличностных отношений. Некоторые неправильно понимают межличностные отношения между двумя индивидами как возможность «лучше узнать свою семью». Когда один из супругов, навещая родительскую семью, берет с собой другого супруга и детей, этот визит принимает вид модифицированной групповой терапии, где приходится говорить о «проблемах». Такой визит может или сделать климат в доме более приятным, или вызвать тревогу. В любом случае это препятствует установлению межличностных отношений.

Становитесь более внимательным наблюдателем и контролируйте свою эмоциональную реактивность. Эти два задания настолько взаимопереплетены, что они представлены вместе. Стремление стать лучшим наблюдателем и больше узнать о семье уменьшает эмоциональную реактивность, а это, в свою очередь, помогает человеку стать лучшим наблюдателем. Действуя в этом направлении, вы сможете получить максимальную пользу. Никто не может стать абсолютно объективным и никто не может достичь такого состояния, чтобы эмоционально не реагировать на семейные ситуации. Даже небольшой прогресс в этом направлении поможет участнику тренинга смотреть на эмоциональную систему семьи слегка «со стороны», что, в свою очередь, позволит ему по-другому взглянуть на саму природу человека. Это дает возможность наблюдателю быть «вне обвинения» и «вне гнева» и достичь таким образом определенного уровня объективности, который есть нечто большее, чем просто интеллектуальный опыт. Большинство людей достаточно легко соглашаются с мыслью о том, что в семейных ситуациях никто не должен быть обвиняющим. Однако все это остается в теории, пока дело не доходит до реальной эмоционально насыщенной ситуации. Семья только выиграет от того, что кто-то из ее членов сможет общаться с другими более свободно, не принимая чьей-либо стороны, не втягиваясь в ее эмоциональную систему. Но чтобы в семье произошли какие-то изменения, совсем недостаточно просто дать ей формальное указание, что именно ее член должен сделать. Такая информация может вызвать у остальных несогласие и довести их естественное сопротивление до непреодолимой преграды. Кроме того, эта информация может стимулировать групповую активность, которая препятствует достижению желаемой дифференциации. Стараясь быть более объективным в отношении семьи, человек принимает на себя особую роль, которая очень важна для самоуважения и которая помогает ему развить свою индивидуальность и ответственность. Человек, обладающий хотя бы небольшой способностью объективно наблюдать за событиями в семье и контролировать свою эмоциональную реактивность, может научиться справляться с любыми семейными проблемами. Большую часть своего времени он может спокойно жить своей жизнью, адекватно и естественно реагируя на различные ситуации. Но он знает, что в любой момент может отстраниться от ситуации, умерить свою реактивность, обдумать случившееся и сделать наблюдения, которые помогут ему обрести контроль и над своими эмоциями, и над ситуацией в целом.

Детриангуляция себя из эмоциональной ситуации. Если цель – дифференциация Я, то детриангуляция себя из эмоциональной ситуации – абсолютная необходимость. Вся работа, связанная с установлением личностных взаимоотношений, а также с изучением семьи посредством наблюдения и контроля своей реактивности, помогает создать систему более «открытых» взаимоотношений и восстановить ту эмоциональную систему, которая существовала до разрыва связей. У проделавшего эту работу появляется возможность увидеть треугольники, в которых он вырос, и освободиться от их влияния. Процесс детриангуляции ничем не отличается от процесса проведения семейной терапии с двумя супругами (Bowen, 1971, 1971a). Цель – постоянно вникать в вопросы, эмоционально значимые для двух других людей и тебя самого, не принимая ничьей стороны, не защищая себя, не контратакуя и всегда реагируя нейтрально. Можно замолчать, и это будет восприниматься другими как эмоциональный отклик. В этом процессе много тонкостей. Иногда достаточно просто наблюдать за семьей во время эмоционального взаимодействия, стараясь при этом быть более объективным и менее реактивным, чем другие. Семья сразу чувствует, когда с ней такое происходит. Дифференциация возможна только в отношении конкретного эмоционально окрашенного вопроса. В частности, участнику тренинга советуют по возможности быть в гуще семьи, когда там происходят напряженные события. Поездки в родительский дом, когда там кто-то серьезно болен или умер, во время каких-то семейных сборов или праздников сопровождаются повышением уровня тревоги, что способствует укреплению семейных связей. Когда семья спокойна, то не только отсутствует эмоциональная тема для общения, но и сама семейная система усиленно работает на то, чтобы предотвратить появление подобных тем. В таких ситуациях необходимо затронуть какую-то небольшую эмоциональную тему из прошлого, не вступая в эмоциональную конфронтацию. Вероятно, одной из самых значительных ошибок, которые совершают люди при работе со своей расширенной семьей, является эмоциональная конфронтация. Подобное поведение может дать лишь кратковременное самоощущение какого-то позитивного эффекта, но семья обычно реагирует на это негативно, и могут потребоваться месяцы, а может быть, даже годы, чтобы этот эпизод забылся.